Виды мышления: критерии классификации

Э.Блейлер АУГИСТИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ *

Одним из важнейших симптомов некоторых пси­хических заболеваний является преобладание внут­ренней жизни, сопровождающееся активным ухо­дом из внешнего мира. Более тяжелые случаи полно­стью сводятся к грезам, в которых как бы проходит вся жизнь больных; в более легких случаях мы нахо­дим те же самые явления в меньшей степени. Этот симптом я назвал аутизмом**. Шизофренический мир сновидений наяву имеет свою форму мышления, я сказал бы, свои особые законы мышления, кото­рые до настояшего времени еще недостаточно изу­чены. Мы наблюдаем действия этих механизмов, кро­ме того, и в обычном сновидении, возникающем в состоянии сна, в грезах наяву как у истеричных, так и у здоровых людей, в мифологии, в народных суе­вериях и в других случаях, где мышление отклоняет­ся от реального мира.

Пациентка Б.С. в работе Юнга о раннем слабоу­мии является Швейцарией, она также - Ивиков журавль; она — владелица всего мира и семиэтаж­ной фабрики банковых ассигнаций; она также — двойной политехникум и заместительница Сократа.

Все это кажется, на первый взгляд, полной бес­смыслицей, и. действительно, является бессмысли­цей с точки зрения логики. Но если мы присмот­римся внимательнее, то мы найдем понятные связи: мысли, по существу, подчиняются аффективным потребностям, т. е. желаниям, а иногда и опасениям; пациентка является Ивиковым журавлем, потому что ока хочет освободиться от чувства виновности и по­рочности; она Швейцария — потому что она должна быть свободна.

Бредовые идеи представляют собой не случай­ное нагромождение мыслей, не беспорядочный "бре­довый хаос", как это может показаться при поверх­ностном рассмотрении, напротив того, в каждом от­дельном случае они являются выражением одного или нескольких определенных комплексов, которые находят в них свое осуществление или которые пы­таются с их помощью преодолеть противоречия ок­ружающей обстановки.

Аутистическое мышление тенденциозно. Цель достигается благодаря тому, что для ассоциаций, соответствующих стремлению, прокладывается путь, ассоциации же, противоречащие стремлению, тор­мозятся, т. е. благодаря механизму, зависящему, как нам

" Хрестоматия по общей психологии. Психология мышления / Под ред. Ю. Б. Гиппвнрейтер, В. В. Петухова. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1981.С.113-122:

** В довольно большой части аутизм покрывается понятием Юмга интроверзия, это понятие обозначает обращение внутрь либидо, которое в нормальных случаях должно искать объекты в реальном мире; однако аутистические стремления могут направ­ляться и на внешний мир, таковы, например, случаи, когда шизоф­реник-реформатор хочет перестроить общество или когда ма­ленькая девочка превращает в своей фантазии кусок дерева в ребенка.

известно, от влияния аффектов. Между аутистичес-ким и обычным мышлением не существует резкой границы, так как в последнее мышление очень лег­ко проникают аутистические, т. е. аффективные эле­менты.

Аутистическое мышление управляется двумя принципами, которые при отрицательных аффектах противоречат друг другу, при положительных же аффектах совпадают в своем действии.

I. Каждый аффект стремится удержаться. Он про­кладывает пути для соответствующих ему представ­лений, придает им преувеличенную логическую цен­ность, и он же тормозит появление противоречащих представлений и лишает их свойственного им зна­чения.

И. Мы устроены таким образом, что мы стре­мимся получить и сохранить приятное, а следова­тельно, и окрашенные удовольствием представления, неприятного же мы избегаем. Поэтому представле­ния, сопровождающиеся неудовольствием, встреча­ют подобно внешним неприятным переживаниям защитную силу.

Когда аутистическое мышление старается вызы­вать представления, соответствующие внутренней тенденции, мгновенному настроению или каким-либо стремлениям, то ему нет нужды считаться с действительностью; для этих процессов безразлич­но, действительно ли что-нибудь существует, воз­можно ли оно, мыслимо ли оно; они имеют отно­шение к реальности лишь постольку, поскольку она доставляла и продолжает еще доставлять им матери­ал представлений, с которыми связаны аутистичес­кие механизмы или с которыми они оперируют.

