Теоретические школы и направления

Я решил построить это введение в теорию как обсуждение проблем и дискуссий, а не описание «школ» литературоведения, но читатель впра­ве ожидать найти здесь комментарий к таким терминам, как структу­рализм или деконструктивизм, которые не могли не употребляться в разговоре о литературоведении. В связи с этим я помещаю здесь крат­кие характеристики современных теоретических школ и направлений. Теория литературы – это не набор разрозненных идей, а организо­ванная сила. Теория существует в сообществах читателей и писателей в качестве дискурсивной практики, неразрывно связанной с образо­вательными и культурными институтами. С 1960-х годов наибольшим влиянием пользовались три теоретических подхода: широкомасштаб­ная рефлексия, направленная на язык, изображение, категории лите­ратуроведческой мысли и характерная для деконструктивизма и пси­хоанализа (которые в некоторых отношениях шли одним путем, в дру­гих – резко расходились); анализ роли пола и сексуальности во всех аспектах литературы и литературоведения, проводившийся в рамках феминизма, а затем тендерных исследований и «теории инаковости»; наконец, развитие исторически ориентированного культурологичес­кого литературоведения (новый историзм, постколониальная теория), изучающего широкий спектр дискурсивных практик и множество но­вых объектов (тело, семья, раса), которые, как прежде считалось, не обладают историей.До 1960-х гг. также существовало несколько значительных теоре­тических направлений.[138]

Русский формализм

В начале XX века русские формалисты заявили, что литературоведы должны сосредоточиться на вопросах литературности литературы: на словесных стратегиях, которые делают произведение литературным, на изучении поэтического языка как такового, на характерном для художественного произведения приеме «остранения»* опыта. Пере­ключая внимание с интенции автора на стилистические «приемы», формалисты заявляли, что слово – «единственный герой литерату­ры»**. Вместо того чтобы спрашивать: «Что автор здесь говорит?», мы должны задавать вопрос вроде: «Что здесь происходит с сонетом?» или: «Что здесь выпадает на долю романа Диккенса?». Три основных участника этой группы – Роман Якобсон, Борис Эйхенбаум и Виктор Шкловский – переориентировали литературоведение на изучение формы и писательской техники.

*Остранение – термин, введенный русскими формалистами. В. Шкловский в статье «Искусство как прием» определяет прием остранения как «создание особого восприятия предмета, создание «видения» его, а не «узнавания». Это особое восприятие создается «затруднением формы» художественного произ­ведения, например, тем, что вещь не называется своим именем, но описывает­ся как в первый раз виденная; в качестве примера остранения Шкловский приводит описание оперного спектакля в «Войне и мире».

**См., напр.: В. Шкловский. О теории прозы. М., 1983. С. 100 и далее.

Новая критика

Явление, получившее название «новой критики», возникло в Соеди­ненных Штатах в 1930-1940-х годах (к этому же времени относится появление в Англии трудов И. А. Ричардса и Уильяма Эмпсона). «Но­вые критики» сосредоточились на единстве, или интеграции, литературных произведений. [139]

Споря с методом университетских историчес­ких штудий, сторонники этого направления стали рассматривать сти­хи как эстетические объекты, а не как исторические документы, исследовать свойства, обусловленные их вербальной организацией, и анализировать процесс возникновения смысла, вместо того чтобы вни­кать в исторические условия или жизненные обстоятельства авторов. Новые критики (Клинт Брукс, Джон Кроу Рэнсом, У. К. Уимсэтт) видели свою задачу в изучении отдельных литературных произведений. Сосредоточив внимание на двусмысленности, парадоксах, иронии, кон­нотациях поэтических образов и производимом художественном эф­фекте, «новая критика» стремится определить вклад каждого элемен­та поэтической формы в создание единой структуры.

«Новая критика» мыслится как один из видов техники вниматель­ного чтения и исходит из предположения о том, что ценность крити­ческой деятельности определяется тем, насколько эта деятельность помогает создавать более глубокие интерпретации тех или иных про­изведений. Но с начала 1960-х гг. многие направления теоретичес­кой мысли – феноменология, лингвистика, психоанализ, марксизм, структурализм, феминизм, деконструктивизм – предлагают более пол­ные концепции осмысления литературы и других продуктов культуры, чем это могла сделать «новая критика».

