Политическая лирика Пушкина 1826-36 гг.
Новая общественно-политическая обстановка (после подавления восстании декабристов) ставила перед передовыми современниками новые вопросы и задачи. В крушении восстания декабристов особенно трагически сказалась уже раньше горько ощущавшаяся Пушкиным разобщенность между революционной дворянской интеллигенцией и народом.
По-прежнему важнейшим разделом лирики Пушкина являются его стихи гражданско-политические («Стансы» - «В надежде славы и добра», послание в Сибирь – «Во глубине Сибирских руд», «Арион», «Друзьям», «Анчар»). Но если до 14 декабря 1825 года его стихи были проникнуты непосредственным пафосом освободительной борьбы, теперь пафос их направленности существенно меняется. В его стихах также появляются философские мотивы.
Пушкин отразил в своих стихах не только личные переживания, пессимистические настроения, но и тягчайший кризис всего поколения, то всеобщее уныние, о котором свидетельствовал Герцен – настроения последекабристского тупика. Пушкин в своих произведениях на общественно-политические темы старается найти выход из этого тупика и в известной степени такой выход указывает.
В этих стихах отразились и резкие изменения, которые произошли в общественно-политической обстановке страны после декабристской катастрофы. Но лирика П. не утрачивает своей вольнолюбивой сущности. В послании в Сибирь, вдохновленный подвигом жен декабристов, многие из которых добились разрешения поехать туда вслед за своими мужьями, поэт стремиться вдохнуть бодрость и веселье в сердца свои братьев ,друзей, товарищей не только надеждой на то ,что «темницы рухнут», но и утверждением великого исторического значения их дела: «не пропадет ваш скорбный труд/ и дум высокое стремленье.
В стихе «Арион», Пушкин в форме прозрачной аллегории не только объявляет себя литературным соучастником, но и подчеркивает свою верность общим с ними чаяниям и идеалам («Я гимны прежние пою»). И это не декларация. Через полтора года после «Ариона» создается одно из самых значительных и по существу своему глубоко гражданских стихотворений П. «Анчар» ( конец 1828), в котором как бы развивая слова Радищева о «зверообразном самовластии», «когда человек повелевает человеком», поэт с исключительной силой раскрывает обесчеловечивающий и раба, и владыку характер таких социальных отношений, которые основаны на рабстве и угнетении.
Прямое и для того времени бесспорно прогрессивное общественно-политическое значение имело настойчивое обращение Пушкина в эти годы к образу и теме Петра Первого: «Стансы» (1826).
22. Марина
1) «Горе от ума» в оценке И.А. Гончарова («Мильон терзаний»).
1. Место комедии в русской литературе
А) в чем злободневность комедии?
Комедия «Горе от ума» держится каким-то особняком в литературе и отличается моложавостью, свежестью и более крепкой живучестью от других произведений слова. Полотно ее захватывает длинный период русской жизни — от Екатерины до императора Николая. В группе двадцати лиц отразилась, как луч света в капле воды, вся прежняя Москва, ее рисунок, тогдашний ее дух, исторический момент и нравы. Колорит не сгладился совсем; век не отделился от нашего, как отрезанный ломоть: мы кое-что оттуда унаследовали, хотя Фамусовы, Молчалины, Загорецкие и прочие видоизменились так, что не влезут уже в кожу грибоедовских типов. Но пока будет существовать стремление к почестям помимо заслуги, пока будут водиться мастера и охотники угодничать и «награжденья брать и весело пожить», пока сплетни, безделье, пустота будут господствовать не как пороки, а как стихии общественной жизни, — до тех пор, конечно, будут мелькать и в современном обществе черты Фамусовых, Молчалиных и других..
Б) Язык комедии.
