Дружеское литературное общество

Проблемы изучения поэзии

А. Ф. Мерзлякова

Курсовая работа

студентки II курса

отделения русского языка и литературы

Юхановой Анны Дмитриевны

Научный руководитель –

кандидат филологических наук

ст. преподаватель А. Ю. Балакин

Содержание

1. Введение……………………………………………………….………………..3

2. Дружеское литературное общество………………………………….………...7

2.1. История общества………………………………………………….…..7

2.2. Ранняя поэзия А. Ф. Мерзлякова…………………………………….10

3. Песни и романсы……………………………………………………………....16

3.1.Жанр «русской песни» и романса…………………………………….16

3.2. Песни и романсы А. Ф. Мерзлякова…………………………………18

4. Переводы………………………………………………………………………26

5. Заключение………………………………………………….…………….….. 32

6. Библиография ………………………………………………………………....35

Введение:

А. Ф. Мерзляков (1778-1830) ̶ профессор Императорского Московского университета, критик, теоретик литературы, переводчик, поэт. Личность, приковывающая к себе внимание исследователей русской литературы, однако до сих пор не изученная достаточно. Например, поэтическая деятельность Мерзлякова чрезвычайно редко становится объектом интереса ученых. Эта проблема оказывается еще более очевидной, если задуматься о том, что собрания сочинений А. Ф. Мерзлякова до сих пор не существует, а сборник стихов, составленный Ю. М. Лотманом, включает в себя не все поэтические произведения автора, содержит библиографические ошибки[1] и может дать лишь самое общее представление о стихах Мерзлякова.

Целью данной работы является обзор научной литературы, в которой представлены исследования поэзии Мерзлякова, и выявление белых пятен в ее изучении.

Следует заметить, что развитие творчества автора не всегда тесно связано с его биографией. В случае же с Мерзляковым мы отчетливо можем проследить эту связь и выстроить определенную периодизацию его поэзии. Начнем с общих биографических данных[2]: Мерзляков родился в городе Далматове Пермской губернии, в небогатой купеческой семье. Федор Алексеевич Мерзляков, отец будущего профессора, критика и поэта, научил сына только читать и писать. Талант мальчика к учебе первым заметил его родной дядя Алексей Алексеевич Мерзляков, служивший правителем канцелярии при генерал-губернаторе Пермской и Тобольской губернии Алексее Андреевиче Волкове. Он уговорил брата отправить сына в Пермь, где мальчик в последствии проходил обучение в пермском народном училище, куда его самолично записал директор училища И. И. Панаев. Однажды Панаев посетил А. А. Мерзлякова, где пообщался с его юным племянником. Панаев нашел Алексея Федоровича умным и способным, и на следующий же день Мерзляков был приглашен в училище. Через год ученик принес Панаеву «Оду на заключение мира со шведами», которую восторженный директор представил Волкову. Волков отправил произведение главному начальнику народных училищ Петру Васильевичу Завадовскому, а тот поднес оду самой Екатерине II. Указом императрицы ода была опубликована в журнале "Российский магазин" в 1792 году.

Екатерина приказала отправить Мерзлякова в Москву или в Петербург «для продолжения наук». В 1793 году Алексей Федорович Мерзляков поступает в московскую гимназию при университете. Его куратором становится Михаил Матвеевич Херасков, «Россиаду» которого через двадцать лет Мерзляков будет критически анализировать на страницах журнала «Амфион»[3]. С 1795 года Мерзляков учится в Императорском московском университете, где получает степень бакалавра в 1798-1799 годы. В 1804 году Мерзляков становится магистром, тогда же адъюнктом и занимает кафедру российского красноречия и поэзии, а с 1817 по 1818 год служит деканом словесного отделения. Эту же должность занимает с 1821 по 1828 год.

