Детали языческого обряда захоронения в инвентаре погребений христианских некрополей

Прежде всего следует обратить внимание на черты языческого обряда захоронения, зафиксированные в христианских, по своим основным характеристикам, погребениях. Среди деталей ритуала захоронения, известных еще по находкам в курганных древностях, и пережиточных, отмеченных в городских христианских погребениях периода средневековья, зафиксировано и использование бересты. Эта деталь, как показывают археологические материалы, бытует в городских захоронениях длительное время, с XII в. и в отдельных случаях до XVII-XVIII вв. При этом прослеживаются интересные географические особенности в распространении погребений с берестой. Наибольшее количество находок таких захоронений концентрируется в Новгороде. Некоторое число погребений с берестой зафиксировано в центральных районах Руси, на ее северо-востоке и западе, что, несомненно, связано с распространением этой детали обряда в курганных древностях. Она широко отмечена в курганном материале вятичей на северо-востоке, что повлияло на ее сохранение и в период после принятия христианства. К тому же курганные захоронения совершались и после смены государственной религии, что также способствовало использованию этой детали в христианских городских погребениях.

Наиболее ранние захоронения, в которых зафиксирована береста, относятся к XII-XIII вв. В Новгороде это несколько погребений Юрьева мо-

[148]

настыря. Интересно, что здесь береста использована в двух вариантах. Так, два монашеских погребения XII в. (скорее всего, игуменских), совершенных в деревянных колодах, имели обкладку из бересты поверх колод. Захоронение 1198 г. в двойном каменном составном саркофаге содержало обернутые берестой останки[1]. Аналогичная картина зафиксирована и при исследовании захоронений церкви Бориса и Глеба в Новгородском кремле, которые были совершены в дубовых колодах, обернутых берестой. Одно из погребений XII в. этого некрополя в каменном составном саркофаге содержало внутри дубовую колоду, крышку которой покрывала береста[2]. Большая группа погребений XII-XIII вв. (21 могила) в дубовых и сосновых дощатых гробах, обернутых берестой, найдена на Замчище в Минске[3]. Аналогичное захоронение обнаружено в Старой Рязани, возле притвора Борисоглебского собора[4]. Несколько ранних погребений древнейшего в Москве грунтового кладбища в Кремле также были совершены с использованием бересты[5]. В XIV в. береста использована в одном из погребений Переславля-Залесского, в Спасо-Преображенском соборе. Это захоронение принадлежало князю Ивану Дмитриевичу, умершему в 1302 г.[6]

Погребения XIV-XV вв., обернутые в бересту, сосредоточены в Новгороде и его округе. В церкви Спаса на Ковалеве ею была покрыта колода с костяком и остатками тризны в горшке[7]. В одном из погребений на территории Аркажского монастыря, в каменном ладьевидном саркофаге, берестой был накрыт скелет ребенка[8]. Более десятка захоронений в деревянных колодах, обернутых берестой и датированных XV-XVI вв., зафиксировано в церкви Саввы в Новгороде[9]. Возле Никольского собора на Дворище обнаружено погребение XVI-XVII вв. в грунтовой яме, скелет в которой был завернут в бересту[10]. Самый поздний случай использования бересты в городском захоронении отмечен в Киеве, на территории, практически не дающей находок такого рода ни в древнерусское время, ни позже. Среди погребений церкви Пирогощи в ее подкупольном пространстве в могиле № 2 верхняя часть скелета была покрыта березовой корой. Захоронение датируется XVII-XVIII вв.[11]

В небольшой группе городских средневековых захоронений встречается уголь или угольные прослойки. Этот пережиток языческого обряда трупосожжения отмечается в археологическом материале на территории средневековой Руси на протяжении долгого времени. Известно, что вера в очистительную силу огня в языческий период в славянском мире была очень сильна. Если мы рассмотрим факты использования этой черты обряда захоронения, то выявим ее широкое территориальное распространение. Это и Северо-Восточная Русь, и южнорусские земли. Широки и временною рамки сохранения данного пережитка в христианском ритуале похорон (XI-XVII вв.). В ранних захоронениях (XI-XIII вв.) следы разжигания ритуального огня встречаются в виде мелких кусочков угля в засыпке грунтовых могильных ям, и всегда при этом здесь же фиксируются обломки глиняной посуды, иногда зола, как это отмечено, например, в

