Анализ и обсуждение результатов
В результате исследования был выявлен ряд когнитивных закономерностей, определявших динамику мнений в конфронтационном обсуждении. Проведенное исследование подтвердило выдвинутые предположения. Так, о наличии явления самоподтверждения гипотез свидетельствовал факт достоверно более высокой вероятности повторения испытуемыми «старых» ответов, чем появления «новых» в ходе дискуссии. Испытуемые демонстрировали инерцию выдвигаемых и отстаиваемых ими мнений на каждом этапе. Об этом также свидетельствовало ипреобладание повторения двух данных самыми первыми ответов в дискуссии.
Можно было наблюдать, как периодически происходило застревание участника на каком-либо из мнений или неожиданный возврат к ответу, высказанному в самом начале дискуссии после долгого периода ухода от него. Многие участники по ходу дискуссии присоединялись к лидеру или к мнению, которое становилось доминирующим в группе. Однако такой уход от их первоначального мнения часто оказывался непрочным, и экспериментатору было достаточно задать испытуемому вопрос: «Вы уверены, что этот (новый) ответ правильный?», чтобы спровоцировать отказ от нового решения. Таким образом, испытуемые стремились отстаивать те гипотезы, которые были ими уже приняты и предъявлены группе как правильные, и отвергали другие варианты решений.
Оказалось неожиданным, что чаще всего повторялись не первые ответы, данные в самом начале обсуждения, как ожидалось в соответствии с исходной первой гипотезой. Наиболее часто повторялись ответы, данные по второму запросу экспериментатора. Однако разница в вероятности повторения первого и второго ответов и превосходство второго вполне объяснимы в рамках предположения о самоподтверждении гипотез. Прежде всего, важно, что и первый ответ повторялся достоверно чаще, чем любой из ответов, данных после второго. Но, как свидетельствуют полученные данные, у многих испытуемых первый ответ еще не являлся мнением, которое они всерьез рассматривали как гипотезу и готовы были защищать.
Первый ответ у многих испытуемых не являлся обдуманным, и нередко они об этом прямо заявляли, вступая в дискуссию. Одной из функций этого ответа и его интерпретации была психологическая (когнитивная) защита от возможной несостоятельности. Она осуществлялась несколькими способами:
1. Ссылка на то, что поначалу не рассматривал задачу серьезно, не пробовал решать по-настоящему, дурашливость и проч., например: «Я просто написал, не думал, что это так важно», «Не обманешь – не продашь», «Какая разница».
2. Уход от поиска решения в неопределенные обобщения, например: «Много выиграл», «Наверное, что-то потерял», вплоть до философских обобщений (кроме всего прочего, намекающие на эрудицию интеллектуальное превосходство типа: «Я знаю, что я ничего не знаю».
3. Отказ от подсчетов cо ссылкой на свою неспособность к точным наукам, близкая к нулю уверенность в данном ответе или уход в смежные сферы, где точный расчет невозможен (моральный ущерб, непредсказуемая инфляция и т.п.), например: «Мы не знаем этого человека, что для него лично является важным, поэтому не можем оценить, что он потерял».
4. Сообщение о том, что пересмотр первого решения был предпринят самостоятельно, до сообщения ответов другими участниками или без их влияния.
Несмотря на подобные заявления, вскоре участники дискуссии втягивались в спор, начинали с жаром отстаивать свои более поздние мнения и возвращались к первоначальным защитам лишь изредка, в случае фиаско: «Я же с самого начала говорил…»
Таким образом, на этапе первого ответа никто из испытуемых еще не являлся участником конфронтации. Более того, им еще не было известно о наличии разногласий в решении задачи. Эту стадию можно считать предконфликтной. Оглашение первых ответов «участниками» в начале дискуссии сопоставимо с инцидентом, являющимся завязкой конфликта. Кроме того, не имея информации о возможности наличия в группе других вариантов решения, некоторые испытуемые воспринимали задачу как более простую, чем она являлась в действительности, и не прикладывали к ее решению серьезных усилий. Сказанное соответствует данным В.М. Аллахвердова (1993) о том, что если первоначальный ответ дается наугад, то впоследствии наблюдается тенденция к его изменению. В то же время и первый ответ не всегда давался наугад, что подтверждается его превосходством над всеми ответами после второго.
Подобные явления можно наблюдать не только в экспериментальных условиях, но и в практике разрешения конфликтов и переговоров. Так, оппоненты часто проявляют непонятное с рациональной точки зрения упорство в отстаивании уже выдвинутых ими версий развития событий и вариантов решения проблемы. Как правило, такое застревание происходит не с самого начала, особенно у более искушенных переговорщиков. Функция первого предложения в переговорах – прежде всего «разведка», получение информации о реакции партнера и ориентировка в ситуации. Это предложение (первый ответ) делается с расчетом на возможность отказа от него в пользу более реалистичного по принципу: «Проси больше, дадут меньше». В конфликте, как правило, оппоненты реально сталкиваются друг с другом уже после отвержения их «первого ответа», а нередко и после неприятия противником их второго предложения, что делает разрешение проблемы гораздо более сложным в полном соответствии с выявленными когнитивными закономерностями.
