Имажинизм в Москве и Петрограде (Ленинграде). Вступление В. Эрлиха в ряды «Воинствующего ордена имажинистов» (1923-1924).

Поэзия Вольфа Эрлиха

Курсовая работа

студента II курса

отделения русского языка и литературы

Коноваленко Анастасии Алексеевны

Научный руководитель –

кандидат филологических наук

ст. преподаватель

Алексей Юрьевич Балакин

Санкт-Петербург

Оглавление

Введение. 3

1. Биография В. И. Эрлиха. 5

1.1. Ранние годы (1902 — 1923). 5

1.2. Имажинизм в Москве и Петрограде (Ленинграде). Вступление В. Эрлиха в ряды «Воинствующего ордена имажинистов» (1923-1924). 6

1.3. Годы дружбы с С.А. Есениным (1924 — 1925). 8

1.4. Годы жизни после смерти С. А. Есенина. 14

1.5. Смерть В. И. Эрлиха. 19

2. Творчество В. И. Эрлиха. 22

2.1. Неопубликованный сборник «Ноябрь». 23

2.2. Другие неопубликованные произведения. 26

2.3. Опубликованные произведения. 28

2.3.1. Книги Вольфа Эрлиха. 28

2.3.2. Публикации В. Эрлиха в сборниках. 30

2.3.3. Публикации В. Эрлиха в периодических изданиях. 31

3. Отзывы на поэзию В. И. Эрлиха. 33

3.1 Детские книжки: В деревне. М.;Л., 1926; О ленивом Ваньке и его щенке. М.;Л., 1926. 33

3.2. Волчье солнце. [Л.], 1928. 33

3.3. Софья Перовская. Л., 1929. 36

3.4. Арсенал. М.;Л., 1931. 38

3.5. Порядок битвы. Л., 1933. 40

3.6. Книга стихов. Л., 1934. 41

3.7. Необычайные свидания друзей. М., 1937. 44

Заключение. 45

Литература. 46

Введение

Вольф Эрлих (1902 -1937) — один из писателей первой половины XX в., чьё творчество на протяжении вот уже больше полувека остаётся в тени. А. Кобринский, один из немногих исследователей творчества В. Эрлиха, обращает внимание на то, что имя В. Эрлиха чаще всего можно встретить в контексте разговора о смерти Сергея Есенина. В. Эрлих был одним из самых близких друзей С. Есенина в последние годы жизни, занимался изданием его книг в Ленинграде, и именно ему адресовано стихотворение «До свиданья, друг мой, до свиданья…»[1] (что неоднократно упоминалось в мемуарах и обсуждалось в работах, целью которых было пролить свет на загадочную смерть Есенина).

Между тем, В. Эрлих и сам был поэтом, выпустил несколько сборников стихотворений, участвовал в литературной жизни Ленинграда, сначала в составе «Воинствующего ордена имажинистов», а после смерти С. Есенина уже вне какого-либо объединения. В 1937 г. В. Эрлих был расстрелян и на долгое время забыт. В XX в. была всего одна крупная попытка реабилитации имени В. Эрлиха как поэта, предпринятая его другом Н. Тихоновым[2]. В остальных случаях имя Эрлиха если и звучало, то лишь эпизодически.

В Ежегоднике Рукописного отдела на 1994 А. Кобринский, описывая личный фонд В. Эрлиха, отмечает, что «материалы <…> представляют большой интерес и позволяют восстановить образ этого поэта, представить его роль в сложных обстоятельствах литературной жизни Ленинграда 1920-х — 1930-х гг».[3] Данной цели А. Кобринский придерживается довольно последовательно: исходя из материалов фонда, он подробно восстанавливает личную и творческую судьбу В. Эрлиха. По всей видимости, приходится говорить о работе А. Кобринского как о первом научном рассмотрении творчества В. Эрлиха.

В 2000-х выходит несколько работ, так или иначе уточняющих и расширяющих описание А. Кобринского. Среди них работы Л. Карохина[4], О.А. Петыркиной[5], С.И. Субботина[6].

Поэзия В. Эрлиха является типичной для 20-х-30-х гг. XX в., что было отмечено его современниками[7]. Понимание творчества нехрестоматийных поэтов вроде В. Эрлиха, в чьих произведениях наиболее отчетливо отражаются общие тенденции — один из ключей к выстраиванию полной картины творческого движения эпохи, в чем и заключается актуальность данной работы.