[149]

Ярополче-Залесском на кладбище XI — начала XII в.[12] В детском подплитовом захоронении XII в. в Василеве, кроме угля, были зафиксированы и кусочки пережженных костей животных — видимо, остатки тризны[13].

Интересен случай, когда в одном из грунтовых захоронений начала XII в. на городище Старая Рязань рядом со скелетом был поставлен большой горшок, наполненный землей, смешанной с углем, рыбьей чешуей и костями. Здесь также, несомненно, соединены остатки тризны и обряда трупосожжения, как пережиточные черты языческого ритуала похорон[14].

Эти черты прослеживаются и в дальнейшем. Так, в Чернигове, в кирпичных склепах XII-XIV вв. (устроены в развале церкви XI-XII вв.) возле каждого костяка зафиксированы остатки битой посуды и угли[15]. В более поздний период, когда ритуалы язычества стали забываться, уголь в захоронениях встречается крайне редко. Так, в погребении № 10 в Спасо-Преображенском соборе Новгорода-Северского уголь был обнаружен в виде тонкой прослойки в области грудной клетки, как при частичном трупосожжении[16]. Интересно, что в нескольких захоронениях XVI -XVII вв. на кладбище Богоявленской церкви в Кашине также найдены обожженные костяки в деревянных гробах без инвентаря[17]. Уголь был зафиксирован в погребении № 26 при исследовании кладбища XV-XVII вв. церкви Скорбящей Божьей Матери в Суздале, под черепом погребенного[18].

Как показывает анализ поздних погребений с остатками угля в них, это было как бы частичное трупосожжение в отличие от более ранних захоронений, где уголь шел в засыпке могильных ям и в сочетании с остатками тризны. В поздних погребениях, как правило, уголь встречен без сосудов (или битой керамики) и без остатков тризны. Обряд тризны к этому времени практически был изжит полностью, но частичное ритуальное сожжение погребаемого еще кое-где сохранялось.

Интересной чертой ранних городских христианских захоронений, хотя и достаточно редкой, являются остатки тризны. Причем следует сразу отметить престижный характер некрополей, в захоронениях которых она зафиксирована. Это, как правило, усыпальницы в храмах, где погребали князей и представителей феодальной аристократии. Археологические данные свидетельствуют о том, что наиболее часто тризна совершалась в конце XII-XIV в. Выделяется территория, где традиция помещения пищи в могилу умершего прослеживается достаточно широко — это Новгород и его ближайшие окрестности. Зафиксирована данная деталь обряда похорон в трех захоронениях Георгиевского собора Юрьева монастыря. Так, в двойном каменном саркофаге, содержавшем останки сыновей князя Ярослава, умерших в 1198 г., были найдены рыбьи кости и чешуя. То же самое выявлено в захоронении № 6 (кирпичная гробница, XIII в.). В погребении новгородского посадника Дмитра Мирошкинича (1209 г.) есть остатки тризны, помещенные в большой горшок, обернутый берестой. Кроме рыбьей чешуи и костей здесь зафиксирована и яичная скорлупа[19]. Аналогичная картина отмечена в одном из захоронений XIV в. в церкви Спаса на Ковалеве. Погре-

[150]