Таким образом, аутистическое мышление может давать выражение всевозможным тенденциям и вле­чениям, которые скрыты в человеке. Так как логи­ка, репродуцирующая реальные соотношения, не является для него руководящим началом, то самые различные желания могут существовать наряду друг с другом, независимо от того, противоречат ли они друг другу, отвергаются ли они сознанием или нет. В реалистическом мышлении, в нашей жизни и в наших поступках большое число влечений и жела­ний игнорируется, подавляется в пользу того, что является субъективно важным; многие из этих жела­ний едва ли доходят до нашего сознания.

В аутизме все это может получить свое выраже­ние. Самые противоположные желания могут суще­ствовать наряду друг с другом и получать даже выра­жение в одних и тех же аутистических мыслях: быть опять ребенком, чтобы простодушно наслаждаться жизнью, и быть в то же время зрелым человеком, желания которого направлены на большую работос­пособность, на важное положение в свете; жить бес­конечно долго и заменить одновременно это жалкое существование нирваной; обладать любимой женщи­ной и сохранить вместе с тем для себя свободу дей­ствий; быть гетеросексуальным и в то же самое вре­мя гомосексуальным и т. д.

Поэтому нас не должно удивлять, что аутизм пользуется первым попавшимся материалом мыслей, даже ошибочным, что он постоянно оперирует с

недостаточно продуманными понятиями и ставит на место одного понятия другое, имеющее при объек­тивном рассмотрении лишь второстепенные общие компоненты с первым, так что идеи выражаются в самых рискованных символах. Эти символы часто не распознаются и понимаются в их собственном зна­чении. Любовь символизируется согласно общеизве­стной аналогии с огнем, что воспринимается ши­зофреником как нечто реальное и превращается у него в галлюцинации сжигания.

Поразительно также, насколько аутизм может игнорировать временные соотношения. Он переме­шивает бесцеремонно настоящее, прошедшее и бу­дущее, В нем живут еще стремления, ликвидирован­ные для сознания десятки лет тому назад; воспоми­нания, которые давно уже стали недоступны реали­стическому мышлению, используются им как недав­ние, может быть, им даже отдается предпочтение, так как они меньше наталкиваются на противоре­чие с актуальностью.

Разумеется, аутизм отнюдь не пренебрегает по­нятиями и связями, которые даны опытом, но он пользуется ими лишь постольку, поскольку они не противоречат его цели, т. е. изображению неосуще­ствленных желаний как осуществленных; то, что ему не подходит, он игнорирует или отбрасывает (умер­ший возлюбленный представляется таким, каким он был в действительности, но то, что он умер, не на­ходит себе выражения в аутистическом представле­нии). Напротив того, аутистические механизмы ока­зывают влияние даже на наш инстинкт самосохра­нения; цели наших действий определяются антици­пированным удовольствием и неудовольствием или, что то же самое, окрашиванием целевых представ­лений в удовольствие и неудовольствие.

Соответственно той почве, на которой вырас­тает аутистическое мышление, мы находим две раз­новидности его, касающиеся степени ухода из ре­альности, которые хотя и нерезко отличаются друг от друга, но в типической своей форме все же об­наруживают довольно большие отличия. Существен­ная разница заключается в том, что в одном случае могут диссоциироваться и затем воссоздаваться в произвольной форме даже прочно установленные понятия, а в другом случае этого не происходит. Аутизм нормального бодрствующего человека свя­зан с действительностью и оперирует почти исклю­чительно с нормально образованными и прочно ус­тановленными понятиями. Сновидение в состоянии сна и выраженный аугизм при шизофрении исполь-зуюг и создают понятия, которые составлены из каких угодно особенностей и могут как угодно ви­доизменяться. В силу этого обстоятельства сон и шизофрения могут создать абсолютную бессмысли­цу, в то время как прочие аутистические продук­ции легко доступны пониманию всякого нормаль­ного человека.

Существуют степени аутистического мышления и переходы к реалистическому мышлению, однако в том лишь смысле, что в ходе мыслей аутистические и реа­листические понятия и ассоциации могут встречать­ся в количественно-различных отношениях. Исключи­тельно аутистического мышления в области чистых понятий, которые были бы заново созданы аутисти-ческим путем и нигде не были бы связаны между

собой, согласно логическим законам, разумеется, не существует.

