Духовный организм и его функциональные органы

Русский мыслитель А. А. Ухтомский в начале XX в. сформулировал дерзкий замысел: познать анатомию и физиологию человеческого духа. Ему принадлежит идея функциональных (не анатомических!) органов индивида и его духовного организма. Согласно Ухтомскому, функциональный орган — это всякое временное

376

сочетание сил, способное осуществить определенное достижение. (Еще раз вспомним соединенную силу в метафоре души Платона.) Такими органами являются движение, действие, образ мира, психологическое воспоминание, творческий разум, состояния человека, например, сон, бодрствование, аффект, даже личность. Особую роль в формировании функциональных органов играет живое движение. Возможно, с ним связано и обсуждение вопроса об онтологии души. Аристоксен, ученик Аристотеля, утверждал, что душа есть не что иное, как напряженность, ритмическая настроенность телесных вибраций. В этом же духе рассуждал Плотин. Отвечая на вопрос, почему красота живого тела ослепительна, а на мертвом лице остается лишь след ее, он писал, что в нем еще нет того, что притягивает взгляд: красоты с грацией. А. Бергсон по этому поводу замечает: «Не зря называют одним словом очарование, которое проявляется в движении, и акт великодушия, свойственный Божественной добродетели, — оба смысла слова «grace» составляли одно» (см.: Адо П., 1991. С. 51—53).

Близкие к этому мысли высказывали естествоиспытатели. А. Ф. Самойлов, оценивая научные заслуги И. М. Сеченова, говорил, что наш известный ботаник К. А. Тимирязев, анализируя соотношение и значение различных частей растения, воскликнул: «Лист — это есть растение». Мне кажется, продолжал Самойлов, что мы с таким же правом могли бы сказать: «Мышца — это есть животное». Мышца сделала животное животным, мышца сделала человека человеком (1952). Продолжим и мы логику рассуждений Самойлова. Что есть душа? Телесный организм занят. Может быть, живое движение, если не душа, то ее удачная метафора или душа души, ее энергийное ядро? Живое движение иначе, чем механическое, связано с пространством и временем. Механическое движение есть перемещение в пространстве, а живое — преодоление пространства, претерпевание такого преодоления и построение собственного пространства. Механическое движение пожирает, убивает время, а живое, напротив, оживляет, создает, строит живое время. Живое движение души одухотворяет индивидуальное и историческое время, членит, ритмизирует его, образует в нем зазоры, периоды активного покоя, соединяет его с пространством.

Именно в движении Ч. Шеррингтон локализовал такие атрибуты души, как память и предвидение. Да и для других функциональных органов живое движение выступает в качестве неистощимого источника своего рода «строительного материала». Заметим,

377

что это не философские измышления, к которым (в значительной мере несправедливо) испытывается недоверие. Это размышления естествоиспытателей. К ним, впрочем, можно добавить и давнее утверждение Декарта: действие и страсть — одно. И сравнительно недавнее — П. Я. Гальперина: «Как не идет балету служить изображением некоторого либретного содержания. Танец имеет собственную логику движений, изменений, переходов, прекрасных форм. Он должен быть выразителен — не для того, чтобы выражать переживания, а для того, чтобы выражать жизнь самого движения. Но ни в коем случае не изображать! Он должен выражать ту эмоцию, которая рождается в телодвижении» (Из архива П. Я. Гальперина). В балете жизнь самого движения совпадает с жизнью души танцора.

В своей совокупности функциональные органы составляют (строят) духовный организм. Мысли Ухтомского о духовном организме близки к разработанной в православной патристике энергийной проекции человека (сочетание сил). «Энергия же есть движение деятельное. Деятельным же называется то, что движется по собственному побуждению», — цитирует св. Иоанна Дамаскина С. С. Хоружий (1995. С. 53). Собственное побуждение или свобода самоопределения, выбора себя, своей траектории движения и развития обеспечивается создаваемыми индивидом функциональными органами — новообразованиями.

Возможно, замысел Ухтомского имел своим источником хорошо знакомую ему благодаря богословскому образованию традицию православной патристики и мистической исихастской антропологии. В последней особенно детально была проработана своего рода энергийная проекция человеческого существа и создан интереснейший концептуальный аппарат для ее описания. В него входили понятия свободы, динамических и этических установок, телесной, душевной и умственной доминант, их упорядоченного энергийного единства и др. С. С. Хоружий следующим образом суммирует представление о человеке, развитое в аскетической антропологии: «Итак, энергия — первый импульс и актуальный почин движения; и тварь всегда обладает целым множеством разнородных и разнонаправленных энергий. Следует различать энергии телесные и душевные. Анализ сознания приводит к дальнейшим подразделениям; выделяются также различные виды душевных энергий. Уже у Григория Нисского, а затем у Евгария возникает трехчастное деление души, на части мыслительную, (по)желательную и раздражительную (она же яростная, включающая

378

эмоции); отсюда можно говорить и о соответствующих видах энергий...

