В человеке всё должно быть прекрасно
Это сказал интеллигент, надеявшийся, что на такой ориентир пойдут его потомки, его земляки. Но он не мог предположить, что его народ будет методично искоренять интеллигенцию под флагом борьбы за светлое будущее. Тем более, не мог угадать наиболее значимые в этом «деле» даты: 17-й, 37-й, 42-й и 52-й. Правда, в 42-ом «пришёл на помощь» варварский режим другого народа, но в 52-ом опять стали «справляться» своими силами.
Несмотря на методичное «прореживание», интеллигенция упорно регенерировала. И со временем, уничтожив старую интеллигенцию, стоящим у власти пришлось взяться уже за новую, советскую интеллигенцию. И никого не волновало, что это уже была не потомственная интеллигенция, а в основном, потомки тех, которые сами уничтожали потомственную интеллигенцию. Но благодаря сохранившейся литературе потомки «заразились» интеллигентностью, правда, это уже была такая искусственная интеллигенция, сквозь которую постоянно «пробивалось» мужицкое воспитание. Да и, скорее всего, советской интеллигенции больше подходит определение интеллектуалы, ведь интеллигентность передаётся воспитанием от родителей детям. К тому же, чтобы стать интеллигентом, нужны, по меньшей мере, три поколения.
Но вернёмся в наши дни и посмотрим, что осталось от формулы «В человеке всё …»
Отсутствие собственных корней (преемственность поколений) вынудило после падения Железного занавеса перенять ориентиры других, благополучных народов, особенно, самого молодого, кичащегося своим свободолюбием. Поэтому понятие «Всё…» как-то свелось лишь к видимому, материальному. И идеалом стали не интеллигенты (впрочем, для масс они никогда и не были идеалом), а Барби и Кены со спортивными и сексуальными телами, стандартно-приятными лицами без морщин, без перхоти и угрей, с презервативом в кармане и с карьерой на первом месте. А у интеллигенции всегда были проблемы с успешной карьерой, так как она предполагает «расталкивание» конкурентов и восхождение по их «трупам». Но это – не вина Кенов, это – закон природы – борьба за существование, естественный отбор, в котором и у интеллигенции есть шанс. Нет же шансов лишь тогда, когда отбор искусственный, когда ради абстрактной идеи всеобщего равенства (паства, стадо) уничтожаются все, кто выделяется из серой массы большинства.
Большинство всегда было и будет серой массой. Но ничего обидного в этом нет. Жить в массе спокойней («В серёдке, хоть и солнца мало, зато и дождя мало, и ветер слабеет, дойдя до середины…» А.Райкин). К тому же, для поступательного движения общества (нации, человечества) достаточно нескольких процентов активных и прогрессивных людей. Они самоотверженно «бросаются в гущу событий», рискуя всем. Но и тут интеллигенции приходится отступить. Ведь прогресс требует риска, жертв. Поэтому вперёд «вырываются» политики, которых из-за правил игры назвать интеллигенцией можно с натяжкой.
Но во время «кипения страстей» и бушевания поверхности человеческого океана, в нижних слоях – спокойствие. И остальные люди имеют возможность «купаться» в потребительском счастье. Ничего плохого в этом нет, ведь «Человек рождён для счастья как…». Плохо только то, что массы с завистью или презрением относятся к «идущим впереди». Ещё хуже, что массы очень нетерпеливы – «Вынь да положь к завтрему всё, что со времён Ивана Калиты не додано!»
Ещё в Древнем Риме знали, что нужно массам – гамбургеров и шоу! Правда, тогда это звучало как «Хлеба и зрелищ!», и о народных массах говорили как о плебеях (тоже не должно быть обидно, на понятие плебисцит – опрос народа - никто же не обижается). Но тогда не было классового самосознания и чёрной зависти к культурным и состоятельным членам общества. Даже во вражеском плену мужики с почтением относились к Пьеру Безухову – «Барин!» И не было нормой такое гипертрофированное понимание справедливости: «Раз мне плохо, то пусть и всем будет плохо», плодами которой стали раскулачивание и «чевенгуры» - современные изобретения, тормозящие общественный прогресс ради «светлого будущего».
Если любовь к справедливости «в особо извращённой форме» не будет влиять на расстановку сил в обществе, природная пропорция между интеллигенцией и потребителями рано или поздно восстановится. Механизм примерно такой же, как и после лесного пожара – через несколько лет на пепелище растения восстанавливаются примерно в такой же пропорции, в которой росли и до пожара. Растения мирно растут сообща, хотя невидимая жестокая борьба за место под солнцем не прекращается ни на минуту.
В богатом обществе у интеллигенции тоже есть достойное место в обществе и возможность быть ориентиром для масс. Интеллигенты могут быть примером утверждения, что в человеке всё должно быть прекрасно. Но это не значит, что всё общество сможет «подтянуться» до такого примера. Это – юношеский максимализм, утопия, насильственное внедрение которой уничтожает (из благих намерений) интеллигенцию и тормозит прогресс.