Соль, эпиграмма, сатира, этот разговорный стих, кажется, никогда не умрут, как и сам рассыпанный в них острый и едкий, живой русский ум.. Нельзя представить себе, чтоб могла явиться когда-нибудь другая, более естественная, простая, более взятая из жизни речь. Проза и стих слились здесь во что-то нераздельное, затем, кажется, чтобы их легче было удержать в памяти и пустить опять в оборот весь собранный автором ум, юмор, шутку и злость русского ума и языка.
В) движение сюжета.
Действие, то есть собственно интрига в ней, перед этими капитальными сторонами кажется бледным, лишним, почти ненужным. Как нет движения? Есть — живое, непрерывное, от первого появления Чацкого на сцене до последнего его слова: «Карету мне, карету!» Всякий шаг, почти всякое слово связано с игрой чувства ег к Софье, раздраженного какой-то ложью, в ее поступках, которую он боялся разгадать до самого конца.
2. Чацкий
А) деятельность.
Чацкий готовится к серьезной деятельности. Он, конечно, путешествовал недаром, учился, читал, принимался за труд, был в сношении с министрами разошелся, не трудно сказать почему. Чацкий чувствовал свою силу и говорил уверенно. Но борьба его истощила. Он вечный обличитель лжи, запрятавшейся в пословицу «один в поле не воин». Нет, воин, если он Чацкий, и притом победитель, но передовой воин и всегда жертва.
Б) любовь. Не помышляет он о любви, как о « науке страсти нежной» и тем более занятии. Он видит в Софье будущую жену. Он и в Москву приехал, очевидно для Софьи и к одной Софье.
В) психологизм роли.
Главная роль – роль Чацкого без которой была бы картина нравов. ..его ум играл страдальческую роль. Он не только грустен, но и желчен, придирчив. Чацкого роль – роль страдальческая: оно иначе и быть не может. Такова роль всех Чацких, хотя она в то же время и всегда победительная. Но они не знают о своей победе, они сеют только, а пожинают другие – и в этом их главное страдание, т.е. в безнадежности успеха. Чацкий больше всего обличитель лжи и всего, что отжило, что заглушает новую жизнь, «жизнь свободную». Его идеал свободной жизни определен. Это свобода от всех этих исчисленных цепей рабства, которыми оковано общество, а потом свобода – «вперить в науки ум, алчущий познаний». Чацкий, очевидно, ослабел от этого «мильона терзаний». Он как раненый собирает все силы, делает вызов толпе – и наносит удар всем, - но не хватило у него мощи против соединенного врага. Он требует места и свободы своему веку: просит дела, но не хочет прислуживаться, и клеймит позором низкопоклонство и шутовство, «служит дели, а не лицам» и т.д.
3. Оценка фамусовского общества
Образовались два лагеря, или, с одной стороны, целый лагерь Фамусовых и всей братии «отцов и старших», с другой — один пылкий и отважный боец, «враг исканий». Фамусов хочет быть «тузом» — «есть на серебре и на золоте, ездить цугом, весь в орденах, быть богатым и видеть детей богатыми, в чинах, в орденах и с ключом» — и так без конца, и все это только за то, что он подписывает бумаги, не читая и боясь одного, «чтоб множество не накопилось их». Горичевы: «муж-мальчик», «муж-слуга», идеал московских мужей», по определению Чацкого, - под башмачком приторной, жеманной, светской супруги, московской дамы. А эти 6 княжон и графиня-внучка, весь этот контингент невест.. Эта Хлестова, остаток Екатерининского века.. Загорецкий – явный мошенник..
4. Отношение к Софье.
Софья Петровна не так виновата, как кажется. Это смесь хороших инстинктов с ложью, живого ума с отсутствием всякого намека на идеи убеждения, - путаница понятий, умственная и нравственная слепота – все это не имеет в ней характера личных пороков, а является, как общие черты ее круга. Вообще к Софье трудно отнестись не симпатично. В ней есть сильные задатки недюжинной натуры, живого ума, страстности, женской мягкости. И ваще хачу на ней жаниться.