Тот факт, что творчеству В. Эрлиха посвящены единичные работы и, на данный момент, не составлено ни одной библиографии, говорит о новизнеисследования.

Цельданной работы — реконструировать по возможности более полную картину творчества В. Эрлиха как поэта.

В связи с этим выделяются следующие задачи:

1. Собрать биографические сведения о В. Эрлихе;

2. Описать опубликованные произведения В. Эрлиха;

3. Собрать сведения о неопубликованных произведениях В. Эрлиха;

4. Представить реакцию современников на поэзию В. Эрлиха.

Биография В. И. Эрлиха.

Ранние годы (1902 — 1923).

О биографии В. Эрлиха достаточно подробно писали А. Кобринский и Л. Карохин. Вольф Эрлих был родом из поволжских немцев. Родился 7 (19) мая 1902 г. в Симбирске. Оба родителя В. Эрлиха были медиками[8]. В семье было двое детей: у В. Эрлиха была сестра Мирра (позднее Толкачева). Именно она записала в своих воспоминаниях, что интерес Вольфа к поэзии начался с самого детства: «Своих родителей он удивлял складными четверостишиями, которые он им иногда рифмовал».[9] Свое детство В. Эрлих провел в слободе Часовня, которая находилась на противоположном берегу Волги от Симбирска. В 7 лет был определён в 1‑ю мужскую гимназию Симбирска, где начал писать стихи и вскоре стал активным участником гимназического литературного кружка «Юность». В. Эрлих читал свои стихи и стихи русских классиков на школьных вечерах. В 1919 г. окончил гимназию и поступил на медицинский факультет Казанского университета, но менее чем через 3 месяца перевелся на историко-филологическое отделение, чем огорчил родителей. Позже В. Эрлих подал документы в Петроградский университет и 1 сентября 1921 г. начал обучение на 3 курсе. А. Кобринский пишет, что В. Эрлих, учась в университете, «…застал еще лекции Ф. Ф. Зелинского, слушал С. А. Жебелева, Б. В. Фармаковского, И. И. Толстого»[10].

В Петрограде поселился по адресу Знаменская, 33 (позже Восстания) — недалеко от ДИСКа (о котором см. в гл. 1.2).

В своей книге Л. Карохин, говоря об этом времени в жизни В. Эрлиха, заявляет следующее: «До того, как вступить в ряды имажинистов, Вольф Эрлих, еще будучи студентом университета, начал печататься в ленинградской периодической прессе».^{^[11]} Однако исследователь не приводит никаких доказательств, позволивших ему сделать подобное утверждение. В других источниках также не удалось обнаружить никаких данных о ранних публикациях В. Эрлиха, что заставляет усомниться в достоверности заключения Л. Карохина. Впрочем, то же пишет и О. Петыркина, но так же не приводит никаких выходных данных[12].

О личной жизни В. Эрлиха в это время А. Кобринский пишет: «…известно о его романе с будущим академиком Милицей Нечкиной, с которой он познакомился в Казани».[13]

Смерть В. И. Эрлиха.

А. Кобринский называет гибель Эрлиха «почти случайной».^{^[61]} Н. Тихонов, друг поэта, также видит в смерти В. Эрлиха «трагическое недоразумение»[62]. Л. Карохин, комментируя слова Н. Тихонова, принимает другую позицию: «Нет, арест и расстрел Эрлиха не были "трагическими недоразумениями", как он пишет, а были, к сожалению, закономерными. Самому же Тихонову, можно сказать, повезло, - он каким-то чудом избежал репрессий. <...> он написал замечательные воспоминания о многих своих друзьях и знакомых, и, в частности, о Вольфе Эрлихе».[63]

В это время набирали обороты сталинские репрессии. В 1937 г. навеянная поездкой на Беломоро-Балтийский канал вышла книжка «Необычайные свидания друзей». «Ни в одном из стихотворений сборника <…> нет зримого отражения происходящих в то время в Ленинграде и в стране зловещих поисков "врагов народа". — Комментирует Л. Карохин, — Тем не менее, известно, что Эрлих принимал участие в митингах-собраниях писателей и присутствовал на судебных процессах. Официальная пропаганда не обошла его стороной, о чем свидетельствуют отдельные стихи тех лет, где он осуждает "банду троцкистов". Вероятно, он чувствовал, что скоро и за ним придут, ведь один за другим исчезали его друзья и знакомые. Он наивно считал, что его воззвания о наказании "троцкистов" помогут избежать ареста. Но этого не произошло, хотя он и предпринял попытку "скрыться", — уехать подальше от Ленинграда. И тут как раз подоспело предложение из Армении приехать для сбора материалов для очередной книги».[64]

