Борьба за Всероссийское Учредительное Собрание и расстрел демонстрации в его поддержку в Петрограде и Москве 5 января 1918 г. 4 страница

БУХАРИН. Эту книгу она хотела сжечь.

ГОЦ. Я не знаю, хотела ли она эту книгу сжечь или нет. Я не думаю, что она хотела ее сжечь, я думаю, что она не хотела ее сжечь, но оттого, что она потом в некоторых отношениях изменила свою точку зрения, от этого высказывания и эти взгляды не теряют всей своей глубокой ценности и поучительности. Относительно того, что она хотела сжечь, позвольте Вам сказать, гражданин Бухарин, это уже из области фантастики. Об этих ее намерениях нам неизвестно по крайней мере из литературы.

БУХАРИН. - Вы не знакомы с литературой.

ГОЦ - Не будем полемизировать, гражданин Бухарин. Позвольте указать, как она отвечала на те соображения, из той книги, которую гражданин Бухарин хотел бы сжечь. Я понимаю, почему он хотел бы сжечь эту книгу, ибо эта книга, это яркий, поучительный, красноречивый акт против него и против его друзей. Теперь, что же она говорит. Она говорит следующее: “Нужно только удивляться, что такие умные люди, как Ленин и Троцкий не пришли к само собой напрашивающимся выводам. Если Учредительное Собрание избрано задолго до поворотного пункта - октябрьского переворота и отражает прошедшее, а не новое положение в стране, то само собой напрашивается вывод, что нужно кассировать устаревшее мертворожденное Учредительное Собрание, и немедленно назначить выборы в новое Учредительное Собрание”. Это буквальное то, что говорили и мы в свое время в тех книгах, от которых мы не отрекаемся и которые сжечь мы не собираемся. Но большевики не пошли по этому пути. “Они не хотели вручать - говорит она дальше, - вручать судьбы революции в руки собрания, которое выражало настроение вчерашней России, период[а] колебания и коалиции с буржуазией, когда им осталось только одно: тотчас же на место старого созвать новое Учредительное Собрание, вышедшее из недр обновленной, двинувшейся на новый путь страны”. Вместо этого Троцкий, на основании негодности собравшегося данного собрания, приходит к общим выводам о ненужности и негодности вообще всякого народного представительства, основанного на всеобщем избирательном праве. Уже в этот день, в день 5-го января, со всей режущей остротой был поставлен тот кардинальный вопрос, который нас потом все время делил на два враждебных лагеря. Вопрос был поставлен так: диктатура или демократия. Должно ли государство опираться на меньшинство, или государство должно опираться на большинство трудящегося класса. До тех пор, пока у вас была надежда на то, что большинство учредительного собрания будет ваше, вы не восставали, и только тогда, когда вы убедились, что вам этого большинства не создать, что отношение сил социальных среди трудящихся таково, что оно против вас, только с этого момента вы повернули фронт против Учредительного Собрания и с этого момента вы выдвинули понятие: “диктатура”.

Когда я говорю сейчас о демократии, то я считаю нужным прежде всего отнестись к теории № 2 гражданина Крыленко. Гражданин Крыленко здесь с большим задором, с большим полемическим и диалектическим искусством, я отдаю ему должное, развивал перед нами здесь теорию, которую мы, собственно говоря, по крайней мере многие из нас, я это откровенно говорю, проповедовали лет 15 тому назад в кружках для второго типа. Гражданин Крыленко говорил: не надо быть фетишистами, идолопоклонниками демократии. Демократия это не фетиш, не идол, перед которым нужно преклоняться и разбивать лоб. Гражданин Крыленко, я думаю, что даже все не учившиеся в семинарии, но которые приобщились так или иначе к международному социализму, великолепно знают, что ни для одного социалиста демократия, конечно, не является фетишом, не является идолом, а является лишь той формой и единственной формой, в которой могут быть осуществлены социалистические идеалы во имя и ради которых мы боремся.

Но гражданин Крыленко пошел дальше. Он говорит: свобода для нас орудие, т.е. если свобода нам нужна, тогда мы ею пользуемся. если же на свободу притязают, если ее жаждут, если к ней стремятся и другие, тогда мы это оружие направляем острием против них.

