Оценка рылеевских «Дум» Пушкиным
Пушкин сурово отнесся к «Думам» Рылеева. Пушкин судил о «Думах» так строго, потому что более глубоко понимал историзм и народность литературы, чем Рылеев.
Вот отрывок из письма Пушкина Рылееву, май 1825 года: «Что сказать тебе о «Думах»?... все они слабы изобретением и изложением. Все они на один покрой: составлены из общих мест. Описание места действия, речь героя и – нравоучение. Национального, русского нет в них ничего, кроме имен (исключаю «Ивана Сусанина», первую думу, по коей начал я подозревать в тебе истинный талант)».
Из письма Вяземскому, май 1825: «Думы» дрянь, и название сие происходит от немецкого dumn (глупый), а не от польского, как казалось бы с первого взгляда».
«Думы» не имеют сюжетного строения и представляют своего рода серию исторических портретов. Они не отличаются единством «Думы» и в стилистическом отношении. В соответствии с тематикой и композицией, в них преобладает лирическое начало, что находит особенно яркое выражение в обильных «фигурах» поэтического синтаксиса (риторические вопросы, восклицания, обращения), придающих изложению ораторский стиль. Но в некоторых «Думах» (например, «Иван Сусанин») заметно стремление автора найти повествовательные формы изложения, отвечающие принципу простого рассказа о событиях. С этим связано и введение в гражданско-патетический стиль «Дум» бытовой лексики.
2) Тема Наполеона в творчестве Пушкина.
Для начала скажу, какие произведения следует упоминать в связи с данной темой.
Лирика:
- Петербургский период. «Вольность» (1817)
- Южная ссылка. «Наполеон» (1821)
- Михайловское. «К морю» (1824)
- Болдинская осень. «Герой» (1830)
Кирпичи:
«Евгений Онегин» (1823-1833)
«Пиковая дама» (1831)
Тема Наполеона, также как и личность Наполеона, глубоко волновали Пушкина на протяжении всего его творческого пути. Наполеон в художественном сознании Пушкина – масштабная фигура. При этом отношение к этой теме у него менялось на разных творческих этапах.
В петербургский период свобода для Пушкина – высшее человеческое благо. Это свобода от тиранической власти, но и от бездумной толпы (народа). Свободу Пушкин понимает в высшем философском значении, основываясь на высоких нравственных принципах. Тот, кто покушается на свободу, страшный преступник. В оде «Вольность» (1817) Пушкин развивает просветительские идеи, суть которых в том, что превыше всего Закон, и ни народ, ни цари не должны главенствовать над ним. Только тогда будет «вольность и покой». Наполеон – злодей, потому что нарушил закон, хотя бы он и имел благие намерения в начале своего пути. Свобода не достигается революцией и казнями, и поэтому Наполеон – преступник.
Восходит к смерти Людовик
В виду кровавого потомства,
Главой развенчанной приник
К кровавой плахе Вероломства.
Молчит Закон – народ молчит,
Падет преступная секира…
И се – злодейская порфира
На Галлах скованных лежит
«Злодейская порфира» лежит на плечах Наполеона, который, свергнув старую власть (также тираническую и деспотическую), стал новым диктатором. За это Пушкин осуждает его:
Самовластительный злодей!
Тебя, твой трон я ненавижу,
Твою погибель, смерть детей
С жестокой радостию вижу.
Читают на твоем челе
Печать проклятия народы,
Ты ужас мира, стыд природы,
Упрек ты Богу на земле.
Совсем другое отношение к Наполеону видим мы в стихотворении, написанном во время Южной ссылки - «Наполеон» (1821). Оно было написано, когда Пушкин получил известие о смерти Наполеона на о. Св. Елены. Это историческая элегия о «великом человеке». Пушкин в этот период своего творчества стал осмыслять, в чем величие и вина Наполеона. Он приходит к выводу, что Наполеон одновременно сын и палач революции. Он разрушитель свободы, но одновременно и ее ставленник. Противоречивые оценки встречаются на протяжении всего стихотворения. Наполеон оставил по себе «кровавую память» (несомненно, речь идет о казни Людовика XVI и терроре после прихода к власти). Над его урной и «ненависть почила», но и одновременно «луч бессмертия горит». Главная вина Наполеона, считает Пушкин, - в том, что, освободив французский народ от рабства, Наполеон не остановился на достигнутом и захватил всю полноту власти.