По данным А. Кобринского, в середине июля 1937 г. Эрлих отправился в творческую командировку в Армению. И там, 19 или 20 июля был арестован в Эриване (Ереване) сотрудниками НКВД Армянской ССР как «участник троцкистской террористической организации в Ленинграде» по циркуляру, присланному из Ленинграда. Под конвоем В. Эрлих был этапирован для ведения следствия в Управление НКВД по Ленинградской области. Ему были предъявлены обвинения по статьям 58-1 «а» (измена Родине), 58-7 (подрыв государственной промышленности, транспорта ... в контрреволюционных целях), 58-10 (антисоветская пропаганда и агитация), 58-11 (организационная деятельность, направленная к совершению контрреволюционного преступления) УК РСФСР.

«А ведь повода для ареста и предъявления таких жутких обвинений не было. — Комментирует Л. Карохин, — Но для НКВД особого повода не требовалось»[65]. Причиной ареста Л. Карохин считает «сфабрикованное» в недрах УНКВД в начале 1937 г. «Дело о троцкистском подполье», будто бы действующем в Ленинграде.[66]

«Причем в этом "подполье" заправляли ученые-востоковеды с японским уклоном. По "Делу" первым начал давать "показания" заведующий сектором истории культуры и искусств Востока Государственного Эрмитажа Дмитрий Петрович Жуков. Сломив духовно и физически, из него буквально "выбили" нужные НКВД сведения. На основании "показаний" Жукова были арестованы ученые и аспиранты института Востоковедения, сотрудники Эрмитажа, изучающие культуру Японии, сотрудники торгпредставительства СССР в Токио, их родственники и даже знакомые. Всем арестованным, естественно, были предъявлены обвинения в подготовке террористических актов и в шпионаже в пользу Японии». [67] Жуков был знаком с Эрлихом с 1927 и назвал его в числе членов «троцкистской группировки».

18 сентября В. Эрлих был помещен в Дом предварительного заключения УНКВД ЛО, 9 ноября состоялся единственный допрос. «Но какой! — Эмоционально возмущается Л. Карохин, — У Эрлиха "выбили" показания, что его "соучастниками" являются двое — поэт М. Ф. Чумандрин, который, якобы, его завербовал и критик И. Л. Гринберг. И, что удивительно, ни тот, ни другой не были даже арестованы».

19 ноября В. Эрлих был приговорен к расстрелу, 24 ноября расстрелян.

В. Эрлих прожил 35 лет. Где находится его прах — неизвестно.

Данных об изъятии каких-либо материалов нет. Через несколько лет мать и сестра передали весь архив В. Эрлиха в Пушкинский Дом. Там же хранятся две повестки из НКВД, пришедшие 11 ноября (но к этому времени В. Эрлих уже несколько месяцев находился под арестом).

Позже дело В. Эрлиха было пересмотрено. «Через 19 лет (4 апреля 1956 года) определением Военной коллегии Верховного суда СССР Эрлих был реабилитирован «в связи с отсутствием в его действиях состава преступления»[68].

К 1963 г. произошли положительные изменения в стране, и Н. Тихонов, друг В. Эрлиха, «участвовал в хлопотах по его реабилитации и способствовал изданию сборника стихотворений и поэм в 1963 году».[69]

Книга воспоминаний «Право на песнь» не переиздавалась, но целиком вошла в сборник «Как жил Есенин»[70] с научными комментариями А. Л. Казакова.

Творчество В. И. Эрлиха.

Так как в данном исследовании основное внимание сосредоточено прежде всего на оригинальной поэзии В. Эрлиха, о произведениях, не попадающих в эту категорию приходится говорить кратко.