Позвольте Вам сказать, что это самое неправильное и самое губительное понимание свободы. Для нас свобода это та живительная атмосфера, в которой единственно только и возможно всякое широкое, всякое массовое рабочее социалистическое движение, это та стихия, которая должна окутывать, окружать и пропитывать это рабочее движение. Вне этих условий, вне форм свободы, широчайшей свободы невозможна никакая самодеятельность трудящихся масс. А нужно ли мне вам, людям, называющим себя марксистами социалистами, доказывать, что социализм невозможен вне условии широчайшей самодеятельности трудящихся масс, которая с своей стороны не может иметь места без свободы.

Свобода это душа социализма, это - основное условие самодеятельности масс. Если вы этот жизненный нерв, эту основную сущность, если вы этот нерв перережете, тогда, конечно, от самодеятельности масс ничего не останется и тогда уже лишь прямой путь - путь к той теории, которую здесь вслед за гражданином Крыленко развивал гражданин Луначарский - к теории о непросвещенных темных массах, которым вредно слишком много соприкасаться с политическими партиями, могущими их, неопытных, неискушенных, темных, сбить, увлечь за собою, вовлечь в такое болото, из которого они, бедненькие, никогда и не вылезут. Да что же это такое, как не классически выраженная теория Победоносцева. Что это по своей социалистической сущности, как не то же стремление Победоносцева уберечь православный чистый народ от тлетворного влияния западной демократии, которая может только замутить чистоту его сознания, которая может только развратить его, в которой он бессилен будет разобраться и, как ребенок, которому дают острый нож, может нанести себе только острые опасные раны.

И уже один шаг от этой концепции гражданина Луначарского, которую начал гражданин Крыленко, только один шаг до легенды о великом инквизиторе Толстого, извиняюсь, Достоевского. Так вот эта легенда - это есть логическое естественное завершение того цикла мыслей, который сейчас здесь перед нами развивал гражданин Крыленко и гражданин Луначарский и который можно сказать, спрессовать в одно политическое понятие - понятие диктатуры в вашем понимании. Позвольте мне опять таки сослаться на Розу Люксембург…

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ - Нельзя ли просить быть ближе к делу. Учредилку, слава Богу, разогнали. Нас интересует дальнейшая ваша позиция, а не то, что разогнали Учредилку, хорошо ли это или плохо. Разогнали и хорошо сделали.

ГОЦ - в этой плоскости я не буду, конечно, спорить, хорошо ли, что разогнали Учредилку, хорошо или плохо, что тяпнули по голове того или иного джентльмена. В этой плоскости я не считаю возможным и уместным вести политические дебаты, хотя и в виде защитительной речи. Я до сих пор не выходил из рамок, которые вы мне указывали. держусь ваших указаний…

ПРЕДСЕДАТЕЛЬ - Указания, касающиеся формы диктатуры пролетариата, для нас форма исходная, не подлежащая обсуждению Мы - органы этой диктатуры. Вопрос относительно всеобщего избирательного права - вопрос разрешенный, не подлежащий обсуждению, так что весь разговор здесь об этом совершенно зряшное.

ГОЦ - Может быть, мы многие разговоры ведем здесь зря, потому что одну очень правильную мысль высказал гражданин Крыленко. Он сказал: “с самого начала, собственно говоря, с момента ваших первых заявлений, можно было сказать, что вопрос исчерпан и приступить к вынесению приговора”.

Наступил день открытия Учредительного Собрания 5 января 1918 г. Сильных морозов не было. Во многих районах города проходили манифестации в поддержку Учредительного собрания. Манифестанты начали собираться утром в девяти сборных пунктах, намеченных Союзом защиты Учредительного собрания. Маршрут движения предусматривал слияние колонн на Марсовом поле и последующее продвижение к Таврическому дворцу со стороны Литейного проспекта.

Особенно массовой и сплоченной выглядела колонна рабочих Александро-Невского района, шедшая от Марсова поля к Таврическому дворцу. Точных данных числа демонстрантов нет, но по утверждению М.Капустина в них участвовало 200 тысяч человек. По другим данным главная колонна демонстрантов насчитывала 60 тысяч человек. 5 января в "Правде" всякие митинги и демонстрации в Петрограде были запрещены в районах, прилегающих к Таврическому дворцу. Провозглашалось, что они будут подавлены военной силой. Одновременно большевистские агитаторы на важнейших заводах (Обуховском, Балтийском и др.) пытались заручиться поддержкой рабочих, но успеха не имели. В составе колонн демонстрантов рабочие двинулись к Таврическому и были расстреляны из пулеметов.

