Обсуждение статьи О.В. Науменко

Мария Кувалдина:

Ты получила крайне неожиданные результаты, чем они и интересны. Однако трудно назвать их понятными. Ведь если «бессознательное», как ты говоришь, может решать самые сложные арифметические задачи, то чем это мешает сознанию? Почему сознание не дает ему в данном случае проявиться во
всей своей мощи?

Ольга Науменко:

Ответ мне и самой не до конца понятен. Если не сказать – не понятен вообще. Но попытаюсь представить себя на месте когнитивного механизма, которому приходится справляться с инструкцией моего эксперимента. Проведём что-то вроде мысленного эксперимента, хоть он и будет выглядеть странно. Предположим, предъявляется одна задача (а не 40, как в реальном
эксперименте). Итак, дано вот что:

« =?»

a) 37

b) 47.

Когнитивный механизм мгновенно вычисляет точный ответ – 37. Но что он должен выдать сознанию? Ведь сознание знает, что оно не умеет решать такие задачи (пока не обсуждаем, откуда оно это знает). Более того, сознание знает, что экспериментатор знает, что оно не умеет решать такие задачи. Что же именно надо делать, какой ответ будет в этой ситуации правильным? Наверное, правильный для сознания ответ – это не точный результат вычисления, а такой ответ, который подтверждает гипотезы сознания. Поэтому когнитивный механизм выдает сознанию ответы, которые выглядят как совершенно случайные, вероятность арифметически правильных ответов – 50%.

Ждём, что скажет экспериментатор, какова обратная связь. Экспериментатор ничего не говорит. Не даёт ответа. Зато опять предъявляет ту же задачку, но теперь уже с тремя
вариантами ответа.

Когнитивный механизм снова вычисляет ответ – 37 и, разумеется, помнит, какие ответы он давал в прошлый раз. Главное – теперь надо выдать только треть точных ответов. Но каких именно? Предшествующие точные ответы можно повторять – работает последействие позитивного выбора. С точки зрения последействия негативного выбора – все равно, главное – стараться пореже переходить от неправильного к правильному ответу. Полагаю, что немалую роль играет еще постоянная проверка когнитивным механизмом сознания собственных действий.

Понимаю, что это, наверное, не слишком вразумительное объяснение. Но, возможно, надо проверять хотя бы его.

Виктор Аллахвердов:

Здесь затронут важный момент, на который хотелось бы обратить внимание. Исходим из того, что работа сознания и всех его механизмов подчиняется законам. Поэтому все, что делает сознание в нормальном состоянии, правильно по определению (так как соответствует этим законам). Ошибка регистрируется только при взгляде на процесс со стороны. Экспериментатор, например, может считать правильным то решение арифметической задачи, которое даст ему калькулятор. Но для сознания калькулятор – отнюдь не эталон правильности, оно и само управляет работой механизмов, которые считают гораздо быстрее калькулятора. Просто сознание живет в ситуации в целом, а не в условиях арифметической задачи.

Маргарита Филиппова:

Вопрос по процедуре. Ты целенаправленно выбирала для испытуемых задачу выбора ответа из нескольких альтернатив. Видимо, ты считаешь, что если бы испытуемые давали ответы просто наугад, то «бессознательному» было бы сложнее проявиться. Почему же «бессознательное» проявляет свои «знания» только в условиях случайного выбора?

Ольга Науменко:

Думаю, если бы я не предлагала варианты ответов на выбор, сознанию (бессознательному?) приходилось бы проверять слишком много вариантов. Выбор ответа снова подчинялся бы «случайной» закономерности. Но при выборе из двух, например, вариантов у меня есть «право» как бы случайно выбрать правильный ответ, и в последующие разы настойчиво пытаться его повторить. А если вариантов ответа нет, мне надо сперва построить некий случайный набор вариантов, чтобы мои ответы выглядели случайно. Наверное, и в этом случае будет проявляться способность когнитивного механизма точно вычислять ответ. Но здесь надо еще долго думать, как экспериментатор может это заметить.

Андрей Агафонов:

Вопрос мой касается эксперимента 1. Для чего во второй серии эксперимента был добавлен «новый» неправильный ответ? Что дает этот методический ход? Поясню, почему эксперимент вызывает у меня смутное чувство «крапленой карты». Если бы Вы во второй серии просто повторили процедуру выбора из двух вариантов, то не было бы никаких вопросов. Вы бы рассчитали количество повторно правильных и количество повторно неправильных ответов. Это дало бы возможность оценить тенденцию. И, вероятно, Вы бы получили, что, несмотря на то, что во второй серии частота выбора правильного ответа близка к случайной, испытуемые склонны воспроизводить выборы, сделанные в первой серии. Вы бы могли ответить на это: «В этом случае, я не проверяла бы идею о феноменальных счётных способностях человека, а лишь еще раз, в новых процедурных условиях подтвердила бы существование неосознанного выбора (как негативного, так и позитивного)». Да, конечно. Но действительно ли Ваш эксперимент проверяет эту идею, столь бодрящую умы обывателей? Вы пишете: «Преимущественное повторение во второй серии правильных ответов и попытка избегать повторения ошибок указывают на то, что “когнитивное бессознательное” стремится к наиболее эффективному выполнению задания». Разве «попытка избегать повторения ошибок» путем выбора новых ошибочных ответов свидетельствует о феноменальных счетных способностях? Ведь на полученные результаты можно взглянуть иначе. Испытуемые значительно чаще (на 20%) выбирают во второй серии ошибочный ответ, чем повторяют правильный.