Аутистическое мышление во многих отношениях противоположно реалистическому.

Реалистическое мышление представительствует действительность; аутистическое мышление представ­ляет себе то, что соответствует аффекту. Целью реа­листических функций является создание правильно­го познания окружающего мира, нахождение истины. Аутистические функции стремятся вызвать представ­ления, окрашенные аффектом (в большинстве случа­ев аффектом удовольствия) и вытеснить представле­ния, окрашенные противоположным аффектом. Реа­листические механизмы регулируют наше отношение к внешнему миру; они служат для сохранения жизни, для добывания пищи, для нападения и защиты; аути­стические механизмы создают непосредственно удо­вольствие, вызывая окрашенные удовольствием пред­ставления, и не допускают неудовольствия, преграж­дая доступ представлениям, связанным с неудоволь­ствием. Таким образом, существует аутистическое и реалистическое удовлетворение своих потребностей. Тот, кто удовлетворяется аутиетическим путем, име­ет меньше оснований или вовсе не имеет оснований к тому, чтобы действовать.

Противоположность обеих функций получает особенно ясное выражение в том, что они в извест­ной степени тормозят друг друга. Если логическое мышление каким-нибудь образом ослаблено, то аути­стическое мышление получает относительный или абсолютный перевес. Мы можем подразделить эти случаи на четыре группы:

1) у ребенка отсутствует опыт, необходимый для
овладения логическими формами мышления и для
познания возможностей, лежащих во внешнем мире.
Если у ребенка появляется фантазия, то она легко
получает перевес в смысле аутизма;

2) в вопросах, которые вообще недоступны или не
совсем доступны нашему познанию и нашей логике, или
там, где аффективность сама по себе получает реша­
ющее значение, логика должна соответственно с
этим отступить на задний план — в вопросах, касаю­
щихся мировоззрения, религии, любви;

3) в тех случаях, где чувства получают в силу ка­
ких-либо причин обычно им несвойственное значение,
логика отступает в связи с этим на задний план,
например, при сильных аффектах;

4) там, где ассоциативная связь ослаблена, ассо­
циации теряют, разумеется, свое значение: в снови­
дении здорового человека и при шизофрении.

Совершенно особое отношение к аутизму имеет сексуальное влечение. Есть невротики, для которых физический и психический аутоэротизм является заменой нормального сексуального удовлетворения, и среди них есть даже такие, которые находят соб­ственно удовлетворение только в аутоэротизме. Все другие влечения и комплексы не могут быть в дей­ствительности удовлетворены аутиетическим путем.

У Фрейда аутистическое мышление стоит в та­ком близком отношении к бессознательному, что для неопытного человека оба эти понятия легко слива­ются друг с другом. Однако, если понимать вместе со мной под бессознательным всю ту деятельность, которая во всех отношениях равнозначна обычной психической деятельности, за исключением того

лишь, что она не осознается, тогда нужно строго подразделить оба эти понятия. Аутистшеское мыш­ление может в принципе быть столь же сознательным, как и бессознательным. Бессмысленные высказыва­ния шизофреников и грезы являются проявлением сознательного аутистического мышления. Однако в симптомообразовании неврозов и во многих шизоф­ренических процессах аушстигческая работа может быть совершенно бессознательной.

Аутистическое мышление отнюдь не всегда пол­ностью достигает своей цели. Оно часто заключает в себе свои противоречия. Некоторые из наших пред­ставлений, и те именно, которые окрашены силь­ными эмоциями, т. е. представления, которые в боль­шинстве случаев побуждают нас к аутистическому мышлению, амбивалентны. Жена, которая не любит своего мужа или даже ненавидит его, питает все же к нему положительные чувства, потому, например, что он является отцом ее детей. Вполне понятно, я сказал бы, даже простительно, если у жены, встре­чающей со стороны мужа одно лишь грубое отноше­ние, возникает иногда желание, чтобы муж больше не существовал, и само собой понятно, что ее аути-стические функции когда-нибудь изображают ей бо­лее или менее сознательно в бодрственном состоя­нии или в сновидении это желание осуществленным с ее помощью или без нее. Такие процессы приводят человека к чувству неудовольствия, к угрызениям совести, происхождения которых человек совершен­но не знает. В то время как в реалистическом мышле­нии человек упрекает себя и раскаивается в совер­шенной несправедливости, аутиетнческое мышление порождает те же самые муки в связи с несправедли­востью, которую человек лишь представил себе; и эти страдания, в которых человек уверил себя, часто являются тем более тяжелыми, что логика не может прийти им на помощь.