Тогда в волненье бурь народных
Предвидя чудный свой удел,
В его надеждах благородных
Ты человечество презрел.
Свобода пропала. Франция променяла «надежды величавы» на «блистательный позор».
Осуждая Наполеона за его преступления, Пушкин не отказывает ему в сострадании. Итог великого человека – одиночество на далеком острове, вдали от родины и о семьи:
Где иногда, в своей пустыне
Забыв войну, потомство, трон,
Один, один о милом сыне
В унынье горьком думал он.
Более того, Пушкин хвалит Наполеона за то, что он «русскому народу высокий жребий указал и миру вечную свободу из мрака ссылки завещал». Действительно, либеральные идеи, идеи о свободе личности появились в России только после заграничного похода, когда одаренная часть молодежи восприняла просветительские идеи Европы.
В стихотворении «К морю» (1824) Наполеон воспринимается как романтик, изменивший ход истории. Он был властителем дум многих людей, и в этом он духовно близок морю, морской стихии, неукротимой и ничем неодолимой. Наполеон в художественном сознании Пушкина – масштабная фигура.
Одна скала, гробница славы…
Там погружались в хладный сон
Воспоминанья величавы:
Там угасал Наполеон.
Наконец, в зрелые годы Пушкин рассматривает тему Наполеона в философском плане. Смысл «Героя»(1830) – идея гуманности как мерила исторической личности. Не всякое движение истории ценно, а только то, которое основано на человечности. В стихотворении «Герой»эпиграф не случайно «Что есть истина». Поэт и его друг спорят об истинности легенды о том, посещал ли Бонапарт чумной госпиталь во время египетского похода. Дело в том, что в мемуарах секретаря Наполеона было написано, что эта история ложь. Впоследствии выяснилось, что мемуары были подложными. Друг поэта стремится к исторической правде:
Мечты поэта –
Историк строгий гонит вас!
Увы! Его раздался глас, -
И где ж очарованье света?
Поэт же, для которого Наполеон – настоящий герой («Сей ратник, вольностью венчанный»), несущий в мир вольность народам, легенда дороже всякой исторической правды, так как она возвышает образ героя и, соответственно, пробуждает добрые чувства в других людях.
Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман…
Оставь герою сердце! Что же
Он будет без него? Тиран!
По сравнению с ранним творчеством, позиция Пушкина совершенно изменяется. Если в начале творческого пути Пушкин воспринимал Наполеона как тирана и губителя свободы, то в 30-е годы он оправдывает Бонапарта, даже отступая от исторической действительности.
Стихотворение «Герой», написанное во время Болдинской осени, тесно связано с происходящими в то время в Москве событиями. Николай I приехал в Москву, в которой в то время была эпидемия холеры. П одобрял этот поступок царя и, радуясь его человечности, надеялся на прощение ссыльных декабристов в ближайшем будущем. Пушкин очень просил опубликовать это стихотворение без его подписи, чтобы не вызвать подозрения в лести.
В «Пиковой даме»(1831)основная тема – тема Наполеона. Прежде всего, это касается Германна, который являет собой наполеонический тип. Новый герой современности с наполеоническим характером. Черты Наполеона отличают как внешний, так и внутренний облик. По выражению Поля Томского (персонажа), «Этот Германн – лицо истинно романическое: у него профиль Наполеона, а душа Мефистофеля. Я думаю, что на его совести по крайней мере три злодейства». Второй раз Наполеона он напоминает Лизе: «Он сидел на окошке, сложа руки и грозно нахмурясь. В этом положении удивительно напоминал он портрет Наполеона». Германн – Наполеон и душой. Он хищник-стяжатель, имеет характер демонически-эгоистический. Он одержим страстью возвышения, для которой нужны деньги. Он расчетлив: «Расчет, умеренность и трудолюбие – вот мои три верные карты, вот что утроит, усемерит мой капитал и доставит мне покой и независимость!» Тем не менее, эти слова Германна – лишь рассуждения. Он хочет получить все или ничего, как человек страстный и стремящийся к обогащению. Поэтому он в погоне за мечтой идет к старухе, а не продолжает свое бедное, но честное существование.