Ольга Науменко:

Думаю, если бы я во второй серии снова давала бы те же самые два варианта ответа, скорее всего, действительно, испытуемые были бы склонны повторять сделанные выборы. И соотношение количества правильных и неправильных ответов было бы близким к случайному (хотя если бы я давала обратную связь, оно бы могло измениться в пользу правильных; да и без обратной связи наверняка появились бы колебания – сколько можно одни и те же ответы выбирать?). Я бы «подтвердила существование неосознанного выбора», но не смогла бы показать, что позитивный выбор по-разному проявляется для правильных и неправильных ответов, что неправильный ответ можно и не повторять. Но если бы испытуемый не отличал правильные ответы от неправильных, он бы и в ситуации трёх вариантов выбирал выбранное и не выбирал невыбранное, а на новые варианты вообще бы и не смотрел (нечто вроде этого получилось в эксперименте 3). Дело в том, что сознание по-разному ведёт себя в отношении правильных и неправильных ответов: правильные ответы нужно повторять, а неправильные – по большому счёту всё равно, повторять или нет, но можно и попробовать что-нибудь новенькое.

Попытаюсь ещё раз раскрыть карты (и для самой себя тоже) и на всякий случай убедиться, что краплёных среди них нет. Стремление к повторению арифметически правильных ответов при отсутствии обратной связи – последействие позитивного выбора. Если же выбран неправильный ответ, правильный, к сожалению, уже не выбрать (негативный выбор) – то ошибку повторять, в общем-то, незачем, можно и изменить ответ на новый, пусть и неправильный. Складывается впечатление, что негативный выбор сохраняется в любом случае, а позитивный – только в случае правильных ответов. Дело не столько в преимущественном «избегании повторения ошибок» за счёт совершения новых ошибок (в эксперименте 2 это не было обнаружено так явно), сколько в том, что выбранные правильные ответы устойчиво повторяются, а для выбранных неправильных это необязательно.

Маргарита Филиппова:

Предлагаю идею, почему в твоем эксперименте 3 не повторились результаты двух предыдущих. Думаю, что в этом эксперименте испытуемые больше, чем в предыдущих, полагались на свои интеллектуальные способности, т.е. они могли хотя бы пытаться рассуждать логически и использовать свои сознательные усилия для их решения. А в такой ситуации, по всей видимости, «бессознательному» сложнее прорваться в сознание. То есть чем больше сознательной активности, тем меньше неосознанной.

Ольга Науменко:

Вполне может быть, что сознательные усилия могли помешать в этом случае. Но думаю, тут дело не в сознательных усилиях вообще, а в том, что они были не на то направлены. Люди склонны опираться на обыденный опыт и на свои образные представления. Стимульный материал был построен так, что здравый смысл и опыт не могли помочь в решении, а сознание по привычке всё равно на них сбивалось и пыталось ориентироваться.

Виктор Аллахвердов:

Конечно, никакой эксперимент не может доказать, чего именно не может когнитивное бессознательное. Ваше исследование тем не менее ставит под сомнение, что силлогистика является автоматизированным процессом. Вполне вероятно, что построение силлогизмов действительно происходит только на осознанном уровне. Интересно посмотреть, обнаруживаются ли, используя Ваш метод, неосознанные грамматические структуры, которые, судя по мнению лингвистов, хорошо автоматизированы.

***

Для проникновения в возможности бессознательного часто пытались использовать гипнотическое воздействие. Вот, например, работает великий П. Жане (1913). Его больная Люси получила в состоянии гипноза инструкцию: как только Жане хлопнет в ладоши, она должна письменно перемножить 739 на 42, не глядя на карандаш и бумагу. Затем ее будили, она рассказывала Жане о каком-нибудь волнующем ее событии, но по хлопку, ни разу не останавливаясь в процессе разговора, совершенно безошибочно записывала нужные вычисления. Разве это не доказательство существования автоматического счета? Выдающийся отечественный исследователь В.Л. Райков вызывал у взрослого испытуемого при внушении ему возраста новорожденности физиологические реакции, которые невозможно имитировать (например, плавающие несинхронные движения зрачков глаз). Я сам наблюдал демонстративный сеанс В.Л. Райкова, где он показывал этот эффект. (Отмечу, правда, тонкость, которую Райков, похоже, не оговаривает в своих публикациях: в процессе сеанса у испытуемого глаза закрыты; Райков своими пальцами приподнимал веки испытуемого, зрачки которого при этом действительно находились в самых неожиданных местах). Подобного рода исследования трактуются как воспоминания о том, о чем испытуемый решительно ничего не помнит, – например, о себе в состоянии новорожденности.

Я попросил С.Ф. Сергеева рассказать о своих исследованиях, позволяющих, как кажется, приблизиться к пониманию того, что может, а что не может проявить когнитивное бессознательное под гипнотическим воздействием.

Сергеев С.Ф.