2) «Кавказский пленник» Пушкина как романтическая поэма. Белинский о поэме.
Краткое содержание, если кто не знает.Черкесы поймали русского пленника и привели к себе в аул, а он, которому все надоело – он искал лишь свободы – чем быть в плену, так лучше сдохнуть. Но тут ему принесла кумыс прекрасная черкешенка. Немного времени прошло, она влюбилась, но как бы она не была прекрасна, Пленник не мог ее любить, т.к. уже отдал свое сердце другой, которая не любила его в ответ. Поэтому сердце его умерло тэкскать. Тогда черкешенка, когда все уснули, пилой перерезала его оковы. Он предложил ей бежать с ним. Но черкешенка отказалась, т.к. знала, что это лишь минутный его порыв. Пленник переплыл реку и понял, что девушка утонула.
Об образе Пленника Пушкин замечал: «Я в нем хотел изобразить равнодушие к жизни и к ее наслаждениям, эту преждевременную старость души, которые сделались отличительными чертами молодежи 19 века». В начале южного романтического этапа он ставит себе художественного отображения действительности НО к осуществлению этой задачи поэт идет романтическим, субъективным путем. Психологический портрет Пленника он в основном списывает с себя. Своего героя ставит в необычайную, экзотическую обстановку. Из всей его жизни берет только один, также весьма романтический эпизод, окутывает все остальное атмосферой таинственности, сознательной недосказанности и вместе с тем многозначительных намеков, делаемых в весьма приподнятой, патетической форме. Из них мы узнаем лишь, что герой «изведал людей и свет», разочаровался во всем, что в прошлом он «обнял» некое «грозное страданье», что его сердце увяло, наконец, «охладев ко всему, он ищет в мире лишь одного – свободы. Весьма романтична любовная фабула поэмы, как и поэтический, романтизированный, идеальный образ героини – «младой черкешенки».Всему этому соответствует и стиль «Кавказского пленника» – возвышенный, лишенный и тени иронии. Образ Пленника недостаточно развит (это все критики говорят, а не я тут Пушкина критикую), обрисован непоследовательно, противоречиво. Он наделен титаническими чертами в духе «байронической поэзии». Пленник глядит в лицо смерти, «с радостью» внимает буре, даже черкесы дивились на его и его suicide missions. Но в то же время он выступает вянущим от неразделенной любви. Но Белинский не мог промолчать и вот...
Белинский о поэме:
"Кавказский пленник" был принят публикою еще с большим восторгом, чем "Руслан и Людмила", и, надо сказать, эта маленькая поэма вполне достойна была того приема, которым ее встретили. В ней Пушкин явился вполне самим собою и вместе с тем вполне представителем своей эпохи: "Кавказский пленник" насквозь проникнут ее пафосом. Впрочем, пафос этой поэмы двойственный: поэт был явно увлечен двумя предметами - поэтическою жизнию диких и вольных горцев, и потом - элегическим идеалом души, разочарованной жизнию. Изображение того и другого слилось у него в одну роскошно поэтическую картину. Грандиозный образ Кавказа с его воинственными жителями в первый раз был воспроизведен русскою поэзиею, - и только в поэме Пушкина в первый раз русское общество познакомилось с Кавказом, давно уже знакомым России по оружию. Несмотря на всю незрелость таланта, которая так часто проглядывает в "Кавказском пленнике", несмотря на слишком _юношеское_ одушевление зрелищем гор и жизнию их обитателей, многие картины Кавказа в этой поэме и теперь еще не потеряли своей поэтической ценности. Принимаясь за "Кавказского пленника" с гордым намерением слегка перелистовать его, вы незаметно увлекаетесь им, перечитываете его до конца и говорите: "Все это юно, незрело, и однако так хорошо». Как истинный поэт, Пушкин не мог описаний Кавказа вместить в свою поэму, как эпизод _кстати: это было бы слишком дидактически, а следовательно, и прозаически, и потому он тесно связал свои живые картины Кавказа с действием поэмы. Он рисует их не от себя, но передает их как впечатления и наблюдения пленника - героя поэмы, и оттого они дышат особенною жизнию, как будто сам читатель видит их собственными