Герман, хотя он и страстный игрок в душе, не играет, не будучи уверенным в победе (этот герой относится к авантюрно-героическому архетипу, которому нужна только победа). Играть наобум, не зная, удастся ли выиграть – не по нем. Он хочет действовать наверняка, когда точно будет знать секрет беспроигрышной партии. Человек «сильных страстей и огненного воображения», Германн скрытен, честолюбив, азартен в душе, но расчетлив и бережлив почти до скупости. Ради достижения богатства он готов на все: и увлечь молодую девушку, которую он на самом деле не любит, и стать любовником восьмидесятилетней старухи, и даже пойти на убийство. Германн – предтеча Раскольникова, еще одного наполеонического характера. Как и его последователь, Германна за его преступление (обман и почти что убийство, см. кр. пересказ ПД) ждет страшное наказание – проигрыш, стоящий ему не только всего состояния, но и здравого ума.
«Евгений Онегин»
Пушкин потратил на написание романа почти 10 лет. Упоминания Наполеона не раз встречаются в романе. Так, во второй главе:
Но дружбы нет и той меж нами.
Все предрассудки истребя,
Мы почитаем всех нулями,
А единицами – себя.
Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно.
Лотман: «Отношение П к Наполеону во время работы над второй главой (1823-1824) было сложным. С одной стороны, в условиях реставрации и торжества монархии во Франции фигура свергнутого императора французов была окружена не только политическим, но и личным обаянием. Вяземский писал в 1820 г.: «Наполеон приучил людей к исполинским явлениям, к решительным и всеразрешающим последствиям. „Все или ничего“ — вот девиз настоящего. Умеренность — не нашего поля ягода».
Однако, с другой стороны, в свете критики романтизма, актуальным для П начиная с 1823 г. выступало другое обличие Наполеона: он становился символом и высшим проявлением всеевропейского эгоизма, в его деятельности подчеркивался политический аморализм и готовность всем пожертвовать личному честолюбию. А эти свойства были для П этическими соответствиями того, что в политике выступало как деспотизм. Наполеон в такой трактовке становился создателем новой тирании.
Наполеон связывался с типом разочарованного эгоиста, которому «чувство дико и смешно», с теми «безумцами», которые «рекли»: «Нет свободы». «Мы», от лица которого написана строфа, вносит голос этого поколения романтических эгоистов. Из него исключены автор, отделенный от тех, кто почитает «всех нулями», ироническим тоном, и Онегин, который «вчуже чувство уважал» и был «сноснее многих». Это отличает строфу от, казалось бы, текстуально близкой к ней XLVI строфы главы первой. Там мысль:
Кто жил и мыслил, тот не может
В душе не презирать людей —
дается от имени некоторой общей позиции автора — Онегина. Здесь, несмотря на некоторое фиктивное «мы», автор, и в определенной мере Онегин, находятся вне очерченного в строфе мира эгоизма».
Интересна еще одна деталь. В кабинете Онегина, куда в седьмой главе попадает Татьяна Ларина, есть бюстик Наполеона:
И лорда Байрона портрет,
И столбик с куклою чугунной.
Эта кукла – и есть бюстик Наполеона Упоминание Байрона и Наполеона в одном смысловом ряду не случайно: оба они воспринимались Пушкиным в этот период (1827-1828) как романтические герои, изменившие ход истории, «властители дум». Так же, как ив стихотворении «К морю», их имена расположены рядом. И хотя автор отмежевывает Онегина от тех людей, которые «глядят в Наполеоны», очевидно, что французский император был для Онегина если не героем, то как минимум авторитетом. Тем более некоторые черты Наполеона присутствуют в характере Онегина: индивидуализм, эгоизм.
Таким образом, тема Наполеона присутствует как в лирике, так и в крупных произведениях Пушкина. По мере творческого развития трактовка этой темы Пушкиным изменялась. Можно сказать, что отношение Пушкина к этой фигуре всегда, даже в конце жизни, было неоднозначным, как, впрочем, и у современников Пушкина. Эта тема оказала большое влияние на литературу последующих десятилетий и особенно отразилась в творчестве Достоевского.
25. Лариса
1) Становление реалистического направления в русской литературе середины 1820-х гг.
1801-1815гг. – борьба классицизма и романтизма. Победа романтизма -> становится господствующим направлением (1815-1825гг). На втором плане начинается становление реализма. Самым значительным в процессе становления реализма стали басни Крылова. Вслед за «Российский Жилблазом» Нарежный создает реально-бытовые повести из жизни украинских помещиков: «Аристион, или Перевоспитание», «Бурсак» и др. Но в своих повестях, как и в романе, он еще не становится реалистом в полном смысле слова.
