Функция упорядочения и называния

Если мы, не имея предварительного опыта в духовном воспитании или медитации, обратим свой взор внутрь, осо­бенно на множество мелких мыслей и чувств, пролетающих друг за другом, которые составляют большую часть ежед­невной деятельности ума, нам чаще всего представится ма­лоприятное зрелище, а именно: беспорядок и путаница, ка­ких мы, наверно, не стали бы терпеть в своем жилище. По нынешней литературе, описывающей «поток сознания» (Джеймс Джойс и др.), каждый человек сегодня в состоянии близко познакомиться с точной картиной спутанного и бол­тливого мира мысли; однако зачастую оказывается, что для него легче увидеть такую картину в книгах, а не в самонаблюдении. Ибо последнее все еще вызывает опасения у мно­гих людей, поскольку они полагают, что любой взор, направленный внутрь, будет чем-то «ненормальным», бо­лезненным; но такое отношение к самонаблюдению в значи­тельной мере вызвано еще и тем, что открывающееся зрели­ще оказывается малоприятным для самочувствия направ­ленного мышления при максимальной мощности его рабо­ты. И все-таки столкновение с этими малопрезентабельны­ми аспектами нашего ума неизбежно, если мы хотим уви­деть всю задачу, которую нам предстоит выполнить, если наше стремление к ясности ума, к его очищению и развитию должны иметь надежную и глубокую основу.

А в практике чистого наблюдения это зрелище текущих, разорванных мыслей и чувств хорошо выдерживается, не­смотря на мучительную для самочувствия оболочку «я». Потому что в чистом наблюдении нет никакого отождеств­ления с каким бы то ни было содержанием сознания, высо­ким или низким; состояния сознания проходят перед на­блюдающим взором, как поток прохожих на оживленной улице; при этом сохраняется внутренняя отстраненность от них, и отрицательные впечатления оказываются лишенны­ми своего жала. Случай для такого самонаблюдения пред­ставляется, например, во время перерыва главного упраж­нения, вследствие внешних помех, блуждания мыслей и т.п. Таким образом, и эти противодействующие факторы могут найти применение в медитации.

Какое же зрелище открывается нам, когда мы направля­ем свой взор внутрь? Прежде всего мы отмечаем множество чувственных восприятий - зрительных, звуковых, обоня­тельных и т.д., которые почти непрерывно, как бы на заднем плане, проходят через наш ум. В огромном большинстве они бывают неотчетливыми и фрагментарными, а поэтому оста­ются незамеченными. Однако некоторые из них основыва­ются на ошибочных восприятиях или неверных выводах; а те, которые представляются несколько более отчетливыми, могут оказаться связанными с мимолетными настроениями и чувствами. Не будучи осознаны нами, такие непроверен­ные впечатления часто влияют на наши решения и суждения и искажают их. Конечно, все эти подспудные впечатления не должны стать сколько-нибудь постоянным или даже толь­ко регулярным объектом направленного внимания. Однако иногда нам следовало бы бросать на них взгляд; потому что если мы игнорируем их существование и предоставляем их самим себе, они могут значительно расстроить надежность наших полусознательных восприятий и нарушить ясность ума.

В еще большей степени, чем к мимолетным подспудным чувственным впечатлениям, все сказанное относится к тем более отчетливым, но все же незрелым восприятиям, мыс­лям, чувствам, суждениям и т.д., которые тесно связаны с нашим целенаправленным мышлением и потому сильно на него влияют. Также и здесь мы встречаем в изобилии неот­четливые, неполные и ошибочные чувственные восприятия, ложные ассоциации и непроверенные выводы из мыслей и чувств. В дальнейшем мы установим, как часто последова­тельность наших мыслей оказывается разорванной и они находят безвременный конец или вследствие собственной слабости, или по причине недостаточной сосредоточеннос­ти, или из-за недостаточной смелости в признании своих последствий. Точно так же обстоит дело с жизнью наших чувств и воли. Какое множество благородных чувств и на­мерений кончается лишь кратковременными, слабыми вспышками, не претворяясь в волевой акт, в действие или в ясное понимание!