глазами на самом месте. Кто был на Кавказе, тот не мог не удивляться верности картин Пушкина. Описания дикой воли, разбойнического героизма и домашней жизни горцев дышат чертами ярко верными. Но черкешенка, особенно связывающая собою обе половины поэмы, есть лицо совершенно идеальное и только _внешним образом_ верное действительности. В изображении черкешенки особенно выказалась вся незрелость, вся юность таланта Пушкина в то время. Самое положение, в которое поставил поэт два главные лица своей поэмы, черкешенку и пленника, - это положение, наиболее пленившее публику, отзывается мелодрамою и, может быть, по тому самому так сильно увлекло самого молодого поэта. Но - такова сила истинного таланта! - при всей театральности положения, на котором завязан узел поэмы, при всей его бесцветности в отношении к действительности, - в речах черкешенки и пленника столько элегической истины чувства, столько сердечности, столько страсти и страдания, что ничем нельзя оградиться от их обаятельного увлечения, при самом ясном сознании в то жевремя, что на всем этом лежит печать какой-то детскости. Вы понимаете, что, исполненный этого чувства свободы, пленник не мог не предложить своей освободительнице того, в чем прежде так основательно и благородно отказывал ей; но вы понимаете также, что это только порыв, и что черкешенка, наученная страданием, не могла увлечься этим порывом. И,несмотря на всю грусть вашу о погибшей красавице, мученическая смерть которой нарисована так поэтически, вы чувствуете, что грудь ваша дышит свободнее по мере того как пленнику, в тумане, начинают сверкать русские штыки, а до его слуха доходят оклики сторожевых казаков... Но что же такое этот пленник? Это вторая половина двойственного содержания и двойственного пафоса поэмы; этому лицу поэма обязана своим успехом не меньше, если не больше, чем ярким картинам Кавказа. Пленник, это - _герой того времени_. Тогдашние критики справедливо находили в этом лице и неопределенность, и противоречивость с самим собою, которые делали его как бы безличным, но они не поняли, что через это-то именно характер пленника и возбудил собою такой восторг в публике. Молодые люди особенно были восхищены им, потому что каждый видел в нем, более или менее, свое собственное отражение. Эта тоска юношей по своей утраченной юности, это разочарование, которому не предшествовали никакие очарования, эта апатия души во время ее сильнейшей деятельности, это кипение крови при душевном холоде, это чувство пресыщения, последовавшее не за роскошным пиром жизни, а сменившее собою голод и жажду, эта жажда деятельности, проявляющаяся в совершенном бездействии и апатической лени, словом, эта старость прежде юности, эта дряхлость прежде силы, все это - черты _героев нашего времени_ со времен Пушкина. Но не Пушкин родил или выдумал их: он только первый указал на них, потому что они уже начали показываться еще до него, а при нем их было уже много. Они - не случайное, но необходимое, хотя и печальное явление. Почва этих жалких пустоцветов не поэзия Пушкина или чья бы то ни была, но общество. Эта оттого, что общество живет и развивается, как всякий индивидуум: у него есть свои эпохи младенчества, отрочества, юношества, возмужалости, а иногда и старости. Поэзия русская до Пушкина была отголоском, выражением младенчества русского общества. И потому это была поэзия до наивности невинная: она гремела одами на иллюминации, писала нежные стишки к _милым_ и была совершенно счастлива этими идиллическими занятиями "Кавказский пленник" Пушкина застал общество в периоде его отрочества и почти на переходе из отрочества в юношество. Главное лицо его поэмы было полным выражением этого состояния общества. И Пушкин был сам этим пленником, но только на ту пору, пока писал его. Осуществить в творческом произведении идеал, мучивший поэта, как его собственный недуг, - для поэта значит навсегда освободиться от него. "Кавказский пленник" есть поэма историческая. Читая ее, вы чувствуете, что она могла быть написана только в известное время, и, под