А это уже рассказ ариши долматовой о прапрадедушке вашем с денисом, отце фёдора васильевича харитонова и дедушке светланы фёдоровны степановой (харитоновой).

"С ГУСЯ – ВОДА"

– Это такая поговорка у деда Василия была: "А с меня, как с гуся – вода!". Ох, и натерпелась я от выходок этого старичка. Он ведь сторожем в клубе остался с самых царских времён. До революции там, где клуб, церковь была, и он, как был сторожем церкви, так и остался сторожить – уже клуб. Но одно дело за клубом присматривать -чему там пропадать? Да и пропадёт балалайка какая, такой ли спрос, что за хлеб!

И вот послал же мне бог такого напарника. Одна беда – старенький он, его любой самый хиленький мужичонка мизинцем одним с вороха сковырнет... Да всего хуже, пристрастился дед Василий на старости лет к вину. Бывало, приходишь утром пораньше на работу, а он уже тёпленький. И всё припевает: "А с меня беда, как с гуся вода...". Ровно меня поддразнивает: "Вот, мол, ты, желторотая, ходишь вокруг хлеба да голодаешь... А я не промах – кормлюсь общественным хлебушком. И не унываю. Потому что не пойманный – не вор. Сухим, как гусь, из воды выйду...".

Вот что мерещилось мне в весёлости, не по времени, старичка. И не раз в холодном поту просыпалась по ночам от мысли, что сам же сторож и ворует хлеб и что мне не миновать из-за этого каталажки. И ведь что я делала? Перед тем, как придти ему на дежурство, расправлю, разглажу вороха. Чтобы наутро сразу было видно: ежели взял сторож хоть горстку зерна, ямка будет. Вот я его и разоблачу. "И на что ты всё пьёшь?" – сколько раз я к нему по злому подозрению подступала с таким вопросом. "На что пью один бог – судья, да Фрося моя", – скажет, бывало, а сам посмотрит на меня с горькой улыбкой, словно самоваром ошпарит.

Ведь до того довёл меня, пошла я к бабушке Ефросинье, жене его. "Скажи мне, не берёт ли зерна на складе дед Василий?..". Старушка так и перекрестила меня. А потом как заплачет: "Одной тебе, Аришенька, всю правду и открою. Совсем свихнулся старый. Ничем не остановлю. Последнюю коровёнку с дому свела, чтоб хлеба, сколько выйдет, купить, детей прокормить, а он, чёрт лысый, все денежки на пропой спускает... Говорит, какую-то в руках соблазну заглушает. И что это за болесть такая к рукам его присохла?!".

Вот так и исповедовались мы с ней друг перед дружкой – не знаю, стало ль легче бабке Ефросинье, а я-то прямо ожила с тех пор. Ещё над дедом подтрунивала: "В воде быть – и не замочиться – такое не бывает с тобой, дед Василий?". А он поначалу не понял, той же "с гуся вода" отыгрывался, а потом всё же признался, как нелегко ему с прежними собственническими привычками возле хлеба спокойно сидеть да ещё в то время, когда семья перебивается с картошки на свекольную ботву. Вот и дал себе слабинку..." – только один раз таким-то грустным и видала я своего надёжного сторожа-весельчака...

* * *

Репортёрские заметки о прездках на могилу (на братскую, в т.ч.), где погиб 3 февраля 1943 года отец Дмитрий Сергеевич Степанов. Прежде, чем поехать туда, обратился с письмом к главе Клпнянского района Орловской области.

Здравствуйте, Людмила Андреевна! (Из письмо главе Колпнинского района Орловской области перед второй поездкой от Вяхиревых из Подмосковья по электронной почте).

Приближается день празднования освобождения Орловщины от фашистов, 5 августа. Очень хочется отдать долг памяти погибшим на Вашей земле воинам, в т.ч. моего отца, Степанова Дмитрия Сергеевича. От Вашего письма, или телеграммы (лучше) будет зависеть моя уверенность в поездке.

Смогу ли встретиться с Ксенией Максимовной Калгановой? Она, слыхал, находится в пансионате в Колпнах.

Будет ли кто-нибудь в это время в Маркинской школе?