В. Эрлих несколько своих произведений посвятил Армении, А. Кобринский называет следующие:

1. «Алагезские рассказы», о жизни армян и курдов[71];

2. Поэма «Ёська из Багдада» 1933г. — «о проходимце Ёське, который втерся в доверие к беспечному журналисту, а затем улизнул, прихватив, его документы»[72];

3. Очерк «Гыргыр» на тот же сюжет, что и «Ёська из Багдада»[73];

4. Очерк «Эривань» (первоначальное название «Путеводитель по Эривани»);

5. Очерк «Профессор "Бонжур"»;

6. Киносценарий «Иммигранты» — «об армянских репатриантах, возвращающихся из Франции в советскую Армению»[74].

Также В. Эрлих занимался переводами армянских и грузинских поэтов. А. Кобринский приводит имена В. Норенца, Р. Севака, Фрика, А. Цатурьяна, М. Нагиша, М. Адженяна^{^[75]}.

Кроме этого, В. Эрлих опубликовал статью «Похвала глупости»[76], которую Н. Тихонов цитировал в своем докладе «Вопросы поэзии» 11 августа 1934 г.

В июне 1935 выступил со статьей «Поиски стихотворной пьесы»[77].

А. Кобринский упоминает, что тогда же Кукольным театром в Доме писателя им. Маяковского была поставлена комедия В. Эрлиха «Золотые лбы»[78].

Здесь также стоит упомянуть рассказ «Вор». По данным документов, хранящихся в Пушкинском доме, он должен быть опубликован в альманахе «СМВ»/ «В.Света»[79].

Книги Вольфа Эрлиха

1.Эрлих В. И. В деревне. М.;Л., 1926.

2.Эрлих В. И. О ленивом Ваньке и его щенке. М.;Л., 1926.

3.Эрлих В. И. Волчье солнце. [Л.], 1928.

4.Эрлих В. И. Профессор Задача. Л., 1929

5. Эрлих В. И. Софья Перовская. Л., 1929.

6. Эрлих В. И. Право на песнь. Л., 1930.

7. Эрлих В. И. Арсенал. М.;Л., 1931.

8. Эрлих В. И. Порядок битвы. Л., 1933.

9. Эрлих В. И. Книга стихов. Л., 1934.

10. Эрлих В. И. Необычайные свидания друзей. М., 1937.

11. Эрлих В. И. Стихотворения и поэмы. М.;Л., 1963.

12. Эрлих В. И. Собрание стихов. М., 2015.

Так как целью данной работы является более детальное рассмотрение поэзии В. Эрлиха, представляется необходимым сказать несколько слов о книге "Право на песнь" именно в этом разделе. Это единственная книга прозы В. Эрлиха, причем мемуарной. В не В Эрлих описывает знакомствос Есениным, дружбу, последние дни его жизни. Книга была закончена в ноябре 1928 г. — январе1929 г.

Л. Карохин считает, что «книга написана ярко, талантливо, строго документально». [106] Он приводит отзыв литературоведа А. Л. Казакова: «Пройдя сквозь искусы богемной жизни 20-х годов, Вольф Эрлих сумел сохранить свое поэтическое лицо, оставаясь оригинальным художником. И в мемуарах о Сергее это ощутимо.

Эрлих постоянно помнит о том расстоянии, какое разделяет его, молодого поэта, с великим мастером стиха. Он ни разу не сбился с этического тона по отношению к Есенину!»[107]

Интерес исследователя вызывает загадочная фраза в конце книги: «…и наконец, пусть он простит мне наибольшую мою вину перед ним, ту, которую он знал, а я — знаю». [108] Л. Карохин прибавляет: «Здесь напрашивается предлог не перед словом знал, но его нет в первом издании книги. А в некоторых переизданиях он присутствует»[109]. Он же говорит, что на книгу были и положительные, и отрицательные рецензии[110].

Положительно отозвался, например, Б. Пастернак: «Книжка о Есенине написана прекрасно. Большой мир раскрыт так, что не замечаешь, как это сделано, и прямо в него вступаешь и остаешься».[111] Одобрение выразил и Н. Тихонов: «"Право на песнь" — это лучшее из того, что написано о Есенине»[112]. «Из воспоминаний о Есенине записки Эрлиха представляются мне наиболее удачными. <…> Есенин - человек сложной и тяжёлой биографии. Эрлих сумел избежать многого, что следует избегать в уважении к погибшему поэту. Несмотря на фрагментарность записи, по прочтении рукописи вырисовывается цельный образ» - писал также К. А. Федин[113].

