II. Сообщение учителя по биографии поэта.

Ф. И. Тютчев (1803-1873 гг.) родился в Орловской губернии в стародворянской семье среднего достатка, где сильны были патриархальные начала. Отец Иван Николаевич не стремился к служебной карьере, был радушным и добросердечным хозяином помещиком.

Тютчев рано обнаружил необыкновенные дарования и способности к учению. Получил хорошее домашнее образование, которым с десяти лет руководил Раич, поэт-переводчик, знаток классической древности и итальянской литературы. Под влиянием учителя будущий поэт рано приобщился к литературному творчеству и уже в двенадцать лет поступает на словесное отделение Московского университета, его товарищем был М. П. Погодин, впоследствии известный историк. В студенческие годы формируется умеренное политическое вольномыслие, но Тютчев остается противником революционных выступлений, преобладают интересы художественные, философские. В студенческие годы Тютчев много читает, участвует в литературной жизни университета, его ранние опыты выдержаны в духе поэзии классицизма и сентиментализма.

После окончания университета (1821) едет в Петербург, поступает на службу в Коллегию Иностранных дел, получает место сверхштатного чиновника русской дипломатической миссии в Баварии и в девятнадцать лет отправляется в Мюнхен. За границей Тютчеву предстоит провести двадцать два года.

Как поэт Тютчев сложился к концу двадцатых годов. Значительным событием в литературной судьбе Федора Ивановича стала публикация большой подборки его стихов в пушкинском “Современнике” (№ 3, 4, 1836 г.) под заголовком “Стихи, присланные из Германии” и за подписью Ф. Т.

После этой публикации на Тютчева обратили внимание в литературных кругах, но читателям его имя по-прежнему оставалось не известным. Осенью 1844 года Тютчев возвращается на родину. В Петербурге сразу завоевывает репутацию блестящего собеседника, любимца салонов. (Собрание его эпиграмм, острот, изречений, афоризмов, подготовленное внуками поэта, было впоследствии издано отдельной брошюрой “Тютчевиана”, 1822).

С конца сороковых годов начинается новый подъем лирического творчества поэта, но его имя все еще почти неведомо русскому читателю, а он сам не принимает участия в литературной жизни. Начало его поэтической известности положила статья Некрасова “Русские второстепенные поэты” (в журнале “Современник” № 1, 1850 г.), в которой он говорит о Тютчеве как о поэте необыкновенного таланта, вовсе не замеченного критикой, и поставил никому неизвестного Федора Ивановича в один ряд с Пушкиным и Лермонтовым, относил его к русским первостепенным талантам. Сборник стихов Тютчева отдельной книгой вышел в 1854 году по инициативе и под наблюдением И. С. Тургенева. Выходу книги предшествовала публикация девяноста двух стихотворений поэта в журнале “Современник”. Высокую оценку поэзии Тютчева дали писатели и критики разных направлений: Чернышевский, Добролюбов, Л. Толстой, Фет, Дружинин, Аксаков. Все это означало, что к Тютчеву пришла поздняя, но подлинная слава.

Поэзия Ф. И. Тютчева относится к непреходящим ценностям литературы прошлого, которые и в наши дни обогащают духовную культуру каждого человека. Творчество Тютчева привлекало внимание многих выдающихся писателей, мыслителей, ученых, но до сих пор оно осталось недостаточно изученным и понятным. В 1903 году, когда исполнилось сто лет со дня рождения поэта, один из его горячих поклонников, И. С. Аксаков, писал: “Трудно принять историческую точку зрения на Тютчева, трудно отнести его творчество к одной определенной и законченной эпохе в развитии русской литературы. Для него не настала история. Возрастающий для нас смысл его поэзии внушает нам как бы особую, внеисторическую точку зрения на него”. О творчестве Тютчева высказано немало противоположных мнений: им восхищались, его не воспринимали. Каждый должен будет выработать свою точку зрения на его творчество в контексте эпохи. Но нельзя его поэзию представить без лирики природы.

Судьба Тютчева-поэта необычна: это судьба последнего русского поэта-романтика, творившего в эпоху торжества реализма и все-таки сохранившего верность заветам романтического искусства.