ение было совершено в деревянной колоде, обернутой берестой. В него и поместили горшок, возле которого зафиксированы рыбьи кости и яичная скорлупа. Остатки тризны найдены и в Старой Рязани в захоронении XIII в., совершенном также в храме. Кроме рыбьей чешуи и костей в большом горшке были земля и уголь[20]. Интересно, что в курганных материалах среди ритуальных жертвоприношений или пищи для умершего фигурируют: костные остатки лошади, коровы, свиньи, петуха и курицы. В христианский период характер тризны резко меняется — это в основном остатки пищи (рыба, яйца). Число захоронений, в которых прослежены остатки ритуальной пищи, незначительно. Это объясняется тем, что церковь запрещала ставить пищу в могилу, так как по христианским канонам душа за гpoбом не нуждается ни в чем материальном. Один из самых поздних случаев захоронения со следами тризны был зафиксирован в Москве, в некрополе Спaco-Преображенского собора, где в саркофаге второй половины XIV в. в захоронении великой княгини обнаружили баранью кость[21].

В начальный период сложения и развития христианского погребального ритуала на Руси пережитки языческого обряда захоронения сказывались в нем еще достаточно сильно, что было показано на примерах, приведенных выше. Наиболее ярко это демонстрирует наличие в средневековых погребениях различных украшений, столь характерных для курганных могильников, и не только языческой поры. Но широкие датировки некоторых городских захоронений (XII-XIII или XIII-XIV вв.) не всегда позволяют выделить четкие хронологические рамки в использовании украшений в инвентаре могил. Необходимо оговорить, что все захоронения с украшениями в инвентаре четко укладываются в рамки XII-XIV вв. и позже практически не встречаются. Только в XVI-XVII вв. в погребениях вновь начинают появляться перстни — единственное украшение, отмечаемое в позднее время достаточно часто.

Анализ материалов погребений с инвентарем приводит к выводу о том, что основная группа захоронений с украшениями принадлежала представителям высшей знати средневековой Руси. Рядовые погребения с украшениями содержали, как правило, какую-либо одну вещь, редко две. В богатых инвентарем погребениях присутствует обычно целый набор украшений, а если это одна вещь, то только из драгоценных металлов (золото, серебро).

Среди наиболее распространенных вещей, встреченных в погребениях XII-XIII вв., выделяются дорогостоящие привозные (в основном византийские) золотные ткани, украшенные жемчугом и вызолоченным бисером. Они были зафиксированы в погребениях церкви Иоанна Богослова в Смоленске[22] и в Гродно[23], а также в Москве при исследовании грунтового могильника в Кремле[24]. Среди ранних находок отмечено несколько богатых головных украшений, таких как золотой венец, найденный в одном из саркофагов церкви Бориса и Глеба на Смядыни (Смоленск) и называемый еще короной[25]. Диадемы-повязки были зафиксированы в четырех захоро-

[151]

нениях церкви Бориса и Глеба в Новгороде, где они датировались XII в.[26] Интересное кожаное оплечье с металлическими накладками обнаружено в погребении XII в. в Минске на Замчище[27].

Широко распространены были в XII-XIII вв. ожерелья и украшения рук — перстни и браслеты. Ожерелья составлялись из янтаря, как в одном из погребений Новгорода[28], или из стеклянных бус, как простых, так и в сочетании с золочеными, из глиняных и шиферных бус, из бисера в сочетании с пронизками и раковинами каури[29]. Браслеты в погребениях зафиксированы не только стеклянные, но и из бронзы. Височных колец встречено несколько, все они серебряные. Среди перстней есть как золотые, со вставками, например в одном из захоронений XIII-XIV вв. в Гродно[30], так и простые, бронзовые и стеклянные. Крайне редки находки таких украшений, как серьги — их известно только четыре. Один из случаев зафиксирован в Новгороде в захоронении XII в. из церкви Бориса и Глеба[31], один — в Гродно и в погребениях в Старой Рязани. Практически это все категории вещей, входивших в состав инвентаря захоронений и широко распространенных на Руси в XII-XIV вв.