Феноменология

Истоки феноменологии мы находим в работах философа начала XX века Эдмунда Гуссерля. Это направление пытается обойти проблему разделения субъекта и объекта, сознания и окружающего мира путем сосредоточения внимания на реальности объектов-феноменов, какими они представляются сознанию. Мы можем оставить в стороне воп­росы о конечной реальности или познаваемости мира и описать мир таким, каким он является нашему сознанию. Методика феноменоло­гии была подхвачена теми литературоведами, которые считали своей задачей описание «мира» авторского сознания, каким оно предстает в комплексе его трудов (Жорж Пуле, Дж. Хиллис Миллер). Но еще важ­нее то, что называют «литературоведением читательского отклика» (Стэнли Фиш, Вольфганг Изер).[140]

В восприятии читателя произведение обращено к сознанию; можно сказать, что произведение не есть не­что объективное, существующее независимо от опыта читателя. Следовательно, литературоведение может принять форму описания по­степенного продвижения читателя через текст, форму анализа того, как читатели создают смысл путем установления связей, заполнения лакун, прогнозирования, догадок, ожиданий, которые могут либо оправдаться, либо быть нарушены.

Другую версию феноменологии, ориентированной на читателя, называют «рецептивной эстетикой» (Ханс Роберт Яусс). Произведе­ние представляет собой ответ на вопросы, возникающие в связи с наличием определенного «горизонта ожиданий». Таким образом, при интерпретации произведения нам следует принимать во внимание не столько индивидуальный опыт читателя, сколько историю восприя­тия произведения в его отношении к меняющимся эстетическим нор­мам и ожиданиям, которые позволяют произведению быть востребованным в разные исторические эпохи.

Структурализм

Литературоведение, ориентированное на читателя, в чем-то сродни структурализму, который также сосредоточен на вопросах создания смысла. Но структурализм зародился как оппозиция феноменологии. Его целью было не описание опыта, а поиск глубинных структур, кото­рые обеспечивают саму возможность его существования. Феномено­логическое описание сознания структурализм заменил анализом струк­тур, действующих бессознательно, – структур языка, психики, обще­ства. Поскольку структуралистов интересуют способы создания смысла, они часто рассматривают читателя как носителя смысла и как вместилище глубинных кодов, обеспечивающих существование смыс­ла (см. работу Ролана Барта «S/Z»).

Термин структурализм обычно используется по отношению к группе мыслителей, преимущественно французских, которые в 1950-1960-е годы под влиянием теории языка Фердинанда де Соссюра применили понятия структурной лингвистики к исследованию социальных и культурных явлений. [141]

Структурализм сначала развивался в рамках антропо­логии (Клод Леви-Стросс), затем в литературоведении и культурологии (Роман Якобсон, Ролан Барт, Жерар Женетт), в психоанализе (Жак Ла­кан), истории идей (Мишель Фуко) и теории марксизма (Луи Альтюссер). Хотя эти ученые никогда не считали себя представителями одной «школы», в 1960-1970-х годах в Англии, в Соединенных Штатах и во всем мире их труды воспринимались как явления «структурализма».

В литературоведении структурализм исследует установления (кон­венции), обусловливающие существование литературных произведе­ний. В его задачи входит не создание новых интерпретаций тех или иных произведений, а попытки понять, как произведения обретают смысл и производят художественный эффект. Но структуралисты не преуспели во внедрении этого проекта – систематического описания литературного дискурса – в Британии и в Америке. Воздействие струк­турализма выразилось здесь в распространении новых представле­ний о литературе; в Великобритании и США структурализм является лишь одним из влиятельных теоретических направлений. Он открыл путь симптоматического прочтения литературных произведений и по­будил культурологов использовать структуралистскую методику для исследования феноменов культуры.

Структурализм нелегко отделить от семиотики, науки о знаковых системах, восходящей к Соссюру и американскому философу Чарльзу Сандерсу Пирсу. Семиотика – это международное научное направле­ние, сочетающее научное исследование поведения и коммуникации и при этом, как правило, избегающее рассуждений философского и куль­турологического характера, что отличает семиотику от структурализ­ма в его французской версии.