Анализ видеозаписи подтвердил вторую из выдвинутых в начале исследования гипотез. Гораздо чаще изменение мнения участников дискуссии происходило не под воздействием аргументов их непосредственного оппонента, с которым они обсуждали проблему в течение некоторого времени, а после подключения к дискуссии участника с «третьим» решением, не совпадавшим ни с тем, ни с другим. Особенно эмоционально и ярко это происходило в случае, если одному участнику противостояла большая часть группы. Так, одна из участниц, упорно противостоявшая давлению группы, воскликнула в ответ на высказанное новое мнение: «Ну, наконец-то!» Интересно, что в данном случае все три решения были неверными. Иногда реагирование в подобных ситуациях было похоже на месть противникам по принципу: «Так не доставайся же ты /истина/ никому!»
Эти наблюдения подтверждают также и третье из выдвинутых предположений, а именно, что появление новых людей и новых мнений сильнее изменяет ранее выдвинутые гипотезы, чем аргументы внутри первоначальной группы. Влияние «свежих наблюдателей», начинавших принимать участие в обсуждении после объединения группы, на динамику решений оказывалось во многих группах сильнее, чем воздействие предыдущих лидеров из числа изначальных «участников». Это нередко приводило к отходу некоторой части испытуемых, непосредственно принимавших участие в обсуждении, от доминировавшего в течение нескольких ходов правильного мнения. Чаще в этой группе оказывались участники, чье мнение было отвергнуто как не заслуживающее внимания. «Наблюдатели» воспринимались как более объективные и авторитетные, в частности, потому, что у них с «участниками» не было опыта противостояния в предыдущем споре. Предположение о более выраженной динамике гипотез в изменившихся условиях подтверждается также и статистическим анализом результатов. Как было показано выше, после объединения «участников» и «наблюдателей» в большую группу, тенденция к повторению ответов в целом достоверно ослабевала, после объединения новые решения появлялись чаще. Это уменьшение повторов коснулось, прежде всего, «старых неправильных» ответов. И, как отмечалось, не наблюдалось в контрольной группе.
На втором этапе эксперимента в результате объединения подгрупп ситуация изменилась для всех испытуемых. Однако более радикально поменялось положение бывших «наблюдателей. Согласно теории В.М. Аллахвердова, при изменении ситуации ранее негативно выбранные решения имеют тенденцию осознаваться. Это подтверждается тем, что отказ от старых решений более интенсивно происходил на втором этапе эксперимента у бывших «наблюдателей». Они показали более выраженный, по сравнению с прежними «участниками», отход от прежних неправильных мнений. Именно их вклад по данному параметру сделал этот сдвиг по группе в целом статистически достоверным. Эти данные и качественный анализ видеозаписи подтвердили предположение о возросшей динамике мнений у бывших «наблюдателей» после смены их роли в результате присоединения к «участникам».
В то же время тенденция к уменьшению вероятности повторения была явно выражена лишь в отношении «старых неправильных» ответов. Повторение «старых правильных» ответов, напротив, стало более вероятным, что способствовало существенному общему сдвигу к правильному ответу после объединения в большинстве групп испытуемых. Показательно, что этот сдвиг вероятности на втором этапе был значим у «участников», а у «наблюдателей» был представлен лишь в тенденции. Таким образом, подтвердилась и гипотеза о позитивном воздействии объединения подгрупп испытуемых на достижение правильного решения.
Более того, сопоставление данных, полученных в течение 18 лет в ходе проведения в тренинговых занятиях 107 групповых дискуссий с использованием аналогичных задач без разделения на подгруппы, показало, что в 91% случаев бòльшая часть участников обсуждения к концу обсуждения приходила к правильному ответу, в 85% случаев этому доминирующему мнению противостоял лишь один участник. Тем не менее единогласное правильное решение было достигнуто лишь в 3% групп, а главным желанием участников в конце, несмотря на заявленную ими стопроцентную уверенность в ответе, было услышать «настоящий» правильный ответ от экспериментатора.
Таким образом, результаты проведенного исследования позволили решить поставленную перед ним задачу и подтвердили наличие сходных когнитивных закономерностей в индивидуальном и групповом принятии решений. Данные исследования подтвердили исходные гипотезы и позволили расширить понимание проблемы. Выявился ряд направлений для дальнейшей проверки и углубленного изучения когнитивных процессов в практических сферах работы с конфликтом и в переговорах.