Общее представление о внимании. Основные подходы к его изучению и теории. Развитие внимания

Определения, виды и свойства внимания.

У. Джеймс

ВНИМАНИЕ

Джеймс У. Научные основы психологии. Мн.: Харвеет, 2003. С. 232-258.

Узость сознания. Одной из поразительных особенностей нашей жиз­ни является то, что, хотя нас и осаждают ежеминутно впечатления, по­лучаемые от всей чувствительной поверхности нашего тела, тем не ме­нее мы замечаем из них лишь незначительную часть. Вся сумма впечат­лений никогда не проникает в так называемый сознательный опыт, который протекает через всю совокупность наших впечатлений, как ру­чеек через луг, покрытый цветами. Тем не менее и те физические впе­чатления, которые не входят в наш сознательный опыт, существуют в действительности наряду с осознанными впечатлениями; как те, так и другие действуют на наши органы чувств одинаково сильно. Почему, однако же, одни впечатления проникают в наше сознание, а другие — нет, остается тайной, и когда мы ссылаемся на die Enge des Bewusstseins, т.е. узость сознания, мы только обозначаем этот факт, не разъясняя его.

Рассеянное внимание. В самом деле, иногда нормальное единство системы идей и впечатлений, по-видимому, почти не существует. Воз­можно, что в такие мгновения мозговая деятельность снижается до ми­нимума. Большинство людей ежедневно испытывает, и не раз, следующее состояние: глаза устремляются в пространство, звуки, доносясь извне, сливаются в однообразный смутный гул, внимание рассеивается настоль­ко, что все тело ощущается как бы сразу, а передний план сознания как бы переполняется чем-то, каким-то печальным чувством подчинения бес­плодно проходящему времени. На заднем фоне мышления мы смутно представляем себе, что должны что-то сделать — встать, одеться, отве­тить лицу, говорившему с нами перед этим, — словом, сделать следующий шаг в нашем размышлениис места. Но почему-то мы не можем двинуться с места. La pensee de derriere la tete (мысль, мельтешащая где-то, как бы на заднем плане нашего ума) еще не- может прорваться через оболочкулетаргии, которая сковывает наше душевное состояние. Каждое мгнове­ние мы ожидаем, что эта оболочка наконец разорвется, так как не созна­ем никаких причин, почему такое состояние могло бы длиться. А между тем оно продолжается мгновение за мгновением, и по-прежнему мы куда-то плывем, но вдруг, без всякой понятной нам причины, откуда-то явля­ется толчок энергии, что-то невидимое сообщает нам способность собрать­ся, сосредоточиться, мы начинаем мигать глазами, встряхиваем головой, идеи, которые таились где-то в глубине сознания, приходят в действие — и колесо жизни начинает по-прежнему вращаться.

Это и есть крайний предел того, что мы называем рассеянным вни­манием. Между этой крайностью и чрезвычайно сосредоточенным внима­нием, когда человек настолько поглощается сиюминутным интересом, что не ощущает даже сильной физической боли, существует длинный ряд промежуточных ступеней, которые исследованы экспериментально.

Разновидности внимания.Внимание может быть подразделено на несколько видов по различным основаниям. Оно может относиться:

a) к объектам органов чувств (сенсорное внимание);

b) к воображаемым или представляемым объектам (умственное вни­мание).

Внимание может быть также:

c) непосредственное или

d) производное (derived).

Внимание является непосредственным там, где возбуждающий его предмет или стимул интересен сам по себе, безотносительно к чему-либо другому. Производным же внимание бывает в тех случаях, когда его объект ассоциируется с чем-то другим, представляющим непосредствен­ный интерес. То, что я называю «производным» вниманием, другие на­зывали «апперцептивным» вниманием.

Далее внимание может быть:

e) пассивным, рефлекторным, непроизвольным, не требующим усилия;

f) активным и произвольным.

Произвольное внимание всегда бывает производным; мы никогда не прилагаем усилия, чтобы внимать объекту, за исключением того случая, когда предмет представляет для нас лишь отдаленный интерес, которо­му способствует усилие. Как чувственное, так и интеллектуальное вни­мание могут быть и пассивными, и произвольными.