В 1990е — 2000-е появились книги, в которых правдивость воспоминаний ставится под сомнение. Это, например, три издания книги Куняева «Сергей Есенин»[114]. В. Кузнецов даже называет воспоминания В. Эрлиха «гнусной стряпней».[115] А. Кобринский приводит фрагмент отрицательной рецензии Г. Белова: «…ценные крупицы занимают более чем скромное место в книге Эрлиха. А остальное — анекдоты, анекдоты, анекдоты…»[116] А также отрывок из статьи Леонида Шомшевича: «Книга Эрлиха — это точнейший каталог того, где, когда и почему Есенину били морду, <…> это точнейший прейскурант того, где, когда и как пьянствовал Есенин»[117].

Софья Перовская. Л., 1929.

А. Кобринский отмечает эпиграф стихотворения, взятый из Анненского и говорит, что так В. Эрлих обозначает традицию, которой следует. Он же пишет: «…поэтика его [В. Эрлиха] стала значительно суше, прозаичнее, метафоричность имажинистского периода уступила место ярко выраженной тавтологии и даже штампу»[130]. Исследователь отмечает эволюцию ключевого образа поэзии Эрлиха: «Николай I охарактеризован как "вожак чиновных волчьих стай"»[131].

В обзоре Кобринского упомянуто письмо Б. Пастернака, в котором тот с похвалой отзывается о «Софье Перовской».

Критикой на поэму откликается тот же И. С. Поступальский.^{^[132]} Он говорит, что поэма писалась одновременно со стихами первой книги, поэтому необходимо отметить её сравнительную ценность. «Поэма подлежит отдельному суду с технической стороны, но идейная направленность книжки и ее соответствие исторической правде — почти несомненны»[133]. В. Эрлих, по его мнению, дал беглое, но правильное понимание 70-х гг.: про монархов, студентов, взрыв в Петербурге, бытовые подробности. Хорошо и декламативное заключение. Однако у И. С. Поступальского подозрение появляется, когда Эрлих о 70-х начинает говорить так, будто они были последние герои революции и не имеют достойных преемников в ряду современников. Но в целом историческая поэма «публицистических возражений не вызывает»[134]. И. С. Поступальский заключает: «Как вещь относительно удачную, её можно даже приветствовать»[135].

Неудачным И. С. Поступальский считает (кроме частныех дефектов вроде элементарности фабулы, дешёвой игры с прозаизмами, переполнение эпилога именами революционеров-семидесятников) эпиграф. «Хрусталь мой волшебен трикраты» (Анненский), и говорит, что «до «волшебства» еще очень далеко…»[136]. «Поэтика В. Эрлиха реакционна[разрядка И. С. Поступальского]. <…> это выпад консерватора против революционной поэзии (в связи с упадочными и эпигонскими мотивами первой книги такие мыслишки особенно характерны…)».[137] И. С. Поступальский в поэтике В. Эрлиха не видит прогрессивных моментов: его ямб старомоден, синтаксис архаичен, рифма из других десятилетий, композиция банальная. Но со старым языком, по его мнению, у Эрлиха тоже не все гладко. В целом поэма оказывается «рабским повторением прошлого»[138]. И автор рецензии разбирает отдельные примеры. Например, видит у Северянина: «Не ученик и не учитель, великий друг, ничтожных брат» — и у Эрлиха «Я не герой и не учитель, ушедших друг, грядущих брат».

Отмечает И. С. Поступальский и что-то от «ходячих стандартов Пушкина», и от «неудачного блоковского "Возмездия"»[139]. Если «натыкаешься на случайные свежие строки, <…> не без раздражения думаешь, что в целом поэт никакого доверия не внушает» - заключает И. С. Поступальский [140].

С. Рейсер^{^[141]} также признает Эрлиха эпигоном, что, по его мнению, чувствует и сам Эрлих. «В "Софье Перовской" очень мало Софьи Перовской, но слишком много "Возмездия" Блока, просто Блока, Пастернака, Тихонова и ещё многих».[142] Для С. Рейсера поэма рассыпается, упущена сама Софья Перовская. Сюжета нет, и импрессионистическая композиция не спасает. В целом оказывается, что стихи Эрлиха можно прочитать с удовольствием, но это не меняет дела: «…такие стихи, как стихи Вольфа Эрлиха сейчас не нужны».[143] Стихи Эрлиха «катятся по накатанной дорожке без шума и шороха»[144], и хотя сам поэт и пытается иронизировать над собой, поэму это не спасает.