Тысячи неопределенных мыслей и настроений, мгновен­ных желаний и страстей пересекаются в нашем уме и пере­бивают друг друга, подобно невыдержанным спорщикам, которые не дают друг другу слова сказать. Все это в итоге производит неблагоприятное влияние на общий уровень со­знания. Если такие неясные и разорванные функции ума остаются непроверенными и, слившись с ошибочными суж­дениями или страстями, погружаются в подсознание, отку­да могут вырваться в любое время, тогда они роковым образом усиливают непредсказуемость и недостоверность всех решений и выводов на будущее, а с ними - и всего характера в целом. Они могут также привести к неконтролируемым привычным мысленным образам, которые будет трудно ис­коренить.

О подлинной силе и ясности сознания в целом нельзя судить только на основании ограниченного отрезка созна­ния, ярко освещенного направленной волей или на основа­нии его максимальной мощности. Одинаково важным явля­ется возрастающий или уменьшающийся объем находящих­ся в полутьме областей сознания, о которых мы здесь упо­минали.

Именно эта ежедневная небрежность в мыслях, словах и делах, пренебрежение ума к самому себе - они в течение многих лет жизни и, согласно Будде, на протяжении многих жизней создали и допустили состояние внутреннего беспо­рядка и спутанности. Старые буддийские мастера говорили:

«По небрежности возникает много грязи, целая куча мусора. Так бывает, когда в доме каждый день накапливается только чуточка грязи; а если грязь возрастает из года в год, как раз и соберется большая ее куча.»

/Комментарий к «Суттанипате»/

Именно в этих невычищенных углах нашей внутренней сущности обитают наши опаснейшие враги; оттуда они со­вершают на нас неожиданные набеги и почти всегда одер­живают победу. Мир полутьмы создает благоприятную пи­тательную почву для алчности и ненависти всех степеней, а также для третьего и самого опасного и сильного из трех признаков, «корня всех недугов», акусала-мула, ослеплен-ности, которая получает точно такую же сильную поддерж­ку из этих темных и затемненных сфер.

Все попытки искоренить эти три главные пятна на нашем уме или решительно их ослабить, попытки справиться с алч­ностью, ненавистью и ослеплением, должны кончаться не­удачей до тех пор, пока эти качества находят беспрепят­ственно убежище и опору в таких неконтролируемых областях сознания. Как же можем мы помочь делу? Обычно мы стараемся игнорировать эти подсознательные или полусоз­нательные процессы и полагаемся на противодействующие силы направленного полного сознания. Однако такой образ действий недостаточно глубок. Для того, чтобы действенно встретить неконтролируемые течения психики, мы должны прежде всего с ними ознакомиться при помощи чистого на­блюдения. И этот акт чистого наблюдения одновременно является действенным средством защиты. Потому что там, куда падает яркий свет внимательности, не могут существо­вать состояния сумерек сознания. Здесь важным действую­щим принципом оказывается тот простой факт, что две мыс­ли не могут существовать в уме одновременно; там, где ут­вердилось внимательное наблюдение, нет места для спутан­ной или нездоровой мысли.

Во время спокойного наблюдения сложной формации постепенно отчетливо выступают ее отдельные составные части, и их можно определить в их своеобразии и в соотно­шении с целым; таким образом приобретает ясность струк­тура формации. Точно так же чистое наблюдение выполня­ет функцию упорядочения и пояснения при тех запутанных скоплениях неотчетливых мыслей и импульсов, которые пе­ресекаются в сумерках сознания. Тогда станут более отчет­ливо видны отдельные нити структуры, происхождение и протекание различных процессов; вместе с тем эти процес­сы окажутся более доступными для упорядочивающей, ре­гулирующей и формирующей работы по воспитанию ума.

В течение десятилетий нынешней жизни и через все неис­числимые периоды времени прошлых странствий нашей сущ­ности в глубине человеческого ума сформировалась тесно сотканная, даже как бы свалянная сеть инстинктивных ре­акций и умственных привычек, которые более не подверга­ются сомнению. Именно оттуда проистекают установки и привычки, которые непременно должны воспрепятствовать органическому внутреннему росту за пределы их узкой сфе­ры. И как раз здесь чистое наблюдение в своей упорядочивающей функции разрыхляет эту плотную ткань; при этом оно раскрывает часто лишь внешние мотивы и добавочные оправдания глубинных импульсов и обусловленности; оно обнажает их истинные корни, зачастую скрывающиеся лишь в очень глубоких или запутанных мысленных или инстинк­тивных ассоциациях. Сила чистого наблюдения обнаружи­вается, таким образом, в виде отчетливых прорывов в этой структуре, которая кажется столь недоступной и замкну­той; и меч мудрости способен расширить эти разрывы. От­четливость внутренних связей и вместе с тем их доступность для наблюдения, их выявление во всей обусловленности и изменчивости лишают все склонности, побуждения и при­вычки и даже весь материальный мир их самоочевидности. Многие люди находятся под таким сильным впечатлением «тяжести суровых фактов», что медлят взятьсяч за методи­ческое воспитание ума, сомневаясь в возможности успеха. Но эта простая практика чистого наблюдения уже через короткое время дает возможность рассеять подобные коле­бания и сомнения - и приносит практикующему обоснован­ную уверенность.