Несмотря на активную административную деятельность[4] Мерзляков в большей мере запомнился современникам как талантливый преподаватель и блестящий импровизатор. Д. Н. Свербеев, студент Императорского московского университета с 1813 года, писал в своих воспоминаниях о лекциях Мерзлякова следующее: «К своим импровизированным лекциям он, кажется, никогда не готовился; сколько раз случалось мне, почему-то его любимцу, прерывать его крепкий послеобеденный сон за полчаса до лекции; тогда второпях начинал он пить из огромной чашки ром с чаем и предлагал мне вместе с ним пить чай с ромом. “Дай мне книгу взять на лекцию”, — приказывал он мне, указывая на полки. “Какую?” — “Какую хочешь”. И вот, бывало, возьмешь любую, какая попадется под руку, и мы оба вместе, он, восторженный от рома, я навеселе от чая, грядем в университет. И что же? Развертывается книга, и начинается превосходное изложение».[5]

В 1812 году А. Ф. Мерзляков открывает первый в России бесплатный публичный курс словесности, цель которого ̶ знакомство общества с теорией и историей литературы. Беседы проходили в доме князя Б. В. Голицына: известного танцора, щеголя и литературного деятеля того времени. Однако беседы были прерваны нашествием Наполеона и возобновились лишь в 1816 году в доме Аграфены Федоровны Кокошкиной, сестры знаменитого театрального деятеля и большого друга литературных кругов Москвы Федора Федоровича Кокошкина. За два этапа существования данного курса Мерзляков рассмотрел общие правила красноречия и стихосложения, в соответствии с которыми разобрал произведения известнейших русских поэтов, преимущественно Ломоносовского периода. Следует сказать, что курс имел большой успех как у молодых людей, на которых изначально был ориентирован, так и у знатных особ столицы.

Публичная деятельность Мерзлякова состояла, также, в участии в различных обществах. К примеру, он был действительным и самым деятельным членом Общества любителей Российской словесности, возникшем в Московском университете в 1811 году. На каждом собрании профессор читал свои стихи или прозу. Состоял Мерзляков и в Обществе истории и древностей российских, Вольном обществе любителей словесности, наук и художеств, но, вероятно важнейшую роль в его поэтическом становлении сыграло Дружеское литературное общество, возникшее в 1801 году.

История Общества

В конце 1790-х годов Мерзляков сближается с Андреем Ивановичем Тургеневым и Василием Андреевичем Жуковским. Личность второго не нуждается в комментарии, о Тургеневе же следует сказать несколько слов.

Андрей Иванович Тургенев (1781-1803) ̶ поэт, сын директора Московского университета (1796-1803) и масона Ивана Петровича Тургенева, старший брат видного российского государственного деятеля Александра Тургенева и декабриста Николая Тургенева. Ссылаясь на исследования В. М. Истрина, современный российский литературовед и историк А. Л. Зорин пишет о братьях Тургеневых и об их окружении, что те «остались чужды мистическим увлечениям своих предшественников <…>, но переняли жажду самосовершенствования и особую атмосферу моральной требовательности, отличавшую московских масонов».[6] Данное замечание как нельзя лучше определяет направленность идей и убеждений молодого поэта Андрея Тургенева и его друга А. Ф. Мерзлякова в конце XVIII ̶ начале XIX века.

Истоки общества, о котором пойдет речь в этой главе и которое сыграло немаловажную роль в становлении Мерзлякова-поэта, мы обнаруживаем в литературном Собрании, возникшем в 1798 году в Московском императорском пансионе в среде товарищей В. А. Жуковского. Членами Собрания, помимо прочих, были Андрей и Александр Тургеневы и Алексей Мерзляков. Исследователь В. М. Истрин находит начало данного кружка еще в хорошо изученном Дружеском ученом обществе Новикова, аргументируя свою позицию тем, что в Собрание при пансионе, а после и в Дружеское литературное общество вошли преемники ученого общества (отметим, что в последнем состоял уже упомянутый выше Иван Петрович Тургенев). «Отсюда, ­– пишет Истрин, – вытекали те педагогические приемы, которые практиковались в Университетском Благородном Пансионе и которые определили впоследствии и направление Дру­жеского литературного общества; отсюда все многочисленные речи, как в самом пансионе, так и в собраниях воспитанников пансиона на моральные и патриотические темы. Новым является лишь интерес к стихотворству, но это было также воспитательным средством; последнее и развивало в молодом поколении ту новую струю, которая раньше не была особенно заметна, именно интерес к поэзии».[7] Основной отличительно чертой окружения А. Ф. Мерзлякова тех лет Истрин называет «влияние сентиментального направления»[8] и наличие «интересов чисто литературных»[9] (в то время как целью, а значит и основной сферой интересов Дружеского ученого общества Истрин считает «благотворительность и нравственное самоусовершенствование»[10], что отодвигает литературу на второй план).