Арсенал. М.;Л., 1931.

Л. Карохин пишет об этой книге: «в "Арсенале", как и в предыдущей книге "Софья Перовская" Эрлих выступает патриотом родины и интернационалистом».^{^[145]}

Сам Эрлих, критикуя свои первые книги, писал об этой книге следующее: «Я делаю исключение для некоторых стихов моей последней книжки (Арсенал), в которых намечается метод моей поэтической работы. Я не ошибусь, если назову его: прозаизм.

Все это ещё не означает, что настоящую книжку следует считать совершенной. В ней есть основное: она враждебна беспартийности всякого рода или, по меньшей мере, стремиться быть такой.

Я думаю, что со всеми недостатками, она не бесполезна».[146]

А. Кобринский связывает эту книгу с переломом в творчестве поэта. Интересны замечания исследователя о композиции книги «Арсенал»: он говорит, что Эрлих буквально «разрезает книгу надвое»^{^[147]}, в одной части — стихи об Армении, «Городок» и «Запад», в которых можно увидеть влияние Э. Багрицкого, в другой — стихи, в которые начинает проникать ненависть. А. Кобринский отмечает появление в этом сборнике темы расстрела («Свинья», «Последний купец»).

Одно из стихотворений в «Арсенале» посвящено Николаю Тихонову («Эпос»).

В «Книге строителям социализма»^{^[148]} сказано, что в сборнике как «малозначительные по своему идейному содержанию ранние стихотворения»[149], так и стихотворения позднейших лет не представляют собой социальной ценности «ни по выбору самих, в большинстве случаев малоактуальных тем, ни по их разработке».[150] Социальные мотивы не получают идеологически чёткого выражения. «Неотчётливость многих произведений делает иногда неясным их социальный смысл. Есть в них и момент упадочности, пассивного созерцательства, индивидуализма».[151]

Определённее и интереснее звучат социальные темы «в ярких по своим лаконичным образам и тонкой иронии стихотворениях, <…> направленных против внутреннего классового врага»[152]. Но и здесь обрисовка образов на изолированном от действительности фоне снижает социальную остроту произведений. Как художественные достижения отмечены большое своеобразие и мастерство. Но иногда все же в стихах Эрлиха, на взгляд авторов рецензии, обнаруживается тематическая неактуальность, идеологическая невыдержанность, нечеткая революционная направленность, отсутствие классовой установки. В заключении отмечено, что для этой книги нужен «квалифицированный» читатель, способный воспринять критически.

Порядок битвы. Л., 1933.

В это время многие критики называли стихи В. Эрлиха «сухими».[153]

Это в рецензии на сборник отмечает Е. Мустангова: «Творческий опыт таких больших поэтов, как Маяковский или Тихонов, говорит о том, что диктатура разума бывает полезным и нужным этапом, воспитывающим, в конце концов, и чувства поэта».[154]

Л. Карохин отмечает, что в этой книге «Вольф Эрлих делает акцент на том, что он к этому времени навсегда покончил с богемой и разорвал все отношения с двадцатыми годами».[155] В качестве иллюстрации исследователь приводит отрывок из стихотворения «Между прочим» (которое изначально имело название «Отрепье»).

По мнению А. Кобринского, в этот сборник вошло одно из лучших стихотворений В. Эрлиха «Шестнадцать раз ходили». В стихотворении «с характерными лексическими и синтаксическими повторами, с нарочитой примитивизацией лексики и общей структуры текста, создающими художественное напряжение по контрасту с описываемым штурмом деревни»[156]. Исследователь отмечает в этом стихотворении влияние Д. Хармса.

Книга стихов. Л., 1934.

На эту книгу откликается В. Никонов[157]. Он отмечает, что поэтический путь Эрлиха труден, а творческий диапазон не был широк. «Но малая тема в первой книге «Волчье солнце» была согрета чувством, а вялость и подражательность стиха все же скрашивалась лиричностью интонаций».[158] В. Эрлих, по его мнению, искал путей познания действительности, расширял объекты своего творчества: работал с историко-литературным материалом — «Софья Перовская», ездил в Армению — «Арсенал». Но и в этих опытах есть «поверхностность и какая-то холодность»[159]. Описываемое В. Эрлихом не одухотворено внутренней образной жизнью, читатель остаётся безразличным, что случилось и с «Порядком битвы». В. Никонов констатирует, что новый сборник — это повтор большей части более ранних стихов.