В.М.Чернов: "Надо было морально обезоружить... большевиков. Для этого мы пропагандировали демонстрацию гражданского населения абсолютно безоружную, против которой было бы нелегко употреблять грубую силу. Все, на наш взгляд, зависело от того, чтобы не дать большевикам и тени морального оправдания для перехода к кровопролитию. Только в этом случае, думали мы, могут поколебаться даже самые решительные их защитники и проникнуться решительностью самые нерешительные наши друзья..."

Паевский, руководитель петроградских боевых дружин ПСР: "Таким образом мы пошли одни. По дороге к нам присоединилось несколько районов.

Состав шествия был следующий: немногочисленное количество партийных, дружина, очень много учащихся барышень, гимназистов, в особенности студентов, много чиновников всех ведомств, организации кадетов со своими зелеными и белыми флагами, поалей-цион и т. д., при полном отсутствии рабочих и солдат. Со стороны, из толпы рабочих, раздавались насмешки над буржуазным составом шествия".

"Новая жизнь," 6 января 1918 г.:"...Когда манифестанты появились у Пантелеймоновской церкви, матросы и красногвардейцы, стоявшие на углу Литейного пр. и Пантелеймоновской улицы, сразу открыли ружейный огонь. Шедшие впереди манифестации знаменосцы и оркестр музыки Обуховского завода первые попали под обстрел. После расстрела демонстрантов красногвардейцы и матросы приступили к торжественному сожжению отобранных знамен".

М.Слоним: "Мы собрались между 9 и 10 в ресторане на Кирочной улице, и там были сделаны последние приготовления. И затем в полном порядке двинулись к Таврическому дворцу. Все улицы были заняты войсками, на углах стояли пулеметы, и вообще весь город походил на военный лагерь. К 12 часам мы пришли к Таврическому дворцу, и перед нами скрестили штыки караульные

С 9 утра колонны манифестантов двинулись от петербургских пригородов к центру. Манифестация действительно была очень большая. Хотя я там не был, но по слухам, которые до нас доходили, — почти каждую минуту кто-нибудь прибегал — было свыше 100.000 человек. В этом отношении мы не ошиблись, и некоторые военные части тоже шли в толпе, но это были не части, а отдельные группы солдат и матросов. Их встретили специально посланные против толпы отряды солдат, матросов и даже конников, и когда толпа не хотела расходиться, в нее начали стрелять. Я не знаю, сколько в точности было убитых, но мы, стоя во дворе Таврического дворца, слышали трескотню пулеметoв и ружейные залпы... К трем часам было все кончено. Несколько десятков убитых, несколько сот раненых".

М.М.Тер-Погосьян: "...На Литейном нас было — я не могу точно сказать, но когда я поднялся на тумбу около ворот и посмотрел, я конца этой толпы не мог видеть, — огромная, много десятков тысяч. И вот я помню, я шел во главе...

В это время против нас с выступа появились со стороны Окружного суда большевистские части — регулярные части и, значит, отрезали нас и начали давить. Потом они отошли и с обеих сторон улицы стали на колени на изготовку, и началась стрельба."

Из речи на процессе с.-р. члена ЦК ПСР Е.С.Берга: “Я — рабочий. И во время демонстрации в защиту Учредительного Собрания я принимал в ней участие. Петроградским Комитетом была объявлена мирная демонстрация и сам Комитет, и я в том числе, без оружия шел во главе процессии с Петроградской стороны. По пути, на углу Литейного и Фурштадтской дорогу нам преградила вооруженная цепь. Мы вошли в переговоры с солдатами, чтобы добиться пропуска к Таврическому Дворцу. Нам ответили пулями. Здесь был убит Логвинов — крестьянин, член Исполкома Совета Крестьянских Депутатов — который шел со знаменем. Он был убит разрывной пулей, которой ему снесло полчерепа. И убит он был в то время, когда после первых выстрелов он лег на землю. Там же была убита Горбачевская, старая партийная работница. Другие процессии были расстреляны в других местах. Было убито 6 человек рабочих завода Маркуса, были убиты рабочие Обуховского завода. 9 января я принимал участие в похоронах убитых; там было 8 гробов, ибо остальных убитых власти нам не выдали, и в их числе было 3 с.-р., 2 с.-д. и 3 беспартийных и почти все они были рабочие. Вот правда об этой демонстрации. Здесь говорили, что это была демонстрация чиновников, студентов, буржуазии и что в ней не было рабочих. Так почему же среди убитых нет ни одного чиновника, ни одного буржуя, а все они рабочие и социалисты? Демонстрация была мирной, — таково было постановление Петроградского Комитета, исполнявшего директивы Центрального Комитета и передавшего их в районы.