Для непроизвольного непосредственного сенсорного внимания сти­мулом является либо сенсорное впечатление, очень интенсивное, обшир­ное или внезапное, либо инстинктивный стимул, восприятие которого скорее но своей природе, чем по силе, вызывает какой-либо из присущих нам импульсов и имеет непосредственно возбуждающее качество. В главе об инстинкте мы увидим, насколько эти стимулы различны у разных животных и как много их у человека: странные предметы, движущиеся вещи, дикие животные, блестящие, красивые и металлические вещи, слова, удары, кровь и пр.

Восприимчивость к непосредственно возбуждающим сенсорным сти­мулам характеризует внимание в детском и юношеском возрасте. В пору зрелости мы обычно избираем те стимулы, которые связаны с одним или несколькими так называемыми постоянными интересами, и наше внима­ние становится безразличным ко всему остальному. Но детство отлича­ется большой деятельной энергией и обладает лишь весьма немногочис­ленными организованными интересами, которые бы при восприятии но­вых впечатлений представляли критерий для суждения о том, насколько данное впечатление заслуживает внимания. Отсюда и происходит всем нам знакомая крайняя подвижность внимания у детей, которая началь­ным урокам с ними придает характер хаотичной беспорядочности. Лю­бое сильное ощущение вызывает у детей аккомодацию тех органов чувств, с помощью которых оно познается, и в это время ребенок совер­шенно забывает об уроке, с которым имеет дело. Это рефлекторное и пассивное внимание, в силу которого, как замечает один французский автор, ребенок не столько принадлежит себе, сколько каждому предме­ту, случайно им замеченному, и есть то самое существенное, которое учитель должен преодолеть. У иных субъектов подвижность рефлектор­ного внимания оказывается неискоренимой в течение всей жизни, и вся работа ими совершается лишь в промежутки, свободные от умственных блужданий.

Пассивное сенсорное внимание оказывается производным в том слу­чае, когда впечатление, не будучи само по себе достаточно сильным или инстинктивно возбуждающим, связано предшествующим опытом и воспи­танием с предметами, имеющими характер силы или инстинктивного воз­буждения. Такие предметы можно назвать мотивами внимания. От них впечатление и получает интерес или, пожалуй, даже сливается с ними в один сложный объект, благодаря чему и попадает в фокус нашей мысли. Легкий стук не представляет сам по себе интереса и может пройти незаме­ченным среди тех шумов, которые постоянно доносятся до нас из внешне­го мира. Но если это условный знак, например, любовника, стучащегося в ставень, то едва ли он останется незамеченным. Гербарт пишет:

Как поражает грамматически неправильная фраза ухо любителя правиль­ной речи! Как коробит музыканта фальшивая нота! Как оскорбляет светского человека нарушение хороших манер! Как быстро преуспеваем мы в науке, если ее первоначальные основы усвоены настолько прочно, что мы воспроиз­водим их мысленно с легкостью и полной отчетливостью! С другой стороны, как медленно и неуверенно усваиваем мы основные положения науки, если знакомство с еще более элементарными понятиями, связанными с изучаемым предметом, не дало нам достаточной подготовки. Апперцептивное внимание отчетливо видно на маленьких детях, когда они, прислушиваясь к речам старших, для них пока непонятным, внезапно схватывают то здесь, то там отдельные знакомые слова и повторяют их про себя. То же делает собака, которая оборачивается к нам, если мы заговариваем о ней, называя ее по имени. Недалеко от этого ушла способность рассеянных школьников в часы гласных занятий точно подмечать момент, когда учитель от с'кучного преподавания переходит к рассказам. Мне вспоминаются уроки, в которых преподавание велось неинтересно, и дисциплина поддерживалась настолько плохо, что в классе стоял несмолкаемый гул, который, однако, неизменно прекращался, когда учитель начинал рассказывать анекдот. Каким образом школьники, ко­торые, видимо, ничего не слышали, замечали то мгновение, когда начинался анекдот? Несомненно, большинство школьников все время слышало что-то ига учительских речей, но так как последние большей частью не были связаны с предшествующими их познаниями и занятиями, то по мере того, как отдель­ные слова доходили до сознания, они тотчас же оттуда и исчезали. С другой стороны, когда известные слова начинали пробуждать привычные представле­ния, тесно связанные в цельную серию идей, с которой новые впечатления сочетались без труда, -- тогда из старых и новых впечатлений слагался обшнй интерес, который вытеснял блуждающие идеи за порог сознания, а на их ме­сто временно выдвигал пристальное внимание.