Нужен именно письменный ответ.

Александр Дмитриевич Степанов, 445031, город Тольятти, б-р Татищева, 21, кв. 95. Тел. (8482)30-82-87; E-mail: [email protected]

* * *

Вернусь к поездке на Орловщину.

“ТЕБЕ ПОЁМ, КРЫЛАТАЯ СТРАНА”, – назвал я одну из главок, посвящённой второй поездке в Колпну и Маркино в «Другой книге». Фрагмент привожу здесь…

..."Русский парень в огне не горит", - звучал голос школьника Игорька Гренцева со сцены Колпнянского Дома культуры, и мне это было вдвойне-втройне приятно, потому что... Но лучше начну с самого моего начала.

Долгие годы мы с сестрой и братом искали точное место гибели отца, потому что по понятной причине - военное время! - с разных ведомств поступали противоречивые сведения о месте и времени его последнего сражения.

Где-то затерялась "похоронка" -

Ей не зная смысла и цены,

Может быть, смеясь светло и звонко,

Мы ее порвали, пацаны.

От сомнений мне не излечиться,

Ведь война сумятицей полна:

Называли нам: село Колпна,

Очевидцы: якобы, Речица...

С мужеством Отечества и силой

Речь веду от первого лица:

Помогите мне найти могилу

На войне погибшего отца...

У меня так и были сомнения до последнего времени, потому что после публикации запроса в районные газеты Орловской области еще в 70-е годы прошлого века в одном из откликов жительница села Речица утверждала: Степанов Д. убит там еще в 1941 году... Но именно этим летом мои сомнения окончательно развеял Орловский военный комиссариат, который перед самой нынешней поездкой на могилу отца сообщил однозначно:

"Ваш отец, Степанов Дмитрий Сергеевич, 1907 г.р., рядовой 771 сп. 137 сд, погиб 3.02.43 г. и захоронен в братской могиле д. Маркино Колпнянского района (перезахоронен из д. Павловка в 1948 г.)" - так достаточно четко ответил на мой запрос 6 июня этого года орловский военком полковник Е.Гришин.

Там, в Павловке, Маркино и Колпне я уже бывал в марте 1975 года, используя часть творческой командировки по линии Союза журналистов на Украину. Было это в раннее весеннее раздополье, и помнится, добираясь где-то на попутных, где-то пешком, сильно промочил ноги, и мог бы простудиться, но на мое счастье, в Маркинской школе, куда забрёл по какому-то Божьему провиденью, допоздна задержалась учительница истории Ксения Максимовна Калганова. Поверила моему рассказу о цели прибытия и взяла меня на ночлег домой, где накормила, подогрела (сосед-бригадир раздобыл самогона), обсушила мою обувь, уложила в тёплую пуховую постель. Естественно, за столом при моей нетерпеливой заинтересованности хозяйка рассказывала нам с молодым соседом всё, что помнила о том бое за деревню Павловку. В войну Ксении было лет двадцать, события запечатлелись ярко и подробно. Так, она рассказала о том, что в их избе во время оккупации квартировало несколько финнов. Они очень боялись русских солдат, потому что уже сталкивались с их "безумным" героизмом, когда стояли насмерть перед шквальным огнём превосходящего по числу и вооружению противника.

В то же время, русские жители недоумевали и страдали от непродуманных действий наших сил. Ксения Максимовна, чуть не плача, рассказывала мне, как наша авиация перед тем боем несколько дней безуспешно "дубасила" огромную цистерну из-под горючего, оставленную нашими же отступившими войсками. Емкость стояла вблизи, и калгановскую избу-халупу лихорадочно сотрясало от каждого грохота бомб, сбрасываемых с самолёта. И тут надо заметить, что цистерна была совершенно пуста, поэтому было обидно за своих, тратящих силы и время понапрасну. Огорчения прибавилось, когда одна бомба разорвалась возле дома, и потолок обвалился, насмерть придавив чужеземца.