Подойдя к Таврическому Дворцу, чтобы по поручению рабочих некоторых фабрик и заводов приветствовать Учр. Собр., я и три товарища рабочих пройти туда не могли, потому что кругом шла стрельба. Демонстрация не разошлась, она была расстреляна. И это вы расстреляли мирную рабочую демонстрацию в защиту Учредительного Собрания!”

П.И.Стучка: "..В охране Смольного и Таврического дворца (во время разгона Учредительного собрания) первое место занимали товарищи, отобранные латышскими стрелковыми полками".

"Правда", 6 января: "На улицах 5 января тихо. Изредка появляются маленькие группы интеллигентов с плакатами, их разгоняют. По сведениям чрезвычайного штаба между кучками вооруженных демонстрантов и патрулями происходили вооруженные столкновения. Из окон, с крыш в солдат стреляли. У арестованных имелись револьверы, бомбы и гранаты".

М. Горький, "Новая жизнь" (9 января 1918 г.): "5-го января 1918 года безоружная петербургская демократия -- рабочие, служащие -- мирно манифестировали в честь Учредительного Собрания ... "Правда" лжет, когда она пишет, что манифестация 5 января была организована буржуями, банкирами и т. д., и что к Таврическому дворцу шли именно "буржуи" и "калединцы". "Правда" лжет, -- она прекрасно знает, что "буржуям" нечему радоваться по поводу открытия Учредительного Собрания, им нечего делать в среде 246 социалистов одной партии и 140 -- большевиков. "Правда" знает, что в манифестации принимали участие рабочие Обуховского, Патронного и других заводов, что под красными знаменами российской социал-демократической партии к Таврическому дворцу шли рабочие Василеостровского, Выборгского и других районов. Именно этих рабочих и расстреливали, и сколько бы ни лгала "Правда", она не скроет позорного факта ... Итак, 5 января расстреливали рабочих Петрограда безоружных. Расстреливали без предупреждения о том, что будут стрелять, расстреливали из засад, сквозь щели заборов, трусливо, как настоящие убийцы".

Соколов, член Учредительного собрания, эсер: "...Народ в Петрограде был настроен против большевиков, но мы не сумели возглавить это противобольшевистское движение".

Открытие Собрания в полдень не состоялось, и только в 16 часов более 400 делегатов вошли в Белый зал Таврического дворца. Стенограмма убеждает, что с момента открытия Учредительного Собрания его работа напоминала острое политическое сражение.

Открывалось Собрание дважды. Первый раз его открыл старейший по возрасту депутат бывший народоволец С.Шевцов. Потом - Я.М. Свердлов, открыл его от имени Совета народных комиссаров. Затем начались долгие препирательства по поводу президиума и председательствующего. Большевики и левые эсеры были в явном меньшинстве, и председателем был избран эсер В.М.Чернов.

В.М.Зензинов: "Город представлял из себя в этот день вооруженный лагерь; большевистские войска окружали сплошной стеной здание Таврического дворца, которое было приготовлено для заседаний Учредительного собрания. Перед нами... эти стены раздвинулись. Мрачными взглядами провожали нас эти матросы и солдаты, стоявшие здесь в полном вооружении... В здании мы были окружены на хорах и в проходах разъяренной толпой. Исступленный рев наполнял помещение".