Пользовались успехом реально-бытовые комедии, изображавшие быт и нравы российской дворянства. Образец – басни Крылова. Появляются комедии молодых драматургов, объединившихся вокруг Грибоедова и Катенина, ставших в оппозицию консервативно-романтическому течению (Хмельницкий, Жандр, Бегичев – интерес к созданию национального театра, до них эту идею выдвигал Муравьев-Апостол). Они отрицали условности классического театра и стремились отразить в комедии черты реального быта и живой речи.
В мае 1823г. Пушкин начинает писать «Евгения Онегина» - русский реализм принял зрелую форму. Новый худ.метод занял место в лит-ре. Одновременно с «Е.О.» В стиле реализма Пушкин пишет трагедию «Борис Годунов», а затем повесть «Граф Нулин», чем противостоит романтикам, с их односторонним утверждением высокого предмета и стиля поэзии. Реалистический характер приобретает лирика П., начиная с 1825г. Помимо П. реалистического направления придерживался Грибоедов. В 1825г. в альманахе «Русская Талия» были напечатаны отрывки из «Горе от ума», получившей широкую известную благодаря чтению ее автором в литературных кругах.
Сам метод реализма складывается в 20-х гг. в творчестве Пушкина и Грибоедова, а в какой-то мере и Крылова. Именно в это время в русской литературе произошел крутой переворот, и она пошла по другому направлению – реалистическому. И хотя «представителей» данного направления было не так много, но были развиты идейно-художественная самостоятельность и своеобразие. Эти творческие начала были затем развиты Гоголем, Лермонтовыми и др. Реализм превратился в широкое и мощное литературное направление.
Белинский признавал великой заслугой Пушкина его обращение к «поэзии действительности». В 20-е гг. Пушкин создает законченную форму реалистического метода в искусстве (чем обогнал чуть ли не всю Европу).
Русский реализм сложился на основе литературно-художественных традиций и достижений прошлого. Даже в творчестве Ломоносова и Державина находили некоторые черты реальной русской действительности (несмотря на тотальную идеализацию). Но наибольшее значение для реализма имело романтическое направление. Романтизм Жука и Батюшкова обогатил ру.лит. худ-псих открытиями, что имело непосредственное значение для реалистическое постановки проблемы характера в литературе. Революционный романтизм обратился к народности, а это тоже шаг к реализму. Кроме того, повлияло и критическое отношение романтиков к современности (к черту идеализацию). Особенно близко к реализму подходили декабристы в своей лирической поэзии. Своеобразие истор. Условий привело к тому, что в худ.методе рус.писателей, начиная с П., ярко выступили черты критического реализма.
Вывод: реалистич.направление, возникшее в рус.лит в сер.20-х гг., было подготовлено предшествующим развитием литературы, в ее различных направлениях и течениях. При всей значимости связи с другими жанрами, реализм был качественно новым худ.методом. Реализм стал худ.открытием П., определившим дальнейший путь рус.лит. Завершился длительный путь становления рус.реализма. Тем не менее, реализм не сразу приняли, ибо предмет повествования недостойный, надо все идеализировать и восхвалять, а тут всё как есть – скучно.
Черты реализма у П:
- в «Кавказском пленнике» - критически, с реалистической трезвостью оценивает молодежь 19в., ее отношение к свободе. Но в целом это еще романтическое произведение.
- в «Цыганах» - тоже еще романтизм, но т.н. «критический романтизм»
- «Евгений Онегин» - энциклопедия русской жизни, подлинно живые образы реальных русских людей, роман о современной поэту действительности.
- «Борис Годунов» - реальные проблемы. Проблема самовластья и крепостного права, проблема народа, его роль в государстве. Б.Г. – это пьеса о народном мнении, предопределяющем судьбу власти, о народном движении, решающим исход общественной борьбы, о народных массах, творящих историю (ну, не без тоталитарного пафоса). Такая проблематика историч. Трагедии требовала реалистического худ.метода.
У Гриба:
- «Горе от ума» - обрисовка характеров, взращенных тем общественно-политическим укладом, разоблачению которого посвящена комедия. «Живая картина московских нравов», «зеркальность сцен».
Егор
2) Политическая лирика Пушкина до 14 декабря 1825 г.