В. М. Истрин, также, говорит, что и до существования Дружеского литературного общества участники его часто проводили время совместно: обсуждали и критиковали произведения друг друга, рекомендовали стихи и пьесы, которые следует перевести на русский язык.

Таким образом, в своей работе В. М. Истрин полагает Дружеское литературное общество незначительным в своей самостоятельности, но в контексте предшествующих и последующих сообществ (в качестве примера более позднего кружка исследователем приводится Арзамас) признает его историческую значимость, говоря о преодолении им «общественного элемента <…> в виде благотворительности»[11], который лежал в основе Дружеского ученого общества, и о усвоении благодаря последнему культа дружбы, который, в последствии, окажется общей чертой для многих и многих литературных собраний.

Итак, по выходе Жуковского из пансиона приятелями учреждается новый кружок. Инициаторами его создания, а в дальнейшем и главными энтузиастами выступают А. И. Тургенев и А. Ф. Мерзляков. Таким образом, 12 января 1801 года в доме Воейкова на Девичьем поле проходит первое заседание Дружеского литературного общества, в котором участвуют братья Андрей Иванович и Александр Иванович Тургеневы, Алексей Федорович Мерзляков, братья Андрей Сергеевич Кайсаров и Михаил Сергеевич Кайсаров, Василий Андреевич Жуковский, Александр Иванович Тургенев, Семен Емельянович Родзянко, Александр Федорович Воейков. На этом же собрании подписываются «Законы дружеского литературного общества», составленные и зачитанные Мерзляковым. Законы эти позже были опубликованы Н. С. Тихонравовым в сборнике «Общества любителей российской словесности на 1891 год». В них оговариваются цель, предмет, средства, порядок и другие правила для сочленов общества.[12]

Основной задачей общества Ю. М. Лотман называет «подготовку к активному, самоотверженному служению родине».[13] Тем не менее, в обществе с самого начала есть некоторое несоответствие такому определению: противоречие между друзьями. Наличие разногласия в среде кружка замечает еще В. М. Истрин. Он говорит о двух речах, именно о речи Жуковского «О Дружбе», произнесенной 27-го февраля, и о речи Мерзлякова от 1-го марта, которая есть реакция на выступление Жуковского. В своей речи с характерным названием «О Деятельности» Мерзляков критикует «мечтательность» своих друзей, в частности Жуковского, призывая оставить мечты о будущем, посмотреть на деятельность как на «стража и мать всякого успеха».[14] Углубиться в причины разногласий удалось Ю. М. Лотману. Он пишет: «В запуганной павловским террором Москве друзья осуждали деспотизм, мечтали о гражданственных подвигах и часто непосредственно касались положения России».[15] Говоря о «друзьях», Лотман имеет ввиду не всех членов кружка, но именно Мерзлякова, Андрея Тургенева, Андрея Кайсарова и Воейкова. Они же противопоставляются в своих эстетических взглядах Жуковскому, Александру Тургеневу и Михаилу Кайсарову. Суть антиномии заключается в отношении к карамзинизму, или, если углубляться в природу проблемы, ̶ к назначению литературы: первая группа участников общества осуждает «литературное направление Карамзина <…> прежде всего за отказ от гражданственной тематики, за отвлечение внимания писателя от «высокого» содержания к литературной обработке и изяществу слога»[16] и тем самым определяет гражданскую поэзию; вторая группа защищает карамзинизм и ориентируется на субъективно-лирическую тематику в поэзии, представляет именно то сентиментальное начало, о котором говорил В. М. Истрин. Эта полемика довольно скоро расколола общество (в декабре 1801 года общество распадается), но и во многом определила дальнейшее творческое развитие ее участников, не исключая А. Ф. Мерзлякова.