Непроизвольное умственное внимание оказывается непосредствен­ным, если мы мысленно следим за рядом образов, которые возбуждают интерес сами по себе; оно будет производным, когда образы интересу­ют нас потому, что служат средством к осуществлению более отдален­ной цели или просто связаны с чем-то, придающим им ценность. Токи в мозгу могут объединяться в столь прочную систему, а погруженность в их объект может быть настолько глубока, что мы отгоняем и обыч­ные ощущения, и даже сильные страдания. Паскаль, Уэсли, Роберт Халл, по рассказам, обладали этой способностью. Доктор Карпентер говорит о себе: «Он нередко приступал к чтению лекции, страдая не­вралгией настолько сильной, что опасался не довести лекции до конца. но если делалось усилие, и он при чтении лекции погружался в поток мыслей, он несся вперед, не отвлекаясь даже болью, пока не заканчи­вал лекции, и внимание его не рассеивалось опять; тут боль возобнов­лялась с непреодолимой силой, и он только удивлялся, как раньше мог забыть ее присутствие».

Произвольное внимание. Доктор Карпентер говорит о сосредоточе­нии внимания путем определенного усилия. Именно этим усилием харак­теризуется внимание, которое мы называем активным или произволь­ным. Это чувство знакомо каждому из нас, но большинство не сумеет его описать. В сенсорной области мы имеем его, когда стараемся уловить крайне слабое впечатление: зрительное, слуховое, вкусовое, обонятель­ное, осязательное. Оно есть у нас и тогда, когда мы пытаемся выделить какое-нибудь ощущение, затерянное в массе других, подобных ему. Оно возникает, когда мы сопротивляемся притяжениюболее могущественных стимулов и удерживаем свои мысли на внешнем объекте естественно не впечатляющем. В умственной области произвольное внимание воз­никает в сходных условиях: когда мы стараемся заострить и отчетливо представить себе идею, которая смутно зарождается в нас. или с трудом пытаемся выделить отличие данного понятия от близко родственных, или когда мы решительно и прочно придерживаемся такого хода мысли, кото­рый настолько противоречит нашим побуждениям, что, не будь с нашей стороны усилий, он быстро уступил бы место возбуждающим и страст­ным образам. Все формы усилий внимания были бы лущены в ход тем лицом, которое мы представим себе за обедом со своими гостями, настой­чиво слушающим соседа, который дает ему вполголоса нелепый и непри­ятный совет, в то время как все окружающие гости весело смеются и разговаривают об интересных и возбуждающих предметах.

Произвольное внимание может поддерживаться не более несколь­ких секунд подряд. То, что мы называем «поддерживаемым {sustained) произвольным вниманием, есть только последовательное повторение усилий с целью восстановления в нашем уме того же предмета. Как толь­ко предмет восстановлен, он развивается, если имеет сходство с потоком нашей мысли, и если его развитие возбуждает в нас интерес, то он зани­мает на некоторое время внимание уже пассивно. Как мы видели из при­веденной выше цитаты доктора Кариентера. погружение в поток мыслей уносило вперед. Этот пассивный интерес может быть кратковременным или продолжительным. Как только он ослабевает, внимание отвлекается какой-нибудь посторонней вещью, и тогда произвольное усилие снова может направить внимание на прежнюю тему и так далее, при благо­приятных условиях это может длиться часами. Однако, следует заметить, что в течение всего этого времени это будет не один и тот же объект в психологическом смысле, а последовательность взаимосвязанных объек­тов, развивающих одну и ту же тему, на которую постоянно направля­лось внимание. Никто, по всей вероятности, не может непрерывно уде лятъ внимание объекту, который не изменяется.