Постструктурализм

Когда структурализм стал направлением или «школой», теоретики структурализма от него дистанцировались. Стало ясно, что работы мнимых структуралистов не соответствуют идее структурализма как попытки познать и кодифицировать структуры. Так, Барт, Лакан и Фуко были названы постструктуралистами, поскольку они вышли за рамки структурализма в узком понимании термина.[142]

Но многие постулаты, ассоциируемые с постструктурализмом, выдвигались в работах этих ученых еще в тот период, когда их считали структуралистами. В ран­них работах они описывали, как теория сплетается с теми явлениями, которые она призвана описать, как тексты обретают смысл посред­ством нарушения литературных условностей, систематизированных в ходе структурного анализа. На новом этапе они признали невозмож­ность описания полных или целостных систем значений, поскольку системы непрерывно меняются. По существу, постструктурализм не вскрывает несообразностей или ошибок структурализма в такой сте­пени, чтобы появилась необходимость отказаться от попыток осозна­ния того, что делает явления культуры постижимыми, и акцентировать вместо этого критику знания и целостности субъекта (ко всему этому постструктуралисты относятся как к весьма проблематичным матери­ям). Структуры систем значений не существуют независимо от субъекта, как объекты нейтрального познания; они являются структурами лишь для субъектов, тесно связанных с породившими их силами.

Деконструктивизм

Термин «постструктурализм» применяется в отношении широкого круга теоретических дискурсов, содержащих критику понятий объек­тивного знания и субъекта, способного к самопознанию. Таким обра­зом, современные феминистские, психоаналитические, марксистские теории (а также историзм) имеют прямое отношение к постструктура­лизму. Но одновременно термин постструктурализм подразумевает в первую очередь деконструкцию и работы Жака Деррида, философа, который впервые получил широкое признание в Америке благодаря критике понятия структуры¹ (см. статью «Структура, знак и игра в дис­курсе гуманитарных наук»). Эта статья была опубликована в сборнике эссе, который привлек внимание американцев к структурализму («Язы­ки критики и науки о человеке», 1970).

Деконструктивизм проще всего определить как критику иерархи­ческих оппозиций, организующих западную философскую мысль: внут­ри – вне, душа – тело, буквальное – метафорическое, речь – письмо, присутствие – отсутствие, природа – культура, форма – значение.[143]

Про­извести деконструкцию оппозиции значит показать, что оппозиция не есть нечто естественное и неизбежное, что это всего лишь конструкция, созданная зависимыми от нее дискурсами. Эта конструкция работает на деконструкцию, которая ориентирована на то, чтобы демонтировать оппозицию и переписать ее, то есть не разрушить, а придать ей новую структуру и новые функции. Но как способ чтения деконструкция, если воспользоваться выражением Барбары Джонсон, – это «выявление воюющих сил обозначения, действующих внутри текста»², то есть исследование противоречий между способами обозначения, между перформативным и констатирующим аспектами языка.

Феминистская теория

Поскольку феминизм считает своей обязанностью разрушить оппозицию «мужчина – женщина» и другие оппозиции, связанные с ней на всем протяжении существования западной культуры, то это направление представляет собой вариант постструктурализма. Однако это лишь одна сторона феминизма, который можно назвать скорее не еди­ной школой, а социальным и интеллектуальным движением, простран­ством дискуссий. С одной стороны, теоретики феминизма отстаивают идентичность женщин, борются за права женщин и поддерживают созданные женщинами тексты, считая их отражением жизненного опыта женщины. С другой стороны, сторонники феминизма предприни­мают теоретическую критику гетеросексуальной матрицы, организу­ющей идентичность и культуру в рамках противопоставления мужчи­ны и женщины. Элен Шоуолтер разграничивает «феминистскую критику» мужских постулатов и методов и «гинокритику»*, то есть фе­министскую критику, касающуюся исключительно женщин-авторов и изображения женского опыта³.

*Термин образован от слова gупе - «женщина» (греч.).[144] [145 – илл.]