Другой непрошеный "квартирант" во время последующих бомбёжек вместе с хозяевами прятался в погреб, дрожа, как осиновый лист. Дрожал он так же, сидя с Калгановыми в погребе и в тот день 3 февраля 1943 года, когда с утра началось наступление русских со стороны Шахтёрского бугра (так называется широкое поле на взгорке перед Павловкой). Ксения, как ныне считает, вела себя безрассудно и всё время пряталась во дворе за худым плетнем забора, видела несколько атак наших бойцов. И досадовала: вместо того, чтобы обойти деревню окружным путём, солдаты тёмной (без маскхалатов!) цепью двигались по снежному полю в лобовую. Я уже писал об этом – событие стоит повториться. Жутко представить, как это было! Вот покачивается на склоне наплыв черной гряды бегущих солдат по белому пространству... Лихорадочная пулемётная строка вражеского пулемёта (Ксения Максимовна называет это оружие огнемётом, потому что видела след огня) с чердака дома, и на белый лист наплывет красная полоса - кровь убитых и раненых. И таким образом за день было скошено три цепи наступающих. Судя по официальным отчетам, которые мне удалось тогда увидеть в районном музее, при освобождении Павловки было убито 700 бойцов. Но местные жители говорили о большем. Да и на то похоже: до моего приезда в списках убитых не значился мой отец. Подтверждение тому прискорбному факту...

К ночи наступление было остановлено. А утром, когда, должно быть, совсем перепуганные захватчики отошли в соседнее село, над погребом Калгановых раздались громкие голоса возбужденных удачей русских бойцов, крики "Ура!" вперемешку с крепким матом: "А ну, вылезай, кто тут прячется!". Старший распорядился внести в избу мешок муки, и мать Ксении стала печь победителям блины. Те заходили группами, наедались и снова уходили - уже в бой за село Маркино. Насколько удалось узнать в расспросах маркинцев-старожилов, и этот населенный пункт отбивался тем же способом - в лобовую, безумным натиском.

Это было как в страшной игре:

Мой отец уходил врукопашную,

И сложил он судьбу бесшабашную

Под Орлом на Шахтерском Бугре.

В поле воин в толпе - не один!

А толпа - отчаюги штрафроты...

С чердака их струей пулемета

Покосил перепуганный финн.

Не менее драматична история первичного захоронения погибших воинов на Шахтерском бугре. Происходило это не менее чем через месяц после того боя, в марте, когда стало таять. Полуобнаженные трупы начали смердить на солнце и только тогда местные власти мобилизовали женщин и подростков убрать разлагающиеся тела. Почему полуобнажены? Потому что с убитых бушлаты, гимнастёрки и обувь снимали сельчане - их тоже ведь понять можно: за три года нищеты все так поизносились! Тётя Лида (только в последней поездке узнал полное имя: Лидия Ивановна Фетисова), с которой я тогда разговорился в автобусе по пути в Колпну, девчонкой участвовала в тех жутких захоронениях, рассказывала так. Они, подростки, мало ещё что соображали в трагедии, поэтому к делу относились играючи. Баграми цепляли трупы и стаскивали в "бомбёжные ямы". Сначала стащили, судя по остаткам одежды, русских. Когда увидели среди убитых вражеских солдат - снова вытаскивали из "могил" трупы наших бойцов, вниз сталкивали фашистские. Приговаривали: "Не быть России и тут покорённой!"... Мальчишки же искали неразорвавшиеся снаряды и бросали их в разведённые из прошлогодней соломы костры. Один мальчишка не успел отбежать подальше, и ему взрывом оторвало пальцы руки...

И ещё об одном жестокой правде войны поведала мне тогда тетя Лида. Якобы кто-то из распорядителей такого способа захоронения сам просматривал содержимое карманов оставшейся одежды, изымал все ценности себе.

Она даже называла мне имя того человека, но я не записал и не запомнил. Да и фамилию самой нечаянной рассказчицы не узнал - постеснялся. И только теперь, в нынешнюю поездку при встрече с Ксенией Максимовной Калгановой кое-что старался уточнить. Она, слава Богу, еще жива, ей 85 лет и живёт она в Колпнянском Доме ветеранов... Я посетил её и она, будучи в доброй памяти, снова в своём повествовании для меня возвращалась к тем трагическим дням, кое-что добавив и уточнив…

* * *