Основной круг мотивов лирики Пушкина в первые лицейские годы (1813—1815) замкнут рамками так называемой «легкой поэзии», «анакреонтики», признанным мастером которой считался Батюшков. Молодой поэт рисует себя в образе мудреца-эпикурейца, беспечно наслаждающегося легкими радостями бытия. Начиная с 1816 г. преобладающими в лицейской поэзии Пушкина становятся элегические мотивы в духе Жуковского. Поэт пишет о муках неразделенной любви, о преждевременно увядшей душе, горюет об угасшей молодости. В этих ранних стихотворениях Пушкина еще много литературной условности, поэтических штампов. Анакреонтические и элегические стихотворения Пушкин продолжает писать как в эти, так и в последующие годы. Но вместе с тем выход в середине 1817 г. из «монастырских», как называл их поэт, лицейских стен в большую жизнь был выходом и в большую общественную тематику.
Пушкин начинает создавать стихотворения, отвечающие мыслям и чувствам наиболее передовых людей русского общества в период нарастания в нем революционных настроений, возникновения первых тайных политических обществ, ставивших своей задачей борьбу против самодержавия и крепостничества.
В своих, так называемых «вольных стихах» («Вольность», «Чаадаеву», «Noel. Сказки», «Деревня», убийственно острые политические эпиграммы) Пушкин становится выразителем дум и чаяний этих передовых кругов, «эхом русского народа», каким он уже в ту пору сам себя начинает ощущать.
Много позднее в явно нецензурном по политическим причинам варианте одного из своих последних стихотворений «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...» Пушкин подчеркивал, что «он восславил свободу» «вслед Радищеву», автору «Путешествия из Петербурга в Москву» и оды «Вольность». Правда, в своих стихах этой поры Пушкин, подобно многим декабристам, возлагал надежды на просвещенного монарха, который силой своей верховной власти мог бы осуществить необходимые преобразования — ввести конституционный «закон», освободить крестьян. Это говорит о том, что Пушкин по своим политическим взглядам был умереннее Радищева, прямо призывавшего — и в оде «Вольность» и в «Путешествии из Петербурга в Москву» — к революции.
Однако пушкинские стихи, пронизанные пафосом вольнолюбия, сочетающие передовые идеи с небывалой дотоле силой художественной выразительности, имели громадный общественный резонанс, являлись своего рода декабристскими поэтическими прокламациями. Они распространялись в многочисленных списках; отдельные строки их — такие, как «Тираны мира! трепещите! // А вы мужайтесь и внемлите, // Восстаньте, падшие рабы!» — приобретали в восприятии читателей современников смысл еще более широкий, чем тот, который вкладывал в них сам Пушкин: получали характер прямых мятежных призывов, революционных лозунгов. Поэт становится певцом декабристской революционности и вместе с тем признанным литературным учителем поэтов-декабристов, начиная с самого значительного из них, Рылеева.
В послелицейской лирике Пушкина петербургского периода (1817 — первая половина 1820 г.), как в известной мере и позднее, продолжают бытовать многие темы, мотивы, жанровые формы, характерные для лицейских лет творчества поэта; но они получают новое весьма знаменательное развитие. Так, в посланиях Пушкина к своим друзьям — сочленам дружеского литературного общества «Зеленая лампа» (оно являлось вместо с тем негласным филиалом ранней декабристской организации «Союз благоденствия») — традиционные анакреонтические мотивы окрашиваются в оппозиционно-политические тона. В одном ряду с Вакхом и Кипридой поэт воспевает «свободу». Это слово все чаще приобретает в его стихах несомненное политическое звучание. Есть в дружеских посланиях Пушкина и недвусмысленные выпады «насчет небесного царя, а иногда насчет земного». Вместе с тем в некоторых его стихах «анакреонтика» углубляется до подлинного проникновения в дух античности. Образец этому — стихотворение «Торжество Вакха» (1818), которое представляет существенный шаг вперед по сравнению даже с таким замечательным стихотворением Батюшкова этого рода, как «Вакханка».
О чрезвычайно большом общественно-политическом значении «вольных стихов» Пушкина нагляднее всего свидетельствует постигшая поэта — первым из всех причастных к декабристскому движению — суровая правительственная кара: шестилетняя ссылка. Причем царь, до которого дошли стихи Пушкина, воспевшего «вслед Радищеву свободу», как известно, сперва намеревался сослать его, вслед Радищеву же, в Сибирь или заточить в Соловецкий монастырь. Только благодаря энергичным хлопотам влиятельных друзей (в частности, Карамзина) удалось добиться замены этой меры высылкой на юг — сперва в Екатеринослав, затем в Кишинев и Одессу.