Романтизм Тютчева сказывается, прежде всего, в понимании и изображении природы, И в сознание читателей поэт вошел прежде всего как певец природы, ни для кого из русских поэтов, кроме разве его младшего современника Фета, природа не являлась таким постоянным источником впечатлений и раздумий, как для Тютчева. Некрасов отметил его необыкновенную способность улавливать “именно те черты, по которым в воображении читателя может возникнуть и дорисоваться сама собою данная картина”. Л. Н. Толстой признавался, что каждой весной в его памяти возникают строфы тютчевской «Весны»:

Как ни гнетет рука судьбины,

Как ни томит людей обман,

Как ни браздят чело морщины,

И сердце как ни полно ран;

Каким бы строгим испытаньям

Вы ни были подчинены,

Что устоит перед дыханьем

И с первой встречею весны!

Да разве в торопливом говоре весенних ручейков не слышится нам песня тютчевских весенних вод, славящих приход “молодой весны”, и разве первым раскатам весеннего грома не вторят в нашем сознании знакомые строки:

Люблю грозу в начале мая,

Когда весенний первый гром,

Как бы резвяся и играя,

Грохочет в небе голубом.

А летом, когда мы видим сгустившиеся тучи и переводим взгляд на притихшие поля, нам опять-таки вспоминаются тютчевские строки:

Зеленеют нивы

Зеленеют под грозой.

Преобладание пейзажей - одна из примет его лирики. Правильнее называть ее пейзажно-философской: картины природы воплощают глубокие, напряженные трагические раздумья поэта о жизни и смерти, о человеке, человечестве и мироздании: какое место занимает Человек в мире и в чем его Судьба. Тютчев как бы возвращался к исходным темам познания людьми мира, к тем вопросам, которые волновали человека еще на заре его существования и которые получили отражение в легендах, обрядах и сказках. Старинные образы Матери-земли, Океана, Солнца, Дня и Ночи, Смерти, Сна и Любви, Человека, Судьбы вошли в его поэзию.

Природа у Тютчева изменчива, динамична. Не знающая покоя, она вся в борьбе противоборствующих сил, беспрерывной смены дня и ночи, круговороте времен года, она многолика, насыщена звуками, красками, запахами. “На бесконечном, на вольном просторе блеск и движение, грохот и гром...” - восхищается поэт картиной ночного моря. (“Как хорошо ты, о море ночное” (1865)). То же пиршество звуков и красок в хрестоматийных строках “Весенние грозы”. Лирика Тютчева проникнута восторгом перед величием и красотой, бесконечностью и многообразием природы Характерны начала его стихотворений: “Как хорошо ты, о море ночное...”, “Есть в осени первоначальной...”, “Как весел грохот летних бурь...”, “Люблю грозу в начале мая...”. Поражает диапазон художнического видения поэта от тонкого волоса паутины, что “блестит на праздной борозде”, до океана вселенной, объемлющего “шар земной”. Неожиданны тютчевские эпитеты и метафоры, передающие столкновение и игру природных сил. Солнечный полдень поэт называет “мглистым”, пышность древесного убора - “ветхой”, сияние ночного моря “тусклым”, “Воздушная арка” радуги “полнеба обхватила и в высоте изнемогла”.

Поэта особенно привлекают переходные промежуточные моменты жизни природы. Он изображает осенний дёнь, напоминающий о недавнем лете (“Есть в осени первоначальной...”) или же осенний вечер – предвестие зимы (“Осенний вечер”). Он воспевает не грозу в разгар лета, а весенний первый гром “в начале мая”. Он рисует первое пробуждение природы, перелом зимы к весне (“Еще земли печален вид, / А воздух уж весною дышит...”).