Но всегда есть такие объекты, которые за время пребывания в со­знании не развиваются. Они просто уходятиз сознания. Для сосредото­чения мысли на чем-либо, имеющем отношение к подобным объектам, требуются столь непрерывно возобновляемые усилия, что самая настой­чивая воля вскоре пасует, и дает мыслям следовать внушениям более привлекательных стимулов, после того кале сопротивлялась им таг: дол­го. как. могла. У каждого из нас есть такие темы, которых мы стороним­ся. как пугливая .лошадь, избегая даже о них задумываться. Такова для расточителя мысль о быстро тающем имуществе в разгар мотовства. Впро­чем, зачем выделять расточителя, когда для всякого человека, поддав­шегося влиянию страсти, мысль об интересах, противоречащих этой страсти, держится в уме не долее мгновения. Такле мысли -то же, что momento mori [в порев. с лат. - помни о смерти. – ред. Сост.] в зенитерасцвета жизни. Наша природа восстает против подобных мыслей и ис­ключает их из виду. Как долго ты, любезный читатель, обладая хоро­шим здоровьем, станешь предаваться размышлениям об ожидающей тебя могиле? В обыденных случаях приходится считаться с тем же явлением, особенно если мозг утомлен. Каждый из нас хватается за ничтожный внешний предлог, лишь бы избежать ненавистного текущего занятия. У меня, например, есть знакомый, который будет мешать кочергой в ка­мине, переставлять мебель у себя в комнате, подбирать с пола сор, при­водить в порядок свой письменный стол, просматривать газеты, переби­рать книги, какие попадутся на глаза, стричь себе ногти и т.п., словом, стараться убить как-нибудь утро, совершенно непреднамеренно, и только потому, что единственная вещь, которой он должен, посвятить все свое внимание, - это подготовка к послеобеденной лекции по формальной ло­гике, ему ненавистной. Он готов делать что угодно, только не это.

Повторю еще раз: объект должен изменяться. Если мы внимаем слишком неподвижно, то и в самом деле перестаем видеть зрительный объект и слышать объект слуха. Гельмгольц, который подверг свое сен­сорное внимание строжайшему исследованию, используя зрительные объекты, которые в обыденной жизни не замечаются, приводит интерес­ное описание своих наблюдений по данному вопросу в разделе, посвя­щенном бинокулярному соревнованию. Явление, называемое этим терми­ном, состоит в том, что когда мы. смотрим на разные картинки - левым глазом на одну, а правым на другую, например, на прилагаемом стерео­скопическом слайде (рис. 1) . то в сознание будет входить то одно, то другое изображение, или часть одного и часть другого, и очень редко оба, соединившись вместе.Гельмгольц пишет:

Рис.1

Я убедился, что могу произвольно направлять внимание то на одну систе­му линий, то на другую. В этом случае одна система временно представляет­ся мне отчетливо, а другая совершенно исчезнет. Так бывает, если я, напри­мер, пытаюсь сосчитать сначала число линеек, входящих в состав одной сис­темы, а затем другой <...>. Но мне чрезвычайно трудно надолго приковать внимание к одной из двух систем, если пристальное вглядывание не соединя­ется с определенным намерением, которое бы непрестанно обновляло деятель­ность внимания. Так, например, можно задаться целью сосчитать количество линеек, сравнить промежутки между ними и т.д., но ни при каких условиях нельзя на долгое время удержать это равновесие внимания. Внимание, предо­ставленное самому себе, имеет естественное стремление переходить к всегда новому предмету. И как только интерес, возбуждаемый известным предметом, иссякает и ничего нового открыть в нем наше внимание уже не может, оно, даже вопреки воле, переходит на что-то другое. Если же мы хотим держать внимание на одном предмете, то необходимо постоянно выискивать в нем что-нибудь новое, особенно если нас отвлекают другие сильные впечатления.