Песни и романсы

Как уже было сказано выше, в Дружеском литературном обществе стоял вопрос о национально-самобытном искусстве, потому и интерес к фольклору со стороны участников кружка, в том числе А. Ф. Мерзлякова, был велик. В первой главе мы не раз отмечали сильное мировоззренческое влияние поэта Андрея Тургенева на позицию и поэзию Мерзлякова. Ю. М. Лотман указывает на то, что «если в постановке проблем политического свободомыслия Мерзляков шел за Андреем Тургеневым, то в интересе к другому существенному вопросу — народности — оказывался его руководителем».[34]

Скажем, что участники Дружеского литературного общества по-разному решали для себя поставленную проблему и достигали, разумеется, различных результатов. Мерзлякова же его поиски привели к созданию песен. Нужно отметить, что самым ярким периодом в творчестве поэта считаются
1803-1807 гг., когда Мерзляков активно работал над созданием песен, стилизованных под фольклор, так называемых «русских песен».

Переводы

Занимаясь вопросом поэзии А. Ф. Мерзлякова, нельзя не обратить внимания на переводческую деятельность, которая продолжалась на протяжении всей его творческой жизни. Мерзляков переводил произведения различных родов и жанров. Судя по известным нам переводам (случившимся в публикации или бывшим в проектах) Мерзляков владел французским, немецким, итальянским, древнегреческим языками и латынью в достаточной мере. Не лишним будет отметить, что биография «изрядного переводчика древних»[62] имеет такое же влияние на его переводы, какое и на рассмотренное нами ранее творчество. В данной главе мы по возможности заденем не только поэтические переводы, имея цель раскрыть и дополнить мировоззренческие установки автора.

Возвращаясь к Дружескому литературному обществу и раннему периоду деятельности Мерзлякова в целом, скажем о задуманном им, Андреем Тургеневым и Василием Жуковским переводе романа Гете «Страдания юного Вертера». Как пишет Н. Е. Никонова, «усвоив опыт и традиции карамзинизма, члены Дружеского литературного общества провозгласили новые ориентиры на пути достижения главной задачи – создания аутентичной русской литературы. Источником этого обновления, как известно, стало переключение фокуса с французской на немецкую художественную словесность, в которой друзья рассчитывали обрести соответствующие поэтические средства для выражения романтического миропонимания».[63] Перевод выполнялся с 1799 по 1802 год и остался в рукописях. Не сохранился перевод друзей «Коварства и любви» Шиллера, хотя творчество его вдохновляло молодых людей неимоверно. Немецкий поэт оказался для них «певцом попранной человеческой свободы и прав личности»,[64] потому неудивительным оказывается увлечение кружка шиллеровскими «Разбойниками» и существование проекта по переводу его поэмы «Дон Карлос», который, по всей видимости, не был воплощен. «Антифеодальные, демократические идеи XVIII века, ̶ заключает Лотман, ̶ воспринимались ведущей группой Дружеского литературного общества не в их непосредственном, наиболее последовательном варианте, представленном во Франции предреволюционной демократической философией, в России — Радищевым, но в форме бунтарства и свободомыслия, характерного для молодых Гете и Шиллера».[65]

Не менее важны для понимания творчества Мерзлякова его переводы из Тиртея, выполненные несколько позже и опубликованные в 1805 году в «Вестнике Европы». Они сыграли значительную роль в реализации лозунга создания героического искусства, возникшего еще в Дружеском литературном обществе, и во многом отразили идеал героизма, который друзья находили в спартанской культуре. Примечательно, что «создавая свои переводы из Тиртея, Мерзляков не был озабочен воссозданием духа подлинной античности. На это указывает то обстоятельство, что, владея греческим языком и будучи знаком с подлинным текстом, он за образец взял немецкий его перевод <…> Его интересовало другое — создание образцов русской героической поэзии, где в центре — образ "великого в мужах", который "пламенеет — завидной страстью встретить смерть"».[66] Таким образом, связь раннего оригинального творчества поэта, обзор которого мы совершили во второй главе, с интересами в сфере перевода не подлежит отрицанию.