этим условием, она всегда будет казаться прекрасною. Если б в наше время даровитый поэт написал поэму в духе и тоне "Кавказского пленника", - она была бы безусловно ничтожнейшим произведением, хотя бы в художественном отношении и далеко превосходила пушкинского "Кавказского пленника", который, в сравнении с нею, все бы остался так же хорош, как и без нее. Лучшая критика, какая когда-либо была написана на "Кавказского пленника", принадлежит самому же Пушкину. В статье его "Путешествие в Арзрум" находятся следующие слова, написанные им через семь лет после издания "Кавказского пленника": "Здесь нашел я измаранный список _Кавказского пленника_ и, признаюсь, перечел его с большим удовольствием. Все это слабо, молодо, неполно; но многое угадано и выражено верно". В художественном отношении "Кавказский пленник" принадлежит к числу тех произведений Пушкина, в которых он является еще учеником, а не мастером поэзии. Стихи прекрасны, исполнены жизни, движения, много поэзии; но еще нет художества.23. Маша П
1) Статья Вяземского «Вместо предисловия к «Бахчисарайскому фонтану».
Краткое содержание статьи. Классик и издатель разговаривают о новой поэме Пушкина. К. считает, что П. слишком часто пишет и «скоро выпишется». На что И. возражает, что по сравнению с Байроном и Скоттом П. пишет мало. Начинается спор о новом литературном направлении – романтизме. К.: «Завелась какая-то школа новая, никем не признанная, кроме себя самой; не следующая никаким правилам, кроме своей прихоти, искажающая язык Ломоносова, пишущая наобум, щеголяющая новыми выражениями, новыми словами…» На что И. возражает, что язык не должен стоять на месте и должен обновляться. Но почему же все на немецкий лад, спрашивает К. А потому, что нет еще «русского покроя в литературе», а может быть, и не будет. И начал это подражание еще Ломоносов, который увлекался поэтом Гюнтером. За ним последовал Карамзин со своей реформой, потом пришли и новые поэты. И вообще – в Гомере, Горации и прочих древних авторах более романтизма, чем мог бы подумать К. А классики, которые рабски подражают древним, совсем не оригинальны. И к тому же до сих пор не определено, что такое «романтический род и какие он имеет отношения и противоположности с классическим». Многие не признают романтизма потому, что у него, в отличие от классицизма, нет еще законодателей, «для романтической литературы еще не было времени усвоиться», и за то ее ругают. Тут К. заметил, что они что-то совсем забыли о П. И. рассказывает, откуда почерпнут сюжет к «БФ». «Предание, известное в Крыму и поныне, служит основанием поэме. Рассказывают, что хан Керим Гирей похитил красавицу Потоцкую и содержал ее в бахчисарайском гареме; полагают даже, что он был обвенчан с нею. Предание сие сомнительно… как бы то ни было – сие предание есть достояние поэзии». К. ругается, что изображают поэты всякие небылицы. И тут И. замечает: «История не должна быть легковерной, поэзия – напротив». В общем, они еще поспорили, и в итоге К. ушел с торопливостью и в гневе.
История создания.Статья, о которой идет речь, впервые опубликована в 1823 году, в первом издании поэмы Пушкина. Написал ее В. по просьбе П. Посылая В. «Бахчисарайский фонтан» из Одессы, П. просил написать к поэме послесловие или предисловие, при этом просил писать, вооружившись фактами. Именно: к письму было приложено некое «полицейское послание», которое до современности не дошло. Кроме того, П. рекомендовал В. Воспользоваться «Путешествием в Тавриду» Муравьева-Апостола, где легенда о фонтане подробно описывается. П. просил: «Заворожи все это своей прозой, богатой наследницей твоей прелестной поэзии». Как мы видим, П. высоко оценивал талант В.-прозаика. В. Постарался выполнить рекомендации П., и у него получилась данная статья. Помимо книги Муравьева-Апостола В. расспрашивал Потоцкого и Булгарина, «не упоминается ли где-нибудь о предании похищения Потоцкой татарским ханом». Все это было в небольшой степени отражено в статье. Потом статью печатали в следующих изданиях, а в третьем П. посвятил поэму В.
