Глава 1. Так истина или принуждение? Ивин

Я начну исследование с поверхности, с самых поздних исторических и культурных пластов, и шаг за шагом постараюсь дойти до первоисточника всех понятий, которыми живет современная логика. Первоисточником этим, условно, можно считать Аристотеля, хотя и логические понятия и попытки создавать некие логические науки существовали задолго до него.

Итак, современный русский философ и логик Александр Архипович Ивин.

Попытки логиков утверждать, что их «наука» является орудием познания или постижения истины, выглядят очень убедительно. Настолько убедительно, что невольно вспоминается, что рождалась эта «наука» как орудие убеждения на судах и искусство спора. Так что сетования современных логиков, что прежние способы определения истины были психологическими и интуитивными, оправданы.

Логика, как она существовала изначально, должна была владеть чем-то, что позволяло изменять состояние сознания человека, приводя его к заявлению: убедили, ваша правда взяла! Как вы понимаете, это восклицание проигравшего предполагает, что у него есть своя правда, но она оказалась слабее в данном споре или с данным противником. При чем тут истина?

Логика явно относится к числу магических, точнее, чародейских искусств — она предназначена для очаровывания и знает соответствующие приемы. Например, Точное рассуждение. К истине, помимо истины нашего сознания, логика отношения не имеет. Истина же нашего сознания — это либо его устройство, либо мое понятие об истине.

Устройство сознания логики брезгливо выбрасывают из числа своих предметов, считая его частью презираемого ими психологизма. Следовательно, вся их «истина» — это суета внутри понятия об истине. И это очень похоже на действительность.

Но меня как раз мало волнует битва «логики» за то, чтобы стать наукой, быть полезной обществу и научиться познавать мир. Мне нужно от нее только искусство рассуждения. Поэтому я просто закрою глаза на весь тот букет, которым она фонтанирует, и ограничусь тем, что есть в логике относительно рассуждения. И начну не с особых работ, а все с тех же учебников. К счастью, среди них встречаются и любопытные.

Я имею в виду «Логику и теорию аргументации» И вина. Общее понимание логики у него как раз такое, какое высмеивают уже сами логики из продвинутых: «Логика — это особая наука о мыиыении… Самым общим образом логику можно определить как науку о законах и операциях правильного мышления » (Ивин, с. 7).

Что такое мышление, Ивин, как и принято у логиков, при этом не определяет, отсылая нас к очевидностям нашего собственного бытового мышления. Очевидно, в память о решении сообщества изгнать психологизм. Это значит, что Ивин заявляет читателю: в общей части логика такова, как ее описывают все собратья по логическому перу. В общей части она — ничего не знает о рассуждении.

Но есть специальная часть. Та самая «теория аргументации». Аргументы — это, в переводе с английского, доводы в споре, доказательства. А в споре общими словами о благих намерениях не отделаешься, тут надо сражаться и побежать.

И тут же появляется потребность в орудиях и, пожалуй, оружии — в том самом рассуждении! Выскакивает рассуждение внезапно, как чертик из табакерки. Просто вдруг посреди первой страницы книги, сразу после разговора про мышление и познание истины, опирающееся на логические законы, вдруг появляется название подраздела:«Рассуждение как принуждение».

И тут же идет пересказ «Смерти Ивана Ильича» Толстого, в котором герой с удивлением обнаруживает, что «логическое» утверждение «все люди смертны», относится и к нему тоже…

Если принять, что автор просто чуточку запутался и не смог сразу точно очертить предмет своего исследования, слегка размазавшись в общелогических реверансах, то вся книга начинается со второй страницы первой главы, с того места, где говорится:

«Как бы ни были нежелательны следствия наших рассуждений, они должны быть приняты, если приняты исходные посылки. Рассуждение — это всегда принуждение. Размышляя, мы постоянно ощущаем давление и несвободу » (Ивин, с. 8).