Этот вывод Гельмгольца имеет первостепенную важность. И если это справедливо для сенсорного внимания, то для внимания умственно­го тем более! Conditio sine qua поп [в перев. с лат. — непременное усло­вие. — Ред.-сост.} поддерживаемого внимания к данной теме мышле­ния в том и заключается, чтобы перекатывать эту тему, по очереди от­крывая в ней новые аспекты и отношения. Только при патологических состояниях неменяющаяся, всегда монотонно возвращающаяся идея овладевает умом.

Гений и внимание. Теперь мы можем объяснить, почему поддержи­вать внимание тем легче, чем богаче новыми приобретениями, чем све­жее и оригинальнее ум. У таких умов мысли пускают новые ростки и пышно расцветают, в любое мгновение они плодят новые выводы и сно­ва приковывают к ним внимание. И наоборот, ум, бедный материалом, неподвижный, неоригинальный, не способен подолгу останавливаться на одном предмете. Ему достаточно одного взгляда, чтобы исчерпать свою способность интересоваться. Обычно полагают, что гении превосходят прочих людей в силе поддерживаемого внимания. Но можно, пожалуй, опасаться, что у многих из них эта так называемая «сила» пассивного рода. Их идеи блещут яркими красками, плодовитый ум в любом пред­мете открывает бесчисленные разветвления, и они часами могут оставать­ся под обаянием одного предмета. Но именно их гений делает их внима­тельными, а не внимание делает их гениями. Вникая глубже в суть дела, мы видим, что гении отличаются от обычных людей не столько характером внимания, сколько характером объектов, на которых их вни­мание последовательно останавливается. У гениев эти объекты связыва­ются в неразрывную цепь по определенным рациональным законам. По­этому и говорят, что внимание «поддерживается», а тема мышления ос­тается «неизменной» целыми часами. Тогда как у заурядного человека ряды мыслей бессвязны, объекты не имеют рациональной связи, и пото­му мьг называем их внимание неустойчивым и блуждающим.

Возможно, что гений на самом деле предохраняет человека от при­обретения навыков произвольного внимания, а средние умственные даро­вания являются той почвой, где с наибольшей достоверностью можно ожидать развития так называемых «добродетелей воли». Но будет ли вни­мание вызвано по милости гения или усилиями воли, чем дольше чело­век будет уделять внимание одной и той же теме, тем обстоятельнее он ею овладеет. А способность произвольно вновь и вновь возвращать блуж­дающее внимание — подлинный корень суждения, характера и воли. Никто не является compos sui [в перев. с лат. — своим господином. — Ред.-сост.], если обделен этой способностью. Образование, которое бы усо­вершенствовало эту способность, было бы образованием par excellence [в перев. с фр. — преимущественно. — Ред.-сост.]. Но поставить такой идеал несравненно легче, чем преподать практические указания к его осу­ществлению Единственное общее педагогическое положение, касающее­ся внимания, гласит, что, чем больше интерес ребенка к предмету, тем он будет внимательнее. Поэтому учите ребенка так, чтобы каждое новое знание сплеталось с приобретенным ранее и, если возможно, будите в нем любознательность, придавая этому новому сведению характер ответа или части ответа на вопросы, которые уже существуют в его душе.

С. В, Кравков

СВОЙСТВА ВНИМАНИЯ

Кравков СВ. Очерк психологии. М.: Работник просвещения, 1925, С. 82-88.

Допустим, что благодаря тем или другим <...> причинам состояние внимания у нас вызвано. Посмотрим теперь, какими же свойствами оно обладает?

Прежде всего (1) мы различаем различные степени интенсивности внимания. Одни занятия требуют от нас, как мы говорим, большого вни­мания, другие же, напротив, берут его совсем немного. Чем более интен­сивно наше внимание, тем яснее и отчетливее для нас те объекты, на которые оно направлено. Мы не располагаем еще каким-либо общепри­нятым мерилом интенсивности внимания. Выше мы упоминали, что не­которыми в качестве такого показателя предлагается брать отношение длительности вдыханий к выдыханиям. Психологи для суждения о сте­пени интенсивности внимания обычно пользуются количественной оцен­кой производительности какой-нибудь специальной работы испытуемого лица, например вычеркивания определенных букв в печатном тексте, сосчитывания точек, в беспорядке размещенных на бумаге, и других подобных работ.