Упорядочивающая и регулирующая функция чистого на­блюдения принадлежит к тому «очищению сущности», ко­торое Поучение ставит на первое место в качестве задачи и результата практики внимательности. Старый комментарий говорит об этом так: «В текстах сказано, что запятнанный ум загрязняет и сущность, а просветление ума очищает ее («Самъютта-никая», 22,100). Такое просветление как раз и осуществляется при помощи этого пути сатипаттхана».

Называние. Выделение и определение объектов в упоря­дочивающей функции чистого наблюдения осуществляется, как и в каждой умственной деятельности, словесной фор­мулировкой, т.е. в виде называния определяемого процесса. В словесной магии так называемых первобытных людей есть зерно истины: назвать вещи их правильными именами значит овладеть ими, по крайней мере в некоторых случаях-Так же и во многих сказках повторяется один и тот же мотив, когда сила некоего демона оказывается разрушен­ной, если человек мужественно противостоит ему и произ­носит его имя.

Подтверждение этому практикующий часто найдет в регистрирующей и называющей функции чистого наблюде­ния. «Демоны» сумерек сознания в особенности не перено­сят простого вопроса, выясняющего их имена, не говоря уже об узнавании этих имен; и иногда уже этого оказывает­ся достаточно, чтобы парализовать их мощь. Спокойный взор внимания выгоняет их из углов и укрытий на пугающий их свет сознания, где они теряют самоуверенность и боль­шую часть своей силы. Хотя в этой фазе практики их существование еще далеко не «поставлено под вопрос», а лишь земечено и названо, они все же полагают, что должны «дать ответ»; благодаря этому мы уже многое выиграли.

Если внезапно на поверхность сознания всплывают неже­лательные или неблагородные мысли, если они к тому же оказываются лишь мимолетными и неотчетливыми, это не совсем приятно для чувства собственного достоинства прак­тикующего. Поэтому подобные мысли зачастую не называют их собственными именами, а отбрасывают их в сторону без проверки и без противодействия. Иногда также скрывают их подлинные имена, т.е. подлинную природу, пользуясь гото­выми обоснованиями и оправданиями, чтобы придать им «респектабельность ». Если мы таким образом снова и снова будем отделываться от них, тогда, вследствие аккумулиро­вания подсознательной силы давления,эта неблагородная тенденция обязательно усилится. С другой стороны, воля в противодействии им ослабеет; возрастет стремление укло­ниться от моральных решений, и духовно-моральная само­оценка сделается более обманчивой. А если человек привык­нет отмечать эти мимолетные нездоровые мысли или их верени­цы и ясно их называть, тогда он будет все больше отвыкать от обоих методов уклонения - от игнорирования и приукрашива­ния, тогда он при виде собственных психических процессов не станет совершать пристрастный отбор из общей их массы. Такое столкновение пробудит и усилит внутреннее противодействие вредным тенденциям и состояниям спу­танности и неясности ума. Хотя мы и не станем полными их господами, все же они при своих повторных появлениях будут становиться слабее, ибо принесут с собой впечатле­ние противодействия, т.е. воспоминание о нем; а потому встречи с ними окажутся для нас более легкими. Здесь мы приобретаем в качестве союзника силу стыда; поскольку за ней скрывается уважение к себе, эта сила в действительнос­ти не так уж и мала, если знать, как ею правильно вос­пользоваться. И, таким образом, «называние» оказывается простым, однако психологически тонким вспомогательным средством построения характера.

Естественно, контролирование и называние следует об­ращать также в сторону хороших и продуктивных мыслей и импульсов. Благодаря невнимательности к ним многие на­клонности к добру пропадают незамеченными и неисполь­зованными.