Если принять, что мы изучаем не логику, а особую логическую дисциплину, посвященную спору и использующую рассуждение, то такое начало верно: рассуждение — это всегда принуждение. Об этой ловушке рассуждения в рамках размышления говорил еще Декарт, заявлявший, что ошибки рассуждения невозможны в выводах, — только в исходных посылках. Выводы, если ты следуешь правилам рассуждения, с неизбежностью будут верными.

Мы постоянно наблюдаем в жизни, как люди делают неверные выводы из любых исходных посылок, но это не смущает логиков: ведь они говорят о своем, о существовании по правилам в искусственном мирке. Впрочем, и это очарование «великого метода», создавшего современную науку, уже развеяно. Как говорят об этом передовые логики:

«Логику в ее нынешнем виде не интересует и не должно интересовать, как человек приобрел необходимые ему для логических рассуждений знания. Пусть этим занимаются историки, гносеологи, психологи и т. д. Логику же интересует лишь то, как можно чисто теоретическим образом получать новые знания на базе уже имеющихся. В связи с этим основной задачей современной логики является контроль за правильностью научных выводов » (Жоль, с. 143).

Теперь логики творят «схемы правильных рассуждений», чтобы можно было проверять себя и своих собратьев.

«Логика, в отличие от психологии, не занимается изучением мышления субъекта познавательной деятельности. Она имеет дело не с мышлением, а со схемами поэтапного движения от одного вида информации (знания) к другому виду. Этот схематизированный (алгоритмизируемый) процесс может осуществляться и машиной, сконструированной или запрограммированной человеком.

Однако о машине не говорят, что она рассуждает…» (Там же, с. 146).

Вот такие логические игрушки: освобождались, освобождались от человека, а в конце пришли к тому, что о логике будем судить по тому, ЧТО ГОВОРЯТ. Кто говорит?

Кстати, эта ловушка психологизма, как волчья яма, постоянно подстерегает всех борцов с психологизмом, и они в нее с завидным упорством позорно вваливаются в итоге почти всех своих рассуждений. Но это между делом. Главное то, что в высказывании: о машине не говорят, что она рассуждает, — есть сила и принуждение, заставляющее отвергнуть мысль о том, что однажды с помощью схем современной логики удастся освободиться от изучения человеческого разума.

Поэтому вернусь к Ивину. К сожалению, не дав определения мышления и рассуждения, он и не отличает рассуждение от размышления. Поскольку для меня это очень разные вещи, я буду считать, что Ивин последователен и продолжает говорить о рассуждении:

«От нашей воли зависит, на чем остановить свою мысль. В любое время мы можем прервать начатое размыишение и перейти к другой теме. Но если мы решили провести его до конца, то мы сразу же попадем в сети необходимости, стоящей выше нашей воли и наших желаний. Согласившись с одним утверждением, мы вынуждены принять и те, что из них вытекают, независимо от того, нравятся они нам или нет, способствуют нашим целям или, напротив, препятствуют им.

Допустив одно, мы автоматически лишаем себя возможности утверждать другое, несовместимое с уже допущенным » (Ивин, с. 8).

Это очень важное наблюдение. Кстати, безусловно психологическое наблюдение, наблюдение, выявляющее устройство, если не души, то нашего сознания. Ведь и «допущение» и «утверждение», которые мы делаем, — это образы. А образы — это сознание. Если наличие одних образов исключает возможность иметь одновременно с ними другие, мы имеем дело со «святым местом», которое пусто не бывает.

Попросту говоря, мы наблюдаем сквозь эту «принудительность» рассуждения устройство сознания, в котором есть место для использующихся в рассуждении образов, и если это место занято одним образом, другим образам места нет. Чтобы занять это место, его надо освободить. И освободить его, сделать пустым, можно либо развивая имеющийся образ, то есть сделав местом действия сам этот образ, либо «уничтожив» его, опровергнув его «истинность». Впрочем, «свято место» так же становится пустым, если отказаться от предмета спора, как говорит Ивин, выбрав нечто иное, «на чем остановить свою мысль».