Не следует смешивать с интенсивностью внимания то чувство не­приятного напряжения, которое нередко возникает у нас, особенно при условиях чисто произвольного внимания. Это неприятное чувство выра­жает лишь наше старание добиться достаточной степени интенсивности внимания, нашу борьбу за эту интенсивность. Результат же может, не­смотря ни на какое старание с нашей стороны, все же не быть достиг­нут. И мы знаем, как порою, несмотря на величайшее напряжение, нам все же не удается сконцентрировать на требуемом предмете нужную долю внимания, в то время как в иных случаях величайшая степень внима­ния достигается при очень незначительном сознательном усилии с нашей стороны.

(2) Внимание может быть характеризовано, далее, со стороны его объема. Под объемом внимания в психологии понимают то количество внечатлении, которое может быть с полной ясностью и отчетливостью воспринято в одном акте внимания.

Можно думать, как то и делали некоторые прежние психологи, что в один момент, в одном акте внимания мы можем схватывать лишь одно впечатление. В настоящее время, однако, вопрос об объеме внимания подвергся уже достаточной экспериментальной разработке, и мы с уве­ренностью можем утверждать ошибочность такого предположения. Как показали опыты, производившиеся при помощи особого прибора, пока­зывающего нам те или другие зрительные впечатления на очень корот­кое время (так называемого тахистоскопа), бессвязных зрительных объектов (например, букв) зараз мы можем с полней ясностью и отчет ливостью воспринять в среднем от 4 до 6. Эта же цифра характеризуй приблизительно и объем нашего слухового внимания; при наиболее бла­гоприятных условиях одним актом внимания мы можем охватить при­близительно 6 последовательных стуков. Объем внимания значительно увеличивается, если нам. даются не отдельные, бессвязные элементы, а некоторые отдельные осмысленные комплексы (например, короткие сло­ва). В таком случае уже каждое слово служит для нашего восприятия как бы только одним элементом и общее число отдельных схваченных букв может возрастать до 6x3 — 18 и более. Всякое объединение, всякая форма (слов, букв) увеличивают число элементов, схватываемых однку. актом внимания.

Эксперименты по вопросу об объеме внимания установили между прочим существование двух типов внимания: так называемого фиксиру­ющего и флуктуирующего («расплывающегося»). Объем внимания лип, принадлежащих к фиксирующему типу, меньше, чем объем внимаю:,' .лип, типа флуктуирующего, зато воспринимаемое первыми воспринима­ется с большей ясностью и большей объективной правильностью, че:. воспринимаемое вторыми. Так, например, если в окошке тахистоскопа н; очень короткое время было показано слово «конторка» — лицо фиксирующего типа читает:

после первого показывания ................. «конт»

» второго » .................... «контор»

» третьего » «конторка»

Лицо же, имеющее внимание типа флуктуирующего,

после первого показывания может прочесть ... «корзинка»

» второго » » ........ «касторка»

и лишь в конце концов правильно ■> ...... , «конторка».

В другой связи мы уже упоминали об этих типах, говоря <..,> об объективном и субъективном типах восприятия.

(3) Больший практический интерес, чем затронутый выше «опрос об объеме внимания, имеет вопрос о распредели с мости его. Способность распределять внимание состоит в том, что мы оказываемся в состоянии в одно и то же время уделить внимание двум или больше различным направлениям; например, одновременно вспоминать вслух стихотворение и письменно производить вычисления. Нельзя быть вполне уверенным, что в таком случае несколько дел совершаются нашим вниманием дей­ствительно вполне в одно и то же время. Вероятнее думать, что здесь имеет место очень быстрое чередование внимания к одному и к другому. Практически, однако, для нас это значения не имеет, и мы вполне мо­жем говорить о распределении внимания как о способности более или менее одновременно осуществлять несколько разных направлений внима­ния. Этой способностью отдельные люди наделены в весьма различной степени.