Период южной ссылки (май 1820 — июль 1824 гг.) составляет новый, романтический по преимуществу, этап пути Пушкина-поэта, имеющий очень важное значение для всего дальнейшего творческого его развития. Именно в эти годы в соответствии с одним из основных требований романтизма все нарастает стремление Пушкина к «народности» — национальной самобытности творчества, что явилось существенной предпосылкой последующей пушкинской «поэзии действительности» — пушкинского реализма.
Поэт не только полностью отвергает рассудочные «правила» классицизма, регламентирующие и выбор объекта изображения, и жанры, и стиль, но и все более преодолевает салонно-литературную узость «нового слога» Карамзина, а также во многом связанные с ним условности и штампы элегического стиля школы Жуковского — Батюшкова; он открывает все более широкий доступ национальной народной языковой стихии — «просторечью» (см., например, его стихотворение «Телега жизни», 1823). Поэт все тверже и увереннее выходит на свой самостоятельный творческий путь, открывая тем самым качественно новый «пушкинский период» (по терминологии Белинского) в развитии русской литературы.
Подобно своим передовым современникам, Пушкин в 1820—1823 гг. страстно увлекается вольнолюбивым, мятежным творчеством Байрона — главы европейского революционного романтизма (по собственным словам, от него «сходит с ума»).
В революционно романтические тона окрашивается южная политическая лирика Пушкина. В обстановке вспыхивавших в Европе национально-освободительных движений (особенно сильное впечатление произвело на поэта происшедшее в непосредственном соседстве, в Молдавии, греческое восстание под предводительством лично знакомого ему Александра Ипсиланти), в тесном общении с членами наиболее революционного Южного общества декабристов политические взгляды Пушкина приобретают особенно радикальный характер. В своих кишиневских стихах он славит «воинов свободы»: вождя сербского национально-освободительного движения Георгия Черного («Дочери Кара-Георгия», 1820), греческих повстанцев («Гречанка верная не плачь, — он пал героем...», 1821); воспевает освободительную войну (стихотворение «Война», 1821) и «тайного стража свободы» — классическое орудие борьбы с тиранией — кинжал («Кинжал», 1821). В написанном примерно в то же время, что и «Кинжал», послании к одному из видных деятелей Южного общества декабристов, В. Л. Давыдову, поэт прямо выражает надежду причаститься «кровавой чаши» революции.
Но в противоположность многим поэтам-декабристам Пушкин не ограничивает себя рамками политической лирики, хотя она и занимает очень видное место в его творчестве не только в эти годы, но и на протяжении всех последующих лет. Если поэт-декабрист В. Ф. Раевский в своих стихах 1822 г., написанных в тюрьме, обращаясь к Пушкину, восклицает: «Как петь любовь, где брыжжет кровь»; если глава «Северного общества» Рылеев заявляет: «Я не поэт, а гражданин», — то Пушкин наряду с созданием вольных, политических стихов воспевает жизнь во всем ее многообразии и богатстве. «Пою мои мечты, природу и любовь // И дружбу верную...» — пишет он в послании к Чаадаеву 1821 г.
Вместе с тем вольнолюбивым духом проникнута и интимная лирика Пушкина этих лет, одними из основных мотивов которой являются мотивы изгнанничества и жажды свободы: новое послание к Чаадаеву (1821), «К Овидию» (1821), «Узник» (1822), ставший популярнейшей народной песней, «Птичка» (1823).
Равным образом горячо откликаясь на основные политические проблемы современности, будучи автором пламенных гражданских стихов, Пушкин всегда остается великим поэтом-художником. Высокие гражданские мысли неизменно облечены у него в замечательную художественную форму, возведены на степень большого и подлинною искусства. И это имело громадное значение для развития всей русской художественной литературы.