Правильное внимание дает возможность употребить для своего прогресса все внешние происшествия и внутренние процессы. Даже все нездоровое может послужить отправ­ным пунктом для избавления от нездоровья, если при помо­щи констатирования и называния его преобразовать в объект наблюдения и познания. Уже один этот факт означает внут­реннюю отстраненность от дурного качества.

В Поучении методы констатирования и называния упомяну­ты не менее четырех раз при помощи прямой речи внутри текста:

1. «Если монах испытывает радостное чувство, тогда он знает: я испытываю радостное чувство».

2. «Вот, знает монах об охваченном желанием уме: охва­чен желанием ум».

3. «Вот, знает монах, если в нем существует чувственное желание: во мне есть чувственное желание».

4. «Вот, знает монах, если внутри него существует член просветления — внимательность: член просветления - вни­мательность - существует внутри меня».

В заключение следует указать на то, что упорядочение и называние психических процессов представляют собой не­обходимое предварительное условие для того проникнове­ния в их истинные свойства, которые и являются задачей прозрения, випассана. Обе эти функции помогают разру­шить указанную иллюзию однородности, компактности и субстанциональности отдельных процессов сознания, рас­познать своеобразие и ограниченность их нынешнего функционирования и ясно понять их мгновенное возникно­вение и исчезновение.

«НЕНАСИЛЬСТВЕННЫЙ» И НЕПРИНУЖДЕННЫЙ ХАРАКТЕР ЧИСТОГО НАБЛЮДЕНИЯ

Мир, в котором мы живем, наше окружение и внутренняя сфера, полон неприятных впечатлений, промахов и конф­ликтов. Из собственного горького опыта человек узнает, что он недостаточно силен для того, чтобы встретить в от­крытом бою любую отдельную внешнюю противодействую­щую силу и одержать над нею решительную победу. Он зна­ет, что в окружающем его мире не сможет получить то, чего ему хотелось бы, что в его внутреннем мире, внутри его ума, порывы страстей, настроения и фантазии слишком часто одерживают верх над голосами благоразумия, сознания дол­га и высоких идеалов. Опыт учит его также и тому, что нежелательное положение зачастую ухудшается, если по отношению к нему применяется чрезмерное давление. Стра­сти усиливаются при попытках насильственного их подав­ления; спор приобретает новую пищу в упорных противоре­чиях; и помехи от обращенного против них гнева не исчеза­ют, а только усиливаются.

Таким образом, человек вновь и вновь оказывается перед теми ситуациями, где оказывается не в состоянии силой добиться того, чего желает. Однако существует путь, на котором внешнее и внутреннее сопротивление можно пре-

одолеть без принуждения, ненасильственными средствами. Последние часто имеют успех там, где ничего не дает на­сильственный образ действий. Такой путь непринужденно­го мастерства в жизни и в воспитании ума есть сатипаттха-на, путь правильного внимания. При методическом приме­нении чистого наблюдения, а также действий, являющихся следствием прозрения (стр. 56 и след.), постепенно полнос­тью раскрываются неиспользованные возможности свобод­ного от насилия образа жизни и свободной деятельности ума, становятся очевидными их поразительные, обширные, плодотворные последствия. Здесь в этой связи мы, разуме­ется, заняты главным образом влиянием на воспитание ума и на прогресс в медитации. Однако читателю будет нетруд­но самому найти применение чистому наблюдению в других

областях жизни.

Помехи, проявляющиеся во время практики медитации и препятствующие ей, бывают в основном трех видов:

1. Внешние помехи: шум, перерывы из-за прихода гостей и т.д.

2. Отвлечения ума, клеша - желания, гнев, раздражение, беспокойство, нетерпение, недовольство, леность и т.д.

3. Блуждающие мысли и грезы.

Появление таких отвлечений наряду с сонливостью - это основная трудность начала практики при попытках медита­ции. Даже те медитирующие, которые имеют хорошую под­готовку во всех теоретических деталях избранного объекта медитации, часто не обладают никакими знаниями о том, как эффективно справляться с такими помехами. Будучи совершенно не подготовленными, они смогут противодей­ствовать этим помехам лишь непродуманными, беспомощ­ными и неэффективными способами. Сначала неопытный медитирующий попытается мимоходом отделаться от по­мех, а если это ему не удастся, он попробует подавить их насильно при помощи напряжения воли. Но в большинстве случаев ему не удается и это. Ибо в особенности внутренние помехи подобны назойливым мухам, которых выгоняют, размахивая руками, а они спустя короткое время возвраща­ются. Такое насильственное выдворение вторгающихся мыс­лей оставляет затем после себя в уме медитирующего чув­ство раздражения, беззащитности и внутреннего беспокой­ства, которое создает для медитации дополнительные пре­пятствия. Если то же самое обстоятельство повторится не­сколько раз в течение одного периода медитации, данное препятствие может побудить медитирующего прекратить этот сеанс медитации. А если он и в последующих занятиях медитацией испытает аналогичные переживания, он будет обескуражен и в конце концов склонится к опрометчивому решению - прекратить дальнейшие попытки в области ме­дитации, поскольку сочтет себя неспособным к практике или сильно усомнится в самом методе и его цели.