Экспериментально установлено, что нам труднее бывает осуще­ствлять одновременно две сходные деятельности, чем две совершенно различные. Возможность объединить сознанием две различные операции в некоторое единое целое, как также показали опыты, значительно об­легчает их одновременное совершение. Нетрудно видеть, что большая или меньшая способность распределять внимание имеет существенное значе­ние для успехов в той или иной профессии. Одни занятия требуют боль­шой распределяемости внимания, другие, напротив, могут удачно выпол­няться и лицами, внимание которых этой способностью обладает в очень незначительной степени. Например: дирижеру оркестра, стратегу, врачу, вагоновожатому, педагогу, телефонистке необходимо уметь распределять свое внимание для того, чтобы быть в состоянии для необходимых реше­ний зараз учитывать много различных обстоятельств; для мыслителя-математика, вычислителя, корректора и некоторых других этого в такой же мере уже не требуется.

Как правило, между распределенностью внимания и его интен­сивностью существует обратное отношение: чем большему числу предме­тов мы уделяем зараз внимание, тем меньше его приходится на каждый отдельный предмет. Бывают, однако, и особо благоприятные исключения, когда субъект оказывается способным увеличить объем своего внимания без ущерба для его интенсивности.

Следует сказать здесь несколько слов и о соотношении между вни­манием и рассеянностью. В силу «узости нашего сознания» внимание к одному есть в то же время невнимание, рассеянность к другому. Внима­ние и рассеянность есть, таким образом, явления взаимно связанные. Необходимо лишь — педагогу особенно— строго различать два возмож­ных вида рассеянности. В одном случае рассеянность может вызываться тем, что внимание данного лица вообще расслаблено и он ни к чему вни­мательно относиться не может или не хочет. В другом же случае субъект может оказываться весьма невнимательным к данному предлагаемому ему материалу в силу направленности его внимания (и, может бить, весь­ма концентрированного) в другую сторону; очевидно, что здесь мы уже будем иметь не отсутствие у субъекта внимания вообще, но просто отвле­чение его в другом направлении.

(4) Внимание различных лиц характеризуется также различной
отвлекаемостыо. Одним, чтобы сосредоточиться, необходима совер­
шеннейшая тишина и покой, другие, напротив, прекрасно могут зани­
маться своим делом почти в какой угодно обстановке. Большая отвлека-
емость внимания не всегда идет параллельно слабой его концентрации;
внимание может быть весьма интенсивным (концентрированным) и тем
не менее весьма отвлекаемым —легко спугиваемым малейшим посторон­
ним раздражением.

Наибольшей отвлекающей силой обладают, конечно, те впечатле­ния, которые сами скорее других способны привлечь к себе наше внима­ние. Таковыми являются все впечатления, сильно эмоционально окра­шенные. Поэтому-то обычно и бывает так трудно сосредоточить внима­ние во время музыки — впечатления, как раз сильно действующего на наши чувства. Учителям общеизвестно, как трудно бывает не прервать урока при прохождении под окнами школы военного оркестра. Отвлека­юще действует не только возникновение тех или иных посторонних воз­действий, но и внезапные перемены в них, например, прекращение ра­нее действовавшего раздражения. За это говорит известный пример мель­ника, прекрасно спавшего под сильный шум воды на мельнице и тотчас же просыпавшегося, как только колеса мельницы почему-либо останав­ливались и наступала тишина.

Изменяющиеся впечатления поэтому способны всегда больше ме­шать нашему вниманию, чем впечатления постоянные. К последним мы легко привыкаем, и они уже перестают на нас действовать в качестве помехи: постоянный шум швейной машинки или какого-нибудь мотора за стеной нашей комнаты спустя некоторое время уже перестает нами замечаться.