«Порой стихи В. Эрлиха бедны содержанием. Вот "Скорпион". Это даже не путевой дневник: скорпион ударил в локоть, ноет рука, за окном ревет осел и шагают железные столбы англо-индийского телеграфа. Дело не в том, что взятые сами по себе эти факты никчемны. <…> Но беда в том, что отношение автора к действительности пассивно-созерцательное. Он регистрирует [выделено В. Никоновым] явления и ограничивается этим»[160].

Кроме того, «бескрылое описательство сковывает самый материал»[161] - отмечает В. Никонов. И он приводит примеры.

«Неслучайна в книге манера перечислений, открывающих стихи:

"Развал морены. Камни, лед и мох.

Я. Подо мной — Цейдон…"

("Цейский ледник")

"Дожди. Ноябрь. Двадцатый год. В Казани

На пристань я сошёл. Ломило ноги".

("Дожди. Ноябрь…")

Это злоупотребление точками — не орфографическая прихоть, а принцип. Точка-пауза должна подчеркивать весомость каждой мелочи. Этот приём тесно связан с основным методом В. Эрлиха. Поэт берёт отдельный предмет или событие и делает из него обобщение»[162]. Но у Эрлиха художественно тема никак не разворачивается, вывод повисает в воздухе (тут В. Никонов приводит в пример стихотворение «Турист»). Еще менее убедительны кажутся расчеты с богемой.

«Поэтический вывод В. Эрлиха не родится из образа, поэт приходит к нему умозрительным путём. Поэтому таким неприятным, искусственным умничаньем выглядят эти концовки, просящиеся в прописи»[163] (пример - «Свинья»). В стихах В. Эрлиха В. Никонов также находит «претенциозную мораль». По замыслу — формулы мудрости, на деле «повторение с многозначительным видом элементарнейших истин»[164] («На ледник», тривиальным критик называет и стихотворение «Хозе»).

«Ложная афористичность» иногда заменяется умолчаниями: «Цейский ледник»обрывается на середине строки. В. Никонов называет это «обманчивое глубокомыслие умолчаний»[165].

В. Эрлих «явно копирует внешние приёмы автора "Браги" (Н. Тихонова), как раньше копировал приемы Есенина»[166]. Только у Н. Тихонова умолчание оправдано, а у В. Эрлиха нет, поэтому «назойливо выпирает».

«Нагнетание риторики» не спасет дело — она становится «бездумным оперированием ходячими штампами» («На перевале», «По личному вопросу»). Стихотворения лишены «полнокрасочности, конкретного многообразия действительности»[167]. Стихотворение «Шестнадцать раз ходили…» сравнимо с «Одиннадцать раз в атаку ходил…» Н. Тихонова. В стихах В. Эрлиха нет образного видения мира, поэтому их весомость оказывается обманчива.

В. Никонов видит положительное в том, что В. Эрлих против «шаманских теорий "сомнамбулической" поэзии, против Заболоцкого, против бескостной лирики некоторых ленинградских эпигонов акмеизма»[168]. В этой книге В. Никонов также видит отказ от есенинской лирики.

Но ошибочное противопоставление отвлечённой мысли образу даёт «мертворождённые стихи», как пишет В. Никонов. И в этом он видит не техническую слабость, а идеологию поэта. Сухой рационализм — форма, по его мнению, отражающая ломку старого образного восприятия мира, с которым вступило в конфликт новое революционное сознание поэта. Строй чувств еще не соответствует мировоззрению, что приводит к объективно-ошибочным стихам («Вошь»—нэп как торжество паразитов), где торгаши критикуются с расплывчато-романтических позиций.

В. Никонов считает, что в этом виновата и критика, «которая в рапповские времена отталкивала поэта, а затем просто не удосужилась помочь ему найти новые пути»[169]. Но трудности должны быть преодолены, у В. Эрлиха «возможности <…> могут найтись в его же творчестве».