Поэтому как для успеха в практической жизни, так и для успеха в медитации решающим фактором оказывается то, каким образом мы беремся за дело при начальных трудно­стях; большую важность приобретает и вопрос о том, спо­собны ли мы вообще справиться с этими затруднениями.

Прекрасно говорит об этом древнекитайская книга муд­рости «И-Цзин»: «В хаосе первоначальных трудностей уже заложен порядок. Поэтому в такие времена благородный муж должен перед началом предприятия расчленить и упо­рядочить неясную полноту - как разматывают шелковые нити из клубка и привязывают их к веревкам... Если в начале предприятия мы сталкиваемся с препятствиями, тогда нельзя желать силой добиться успеха; необходимо предусмот­рительно углубиться в себя. Но нельзя допускать, чтобы мы оказались сбиты с толку; нужно долго и упорно не спускать глаз со своей цели».

Лучшее средство борьбы с начальными трудностями, как фактическое, так и психологическое, - это, естественно, первоначальный успех. Этот первоначальный успех создает возможность свободного от принуждения способа практи­ки чистого наблюдения, для которого любой появляющий­ся объект будет правильным, потому что с каждым объектом, даже с констатированием своего беспокойства, можно достичь полезных результатов, дающих непосредственное удовлетворение. Это ободрит практикующего и послужит исходным пунктом для дальнейшего продвижения.

Конечно, если мы впервые столкнулись с этими помехами тогда, когда они возникли во время медитации, будет слиш­ком поздно. Нужно заблаговременно внутренне к ним под­готовиться и знать средство защиты.

В преодолении помех медитации нужно начинать с пра­вильной установки ума. Прежде всего необходимо уяснить и трезво принять тот факт, что упомянутые выше три меша­ющих элемента суть обитатели того мира, в котором мы живем; и наше неодобрительное к ним отношение ничего не изменит. Мы должны быть готовы заключить с некоторыми из них мирный компромисс, а для защиты от других на­учиться осмотрительным и эффективным действиям. При правильной настроенности ума его отношение к помехам будет менее напряженным; и постепенно он освободится от чувства неприязни к ним, которое само является дополни­тельной помехой.

1. Поскольку медитирующий не является единственным обитателем этого густонаселенного мира, ему нельзя всегда целиком и полностью отключиться от внешних помех, таких как шум, тревога, перерывы из-за посетителей и т.д. Есте­ственно, мы постараемся избежать их появления или как-то их устранить, однако негодование было бы ложной и беспо­лезной реакцией и, как мы сказали выше, дополнительной помехой. Мы не в состоянии всегда жить в «башне из слоно­вой кости», возвышаясь над охваченными беспокойством людьми и пребывая в искусственном уединении; смысл пра­вильной медитации состоит в том, что она никоим образом не предлагает практикующему временного убежища и заб­вения мира. Реалистическая медитация, напротив, имеет сво­ей задачей укрепление человеческого духа внутри нашего мира, очищение его и развитие всех его возможностей, что­бы сделать его способным выдержать натиск именно этого мира, понять мир, внутренне овладеть им и в конце концов превзойти его. И вот этому нашему миру как раз и принад­лежат все те разнообразные внешние помехи, которые столь значительно увеличились в количестве благодаря городс­кой цивилизации. Поэтому необходимо, чтобы мы включи­ли столкновение с ними в воспитание своего ума.