Оба названных типа критики противо­поставляются явлению, которое в Британии и в Америке порой назы­вают «французским феминизмом», когда «женщина» предстает как радикальная сила, ниспровергающая концепции, посылки и структуры патриархального дискурса, на котором строится мужская культура. Точно так же феминистская теория включает в себя как отрицание психоанализа из-за его непреодолимо сексистских* оснований, так и его блестящую трансформацию, проведенную такими теоретиками феминизма, как Жаклин Роуз⁴, Мэри Якобус⁵ и Кая Силверман⁶. По их мнению, только благодаря психоаналитическому истолкованию труд­ностей, связанных с осознанием общественных норм как части наше­го внутреннего опыта, человек может надеяться понять те препятствия и затруднения, которые приходится преодолевать женщинам. Феми­низм в своих многочисленных вариациях стал причиной значитель­ных перемен в преподавании литературы в Соединенных Штатах и Великобритании: литературный канон был расширен, а в программу были включены новые материалы.

*Сексизм – это дискриминация по половому признаку, идеология, которая утверждает неравное положение и разные права мужчин и женщин. Здесь име­ется в виду дискриминация женщин в классическом психоанализе.

Психоанализ

Теория психоанализа повлияла на литературоведение и как на способ интерпретации, и как на теорию языка, идентичности и субъекта. С одной стороны, психоанализ, наряду с марксизмом, стал наиболее влиятельным течением современной герменевтики, то есть авторитет­ным метаязыком или словарем терминов, используемых для истолко­вания литературных произведений (как, впрочем, и жизненных ситу­аций) – для того, чтобы понять, что же происходит «на самом деле». Это приводит к возникновению литературоведения, чуткого к психо­аналитическим темам и идеям. Но, с другой стороны, сильнейшее воздействие на современный психоанализ оказали работы Жака Ла­кана, порвавшего с традиционными представлениями о психоанализе и основавшего собственную независимую школу, целью которой ста­ло так называемое возвращение к Фрейду. [146]

Лакан описывает субъекта желания через призму структурных составляющих языка (психоанализ для Лакана – способ вербализации бессознательного, причем бес­сознательное, по его мнению, структурировано как язык) и подчерки­вает решающую роль открытой еще Фрейдом трансференции (пере­несения), когда пациент приписывает психоаналитику ту роль, кото­рую сыграл в его прошлом небезразличный ему человек (отсюда частые случаи «влюбленности в психоаналитика»). В такой трактовке состо­яние пациента выявляется не через интерпретацию аналитиком выс­казываний пациента, а через разыгрывание аналитиком и пациентом некоего сюжета из прошлого пациента. Такая переориентация делает психоанализ постструктуралистской дисциплиной, подразумевающей разыгрывание некоторого текста.

Марксизм

Вотличие от Соединенных Штатов, в Великобританию постструктура­лизм проник не в работах Деррида, а затем – Лакана и Фуко, а при посредстве марксистского теоретика Луи Альтюссера. Воспринятый в контексте марксистской культуры британских «левых», Альтюссер по­знакомил своих читателей с теорией Лакана и спровоцировал постепенную трансформацию, в ходе которой, по словам Энтони Истхопа, «постструктурализм занял почти такое же место, как и культура, в лоне которой он зародился, то есть марксизм»⁷. С точки зрения марксизма, тексты принадлежат к надстройке, определяемой экономическим ба­зисом («производственными отношениями»). Интерпретировать куль­турные явления – значит анализировать их связь с базисом. Альтюс­сер утверждает, что общественная формация не есть абсолютная це­лостность, в центре которой находится способ производства; она представляет собой свободную структуру, где различные уровни и типы деятельности развиваются по разным временным шкалам. Обществен­ная и идеологическая надстройка обладает «относительной автоно­мией». Опираясь на предложенную Лаканом для объяснения того, как идеология формирует субъекта, идею зависимости сознания от бес­сознательного, Альтюссер применяет к психоанализу марксистское представление о зависимости индивидуума от социальной среды.[147]

Субъект определяется процессами, протекающими в сфере бессозна­тельного, в языке и в относительно автономных видах деятельности, организующих общество.

Такое сочетание стало в Великобритании основой широких теоре­тических дискуссий как в литературоведении и культурологии, так и в политической теории. В 1970-е годы на страницах журнала «Скрин», посвященного кинематографии, были опубликованы важнейшие ра­боты об отношениях между культурой и значением. Эти работы, раз­вивающие тезисы Альтюссера и Лакана, представляли собой попытку разобраться в том, как субъект позиционируется или формируется средствами кинематографической репрезентации.