Само собой разумеется, что аутизм, который изображает наши желания осуществленными, дол­жен приводить также к конфликтам с окружающей средой. Можно игнорировать действительность, но она всегда дает снова знать о себе. При патологических условиях характер объективных препятствий должен быть видоизменен с помощью аутистического мыш­ления, если только они не могут быть совершенно игнорированы. В то время как аутизм приводит вслед­ствие осуществления желаний прежде всего к экс­пансивному бреду, восприятие препятствий должно порождать бред преследования. Отсюда в этих случа­ях цель аутизма заключается в том, чтобы создать болезнь. Болезнь должна позволить пациенту избе­жать предъявленных реальностью требований, кото­рые слишком тягостны для него.

Так как реалистическое мышление нарушается под влиянием болезни гораздо легче, нежели аутис­тическое мышление, которое выдвигается вследствие болезненного процесса на первый план, то фран­цузские психологи во главе с Жане предполагают, что реальная функция является наиболее высокой, наиболее сложной.

Однако ясную позицию занимает в этом отно­шении только Фрейд. Он прямо говорит, что в ходе развития его механизмы удовольствия являются пер­вичными. Он может представить себе такой случай, что грудной ребенок, реальные потребности кото-

рого полностью удовлетворяются матерью без его помощи, и развивающийся в яйце цыпленок, отде­ленный скорлупой от внешнего мира, живут еще артистической жизнью. Я не вижу галлюцинаторно­го удовлетворения у младенца, я вижу удовлетворе­ние лишь после действительного приема пищи, и я должен констатировать, что цыпленок в яйце про­бивает себе дорогу не с помощью представлений, а с помощью физически и химически воспринимае­мой пиши. Я нигде не могу найти жизнеспособное существо или даже представить себе такое существо, которое не реагировало бы в первую очередь на дей­ствительность.

Однако это противоречие легко разрешимо: аутистическая функция не является столь примитив­ной, как простые формы реальной функции, но в неко­тором смысле она более примитивна, чем высшие фор­мы последней в том виде, в каком они развиты у чело­века. Низшие животные обладают лишь реальной функцией, нет такого существа, которое мыслило бы исключительно аутистически. Начиная с опреде­ленной ступени развития, к реалистической функ­ции присоединяется аутистическая и с этих пор раз­вивается вместе с ней.

Мы можем отметить в филогенетическом разви­тии некоторые этапы, хотя они, само собой разуме­ется, не имеют резких границ, отделяющих их друг от друга.

I. Постигание простой внешней ситуации и пос­ледующее действие: схватывание пиши, бегство от врага, нападение и т. п. Следовательно, речь идет здесь ни о чем другом, кроме как о рефлексах, которые могут доходить до определенной дифференциротен-ности и сложности. Они сопровождаются чувством удовольствия и неудовольствия, но во всяком слу­чае эффективность не играет еще здесь никакой осо­бенной роли.

П. Создаются картины воспоминания, которые используются при позднейших функциях, но толь­ко в результате внешних раздражений, при выпол­нении реалистических функций. В данном случае раз­нообразным аффектам, связанным с воспоминани­ем, дана уже возможность оказывать определенное влияние на выбор энграммы, которая должна быть экфорирована. Муравей выберет путь, который при­ведет его к добыче, не потому, конечно, что он "мыс­лит", что там будет чем поживиться, а потому, что соответствующий ряд энграмм заключает в себе по­ложительно окрашенные чувства.

Ш. Постепенно создаются все более сложные и более точные понятия, которые используются бо­лее независимо от внешних влияний.

IV. Понятия комбинируются вне стимулирующего действия внешнего мира соответственно накоплен­ному опыту в логические функции, в выводы, рас­пространяющиеся с уже пережитого на еще неизве­стное, с прошедшего на будущее; становится воз­можной не только оценка различных случайностей, не только свобода действия, но и связное мышле­ние, состоящее исключительно из картин, воспоми­нания, без связи со случайными раздражениями ор­ганов чувств и с потребностями.