Для некоторых лиц мешающие, казалось бы, посторонние раз­дражения порою оказывают даже, напротив, содействующее работе вни­мания действие; некоторые могут особенно хорошо сосредоточиваться именно среди шумной и пестрой толпы. Объяснить подобные факты мож­но двояко: или помеха заставляет нас с большей энергией напрячь вни­мание на фиксируемом нами предмете, или же общая возбужденность, создаваемая шумом и пестротой окружающего, как-либо чисто физиоло­гически усиливает возбужденность центров, соответствующих вниманию.

(5) Внимание людей отличается, далее, различной стойкостью, устойчивостью. Имея в виду это свойство, говорят о внимании ста­тическом и динамическом,

(6) Необходимо иметь в виду также и временные свойства вни­мания, как-то: скорость его приспособления, скорость перехода внимания от одного объекта к другому и, наконец, так называемые колебания вни­мания, Что касается скорости приспособления внимания, то о различии ее у отдельных людей можно судить по тому, как одни для удачного восприятия какого-нибудь очень кратковременного впечатления (напри­мер, взлета ракеты, движений рук фокусника, скрытого смысла скоро­говорки, быстрого ответа на возражение и т.п.) нуждаются в предуведом­лении их за сравнительно продолжительное время, между тем как дру­гим, для того чтобы подготовить свое внимание, достаточно бывает получить предваряющий сигнал перед самым моментом раздражения. Лиц первого типа, т.е. людей с медленно приспосабливающимся внима­нием, слишком быстро наступающее впечатление застигает врасплох еще неподготовленными, почему и не воспринимается ими с должной отчет­ливостью. Различие между медленно и быстро соображающими людьми сводится в большой мере к этому различию в скорости приготовления внимания. В среднем для приготовления нашего внимания к зрительно­му или слуховому впечатлению требуется около 2 с: поэтому в психоло­гических опытах за такой промежуток времени до появления раздраже­ния обычно и дается так называемый предварительный сигнал.

Уже в несколько ином смысле можем мы говорить о приспособ­лении же внимания, имея в виду то, насколько быстро то или иное лицо «втягивается в работу», осваивается с нею. Известно каждому, что и в этом отношении люди весьма не одинаковы: одни овладевают и осваива­ются с каким-либо новым для них занятием быстро, сразу, другие лишь медленно, постепенно. Эти особенности зависят уже не только от быст­роты приготовления внимания, но и от свойств памяти данного лица.

Большое значение для всего умственного склада субъекта имеет и то, насколько быстро его внимание может переходить от одного пред­мета к другому. По имеющимся у нас экспериментальным данным, в среднем произвольный переход внимания от одного впечатления к дру­гому требует около 1/8 с.

(7) Мы не можем воспринимать один и тот же предмет с неиз­менною ясностью в течение долгого времени. Помимо того, что к концу долго длящейся работы наше внимание обычно утомляется и ослабевает, еще и до наступления утомления наблюдается чередование моментов яс­ного восприятия с периодами восприятия пониженной ясности. Слабая светящаяся вдали точка то видится, то исчезает; тиканье часов, донося­щееся до нас издали, то слышится, то не слышится. Предполагали, что в подобного рода фактах сказывается некоторая общая, центральная при­чина — именно колебания нашего внимания. Подобное понимание каза­лось тем более вероятным, что, как находили некоторые исследователи, период колебаний для различных областей ощущения оказывался при­близительно одинаковым. Более новые и тщательные опыты, однако, заставляют отказаться от такого толкования. В некоторых областях ощу­щения (например, в ощущениях давления) подобных колебаний вовсе не удалось наблюдать. В прочих же случаях причину явления следует усматривать в периферических условиях ощущения: местном утомлении и других изменениях воспринимающего органа.

Применительно же к вниманию вообще остается говорить не о правильных, периодических колебаниях, а о его неустойчивости и непостоянстве, о чем уже упоминалось нами выше. Особенно здесь следует указать на невозможность для нас долго фиксировать наше внимание на чем-нибудь абсолютно одинаковом и неизменном.

Вышеупомянутые свойства нашего внимания, столь важные для нашего умственного уклада и , следовательно, для нашего поведения, как утверждает Мейман, могут быть усовершенствованны путем упражнения.

Н.Ф. Добрынин