Все в целом множество энергий человека, непрерывно меняющееся, образует своего рода энергийную проекцию человеческого существа. Человек — (само)деятельный центр, энергии — разнонаправленные, разнородные, а также взаимосвязанные, взаимодействующие выступления, «ростки деятельностей» этого центра, в совокупности образующие подвижную систему, меняющуюся конфигурацию — проекцию человека в план энергии, которую естественно назвать энергийным образом человека...

Можно выделить различные типы энергийных образов. Любая цель человека предполагает, вообще говоря, комплексную деятельность, включающую ряд различных энергий. Поэтому обычно энергии объединяются в группы, собранные вокруг некоторой центральной энергии, которая связана с определенной целью, стремлением. Такую энергию, объединяющую и подчиняющую себе некоторую группу энергий, будем называть доминантой. Порождаясь определенными стихиями тварного бытия, энергии — в том числе доминанты — могут быть телесны, душевны, умственны. Соответственно, можно говорить о таких же типах энергийных образов: если в образе заведомо преобладают доминанты данного типа» (1995. С. 54—55).

Создатель антропологии исихазма Григорий Палама считал, что человеческий дух богоподобен в силу своей способности «животворить» плоть. Не будем вдаваться в философско-теологические споры о сущности и энергии, о том, дух ли порождает движение, движение ли порождает духовную энергию. Важнее обратить внимание на то, что сходство психологических наблюдений и построений Паламы с учением о доминанте А. А. Ухтомского поразительно. Хотя факты, давшие основания будущему учению о доминанте, были обнаружены им в эксперименте еще в 1904 г., оно получило свое оформление и развитие в 1920-е гг. Совершенно ясно, что в условиях уже возникшего в то время советского «идеологического общежития» Ухтомский не мог сослаться на предшествующую традицию. Более того, он, делая доклад о доминанте (в 1927 г.), видимо, лукавил, говоря, что он заимствовал термин «доминанта» из книги Р. Авенариуса «Критика чистого опыта». (Такое лукавство вполне объяснимо. Ведь А. А. Ухтомский имел не только предосудительное богословское образование, но был к тому же князем и старообрядцем.) Правда, он подробно оговаривает, что заимствовал лишь термин, а

379

сходство между явлениями, которые он обозначает, у Авенариуса и у него самого весьма поверхностное.

Справедливости ради нужно сказать, что идеи, близкие к тому, что названо «энергийным образом человека», развивал В. фон Гумбольдт. Он одним из первых поставил задачу разработки философской теории образования и развития человека. Ж. Кильен следующим образом излагает его взгляды: «Действительно, человек в сущности является силой, энергией: именно последняя образует подлинно априорное в человеке, которое есть в нем истинно первоначальное; человек — это изначально активное существо, существо действующее, и эта сила (эти силы) должна экстериоризироваться, объективизироваться; место этих объективаций называется миром, не-Я, благодаря которому Я полагает себя как Я, т. е. как объективирующая сила» (Кильен Ж., 1983. С. 160).

По сути дела, любая энергийная проекция образа человека неминуемо ведет к представлениям о его деятельности. И здесь не должны смущать термины экстериоризация, объективация, которые вполне могут (и должны) рассматриваться как синонимы деятельности.

Вернемся к Ухтомскому. Существенным в учении о доминанте Ухтомского является то, что «здесь организм мыслится как некая единица, реагирующая целиком, как некое интегральное целое» (Ухтомский А. А., 1978. С. 73—75). Что же это за единица, интегральное целое, реагирующее целиком? Не есть ли это «человек собранный»? А может быть, личность, по поводу которой Ухтомский как-то обронил фразу, что личность — это состояние. Но ведь не состояние же организма, скажем осторожнее, не только состояние организма, а, видимо, состояние духа.

Разумеется, функциональные органы существуют виртуально и наблюдаемы лишь в исполнении, т. е. в действии, в поступке. Виртуальность их бытия прекрасно выразил в стихотворении «Автопортрет» (1914) Осип Мандельштам:

В закрытьи глаз, в покое рук
Тайник движенья непочатый.

Виртуальность, в смысле Ухтомского, или тайник, в смысле Мандельштама, есть недеяние, представляющее собой, активный покой, зазор длящегося опыта, своего рода точки развития и роста, т. е. внутреннее деяние. Здесь нет противоречия, поскольку остановку, покой можно рассматривать как накопленное движение. Из таких точек (периодов, пауз, зазоров) произрастают

380

внешние деяния и действия, они в них же и возвращаются. Возможно, это близко к тому, что в даосизме называется «возвращением к истокам», а в европейской культуре — рефлексией.

Убедительную иллюстрацию наличия функциональных органов мы встречаем у Набокова. Он дает почти сюрреалистическое описание состояния повышенной восприимчивости, которая преображала все существо (описываемого персонажа) в одно огромное око, вращавшееся в глазнице мира. Это похоже на полностью отделившийся от героя гоголевский Нос. Или, например, Набоков использует еще одну не слишком эстетическую метафору «ум — желудок души», т. е. тот же орган. П. А. Флоренский писал о том же, не прибегая к грубым анатомическим сравнениям: «Что бы мы ни думали о человеческом разуме <...> он орган человека, его живая деятельность, его реальная сила, логос» (1990. Т. 1. С. 73). Логос, а не мозг!