«Идиллии Госпожи Дезульер» были опубликованы Мерзляковым отдельным небольшим изданием в 1807 году. Помимо самих идиллий в издание вошло предисловие переводчика, где описана непростая судьба Антуанетты Дезульер как человека и как писателя. Мерзляков зовет Дезульер «новой Сафой»,[67] отсылая читателя к известной древнегреческой поэтессе с острова Лесбос, стихи которой поэт также переводил. К сожалению, нам не удалось найти отзывы на данное издание, но заключить самостоятельное наблюдение, сопоставив год публикации и основную сферу интересов Мерзлякова в этот период оказалось несложно: в третьей главе данной работы мы говорили об успехах поэта в жанре «русской песни». Успехи эти связаны, в первую очередь, с тем, как тонко чувствовал автор народное самобытное начало крестьянской лирики. Касаясь же жанрового определения произведений госпожи Дезульер, мы обнаруживаем, что идиллия призвана изображать спокойную жизнь на лоне природы, тогда как произведения Дезульер «представляют собой горестные монологи»,[68] в которых «идеальный мир природы, к которому стремится воображение автора, резко противопоставлен человеческому миру».[69] Вероятно, это и оказалось интересным тогда для Мерзлякова-поэта.

Примерно в это же время, в 1808 году, выходят «Эклоги Публия Вергилия Назона» в переводе Мерзлякова. В предисловии «Нечто об эклоге» поэт размышляет о природе возникновения рабства. Лотман полагает, что «мысли автора статьи об эклоге были сосредоточены не столько на рабстве вообще, сколько на судьбе русского крестьянина».[70] В таком случае, тематическая связь с оригинальными «русскими песнями» поэта очевидна: в своих произведениях Мерзляков описывает горе подневольных людей, сочувствует им. Антикрепостническая тематика и тема свободы в целом близки А. Ф. Мерзлякову и в ранний период, и в следующий за ним этап развития жанра «русской песни» и романса.

«Приблизительно около 1806 года в отношении Мерзлякова к античной культуре намечаются перемены. Если в период создания переводов из Тиртея Мерзлякова интересовала главным образом политическая заостренность, гражданская направленность произведения, античный мир воспринимался сквозь призму условных героических представлений в духе XVIII века (поэтому он и мог, зная греческий язык, переводить с немецкого), то теперь позиция его меняется. Интерес к подлинной жизни древнего мира заставляет изучать систему стиха античных поэтов и искать пути ее адекватной передачи средствами русской поэзии <…> Литература древнего мира воспринималась им как народная <…> Однако реалистическое представление о том, что каждодневная жизненная практика является достойным предметом поэтического воспроизведения, было Мерзлякову чуждо. Обращение к античным поэтам давало в этом смысле возможность героизировать «низкую», практическую жизнь. Это определило особенность стиля переводов Мерзлякова, соединяющего славянизмы со словами бытового, простонародного характера».[71] Все эти замечания актуальны для «Подражаний и переводов из греческих и латинских стихотворцев А. Мерзлякова», опубликованных в 2-х частях в 1825-1826 гг. Над ними поэт работал длительное время и именно они считаются главным достоянием всего творческого пути Мерзлякова.