Лишь здесь может присоединиться аутистичес­кая функция. Лишь здесь могут существовать пред­ставления, которые связаны с интенсивным чувством

удовольствия, которые создают желания, удовлетворя­ются их фантастическим осуществлением и преобра­зовывают внешний мир в представлении человека бла­годаря тому, что он не мыслит себе (отщепляет) не­приятное, лежащее во внешнем мире, присоединяя к сво­ему представлению о последнем приятное, изобретен­ное им самим. Следовательно, ирреальная функция не может быть примитивнее, чем начатки реального мышления, она должна развиваться параллельно с последним. Чем более сложными и более дифферен­цированными становятся образование понятий и логическое мышление, тем более точным становит­ся, с одной стороны, их приспособление к реально­сти и тем большей становится возможность осво­бождения от влияния эффективности, зато, с дру­гой стороны, в такой же мере повышается возмож­ность влияния эмоционально окрашенных энграмм из прошлого и эмоциональных представлений, от­носящихся к будущему. С развитием разница между обоими видами мышления становится все более рез­кой, последние становятся в конце концов прямо противоположными друг другу, что может привести к все более и более тяжелым конфликтам; и если обе крайности не сохраняют в индивидууме прибли­зительного равновесия, то возникает, с одной сто­роны, тип мечтателя, который занят исключитель­но фантастическими комбинациями, который не считается с действительностью и не проявляет ак­тивности, и, с другой стороны, тип трезвого реаль­ного человека, который в силу ясного реального мышления живет только данным моментом, не за­гадывая вперед.

Однако, несмотря на этот параллелизм в фило­генетическом развитии, реалистическое мышление оказывается по многим основаниям более развитым, и при общем нарушении психики реальная функция поражается обычно гораздо сильнее.

Реалистическое мышление работает не с одной только прирожденной способностью ("интеллект"), но и с помощью функций, которые могут быть при­обретены путем опыта и упражнения индивида. Как показывает опыт, такие функции могут быть гораз­до легче нарушены, нежели те, которые заложены в организме.

Совершенно иначе обстоит дело с механизма­ми, которыми пользуется аутизм. Они являются при­рожденными. Аффекты, стремления оказывают с самого начала на нашу душевную жизнь такое же воздействие, какое управляет и аутистическим мыш­лением; они прокладывают мыслям путь, тормозят их соответственно своему собственному направле­нию и совершают без размышления выбор между различными возможностями реакций.

Прирожденный характер аутистических форм мышления обнаруживается особенно четко в симво­лике. Последняя отличается повсюду невероятным однообразием, от человека к человеку, из века в век, от сновидения вплоть до душевной болезни и до мифологии. В основе многих сотен сказаний лежит ограниченное число мотивов. Одни и те же немно­гие комплексы всегда дают повод к символике, и средства для выражения их точно так же одинаковы. Птица, корабль, ящичек, который приносит детей и доставляет умирающих в первоначальное таин­ственное место, злая мать (мачеха) и т. д. всегда по-

вторяются и повсюду обозначают одно и то же. Пред­ставление о круговороте жизни, в силу которого ста­рые люди, уменьшаясь или не уменьшаясь в своем объеме, снова попадают в чрево матери, встречает­ся еще и в настояшее время в самостоятельно вы­работанном мировоззрении 2—4-летнего ребенка; это же самое представление встречается и в мифах и ска­заниях, созданных тысячи лет тому назад. Символы, известные нам из очень древних религий, мы вновь находим в бредовых образованиях наших шизофре­ников. Разумеется, в данном случае было бы непра­вильно говорить о прирожденных идеях, однако каж­дый интересовавшийся этим вопросом не может от­делаться от подобного представления, и во всяком случае в аутистической символике существует при­рожденное всем людям направление идей.

Важно также то обстоятельство, что для реалис­тической функции существует один только правиль­ный результат, в то время как аутизм располагает нео­граниченными возможностями (Юнг) и может дости­гать своей цели самым различным способом. Разуме­ется, правильная комбинация является более высоким достижением, чем та, которая соответствует одному лишь желанию. Последнюю можно сравнить со стрель­бой ради забавы, при которой должен раздаваться лишь треск от выстрела; первая же стремится попасть в оп­ределенную цель, и только в эту цель.