Природа в стихах Тютчева очеловечена, одухотворена. Она внутренне близка и понятна человеку, родственна ему. “В ней есть душа, в ней есть свобода, В ней есть любовь, в ней есть язык...” – убежден поэт. («Не то, что мните вы, природа...»). Словно живое, мыслящее существо, она чувствует, дышит, радуется и грустит. Весенний гром грохочет в небе, “как бы резвяся и играя”. Вешние воды “бегут и будят сонный брег”. Уступая дорогу весне, зима злится, “хлопочет”, “ворчит”, “бесится”. “Лазурь небесная смеется”, “полупрозрачный лес грустит” и т. д. Само по себе одушевление природы довольно обычно в поэзии. Но для Тютчева это не просто метафоры и олицетворения; живую краску природы “он принимал и понимал не как свою фантазию, а как истину”, - писал В. С. Соловьев.

Природа и человек образуют в лирике поэта единство, поэтому многим его стихам присуща двучастная композиция, построенная на параллелизме между жизнью природы и жизнью человека. (“Осенний вечер”, “Еще земли печален вид...”, “Когда в кругу убийственных забот...”, “О чем ты воешь, ветер ночной”). Обычное для романтиков противопоставление природы и цивилизации доведено до пределов. Поэту чуждо не только современное общество (“Душа моя Элизиум теней ...“, 1830 г.), история, культура, цивилизация – все кажется ему призрачным, обреченным на гибель (“От жизни той, что бушевала здесь...”, 1871 г.).

Итак, человек в поэзии Тютчева двуедин: он слаб и величествен одновременно: Хрупкий, как тростник, обреченный на смерть, немощный перед лицом судьбы, он велик своей тягой к беспредельному. Вот почему невыносимо для него спокойное существование в однообразии, для него велик человек, оказавшийся участником или свидетелем исторических свершений (“Счастлив, кто посетил сей мир / В его минуты роковые...” (“Цицерон”)).

Тютчев неповторимо запечатлел в своих стихотворениях все четыре времени года:

В стихотворении “Весенние воды” ручьи — первые вестники весны оповещают о приходе праздника природы. Мы видим и слышим звуки природы от апрельского бурного таяния снегов (1, 2 строфа) до теплых, тихих майских дней (3 строфа).

Еще в полях белеет снег,

А воды уж весной шумят —

Бегут и будят сонный брег,

Бегут и блещут и гласят...

Они гласят во все концы:

“Весна идет, весна идет!

Мы молодой весны гонцы,

Она нас выслала вперед!”

Шум природы передает само звучание стихов. Аллитерации “бегут... будят... брег... бегут... блещут”; “гласят, гласят, гонцы”; “весна, весна, весны, выслала вперед!” — это будто праздничные трубы природы, в которые трубят ее глашатаи. Последняя строфа рисует весеннее успокоение, цветущее блаженство мая. Образ хоровода, вызывающий крестьянскую ассоциацию, приближает тютчевскую весну к народу:

Весна идет, весна идет!

И тихих, теплых майских дней

Румяный, светлый хоровод

Толпится весело за ней.

II. Творчество А.А. Фета.

. Современный читатель несомненно испытывает интерес к его стихам. Как это соотнести с неприятием поэзии Фета демократическим читателем в 60-е годы ХIX века.

А может быть, не давать однозначный ответ, а просто вчитываясь в музыкальные строки и размышления над фактами жизни, любви и смерти, как Звучит романс П. И. Чайковского на слова А. А. Фета “На заре ты ее не буди” (Этот романс настраивает учащихся на определенное восприятие лирики Фета).

И личность, и судьба, и творческая биография А. А. Фета необычны и полны загадок, некоторые из них до сих пор не разгаданы. Чистая поэзия, далекая от реалий жизни, тонкий лиризм и жизненный практицизм, жизнь поэта полная драматизма и противоречий часто неожиданная в своем движении и переходах – все эти парадоксы переплетаются в одном человеке, вызывая к нему неоднозначное отношение.

Популярность Фета и сейчас великанепостижимыми тайнами природы к человеческой сущности. Каждому постараться найти ответы в стихах поэта на многие волнующие вопросы бытия.

Нельзя говорить о своеобразии творчества А. Фета, не сказав о его жизни.

III. Сообщение учащегося.

Афанасий Афанасьевич Фет (Шеншин) родился 23 ноября (по новому стилю 5 декабря) 1820 года в Орловской губернии, недалеко от города Мценска. Отец будущего поэта был человеком сдержанным, суровым по отношению к жене и детям.