Совершенствование функциональных органов не знает отчетливых границ. Иосиф Бродский говорил: «Взгляд острей, чем игла». Говоря словами Мандельштама, индивида к созданию новых органов «влечет стесненная свобода одушевляющего недостатка». Близок по смыслу прозаический термин Жоржа Батая: «избыток недостатка» — непременное свойство человеческого существа. Избыток недостатка есть неутолимость «тела» человеческих желаний, в том числе и духовных: «духовной жаждою томим». И об этом же: «Я знаю только то, что ничего не знаю». Конечно, для того чтобы уменьшить избыток недостатка, необходимо иметь избыток возможностей и обладать энергией преодоления (уменьшения асимметрии между избытком недостатка и избытком возможностей). Благодаря такой энергии, человек строит новые органы и функции, «душой и сознанием намеченные» (Фихте). Замечание философа очень точно, в нем подчеркивается наличие разницы между функциональным органом и душой. Первые можно сформировать. Альбрехт Дюрер, например, говорил, что у художника после усвоения правил и мер в работе в глазу должен появиться циркуль и угольник, а в руках — рассудительность и навык. Они могут оказаться и вне души. Душа — это иное. Она выполняет формообразующую функцию и, в конце концов, сама становиться формой форм. Душа не формируется извне, по заказу, а выявляется, раскрывается, приводится в движение, оформляется или... закрывается, освобождается от внешних влияний. Бывает, что душа и сознание намечают к созданию органы себе на погибель:

381

... Душу сражает, как громом, проклятие:
Творческий разум осилил — убил.

Александр Блок

Оставим в стороне вопрос о принадлежности функциональных органов. Не столь важно, принадлежат ли они индивиду или его душе. Главное, что они составляют духовный организм, увеличивают силы и способности души.

Формирование функциональных органов — трудная задача. Русский актер Михаил Чехов писал по этому поводу, что, как чужого, он должен учить себя наблюдать и рассматривать тело свое, как чужое, как инструмент. И пока он не знает тело свое, как чужое, оно управляет им на сцене, а не он им. Это же происходит и с голосом. Произвольное, свободное управление своим телом, голосом — это результат концентрации душевных сил, духовной энергии, концентрации, требующей усилий и труда.

Близкие по смыслу описания преобразования, претворения движений встречаются у режиссеров В. Э. Мейерхольда, А. Я. Таирова, Л. С. Курбаса и у ученых Г. Г. Шпета, Н. А. Бернштейна, А. В. Запорожца. Живое движение в результате подобных преобразований достигает такой степени свободы, одухотворенности и совершенства, что их телесная биомеханика как бы исчезает.

Сказанное Михаилом Чеховым относится к актеру. Но аналогичные требования нужно предъявить и к зрителям. Эстетическое восприятие это тоже функциональный орган, который должен сформироваться в том числе и для того, чтобы уметь читать движения актера. Глаз телесный должен стать глазом духовным или оком души. То же происходит и с восприятием музыки и других форм искусства.

Не давая определения души, зафиксируем, что душа и дух есть реальность. Они не менее объективны, чем так называемое объективное, например материя (в философском смысле). Подобное утверждение было бы смешно, если бы не было так грустно. Как отмечалось ранее, психология в свое время пожертвовала душой ради объективности, как тогда казалось, своей субъективной науки.

Функциональные органы, согласно Ухтомскому, это не механизмы первичной конструкции. Они представляют собой новообразования, возникающие в жизни, деятельности индивида, в процессе его развития и обучения. Понятие «новообразование» широко использовали многие философы и психологи, в том числе

382

Л. С. Выготский, А. В. Запорожец, А. Н. Леонтьев. Но все эти ученые, характеризуя функциональные свойства новообразований, не замечали их энергийную природу и суть, о которой писал Ухтомский, хотя и понимали, что их создание — главный признак развития человека.

В реальном поведении и деятельности многочисленные функциональные органы работают не изолированно, они вступают во взаимодействие не только с миром, но и друг с другом. В своей совокупности они составляют труднодифференцируемый организм — одновременно предметный, телесный и духовный. Особенность этого организма, назовем его духовным или одухотворенным, состоит в активности, действенности, направленности не только вовне — на созидание, творчество, но и вовнутрь — на самосозидание. Интересно и продуктивно различение души и духа, предложенное Бахтиным:

«Внутреннюю жизнь другого я переживаю как душу, в себе самом я живу в духе. Душа — это образ совокупности всего действительно пережитого, всего наличного в душе во времени, дух же — совокупность всех смысловых значимостей, направленностей жизни, актов исхождения из себя (без отвлечения от Я)» (1995. С. 74).