Но интересна статья тем, что в ней в диалогической форме излагается манифест романтизма.
Книга
Статья Вяземского в книге «БФ» считается шедевром литературной критики и издательского дела. Будучи издателем книги (потом весь тираж у Вяземского перекупил книгопродавец Пономарев, который, как вы понимаете, загнал издание по спекулятивной цене, благодаря чему Пушкин получил гонорар 3000 рублей по тогдашнему курсу J), он гениально построил издание. Получилась концепция триптиха: вступительная статья, само произведение и комментарий. По тем временам это очень необычно.
«Предисловие» как манифест романтизма
Честно говоря, нигде об этом нет. Но я попробую проанализировать сама. В статье намечаются главные проблемы, связанные с продвижением романтизма как направления в России. Критики не понимают, в чем состоит романтизм, осознавая его как нечто противоположное классицизму и ополчаясь на него за это. Они сводят свои нападки к особенностям языка («щеголяющая новыми выражениями») и формы произведения («Ваши отступления совершенно романтические. Мы начали говорить о Пушкине, от него кинуло вас в древность, а теперь забежали вы в будущие столетия»). На это В. иронически замечает, что классики слишком держатся правила триединства. К форме произведения также относится замечание о жанрах. Поэмы классического толка избирали своим предметом нечто возвышенное, а у Пушкина речь идет о фонтане. Но для поэмы романтической это неважно, лишь бы в основе лежало нечто поэтическое.
Претензии критиков также направлены на то, что романтики, так сказать, искажают истину и историческую действительность. Но, как мы помним (см. билет про Жуковского), романтиков меньше всего интересовала окружающая действительность. Они обращались к описанию прошлого, экзотики и т.д., при этом и прошлое, и экзотика были идеализированными, измененными в соответствии с замыслом поэта-романтика. Этого никак не может понять Классик, изображенный в статье. В. справедливо замечает, что «Поэзия часто дорожит тем, что история отвергает с презрением, и наш поэт очень хорошо сделал, присвоив поэзии бахчисарайское предание и обогатив его правдоподобными вымыслами; а еще и того лучше, что он воспользовался тем и другим с отличным искусством». Упрекают романтизм в неясности, на что В. отвечает, что, когда имеешь дело с людьми «понятия деятельного и острого», им не надо все разъяснять, они и так поймут, о чем идет речь, так зачем тратить время?
Но какие требования предъявлять к поэтам-романтикам? В., в соответствии с немецким романтизмом, ценит изображение в произведении мира природы («Цвет местности изображен в повествовании со всею возможною свежестью и яркостью), экзотического колорита («Есть отпечаток восточный в картинах, в самых чувствах, в слоге»), драматизмповествования («В произведении его движения много», «участие читателя поддерживается с начала до конца»).
Статью В. отличает простота и ясность изложения, краткость и иронический тон. Это образец критики того времени. Еще надо сказать, что идеи В. относительно романтизма в некоторых частях пересекаются со статьей Рылеева «Несколько мыслей о поэзии». Рылеев считает, что под романтизмом подразумевается все, что есть оригинального в мировой литературе, т.е. Гомер и Гесиод – первые романтики. Похожая мысль у В., что Гомер – более романтик, чем можно было подумать, потому что он хоть и классический поэт, но никому не подражал, а ведь в это состоит суть классицизма.