Мать Фета, в девичестве Шарлотта Беккер, принадлежала по рождению к немецкой зажиточной бюргерской семье. После принятия православия она получила имя Елизавета Петровна. Таинственна история ее замужества. Шеншин был вторым ее мужем. До 1820 года жила она в Германии, в Дармштадте, в доме отца. Видимо, уже после развода с первым мужем, Иоганном Фётом, она встретилась с сорока четырехлетним Афанасием Неофитовичем Шеншиным. Он ее привез в Россию. Влюбленность Афанасия Неофитовича прошла так скоро, словно ее и не было. Мать покорно смирилась, и только все чаще болела, В детстве Фету было о чем задумать, чему печалиться. Но было и хорошее, пожалуй, хорошего было больше, чем плохого.

Многие из первых учителей Фета оказались недалекими в том, что касается книжной науки. Но была другая наука — естественная, непосредственно-жизненная. Более всего обучала и воспитывала окружающая природа и живые впечатления бытия, воспитывал весь уклад крестьянского, сельского быта. Это, безусловно, важнее книжной грамоты. Это грамота практическая и действующая глубоко и на всю жизнь, Счастлив человек, с юности постигший ее. Особенно счастлив, если его жизненное призвание – поэзия!

Афанасий Фет с 14 лет обучался в пансионе Крюммера в городе Дерпт. В пансионе были любимые учителя, живое стремление к знаниям. Здесь поэт многому научился, многое узнал. И это были знания на всю жизнь. Они оказали большую помощь в его литературных и поэтических трудах. Хорошие знания немецкого языка, которым Фет обязан был не только матери, но и пансиону, позволило ему позднее переводить немецких поэтов, в частности любимого им Гейне.

С 1834 по 1844 годы учился в Московском университете. Серьезные занятия поэзии начинаются уже на первом курсе. Стихи он записывал в специальную для того заведенную “желтую тетрадь”. Поэтическая судьба Фета счастливая; великий первым открыл ему радость поэзии, а великий Гоголь благословил на служение ей. В это же время будущий поэт сблизился со студентом однокурсником Аполлоном Григорьевым. Это был незаурядный молодой человек, а впоследствии талантливый поэт и критик. В доме Григорьева собиралась талантливая университетская молодежь. Вокруг Григорьева и Фета образуется не просто дружная компания собеседников, но род литературно-философского кружка.

В пору пребывания в университете Фет выпустил первый сборник своих стихов. Назывался он несколько затейливо: “Лирический пантеон”. Этот сборник вышел в конце ноября 1840 года без имени с одними инициалами: “А. Ф.”

Эта книга во многом ёще ученическая. В ней заметно влияние самых разных поэтов, русских и западных, словом, книга звучала многими непохожими друг на друга голосами. Для сборника сочинений очень молодого еще поэта это довольно обычное явление.

В сборнике наибольшее предпочтение отдавалось двум жанрам: балладе, столь излюбленной романтиками (“Похищение из гарема”, “Замок Рауфенбах” и другие), и жанру антологических стихов, то есть стихов по теме или манере близких к античным. Стихи антологического рода особенно удавались Фету, и зрелому, и молодому. В первом сборнике поэта уже виден почерк мастера: все здесь просто, ясно, точно. При этом какие выразительные детали, какую зримую картину они создают!

Уж, серпы на плеча возложив, усталые жницы

Звонкою песней своей оглашают прохладное поле;

Ландышем пахнет в лесу; там, под оврагом, березы

Рдеют багрянцем зари, а здесь, в кустарнике мелком

Звонко запел соловей, довольный вечерней прохладой

Верный конь подо мной выступает медленным шагом,

Шею сгибая кольцом и мошек хвостом отгоняя.

После выхода “Лирического пантеона” два крупнейших журнала 40-х годов - “Москвитянин” и “Отечественные записки” стали охотно печатать его стихи, а некоторые стихи, как образцовые, попадают в известную в то время “Хрестоматию” А. Д. Галахова, первое издание которой вышло в 1843 году.

В этих журналах с 1841 и по 1845 годы (до поступления на военную службу) напечатано восемьдесят пять стихотворений в том числе и хрестоматийно известное тепе “Я пришел к тебе с приветом...”