Если аутистическое мышление в общем и целом должно показаться вредным заблуждением, то ка­ким образом столь юная в филогенетическом отно­шении функция могла получить такое большое рас­пространение и силу?

Мы не можем предположить, что неограничен­ное поле аффективной деятельности будет когда-нибудь совершенно уничтожено вследствие крити­ческого отношения, тем более, что аутизм даже в том виде, в каком он существует в настоящее вре­мя, имеет положительную ценность. Раздражение, связанное с антиципацией удовольствия, вынужда­ет к размышлению до того, как будет предпринято действие, оно подготовляет к действию и приводит в движение энергию. В то время как низшие живот­ные с их незначительным запасом представлений и рудиментарной памятью часто обнаруживают пора­зительно малую настойчивость в преследовании цели, человек может, сидя в пещере, воодушевляться для охоты, он заранее создает себе планы и приго­товляет оружие, и эта деятельность переходит без резкой границы в собственное аутистическое мыш­ление. Я полагаю, что этот пример лучше всего по­казывает, где приблизительно проходит граница меж­ду вредным и полезным аутизмом и насколько она неопределенна. Искусство полезно, если оно возбуж­дает и повышает жизненную энергию, оно вредно, если оно занимает место действия.

Дальнейшая польза аутизма заключается в том, что он представляет благодатную почву для упраж­нения мыслительной способности. Ребенок умеет го­раздо меньше, чем взрослый человек, рассуждать о том, что возможно и что невозможно. Однако в его фантазиях его комбинаторные способности повыша­ются настолько же, как и его физическая ловкость в подвижных играх.

Небольшая степень аутизма должна быть также с пользой привнесена в жизнь. То, что относится к

аффектам вообще, оказывается действительным так­же и в отношении к частному применению их меха­низмов. Определенная односторонность полезна для достижения некоторых целей. Нужно представить себе цель более желанной, чем она есть на самом деле, чтобы повысить свое устремление к ней; не нужно детально представлять себе все трудности и их пре­одоление, в противном случае человек не сможет приступить к действию до ясного размышления, и энергия его ослабеет.

Таким образом, аутиетическое мышление и в бу­дущем будет развиваться параллельно с реалистичес­ким и будет в такой же мере содействовать созданию культурных ценностей, как и порождать суеверие, бредовые идеи и психоневротические симптомы.

К.Гольдштейн

АБСТРАКТНОЕ И КОНКРЕТНОЕ ПОВЕДЕНИЕ *

На основании клинических и эксперименталь­ных исследований мы можем выделить два вида че­ловеческого поведения, или два общих подхода к миру, которые мы назвали абстрактным и конкрет­ным поведением (Гольдштейн и Гельб, 192S). Прежде чем охарактеризовать их более детально, я хотел бы показать различие этих двух подходов на простом примере.

Когда мы входим в темную спальню и зажигаем лампу, мы действуем конкретно, часто даже не осоз­навая того, что мы делаем. Нам просто хочется, что­бы стало светло, и наша реакция непосредственно определяется той внешней ситуацией, в которой мы находимся. Если же мы понимаем, что свет может разбудить спящего в комнате человека, и в соответ­ствии с этим не зажигаем лампу, мы подходим к ситуации абстрактно, т. е. выходим за пределы не­посредственно данных чувственных впечатлений.

Такого рода установки или формы поведения не следует рассматривать ни как приобретенные инди­видом определенные умственные склонности или привычки, ни как специфические способности на­подобие памяти или внимания. Скорее они представ­ляют собой различные уровни способности личнос­ти в целом, каждый из которых образует основу всех отправлений организма внутри определенного круга отношений к ситуациям внешнего мира.

Конкретная установка реалистична. При такой установке мы отданы во власть, или привязаны, к непосредственному переживанию данной веши или ситуации в ее конкретной уникальности. Наши мыс­ли и действия направляются непосредственными побуждениями, исходящими от какой-либо одной конкретной стороны объекта или ситуации в нашем окружении.