Полемика с классиками
Основным объектом нападок в статье стал «Вестник Европы» и его издатель Каченовский, с которым он вел полемику как с противником Карамзина. Одновременно В. Задевает и критиков журнала «Благонамеренный», что видно из названия статьи («Разговор между Издателем и Классиком с Выборгской стороны или Васильевского острова»). Дело в том, что некто из журнала «Благонамеренный» под именем «жителя Васильевского острова или Выборгской стороны» критиковал Вяземского, а вернее, «лаялся» на него.
Реакция критики
В. Получил лестный отзыв о статье от Жуковского. Отклик Пушкина: «Твой Разговор более писан для Европы, чем для Руси. Ты прав в отношении романтической поэзии». Но П. не понравилось, что враги романтизма в статье изображены слабо.
Вообще статья вызвала бурную полемику. Сомнительным представлялось парадоксальное заявление В. об античных авторах как предшественниках романтизма, а также о «германском» воздействии на русскую литературу начиная с Ломоносова. Выдвинутое в полемике с критиками Ж., оно опиралось на теоретические разработки Шлегеля и мадам де Сталь. «Германский» элемент противопоставлялся французскому как национальный и «романтический». В ряде положений статья В. Соприкасалась с теоретическими работми Стендаля.
Белинский считал, что «Предисловие» сыграло значительную роль в освобождении русской литературы от предрассудков французского псевдоклассицизма».
Оля
Повести Белкина» Пушкина.
Созданием «Повестей покойного Ивана Петровича Белкина» (1830-31) закончился сложный и длительный процесс становления и утверждения в тв-ве П. худож. прозы.
Собсна, «П.Б»: Станционный смотритель , Барышня-крестьянка , Выстрел , Гробовщик , Метель .
«Повести» - 1ое завершённое пр-ние П. в прозе. Приписаны условному автору – И.П. Белкину. «Простой пересказ» разного рода происшествий, имевших место в жизни самых обыкн. людей. Но в то же время П. внёс в него столько глуб. гуманного чувства, наблюдательности, тонкого юмора, мягкой иронии + жизнен. правды, что «П.Б.» явл-ся и хронологически, и по существу началом русской худ. реалистич. прозы.
Расширяется круг явлений действ-ти, входящих в сферу его творч. внимания. Картины поместной жизни («Метель», «Барышня-крестьянка»), быт армейского офицерства («Выстрел»), городских ремесл-в («Гробовщик»), мелкого чинов-ва («Станционный смотритель»). П. непосредственно вводит в круг героев «маленького», униженного жизнью чел-а («сущий мученик 14го класса», спив-ся с горя Самсон Вырин в«Ст.смотр.»).
Попытки создать образ «мал.людей» придприн-сь и раньше («Бедная Лиза» by К.), но только П-ну впервые удалось достигнуть такой худож. и жизн. правдивости.
Реальному содержанию «П.Б.» соотв. словесная форма. П. был против карамзинской «поэтической прозы»: стремился не «петь», а говорить в прозе. (Уже в ранних критич. заметках «О прозе»: «Точность и краткость – вот 1ые достоинства прозы». Иронически отзывается о «вялых метафорах», к-рыми соврем-ки пытаются «оживить детскую прозу»).
«П.Б.» отл-ся предельной экономией худ. ср-в. Невелики по объёму, =>«ничего лишнего».
С 1х же строк знакомит нас с героями («Гробовщик»!). Так же скуп и вместе с тем выразителен в обрисовке хар-ров. Почти не даёт описания внешности (вспомним героиню «Метели» и Дуню из «Ст. см-ля»). Почти не останавливается и на душев.переживаниях!%)
Не найдём здесь развёрн. психол. анализа. В то же время облик кажд. пер-жа предстаёт с оч рельефно и отчётливо из поступков и речей (последняя встреча графа и Сильвио в «Выстреле»; разг-р Лизы Муромской и горничной Настей, рассказывающей о встрече с Берестовым). Простейшие ср-ва и приёмы – а какой эффект! «Лучше всего У П. его проза»; «Их [«П.Б.»] надо изучать каждому писателю» (Толстой).