В. Эрлих достиг идейного перелома, тематического переключения, теперь же намечается и оживление изображаемого. Последние его стихи мемуарны: изображает революцию в провинции. Остается много случайного, узко-биографического, не поднятого до художественных обобщений, но разбит ледок «академизма». Горячи теперь не только стихи, посвященные сведению литературных счетов, но и «взрываемой провинции, юным, обвешанным гранатами и маузерами, друзьям»[170]. В поэзии В. Эрлиха долго отсутствовали люди, но теперь с игнорированием покончено: в «Отступлении в поэму» присутствуют активно действующие персонажи, в которых автор видит субъект истории. Перспективу развития В. Никонов видит в их углублении и дорисовке, чтобы создать «целостный и полнокровный, живой поэтический образ». «Потому что упрямая и трудная тропа поэта по-прежнему идет между темной пропастью шаманского бреда и голыми скалами схематического рационализма»[171].

Заключение

В данном исследовании была совершена попытка собрать и обобщить все известные на данный момент сведения о В.Эрлихе, его поэтическом творчестве, публикациях и отзывах современников. Особое внимание было уделено составлению по возможности полного библиографического списка В. Эрлиха.

В. Эрлих был активным участником движения имажинистов в начале 1920-х, а после значительной фигурой в литературной жизни
1920-х — 1930-х гг. в качестве одного из членов Союза писателей.

Была отмечена связь биографии В. Эрлиха и его литературной деятельности. В творчестве В. Эрлиха заметна эволюция: постепенно поэт преодолевает заметное в начале его творческого пути влияние С. Есенина и других имажинистов, стремится к прозаизации стиха, «сухости» и точности, начинает уделять большее внимание разработке персонажей. При этом у В. Эрлиха имеется теоретическая работа и некоторые автокомментарии, из чего ясно, что стремление было отрефлексировано.

Современники В. Эрлиха отмечали положительные стороны в поэзии В. Эрлиха, однако в критике часто восприятие его поэзии как эпигонской: усматривается подражание Пушкину, Лермонтову, Есенину, Тихонову, Ходасевичу и др.

Тем не менее, творчество В. Эрлиха оказывается достаточно разносторонним: он пробует свои силы в качестве поэта, прозаика, переводчика, сценариста.

Представляется необходимым дальнейший анализ произведений В. Эрлиха именно с точки зрения изучения художественных особенностей для более полного понимания особенностей творчества писателей «третьего ряда» 1920-х —1930-х гг. и общих тенденций эпохи.

Литература

Литература о творческой деятельности Вольфа Эрлиха

1. Дичаров З. Репрессия «имевшая место» // Распятые. 1998. № 3. С. 234–237.

2. Карохин Л. Ф. Вольф Эрлих — друг и ученик Сергея Есенина. СПб., 2007.

3. Карохин Л. Ф. Вольф Эрлих — друг Сергея Есенина // Современное есениноведение. 2008. № 8. С. 208–211.

4. Кудрявицкий А. Трубами слав не воспеты // Октябрь. 1993. № 9.

5. Лесючевский Н. В. Три поэмы // Литературный Ленинград. 1935. № 57.

6. Петрыкина О. А Вольф Эрлих — друг и ученик С. А. Есенина // Современное есениноведение. 2012. № 21. С. 93–98.

7. Тихонов Н. С. В поисках большой темы // Литературная критика. 1934. № 6. С. 100–119.

Мемуары и письма

1. Басалаев И. М. Записки для себя // Минувшее. М.; СПб., 1996. С. 359–494.

2. Из писем Б.Л. Пастернака // Рус.лит. СПб., 2005. № 1. С. 230–241.\

3. Лукницкий П. Н. Глазами очевидца // Аврора. 1988. № 2. С. 40–44.

4. Неопубликованные письма г. А. Бениславской: Из материалов о С. А. Есенине // Белые ночи. Л., 1973 С. 259–277.

5. Тихонов Н. С. Двойная радуга. М., 1964. С. 319–392.

6. Устинова Е. А. Четыре дня Сергея Александровича Есенина // С. А. Есенин в воспоминаниях современников: В 2 т. М., 1986. Т. 2. С. 354–357.

7. Хлысталов Э. А. Тайна гостиницы "Англетер". М., 1991.

8. Эвентов И. С. "Песня, сгоревшая на ветру": Сергей Есенин // Давние встречи: Воспоминания и очерки. Л., 1991. С. 72–118.