Редкой деталью погребального обряда является наличие в некоторых из них зерен злаков. Так, зерна ржи были зафиксированы в захоронениях церкви Бориса и Глеба в Новгороде, датированных XII в.[32] Причем в данном случае они находились под остатками деревянных гробов, то есть были насыпаны в могильные ямы перед помещением в них погребальных сооружений. В одном из погребений XIII-XIV вв., обнаруженном в Чернигове на Княжей горе, зерно ячменя находилось в горшке[33]. Третий вариант размещения зерен злаков зафиксирован при исследовании захоронений XV в. на кладбище при церкви Ильи на Славне в Новгороде. Здесь зерно было обнаружено под некоторыми костяками[34]. Отмечая редкость находок злаков в средневековых погребениях, необходимо учесть, что большая их часть сосредоточена в Новгороде.

Довольно необычно наличие в средневековых захоронениях растительных остатков. Если зерна злаков, отмеченные в погребениях, находят параллели в обряде языческой поры, то объяснить присутствие в захоронениях пучков травы трудно. Причем эта деталь обряда прослежена лишь на одном из кладбищ XVI-XVII вв. в Пскове, где более чем в ста погребениях зафиксированы пучки травы[35]. В некоторых захоронениях были обнаружены веточки вербы. Например, пучки красной вербы найдены при вскрытии погребения князя Изяслава Андреевича (умер в 1164 г.) в Успенском соборе Владимира[36]. Веточка вербы зафиксирована на левом бедре царицы Марии Нагой, умершей в 1608 г. и погребенной в церкви Вознесения в Москве[37].

Среди необычных деталей ритуала похорон можно отметить, например, захоронение из Спасо-Преображенского монастыря Новгорода-Северского, необычно ориентированное на юг, в котором в кисти левой руки зажат небольшой камень[38].

[152]

В одном из погребений в Зарядье (Москва) в долбленой колоде был найден кусочек воска вместе с поливной чашечкой. По времени это XV — начало XVI в.[39]

В инвентаре христианских городских захоронений средневековой Руси отмечается наличие костей животных. Причем в двух случаях это были амулеты-обереги из клыков диких животных. В первом случае в захоронении женщины, обнаруженном в аркосолии храма XII в. на Протоке в Смоленске, медвежий клык со сверлиной зафиксирован у пояса погребенной, к которому он был подвешен[40]. При раскопках в Киеве (конец XIX в.) в одном из захоронений древнерусского времени найден большой клык дикого кабана[41].

Несколько иной характер носят находки костных останков животных в других погребениях. Это отголоски языческого обычая помещать в могилу жертву (целую тушу или часть ее). В средневековый период можно отметить череп животного, обнаруженный в Старой Рязани в массовом захоронении двадцати пяти человеческих черепов. Находка сделана при исследовании Спасской церкви в XIX в. и датирована началом XIII в.[42] Одна из самых поздних находок костей животных в могилах относится к XVI в. и зафиксирована в Кашине[43].

Интересное подтверждение в археологическом материале получают распространенные поверья о вурдалаках и упырях. Представления о них хорошо известны по этнографическим данным, они нашли отражение и в художественной литературе. На сегодняшний день зафиксированы три городских захоронения, при совершении которых были приняты меры для обезвреживания покойников.

Один из ранних и точно датированных случаев отмечен на территории Киева. Гроб и тело в погребении оказались пробиты насквозь большим железным гвоздем — костылем длиной в один метр, загнутым под днищем гроба. Исследователи определили захоронение XI в. как вампирское[44]. К древнерусскому периоду относятся аналогичные по характеру захоронения, обнаруженные в районе Владимира-Волынского. Здесь зафиксированы костяки, черепа которых пробиты большими железными гвоздями в темя. Как отмечается в публикациях, в этом можно видеть обряд обезвреживания покойников-упырей[45]. Затруднена датировка находки, сделанной в Москве в конце XIX в. Но по своим особенностям она вполне укладывается в один ряд с приведенными выше. Здесь в кирпичном склепе, засыпанном песком, находились порубленные кости четырех-пяти скелетов, а посередине был вбит деревянный кол[46]. Показательны ранние находки на территории Украины, поскольку наиболее широко поверья об упырях были распространены в районах расселения южных славян.

[153]