В жизни поэта в этот период было много испытаний и потрясений, но в своих решениях он оказывался непреклонен: “...в жизни всегда заботило меня будущее, а не прошедшее, которого изменить нельзя”.

В годы военной службы у Фета были и подлинные радости — высокие, истинно человеческие. Это встреча с Марией Лазич. Она стала героиней его любовной лирики. Мария Лазич была одарена глубоким и тонким поэтическим чувством, знала поэзию и понимала ее. Она знала и любила стихи Фета. Поэт не мог не оценить этого. “Ничего, — писал имея в виду свои отношения с Лазич, - не сближает так, как искусство вообще — поэзия в широком смысле слова. Такое задушевное сближение само по себе поэзия”.

Но отношения их закончились трагически, этому были причиной многие обстоятельства. После трагической кончины Марии Лазич к поэту в полной мере, приходит осознание любви, любви неповторимой и единственной. Теперь он всю жизнь будет вспоминать, будет говорить и петь об этой любви – высокими, прекрасными, удивительными стихами. Уже на склоне лет в одном из лучших своих стихотворений - “Alter Ejo” (Другой (второй) я (лат.). — Фет скажет: …та трава, что вдали на могиле твоей, Здесь на сердце, чем старе оно, тем свежей...

«В этих словах, — считает критик Н. Н. Страхов, — и молодая любовь, и смерть, и долгие годы, прожитые после этой смерти, и далекая могила, и старое сердце, давно ставшее могилой любимого существа, могилой вечно свежей, даже вечно свежеющей. Прелесть этого смелого, но простого чувства, бесконечная нежность, которая с годами все глубже, все светлее, но горит, как в первую минуту».

По-пушкински возвышенными и мудрыми были стихи Фета о любви. Не случайно многие из них стали романсами, исполнение которых и сейчас рождает гамму чувств в душе каждого человека. Почти все стихи о любви написаны от первого лица, в форме монолога, как воспоминание о любви, оставшейся в прошлом:

Где ты?

Ужель, ошеломленный,

Кругом не видя ничего, вставший, вьюгой уделенный,

Стучусь у сердца твоего?..

Как и у других поэтов, в жизни Фета были конкретные встречи с необыкновенными и все-таки земными женщинами, вдохновившими на создание стихов. Поэт в своих стихотворениях воспевал женскую красоту. Особенно ярко эта фотография женской красоты воплощена в стихотворении «Призыв к любимой Бетховена»:

(Подготовленный учащийся читает стихотворение).

С опорой на эту фотографию красоты Фет создает в разные годы целый цикл лирических посланий, адресованных С. Толстой, Т. Кузминской, сестре С. А. Толстой, Е. Хомутовой, Н. Сологуб и многим другим женщинам.

Так С. Толстая была ценима Фетом не только как женщина, как жена Л. Толстого, но и как идеальная читательница его стихов. Она воспринимала их сердцем, иногда вопреки своему строгому контролеру-разуму. 22 мая 1891 года она записала в дневнике: «Был Фет с женой, читал стихи, - все любовь и любовь... Ему 70 лет, но своей вечно живой и вечно поющей лирикой он всегда пробуждает во мне поэтические и несвоевременно молодые мысли и чувства. Но пусть несвоевременно, но все же хорошо и невинно». Стихи Фета приходили Софье Андреевне на память по самым разным поводам. «Люблю весну», — записала она в дневнике 14 апреля 1905. И тут же привела стихи Фета о весне: «ты нежная, ты счастье мне сулила на этой суетной земле».

Фет был знаком и с сестрой Софьи Андреевны, Т. А. Кузминской. Впервые Татьяна Андреевна увидела поэта у себя дома, когда ей было 15-16 лет. Потом были встречи еще — уже со взрослой женщиной. Встречи эти, вероятно, были очень памятны. И был важный эпизод в поэтической биографии Фета, связанный с Татьяной Андреевной. Ему он посвятил свое стихотворение «Сияла ночь».

Стихотворение это — одно из лучших лирических произведений поэта, это один из лучших образцов русской любовной лирики.