На почве романтизма начал складываться и пушкинский историзм — стремление познать и отразить народную жизнь в ее движении, дать конкретное художественное изображение данной исторической эпохи. Это также явилось существеннейшей предпосылкой последующего пушкинского реализма. Но и в романтический период пушкинского творчества это уже приносило замечательные плоды. Так, в противоположность «Думам» Рылеева, написанным на темы русской истории, но содержавшим в себе весьма мало национально-исторического, в противовес их схематизму и отвлеченной дидактике, родственным классицизму XVIII в., Пушкин пишет свою «Песнь о вещем Олеге» (1822), в которой замечательно передает дух летописного рассказа, его, как он сам это определяет, «трогательное простодушие» и поэтическую «простоту». Эти черты получат полноценное художественное воплощение в созданном три года спустя образе летописца Пимена.
Еще более ярким образцом пушкинского историзма является в своем роде этапное стихотворение «Наполеон», написанное в 1821 г. в связи со смертью Наполеона. Сам Пушкин называл поначалу это стихотворение «одой». Но оно имеет глубокое принципиальное отличие от од XVIII в.: не только дает строго последовательное и вполне реальное, лишенное какого бы то ни было условного мифологического реквизита изображение исторической деятельности Наполеона, но и осмысляет эту деятельность во всех ее противоречиях, в ее сильных и слабых сторонах. Именно на основе этого осмысления, резко противостоящего традиционно-односторонней оценке Наполеона как «хищника» и «свирепого тирана» — оценке, которой следовал и сам Пушкин в своих лицейских стихах (см., например, «Наполеон на Эльбе», 1815), поэт даст три года спустя замечательную по своей диалектической остроте и глубине политическую характеристику Наполеона: «Мятежной Вольности наследник и убийца» («Недвижный страж дремал...», 1824). В этой характеристике подчеркнута и историческая закономерность возвышения Наполеона в результате французской революции XVIII в., и предательство им завоеваний революции: провозглашение себя императором и сосредоточение в своих руках абсолютной власти.
Углубляющийся историзм Пушкина заставляет его все пристальнее вглядываться в события современности и стараться осмыслить их историческую сущность. Поражение одного за другим западноевропейских национально-освободительных движений, усиливающаяся реакция Священного союза, возглавляемого императором Александром I, разгром кишиневской ячейки «Союза благоденствия», арест В. Ф. Раевского — все это наносит тяжелые удары по политическому романтизму Пушкина, по его надеждам на неизбежное близкое торжество освободительного движения «народов» против «царей».
В стихотворении «Кто, волны, вас остановил...» (1823) поэт еще продолжает призывать революцию:
Взыграйте, ветры, взройте воды,
Разрушьте гибельный оплот!
Где ты, гроза — символ свободы?
Промчись поверх невольных вод.
Но он все меньше и меньше верит в действенность этих призывов; в его стихах начинают все громче звучать ноты скепсиса и неудовлетворенности окружающим, проявляется ироническое отношение к «возвышенным чувствам», к романтическому восприятию действительности. Эти настроения сквозят в послании 1822 г. «В. Ф. Раевскому» («Ты прав, мод друг...»), в черновом наброске «Бывало, в сладком ослепленье...» (1823) и, наконец, в обобщающем все эти мотивы стихотворении «Демон» (1823), являющемся одним из значительнейших произведений данного периода.
К темам разочарования в дружбе, в любви, развивающим и углубляющим аналогичные мотивы ранних элегий Пушкина, присоединяется теперь новая тема — разочарование в «вольнолюбивых надеждах», признание тщетности порывов к свободе. Сперва поэт, верный романтическому культу «героев», готов винить «народы» в том, что они не поддержали своих вождей и рабски терпеливо сносят невольничий ярем («Свободы сеятель пустынный...», 1823). Однако острый кризис романтического мировосприятия вызывает в Пушкине потребность более трезвым, «прозаическим» глазом взглянуть на действительность, увидеть ее такой, какая она есть. И проявляется это именно в пересмотре поэтом своей прежней восторженной романтической оценки «героев».
Еще раньше, в уже упомянутом стихотворении 1821 г. «Наполеон», романтически приподымая образ французского императора, излюбленного героя поэтов-романтиков, Пушкин вместе с тем подчеркивал его безмерное честолюбие, крайний эгоизм, жажду личной власти и презрение ко всему человечеству. Эти «наполеоновские» черты Пушкин начинает считать теперь типичными для романтического героя-индивидуалиста, «современного человека», видя в них выражение духа эгоистического века, века зарождающихся буржуазных отношений. В начатом как раз в особенно острый момент кризиса «Евгении Онегине» поэт прямо заявляет: «Мы все глядим в Наполеоны, // Двуногих тварей миллионы // Для нас орудие одно...» Вообще приступ к работе над романом в стихах «Евгений Онегин» — центральным произведением всего пушкинскою творчества — был наиболее ярким выражением и результатом кризиса романтического мировосприятия поэта (см. об этом подробнее в примечаниях к «Евгению Онегину» в т. 4).