М.В.Вишняк, секретарь УС: "Перед фасадом Таврического вся площадка уставлена пушками, пулеметами, походными кухнями. Беспорядочно свалены в кучу пулеметные ленты. Все ворота заперты. Только крайняя калитка слева приотворена, и в нее пропускают по билетам. Вооруженная стража пристально вглядывается в лицо, прежде чем пропустить; оглядывает сзади, прощупывает спину... Это первая внешняя охрана... Пропускают в левую дверь. Снова контроль, внутренний. Проверяют люди уже не в шинелях, а во френчах и гимнастерках... Повсюду вооруженные люди. Больше всего матросов и латышей... У входа в зал заседания последний кордон. Внешняя обстановка не оставляет никаких сомнений относительно большевистских видов и намерений."

В.Д.Бонч-Бруевич: "Их рассыпали всюду. Матросы важно и чинно попарно разгуливали по залам, держа ружья на левом плече в ремне". По бокам трибуны и в коридорах -- тоже вооруженные люди. Галереи для публики набиты битком. Впрочем, все это люди большевиков и левых эсеров. Входные билеты на галереи, примерно 400 штук, распределял среди петроградских матросов, солдат и рабочих Урицкий. Сторонников эсеров в зале было крайне мало."

П.Е.Дыбенко: "После партийных совещаний открывается Учредительное собрание. Вся процедура открытия и выборов президиума Учредительного собрания носила шутовской, несерьезный характер. Осыпали друг друга остротами, заполняли пикировкой праздное время. Для общего смеха и увеселения окарауливающих матросов мною была послана в президиум учредилки записка с предложением избрать Керенского и Корнилова секретарями. Чернов на это только руками развел и несколько умиленно заявил: “Ведь Корнилова и Керенского здесь нет”.

Президиум выбран. Чернов в полуторачасовой речи излил все горести и обиды, нанесенные большевиками многострадальной демократии. Выступают и другие живые тени канувшего в вечность Временного правительства. Около часа ночи большевики покидают Учредительное собрание. Левые эсеры еще остаются.

В одной из отдаленных от зала заседания комнат Таврического дворца находятся товарищ Ленин и несколько других товарищей. Относительно Учредительного собрания принято решение: на следующий день никого из членов учредилки в Таврический дворец не пропускать и тем самым считать Учредительное собрание распущенным.

Около половины третьего зал собрания покидают и левые эсеры. В этот момент ко мне подходит товарищ Железняк и докладывает:

— Матросы устали, хотят спать. Как быть?

Я отдал приказ разогнать Учредительное собрание, после того как из Таврического уйдут народные комиссары. Об этом приказе узнал товарищ Ленин. Он обратился ко мне и потребовал его отмены.

— А вы дадите подписку, Владимир Ильич, что завтра не падет ни одна матросская голова на улицах Петрограда?

Товарищ Ленин прибегает к содействию Коллонтай, чтобы заставить меня отменить приказ. Вызываю Железняка. Ленин предлагает ему приказа не выполнять и накладывает на мой письменный приказ свою резолюцию:

“Т. Железняку. Учредительное собрание не разгонять до окончания сегодняшнего заседания”.

На словах он добавляет: “Завтра с утра в Таврический никого не пропускать”.

В.И.Ленин, 5 января: "Предписывается товарищам солдатам и матросам, несущим караульную службу в стенах Таврического дворца, не допускать никаких насилий по отношению к контрреволюционной части Учредительного собрания и, свободно выпуская всех из Таврического дворца, никого не впускать в него без особых приказов.
Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин)"

П.Е.Дыбенко: "Железняк, обращаясь к Владимиру Ильичу, просит надпись “Железняку” заменить “приказанием Дыбенко”. Владимир Ильич полушутливо отмахивается и тут же уезжает в автомобиле. Для охраны с Владимиром Ильичом едут два матроса.

За товарищем Лениным покидают Таврический и остальные народные комиссары. При выходе встречаю Железняка.

Железняк: Что мне будет, если я не выполню приказание товарища Ленина?

— Учредилку разгоните, а завтра разберемся.

Железняк только этого и ждал. Без шума, спокойно и просто он подошел к председателю учредилки Чернову, положил ему руку на плечо и заявил, что ввиду того, что караул устал, он предлагает собранию разойтись по домам.

“Живые силы” страны без малейшего сопротивления быстро испарились.

Так закончил свое существование долгожданный всероссийский парламент. Фактически он был разогнан не в день своего открытия, а 25 октября. Отряд моряков под командованием товарища Железняка только привел в исполнение приказ Октябрьской революции."