При абстрактной установке мы отвлекаемся от конкретных свойств предметов и явлений. В своих действиях мы ориентируемся более отвлеченной точ­кой зрения, будь то категория, класс или обобщен­ное значение, перед которыми отступают конкрет­ные объекты. Мы отделяем себя отданного чувствен­ного впечатления, и конкретные вещи предстают перед нами как частные случаи или репрезентации некоторых категорий. Поэтому абстрактная установ­ка может быть названа также категориальной или понятийной установкой. Абстрактная установка яв­ляется основой следующих способностей:

1) произвольно принимать ту или иную установку
сознания;

2) произвольно переходить от одного аспекта
ситуации к другому;

3) удерживать в уме различные аспекты одно­
временно;

' Хрестоматия по общей психологии. Психология мышления / Под ред. Ю.Б.Гиппенрейтер, В.В.Петухова. М.: Изд-во Моск. ун-га, 1981. С.141-144.

4) схватывать существо данного целого, расчле­
нять данное целое на части и выделять их произ­
вольно;

5) обобщать, отвлекать общие свойства, плани­
ровать заранее в уме, принимать определенную ус­
тановку по отношению к "чистой возможности", а
также мыслить символически;

6) отделять свое "я" от внешнего мира.

Абстрактное поведение — более активное пове­дение, конкретное - более пассивное. Перечислен­ные выше возможности не являются необходимыми условиями для конкретного поведения.

Существуют различные уровни абстрактного и конкретного поведения, соответствующие степеням сложности, с которыми сопряжено выполнение того или иного задания. Так, особенно высокий уровень абстрактного поведения нужен для сознательного и произвольного выполнения всякого целенаправлен­ного действия и объяснения его себе и другим. Более низкий уровень абстрактного поведения требуется для разумного поведения, если его выполнение не со­провождается осознанием собственных действий. Метафорическое мышление, встречающееся в нашей обыденной жизни, можно рассматривать как част­ный случай абстрактного поведения еще более низ­кого уровня.

Такого рода градации приложи мы и к конкрет­ному поведению. Наиболее конкретным образом дей­ствия в ситуации или с вещами является реакция на одно из свойств, то, которое одно только и пережи­вается; например, реакции на один какой-то цвет, или какую-то особую форму объекта, или на ту прак­тическую функцию объекта, к которой он, собствен­но, и предназначен. Менее конкретный подход про­является в том случае, когда человек принимает во внимание конкретную конфигурацию объекта или ситуации в целом, а не ориентируется в своем дей­ствии исключительно на одну какую-либо их осо­бенность.

Здоровый человек сочетает обе эти установки и может переходить от одной из них к другой в зави­симости от требований ситуации. Некоторые зада­ния могут быть выполнены только благодаря абст­рактной установке; для других — достаточной ока­зывается и конкретная установка.

В своем повседневном поведении больные с на­рушением абстрактной установки могут не очень отличаться от здоровых людей, так как большинство привычных ситуаций не требует абстрактного под­хода. Однако применение специальных тестов (см. Гольдштейн и Шерер, 1941) позволяет отличить кон­кретное поведение больных с дефектом абстрагиро­вания от конкретного поведения в норме. Если здо­ровый человек действует конкретно только в соот­ветствующих ситуациях, то больной всецело зави­сит от окружающих объектов и даже с представле­ниями он оперирует как с вещами. Его деятельность не есть, по существу, деятельность его самого как личности. Поэтому в тех случаях, когда необходимо давать себе отчет в своих мыслях и действиях, фор­мировать символические понятия и т. п., больные терпят неудачу.

Мы утверждаем, что в начале любого действия предполагается использование абстрактной установ­ки. Для тех задач, которые могут быть выполнены с

помощью конкретного поведения, ситуация должна быть заранее спланирована так, чтобы это поведе­ние протекало гладко и беспрепятственно. Для того чтобы достичь этого, необходима абстрактная уста­новка. Но если использование только конкретного поведения является невозможным, то каким обра­зом реально существуют люди, действующие только конкретно? В ответе на этот вопрос вновь могут по­мочь наблюдения за больными.