Примерно в это же время Пушкин постепенно переоценивает личность и деятельность столь героизированного им несколько лет назад вождя греческого восстания Александра Ипсиланти; полное свое выражение это нашло в написанной позднее, уже в 30-е гг., повести «Кирджали», где симпатии Пушкина явно на стороне не героя-индивидуалиста, а «миллионов» — рядовых участников восстания. Но складывалось такое критическое отношение уже в пору южной ссылки.
В новой, «северной» ссылке, в Михайловском, Пушкина со всех сторон обступил мир русской народной жизни. Находясь в окружении русской природы, вступая в близкое соприкосновение с крестьянами, слушая сказки и песни няни, поэт непосредственно приобщался к глубоко захватившему и пленившему его русскому народному творчеству. В его произведениях углубляются черты «народности» — национальной самобытности — и, в прямой связи с этим, все определеннее утверждается «поэзия действительности» — реализм.
Пушкинская лирика 1824—1825 гг. не была замкнута в эгоистический круг «самолюбивых», узколичных переживания поэта, она откликалась на все зовы жизни, на «все впечатленья бытия». По-прежнему широко развернуты в ней мотивы дружбы, любви (третье послание Чаадаеву: «К чему холодные сомненья..», «Ненастный день потух..», «П. А. Осиповой», «19 октября», «Сожженное письмо», «Храни меня, мой талисман..», «Я помню чудное мгновенье...» и т. п.). Звучит в стихах этих лет и тема гонения («К Языкову», «19 октября»). Особенно значительна в этом отношении историческая элегия «Андрей Шенье» (1825), посвященная трагической гибели столь любимого Пушкиным французского поэта. Здесь в упор поставлен вопрос о двух возможных для писателя путях творчества — активном участии в общественной жизни, в борьбе за свободу народа или уходе в спокойную, частную жизнь, в интимные радости: наслажденья дружбой, любовью. По существу Пушкин возобновляет здесь давнюю тему знаменитою «Разговора с Анакреоном» Ломоносова и решает ее именно так, как в свое время решал Ломоносов. Долг поэта — служить «пользе общества». Когда возникает необходимость выбора между личным счастьем и благом «отечества», народа, поэт безусловно обязан выбрать путь «гражданина».
В «Андрее Шенье» победа «гражданина» буквально врезывается в сознание читателя острым стилистическим приемом того же рода, что и переход от стихов к прозе в «Разговоре книгопродавца с поэтом», — необыкновенно выразительной сменой метров. Традиционный минорно-элегический размер — шестистопный ямб, в который облечены интимно-лирические раздумья Андрея Шенье, внезапно — в момент резкого перелома его душевного состояния, когда в поэте, поддавшемся было «малодушным» чувствам, снова пробуждается «великий гражданин», — сменяется мажорным, энергическим четырехстопным ямбом:
Погибни, голос мой, и ты, о призрак ложный,
Ты, слово, звук пустой...
О нет!
Умолкни, ропот малодушный!
Гордись и радуйся, поэт:
Ты не поник главой послушной
Перед позором наших лет;
Ты презрел мощного злодея... и т. д.
В «Андрее Шенье» сказывается ограниченность политического мировоззрения Пушкина (неприятие им якобинского периода французской революции, которое поэт разделял со многими декабристами и которое неоднократно заявлялось им в его политических стихах — «Вольность», «Кинжал»). Но насквозь пронизанное прежним вольнолюбивым духом, явно снимающим горький пессимизм стихов о сеятеле, пушкинское стихотворение звучало в русской общественно-политической обстановке того времени в высшей степени революционно. Недаром цензура изъяла из пего больше сорока строк, которые позднее начали ходить в списках под названием «Стихи на 14-е декабря». Властям «дух» этого сочинения казался столь предосудительным, что именно в связи с ним, уже после торжественного возвращения Николаем I Пушкина из ссылки, за поэтом был установлен секретный полицейский надзор, который продолжался до самой его смерти.
Вольнолюбием пронизан и ряд других стихотворений Пушкина этой поры: таково, например, уже упоминавшееся послание к Языкову («Издревле сладо