2. Бирманский мастер сатипаттхана Махаси-саядо ска­зал: «Для мирянина, не достигшего освобождения, неиз­бежным является повторение зрелища загрязненности его ума, будь то в моральном или в функциональном отноше­нии. Необходимо отмечать ее и хорошо знать, чтобы можно было применить против нее подходящее средство из облас­ти сатипаттхана. Если мы таким образом не забываем об этой загрязненности, часто уже в силу одного этого факта она окажетсяч более слабой и менее долговечной, так что будет легче полностью ее подчинить. Поэтому знать загряз­ненность своего ума и обстоятельства ее проявления для практикующего не менее важно, чем знать свои хорошие мысли. Таким образом сами наши слабости могут стать для нас мастером-учителем. Поэтому когда мы встретимсяч с ними, не надо ни смущаться, ни падать духом».

3. Третья группа нежелательных захватчиков сознания -это мечты и разнообразные блуждающие мысли. Мечты мо­гут состоять из образов памяти близкого или более далеко­го прошлого, в том числе и таких, которые выходят из под­сознания; это также мысли о будущем: планы, фантазиро­вание, страхи и надежды; мимолетные восприятия во время медитации тоже способны бесконечно продолжать тканье паутины грез и мечтаний. Как только внимательность и со­средоточенность ослабевают, обычно сейчас же включают­ся блуждающие мысли и фантазия - и заполняют пустоту в уме. Хотя, рассматриваемые в отдельности, они слабы и незаметны, однако благодаря частоте и настойчивости сво­их проявлений они оказываются значительным препятстви­ем для медитации; и это случается не только у начинающих, но также и во всех тех случаях, когда ум беспокоен, рассеян или находится в состоянии летаргии. Хотя впоследствии они полностью исчезают только тогда, когда врата ума ох­раняются безошибочным вниманием человека, достигшего святости, арахатта, все же мы можем и сейчас добиться далеко идущего контроля над блуждающими мыслями даже в течение длительных периодов медитации.

Все эти упомянутые выше факты должны стать предме­том особой важности, поскольку они определяют наше внут­реннее поведение по отношению к помехам при медитации. Благодаря такому реалистическому подходу мы будем луч­ше подготовлены к появлению помех во время медитации. Далее, существуют три метода противодействия им, кото­рые применяются один за другим, т.е. когда один из примененных в нужном случае метод оказался безуспеш­ным, применяют другой. Эти три метода суть три способа применения чистого наблюдения; они различаются между собой по степени внимательности и по силе ее сосредото­ченности на помехах. Основное правило поведения здесь таково: не уделять помехе больше внимания, не придавать ей большего значения, чем этого требуют обстоятельства.

1. Прежде всего коротко и сжато констатируем наличие помехи, не подчеркивая ее и не углубляясь в детали. Затем сразу возвращаем внимание к предмету медитации, и это возвращение может оказаться вполне успешным, если по­меха была слабой или если нарушенное ею сосредоточение ума было достаточно сильным. На данной стадии особенно важно, чтобы мы не начинали «разговора» с помехой, тем более не спорили с нею. Если мы избегнем этого образа действий, мы не дадим мешающему нам пришельцу никакой дополнительной почвы для долгой задержки. И достаточно ча­сто помеха исчезает с быстротой, как посетитель, не получив­ший теплого приема. Такое скорое избавление от какой-то по­мехи часто дает возможность вернуться к объекту медитации, не нарушая внутреннего спокойствия. Ненасильственное сред­ство защиты здесь заключается в том, чтобы уделять помехе лишь минимум наиболее спокойного и делового внимания.

2. Если, однако, помеха продолжает действовать, тогда нужно повторно терпеливо применять все тот же метод крат­кого констатирования. Может случиться, что помеха исчез­нет, истощив свою энергию или найдя естественный конец. Необходимое настроение ума заключается в том, чтобы не­взирая ни на что встречать задержавшуюся мысль реши­тельным и повторным «нет», спокойным, но твердым отка­зом отвлечься или позволить себе раздражение. Это на­строение терпенья и твердости. Способность бдительного наблюдения здесь подкрепляется способностью терпеливо­го ожидания и решением не сдавать своих позиций.

Оба приведенных выше метода будут, в общем, успешны­ми средствами борьбы с блуждающими мыслями и фантази­ями, которые были и остаются слабыми, когда их изолиру­ют, направляя на них внимание. Но и при двух других видах помех, при внешней и внутренней загрязненности ума, мы так же часто будем иметь успех.