«В чем источник этого постоянного принуждения? Какова его природа? Что именно следует считать несовместимым с принятыми уже утверждениями и что должно приниматься вместе с ними? Какие вообще принципы лежат в основе деятельности нашего мышления? Над этими вопросами человек начал задумываться очень давно. Из этих раздумий выросла особая наука о мышлении— логика » (Ивин, с. 8).

Далее Ивин дает очень краткий очерк истории логики, настолько краткий, что его можно повторить целиком:

«Древнегреческий философ Платон настаивал на божественном происхождении человеческого разума. "Бог создал зрение, — писал он, — и вручил его нам, чтобы мы видели на небе движение Разума мира и использовали его для руководства движениями нашего собственного разума". Человеческий разум — это только воспроизведение той разумности, которая господствует в мире и которую мы улавливаем благодаря милости Бога.

Первый развернутый и обоснованный ответ на вопрос о природе и принципах человеческого мыишения дал ученик Платона Аристотель. "Принудительную силу наших речей" он объяснил существованием особых законов — логических законов мышления. Именно они заставляют принимать одни утверждения вслед за другими и отбрасывать несовместимое с принятым.

"К числу необходимого, — писал Аристотель, — принадлежит доказательство, так как если что-то безусловно доказано, то иначе уже не может быть; и причина этому — исходные посылки…" Подчеркивая безоговорочность логических законов и необходимость всегда следовать им, он замечал: "Мышление — это страдание", ибо "коль вещь необходима, в тягость она нам".

С работ Аристотеля началось систематическое изучение логики и ее законов» (Ивин, с. 9).

Последнее — мечта и самообман. Как и самообман утверждение, что логика — это наука. Логика — это инструкция по применению правил. Логика никогда не подымалась до тех высот, которые задали когда-то Гераклит, Парменид, Платон. Она, начиная с Аристотеля, все больше забывала о Логосе, и все больше уходила к правилам спора и доказательства. Ее не интересовало ни устройство человека, ни то, что проявлялось сквозь него, заставляя подымать взоры от земли к тому, что происходит на Небесах…

«Изучая, "что из чего следует", логика выявляет наиболее общие, или, как говорят, формальные, условия правильного мышления.

Вот несколько примеров логических, или формальных, требований к мышлению:

— независимо от того, о чем идет речь, нельзя что-либо одновременно и утверждать и отрицать;

— нельзя принимать некоторые утверждения, не принимая вместе с тем все то, что вытекает из них;

— невозможное не является возможным, доказанное — сомнительным, обязательное — завершенным и т. п.» (Там же, с. 9–10).

Как видите, логика всего лишь собирала наблюдения за тем, как мы рассуждаем, а потом создавала правила, навязывая, как НАДО рассуждать, а лучше, — и мыслить. Тогда всем было бы удобней! Кому всем? Наверное, всем логикам!

А в действительности все высказанные Ивиным требования не соответствуют действительности. Литература нонсенса, абсурда, парадокса неоднократно создавала примеры того, что можно утверждать, отрицая; жизнь показывает, что люди, принимая утверждения, не принимают следствия из них, а уж последнее правило — просто бред!

Но самым сильным доводом против того, что логика — наука, является собственное утверждение Ивина, что все, что она создала — есть не более, чем требования и условия. Предмет этой «науки» условен и определяется тем, что о нем говорят «серьезные» логики. Иначе говоря, логика — это собрание мнений, произвол сообщества учителей над учащимися.

И Ивин это подтверждает. Далее он забывает о том, что задавался действительно научными вопросами: В чем источник этого постоянного принуждения? Какова его природа?

Он просто излагает те правила, которые удалось собрать за тысячелетия существования сообщества любителей «логики». Логос, источник логичности и его природа остались вне сферы интересов современного логического сообщества…