Так, в клинике мозговых поражений мы наблю­даем у больных сильное нарушение абстрактной ус­тановки. Более того, сразу после начала заболевания они почти полностью теряют контакт с миром, не способны выполнить элементарные требования и поэтому легко впадают в беспокойство. Однако со временем они заметно лучше общаются с окружаю­щими и становятся способными использовать те кон­кретные навыки, которые знали прежде. Я не могу обсуждать здесь, как именно это происходит, но с определенностью утверждаю, что это происходит вне их собственного сознания (Гольдштейн, 1939). Про­верка их способностей показывает, что дефект со­храняется. Видимое "улучшение" было вызвано уси­лиями окружающих людей, т. е. такой организацией

среды, в которой практически не встречаются зада­чи, невыполнимые в рамках конкретного поведения. Адекватность поведения больных яачяется результа­том взаимодействия абстрактного поведения окру­жающих с их собственным конкретным поведением.

Аналогичным примером служит существование ребенка в первый год его жизни. Ребенок приходит в мир беспомощным существом, в частности, и пото­му, что его абстрактная способность еще не развита. Его постоянно подстерегала бы опасность гибели, и, главное, он не мог бы использовать даже свои врож­денные способности, если бы не соответствующая за­бота взрослых. Эта забота заключается в создании спе­циальной среды, отвечающей физическим и психи ческим нуждам ребенка, которая изменяется по мере его роста. Организация такого адекватного "мира" яв­ляется, как и в случае с больным, результатом абст рактного поведения окружающих. Общение с мате­рью приводит в дальнейшем к формированию соб­ственной абстрактной установки ребенка.

Таким образом, при всех специфических отли­чиях абстрактной и конкретной установок челове­ческое существование требует взаимодействия обо­их уровней поведения.

Б.М. Теплое ПРАКТИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ *

В психологии вопросы мышления ставились обычно очень абстрактно. Происходило это отчасти потому, что при исследовании мышления имелись в виду лишь те задачи и те мыслительные операции, которые возникают при чисто интеллектуальной, теоретической деятельности. Большинство психоло­гов — сознательно или бессознательно — принимало за единственный образец умственной работы работу ученого, философа, вообще "теоретика". Между тем в жизни мыслят не только "теоретики". В работе лю­бого организатора, администратора, производствен­ника, хозяйственника и так далее ежечасно встают вопросы, требующие напряженной мыслительной де­ятельности Исследование "практического мышле­ния", казалось бы, должно представлять для психо­логии не меньшую важность и не меньший интерес, чем исследование "мышления теоретического".

Неверно будет сказать, что в психологии вовсе не ставилась проблема "практического интеллекта". Она ставилась часто, но в другом плане. Говоря о "практическом интеллекте", разумели некий совсем особый интеллект, работающий иными механизма­ми, чем те, которыми пользуется обычное теорети­ческое мышление. Проблема практического интел­лекта сужалась до вопроса о так называемом нагляд­но-действенном, или сенсомоторном мышлении. Под этим разумелось мышление, которое, во-первых, неотрывно от восприятия оперирует лишь непос­редственно воспринимаемыми вещами и теми связя­ми вещей, которые даны в восприятии, и, во-вто­рых, неотрывно от прямого манипулирования с ве­щами, неотрывно от действия в моторном, физичес­ком смысле этого слова. В такого рода мышлении че­ловек решает задачу, глядя на вещи и оперируя с ними. Понятие наглядно-действенного мышления — очень важное понятие. Крупнейшим приобретением мате­риалистической психологии является установление того факта, что и в филогенезе, и в онтогенезе гене­тически первой ступенью мышления может быть толь­ко наглядно-действенное мышление. "Интеллектуаль­ная деятельность формируется сначала в плане дей­ствия; она опирается на восприятие и выражается в более или менее осмысленных целенаправленных предметных действиях. Можно сказать, что у ребенка на этой ступени (имеются в виду первые годы жизни.

— Б. Т.) лишь наглядно-действенное мышление или
сенсомоторный интеллект" (Рубинштейн, 1940).

Очевидно, однако, что понятие сенсомоторно-го интеллекта не имеет прямого отношения к тому вопросу, с которого мы начали, к вопросу об осо­бенностях практического мышления. Человек, заня­тый организационной работой, решает стоящие пе­ред ним задачи, опираясь вовсе не на непосредствен­ное восприятие вещей и прямое манипулирование с ними. Самые объекты его умственной деятельности

- взаимоотношения групп людей, занятых в каком-

* Хрестоматия по общей психологии. Психология мышления / Под ред. Ю.Б.Гипп<