3. Если же по какой-либо причине действующая помеха продолжает упорствовать и все-таки не отступает, необхо­димо направить на нее нераздельное внимание, принять ее и использовать в качестве объекта внимательности и позна­ния. Таким образом помеха медитации становится закон­ным ее объектом. То, что первоначально мешало медитации, теперь превращается в средство ее поощрения. Можно со­хранять этот новый объект до тех пор, пока не исчезнет внешнее или внутреннее побуждение принять его; тогда мы возвращаемся к первоначальному объекту медитации. Но если этот новый объект - который более не является отвле­кающей «помехой» - окажется плодотворной темой для практики, можно удерживать его в течение всего сеанса медитации.

Если, например, нам мешает долгий лай собаки, мы на­правляем на него свое безраздельное внимание, однако ог­раничиваем его звуками - и отличаем это восприятие звука от собственных на него реакций, например от гнева. А если гнев или блуждающие мысли, которые ассоциируются с лаем собаки, уже появились в сознании, они кратко отмечаются в своем особом качестве и выводятся из ума.

Также и в этом случае мы остаемся в рамках практики сатипаттхана, а именно: «созерцания объектов ума», в том смысле, какой выражен в следующем месте текста: «Он по­знаёт ухо и звук, а также оковы (здесь - гнев), которые возникают, обусловленные ими обоими».

При первом появлении лай, вероятно, будет непосред­ственно связан с представлением или понятием «собака». Но как только на него будет направлено чистое наблюде­ние, мы отбросим понятие «собака» и сосредоточимся ис­ключительно на чистом звуке. В его подъеме и падении, как при выдохе и исчезновении, удаяббая, телесного процесса, - и благодаря этому обеспечить понимание в видимой фор­ме принципа непостоянства, одного из главных свойств су­ществования.

Аналогичный подход мы применяем и по отношению к загрязненности ума. Ум может быть загрязнен желанием, гневом, беспокойством, рассеянностью и т.д. Мы ясно и спо­койно их рассматриваем, сохраняя внутреннюю отдален­ность. Мы различаем их первое появление от повторного, а также от реакции на них в виде уступчивости, недовольства, раздражительности и т.д. При этом мы пользуемся действен­ной силой называния и отчетливого констатирования. В по­вторно возвращающихся волнах таких нежелательных со­стояний ума мы постепенно научимся различать градации «более сильных» и «слабых» влияний - и сможем сделать еще другие полезные наблюдения, относящиеся к возник­новению и протеканию загрязненности ума. Даже если эта внутренняя отдаленность от собственной загрязненности удается лишь частично и временно, она все же будет способ­ствовать ослаблению этой загрязненности.

Эта практика соответствует разделу о «созерцании объек­тов ума», дхамманупассана, и «состояний» ума, читтану-пассана. К первым относятся, например, препятствия. Это столь же простое, сколь и действенное превращение отрицательных переживаний, т.е. помех и нежелательных состояний ума, в предметы медитации, способствующие по­знанию, можно рассматривать как наивысший пункт нена­сильственной действующей силы. Подобный метод - исполь­зовать все переживания как помощь на пути к внутреннему очищению и освобождению от страданий - характерен для духа практики сатипаттхана. Противники становятся друзь­ями; ибо все эти отрицательные переживания превращаются в учителей, а учителей обычно принято считать друзьями.

Мы не можем здесь упустить случая привести цитату из замечательной книжечки английской писательницы Кэтрин Батлер Хатэвэй «Маленький слесарь»:

«Меня приводит в ужас невежество и страсть к расто­чительству среди людей, которые предпочитают просто от­брасывать не нравящиеся им вещи. Они отбрасывают пере­живания, людей, браки, жизненные ситуации и многое дру­гое просто потому, что все это им не нравится. Но если ты отбрасываешь какую-то вещь, с ней покончено. Представь себе, что из всего, чем ты владеешь, у тебя теперь ничего нет. Представь себе, что твои руки пусты, и в них нет ничего, что они могли бы употребить в работе. Однако почти все вещи, которые мы опрометчиво выбрасываем, можно при помощи небольшой магии превратить в их прямую противополож­ность... Все же большинство людей не думает о том, что почти в каждом плохом положении существует возмож­ность превращения, благодаря чему нежелательное можно заменить желаемым».

Именно такой магической силой обладает сатипаттхана.