Из лекций:
«Метель». Символ непредсказуемость человеч. жизни. Метель – помощница в жизни героини.
До кучи из лекции: «Пиковая дама» (1833) (НЕ входит в ПБ). Герой (Герман) крайне современен. Мотив наполеонизма. Готов убить графиню во имя своего возвышения.
Недаром в финале повести всё возвращается на круги своя.
24. Маша П
1) «Думы» Рылеева.
Краткое содержание. Из цикла «Думы»: «Смерть Ермака» (1821).Дума посвящена П. А. Муханову, члену Союза Благоденствия, другу Рылеева. Была положена на музыку. В начале думы Рылеев дает комментарий, о чем она. События происходят в XVI веке, когда Сибирь, ее небольшая часть, перешла в руки Грозного. В 1569 году татарский царь Кучум был принят под руку Грозного и обязался платить дань. Но татары совершали набеги на пермский край, и российскому правительству нужно было его охранять. Туда отправили купцов Строгоновых, которые должны были заселить земли. Строгоновы собрали на Волге казаков, из которых 540 пришло в Сибирь, а главой их был Ермак Тимофеев. В течение года казаки грабили татар, взяли Искер, пленили племянника Кучума и три года господствовали в Сибири. Много их погибло. Татары дождались момента и напали. Казаки были вынуждены отступать. Ермак, спасаясь бегством, прыгнул в Иртыш и погиб в его волнах, как Чапаев. После этого несколько лет Сибирь никто не трогал, а потом ее захватили царские войска. Обо всем этом после коммента рассказывается в стихотворной форме. Описывается страшная буря, в которой «Сидел Ермак, объятый думой». Товарищи его спали, чтобы с рассветом отправиться на битву. Ермак рассуждает, что они недаром жили, ибо «Сибирь царю покорена». Но тут нагрянули татары. Кучум, боясь вступить в честный бой, напал на казаков ночью. Всех перебили, а Ермак бросился в воду, но вот какая загогулина! «Тяжелый панцирь – дар царя – стал гибели его виною». И труп его вынесло в берегу.
«Иван Сусанин» (1822).О чем, вы и так знаете. Из деталей – перед основным путем Сусанин успел пересечься с сыном и попросить передать Михаилу Романову, что ему угрожает опасность и он должен немедленно бежать. В основу легло костромское предание, которое рассказал Глинка С. Н. в книге «Русская история в пользу воспитания». Происходит все в 1612 году. Рылеев прославлял Ивана Сусанина не как спасителя царя, а как спасителя народного избранника. Романов был избран на престол Земским собором. Несколько поэтических строк: «Ты сбился, брат, верно, нарочно с пути; но тем Михаила тебе не спасти!» Знаменитая цитата: «Куда ты завел нас?» - лях старый вскричал. «Туда, куда нужно! – Сусанин сказал».
Рылеев – яркий представитель гражданского романтизма. Одной из основных идей романтиков было признание большого общественно-политического значения художественной литературы. В понимании поэтов-декабристов, литература должны была стать действенным средством для передачи передовых общественных идей, высоких гражданских идеалов.
«Думами» Рылеев занялся в 1821-23 году. Всего он их написал больше 20. Пишет их Рылеев с целью дать образцы гражданского поведения. В предисловии к отдельному изданию «Дум» Рылеев попытался объяснить причину обращения к этому особенному жанру и задачи, которые он перед собой ставил: «Напомнить юношеству о подвигах предков, знакомить его со светлейшими эпохами народной истории, сдружить любовь к отечеству с первыми впечатлениями памяти – вот верный способ для привития народу сильной привязанности к родине». Кстати, это предисловие считается своеобразным манифестом гражданского романтизма.
Бестужев считал целью рылеевских «Дум» в том, чтобы «возбуждать доблести сограждан подвигами предков».