Железняков. Я получил инструкцию, чтобы довести до вашего сведения, чтобы все присутствующие покинули зал заседания, потому что караул устал.
(Голоса: "Нам не нужно караула").
Чернов. Какую инструкцию? От кого?
Железняков. Я являюсь начальником охраны Таврического дворца, имею инструкцию от комиссара.
Чернов. Все члены Учредительного собрания тоже очень устали, но никакая усталость не может прервать оглашение того земельного закона, которого ждет Россия... Учредительное собрание может разойтись лишь в том случае, если будет употреблена сила!..
Железняков. ... Я прошу покинуть зал заседания"

Большинство депутатов отказались утверждать экстремистскую "Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа" и другие декреты большевиков. В отместку большевики, а затем и левые эсеры покинули зал заседаний. Оставшиеся депутаты до 5 утра 6 января продолжали обсуждать вопросы о земле, власти и т.д.

В 4 часа 20 мин. утра 6 января, когда подходило к концу обсуждение вопроса о земле, к Чернову, оглашавшему "Проект основного закона о земле", подошел начальник караула Таврического дворца, матрос А.Железняков. Он сообщил, что имеет инструкцию прекратить заседание, все присутствующие должны покинуть зал заседания, потому что караул устал. Заседание прервали, назначив следующее на 17 часов.

В.М.Чернов: "— Объявляю перерыв до 5 часов вечера! — Подчиняюсь вооруженной силе! Протестую, но подчиняюсь насилию! "

Из воспоминаний члена Военной Комиссии ПСР Б.Соколова : “Мы, я говорю о Военной Комиссии, нисколько не сомневались в положительном отношении к нашему плану действия со стороны ЦК. И тем больше было разочарование... Третьего января на заседании Военной Комиссии нам было сообщено о состоявшемся постановлении нашего Центрального Комитета. Этим постановлением категорически запрещалось вооруженное выступление, как несвоевременное и ненадежное деяние. Рекомендовалась мирная демонстрация, причем предлагалось, чтобы солдаты и прочие воинские чины приняли участие в демонстрации невооруженными, “во избежание ненужного кровопролития”.

Мотивы этого постановления, видимо, были довольно разнообразны. Нам, непосвященным, сообщили о них в значительно сокращенном виде. Во всяком случае, это постановление было продиктовано самым лучшим намерением.

Во-первых, боязнь гражданской войны или, точнее, братоубийства. Именно Чернову принадлежит знаменитое изречение, что “мы не должны пролить ни одной капли народной крови”. “А большевики,- его спросили,- можно ли проливать кровь большевиков?” “Большевики тот же народ”. Вооруженная борьба с большевиками в это время рассматривалась как действительно братоубийство, как борьба нежелательная.

Во-вторых, на памяти у многих были неудачи московского и петроградского вооруженных выступлений на защиту Временного Правительства. Эти выступления показали бессилие и неорганизованность демократии. Отсюда проистекала своего рода боязнь перед новыми вооруженными выступлениями, неуверенность в своих силах, более того, убежденность в заведомом неуспехе такого рода выступлений.

В-третьих, безусловно господствовало то настроение, о котором я говорил в начале этой статьи. Пропитанное фатализмом убеждение о всесильности большевизма, о том, что большевизм это есть явление народное, которое захватывает все более и более широкие круги народных масс.

“Надо дать изжить большевизм”. “Дайте большевизму изжить самого себя”. Вот лозунг, выдвинутый именно в это время, и думается мне, он сыграл довольно печальную роль в истории противобольшевистской борьбы. Ибо лозунг этот знаменует собой пассивную политику.

Наконец, в-четвертых, был все тот же идеализм, основанный на вере в торжество демократических принципов, на вере в волю народа. “Допустимо ли,- спрашивал видный лидер Х.- чтобы мы навязывали народу свою волю, свое решение. Если действительно большинство народа тяготеет к большевизму, то мы должны прислушиваться к гласу народному. Народ сам решит, за кем Правда, и он пойдет за теми, кому он больше верит. Не надо насилия над волей народной”.

“Мы- представители демократии и мы защищаем принципы народоправства. Допустимо ли, пока народ не сказал своего слова, поднимать междуусобную гражданскую войну и проливать братскую кровь? Дело Всероссийского Учредительного собрания, в котором как в фокусе отразится мнение всей страны, сказать “да” или “нет”.