Мы уже сказали, что три вида помех невозможно навсег­да устранить или исключить. Они принадлежат миру, в ко­тором мы живем; их приход и уход в значительной мере подчинен их собственным закономерностям, не зависящим от нашего одобрения или неодобрения. Однако при помощи чистого наблюдения мы можем воспрепятствовать тому, что­бы эти помехи взяли над нами верх и оттеснили нас с нашей внутренней позиции. Если мы стоим на надежной почве правильного внимания, тогда мы повторяем в весьма умерен­ном размере, но, в сущности, одинаковым способом ту историческую ситуацию под деревом просветления, когда Мара, противник, тщетно пытался вытеснить аскета Готаму с его места. Полагаясь на силу внимательности, и мы можем с уверенностью повторить те слова, которые Будда произ­нес незадолго до своего просветления:

«Не должен Мара оттеснить меня с этого места!». /«Паддхана-сутта», «Сутта-нипатта»/. Наше не подлежащее утрате преимущество в столкнове­нии с нежелательными мыслями — это то простое обстоя­тельство, что и всегда в каждый данный момент в сознании может существовать лишь одна-единственная мысль, и нет двух одновременных моментов сознания. Следовательно, пока длится чистое наблюдение, никакая помеха, никакая загрязненность ума, никакая нездоровая мысль не способ­ны к существованию. Итак, если мы привыкли к тому, чтобы снова и снова включать чистое наблюдение в последова­тельность нежелательных впечатлений или в ряд вредных мыслей, мы постепенно почувствуем под ногами твердую почву, так что никогда больше не увлечемся с легкостью каким-нибудь потоком жизни. Если мы утвердимся на этой прочной основе, на своем внутреннем потенциальном «мес­те просветления» и будем расширять его и дальше, - мы в конце концов сможем защитить его от всех вражеских напа­дений и ложных притязаний.

СДЕРЖАННОСТЬ И БЕЗМОЛВИЕ

Для полного развития духовных возможностей человека требуется сотрудничество и равновесие двух дополняющих друг друга сил: активирующей и сдерживающей. Как прони­цательный знаток человеческой души, Будда признал эту необходимость и выразил ее в своем учении о «равновесии (пяти) душевных способностей», индрия саматта¹. В этой связи важно, чтобы способность энергии, вирьяиндрия, и способность сосредоточенности ума, или спокойствие, са-мадхиндрия, были развиты в одинаковой степени. Далее, из семи членов просветления рекомендуется развитие трех, стимулирующих активность ума², и трех других, способ- , ствующих его успокоению³. В обоих случаях среди психичес- | ких способностей и «членов просветления» особое место занимает внимательность, которая не только должна сле­дить за их соразмерностью, но также действенно способ­ствовать укреплению как активирующей, так и сдерживаю­щей и успокаивающей силы.

Хотя внимательность, по-видимому, обладает пассивной природой, она все же является и значительным активизиру­ющим фактором. Ибо внимательность воспитывает бдитель­ность и подвижность ума, его способность к действию и реагированию, необходимые для всякой целенаправленной деятельности. В данном случае нас, однако, главным обра­зом интересует сдерживающая функция внимательности; и вот мы хотим исследовать вопрос о том, как эта функция помогает задачам воспитания и освобождения ума.

Чистое наблюдение содействует сдержанности и безмол­вию ума, которые так важны и благотворны среди неисто­вых побуждений к ускоренным действиям вне и внутри нас, к вмешательству, суждениям, оценкам. Оно придает челове­ку способность пренебречь действиями и суждениями, пока точное наблюдение фактов и разумное размышление не по­кажут, действительно ли вещи, ситуации или люди таковы, какими они кажутся или какими мы их представляем. Чис­тое наблюдение вносит в импульсивность мыслей, чувств, слов и поступков здоровую медлительность. Оно учит полу­чению «импульса уединения среди насилия» (Ницше), учит избегать осложнений из-за ненужного вмешательства.

Китайская мудрость говорит об этом:

«Во всяком начале вещей и во всяком их конце нет ничего прекраснее безмолвия»

/«Сю Гуа», древний комментарий к «И-Дзин»/'.

В свете учения Будды подлинный «конец вещей» имеет место лишь в конце повторных рождений благодаря осво­бождению от иллюзий, благодаря ниббане, что означает также «угасание формообразования» или «создавания бы­тия», санкхаранам вупассано. Это и есть высочайшая и со­вершенная сдержанность. Конец формообразования про­исходит, однако, вместе с концом форм, конец образования - вместе с концом образов, с концом вещей в силу оконча­ния материализации. Под«образами», «формами» и «матери­ализацией» мы здесь подразумеваем мироутверждающее, миросоздающее кармическое действие. Утихание этой кар­ми