Очень трудно сказать, какой из только перечисленных мотивов явился решающим для отказа от намеченного нами вооруженного выступления. Боязнь авантюризма, которая вообще характеризует всю деятельность ПСР после февральской революции, стремление к сугубой, возведенной в принцип законности, основанной на демократических началах, неуверенность в своих силах,- все это тесно переплетенное друг с другом, мне думается, сыграло одинаковую роль в этом решении.

...Итак мы стояли перед запрещением вооруженного выступления. Это запрещение застало нас врасплох. Сообщенное же в Пленум Военной Комиссии, оно породило немало недоразумений и недовольство. Кажется, удалось в самую последнюю минуту предупредить о нашем перерешении Комитет Защиты. Им, в свою очередь, были приняты спешные шаги и изменены сборные пункты. Больше всего волнения пришлось испытать семеновцам.

Борис Петров и я посетили полк, чтобы доложить его руководителям о том, что вооруженная демонстрация отменяется и что их просят “прийти на манифестацию безоружными, дабы не пролилась кровь”.

Вторая половина предложения вызвала у них бурю негодования... “Да что вы, товарищи, в самом деле, смеетесь, что ли над нами? Или шутки шутите?.. Мы не малые дети и, если бы пошли сражаться с большевиками, то делали бы это вполне сознательно... А кровь... крови, может быть, и не пролилось бы, если бы мы вышли целым полком вооруженные”.

Долго мы говорили с семеновцами и чем больше говорили, тем становились яснее, что отказ наш от вооруженного выступления воздвиг между ними и нами глухую стену взаимного непонимания.

“Интеллигенты... Мудрят, сами не зная что. Сейчас видно, что между ними нет людей военных”.

И несмотря на продолжительные увещевания, в этот вечер семеновцы отказались отстаивать издававшуюся нами газету “Серая шинель”.

“Не к чему. Все равно ее прикроют. Одна только канитель”...”.

Двери Таврического дворца закрылись для членов Учредительного Собрания навсегда. В ночь с 6 на 7 января ВЦИК утвердил написанный ранее Лениным декрет о роспуске Учредительного Собрания.

Список использованной литературы и источников

Амурский И. Е. Матрос Железняков — М.: Московский рабочий, 1968.

Бонч-Бруевич М. Д. Вся власть Советам! — М.: Воениздат, 1958.

Будберг А. Дневник белогвардейца. — Мн.: Харвест, М.: АСТ, 2001;

Васильев В. Е. И дух наш молод.— М.: Воениздат, 1981.

В.Владимирова "Год службы социалистов капиталистам" Очерки по истории контрреволюции в 1918 году Под редакцией Я. А.Яковлева Государственное издательство Москва Ленинград, 1927

Голинков Д. Л., "Кто был организатором юнкерского восстания в октябре 1917 г.", "Вопросы истории", 1966, № 3;

Дыбенко П.Е. Из недр царского флота к Великому Октябрю. — М.: Воениздат, 1958.

Керенский А. Ф., Гатчина, из сб. ст. “Издалека”, Париж, 1922 (3)

Лутовинов И. С., "Ликвидация мятежа Керенского-Краснова", М., 1965;

Мстиславский С.Д. "Сборник. Откровенные рассказы".— М.: Воениздат, 1998

Партия социалистов - революционеров после Октябрьского переворота 1917 года. Документы из Архива ПСР. Собрал и снабдил примечаниями и очерком истории партии в пореволюционный период Маrk Jansen. Amsterdam. 1989.

Партия социалистов - революционеров. Документы и материалы. В 3-х тт./ Т.3.Ч. Октябрь 1917 г. - 1925 г.-М.: РОССПЭН, 2000.

Протоколы заседаний ЦК партии социалистов-революционеров (июнь 1917 - март 1918 г.) с комментариями В.М.Чернова "Вопросы истории", 2000, N 7, 8, 9, 10

Судебный процесс над социалистами-революционерами (июнь-август 1922). Подготовка. Проведение. Итоги. Сборник документов/ Сост. С.А.Красильников., К.Н.Морозов, И.В.Чубыкин. -М.: РОССПЭН, 2002.

Наши рекомендации