В «Подражания и переводы» вошли отрывки из Гомера, переводы Сафо, Феокрита, Тиртея и другие поэтические переводы древних, а также трагедии Эсхила, Эврипида, Софокла и отрывки из «Энеиды». Важным здесь оказывается использование Мерзляковым гекзаметра: это отсылает исследователей к его взаимоотношениям с другим известным переводчиком тех лет Гнедичем. Несмотря на то, что сегодня мы полагаем последнего отцом русского гекзаметра, современники не раз утверждали первенство в этом Мерзлякова. К примеру, М. А. Дмитриев писал: «Гекзаметры начал у нас вводить Мерзляков, а не Гнедич».[72] Однако, оба они в этом случае продолжали традицию Тредиаковского и Радищева.

Лотману кажутся любопытными в этом сборнике опыты Мерзлякова в «сафическом» размере. «В своих "народных песнях" Мерзляков еще очень робко пробует разнообразить традиционный силлабо-тонический стих тоникой, и стихи типа: "Я не думала ни о чем в свете тужить" были исключением. Именно в работе над переводами из Сафо Мерзляков приходит к отказу от силлабо-тоники, к тому тоническому размеру, который был охарактеризован Востоковым как присущий русской песне <…> Перевод из Сафо был впервые опубликован в 1826 году, и Мерзляков, видимо, учитывал рассуждения Востокова, сознательно сближая античную поэзию с системой, осознаваемой им как русская, народно-поэтическая <…> Интонационное приближение к русской народной песне поддерживалось и подбором лексики и фразеологии: "красовитые воробушки", "не круши мой дух", "ударяючи крылами", "что сгрустилася"».[73]

В том же 1825 году Н. А. Полевой издал в журнале «Московский телеграф» рецензию на первую часть сборника «Подражаний и переводов», отметив их значимость для современного русского читателя, который, по мнению критика, уделяет мало внимания античной литературе, тогда как «истинно-просвещенный литератор должен соединить в своем образовании полную систему всеобщей литературы и из идеала изящного, соображенного с опытом веков, извлечь наконец правила и образцы, которым должно следовать».[74] Большая часть данной рецензии посвящена вступительной статье Мерзлякова «О начале и духе древней трагедии», в которой переводчик активно размышляет над целями и задачами перевода античных произведений. О самих же произведениях сказано весьма мало и лишь в грамматическом ключе, который не представляет для нас большого интереса.

Одним из самых важных трудов для поэта был перевод с итальянского «Освобожденного Иерусалима» Тассо, вышедший в 1828 году, но начатый еще в середине 10-х годов. Мерзляков, не принимавший карамзинизм и в последствии романтизм, обращался в создании своей поэзии к традиции XVIII века. По мнению Лотмана, эта архаичность оказалось наиболее заметна именно в «Освобожденном Иерусалиме», что не могло сделать его популярным на момент издания.

Таким образом, мы можем сделать вывод, что переводы Мерзлякова не заслужили такого же весомого признания, какое получили его песни и романсы, однако их публикации в журналах и сборниках не оставались без внимания.

Заключение

Итак, выше был совершен обзор научных и критических исследований поэзии А. Ф. Мерзлякова. Также, представлена попытка отразить эволюцию поэтического творчества посредством изучения биографии поэта и его публикаций. Корпус лирики Мерзлякова невелик, что позволило рассмотреть большинство прижизненных и посмертных публикаций.

В ходе работы очевидными стали некоторые пробелы в изучении поэзии Мерзлякова: 1) мало изучена лирика, не относящаяся к трем главным направлениям, затронутым в основной части нашей работы. Если оды, песни и переводы освещены в критике и исследованиях ученых, то жанр послания, к примеру, и другие второстепенные жанры остаются в тени; 2) до сих пор не проведена граница между «русскими песнями» и романсами Мерзлякова на научной почве, тогда как при публикации сборника «Песен и романсов» в 1830 г. поэт сам разделил свои лирические тексты данного направления на два различных жанра, что мы и видим в заглавии книги; 3) несмотря на немалое количество отзывов на различные переводы Мерзлякова, отдельных исследований данной сферы интересов автора проведено не было, т.е. труда, который излагал бы периодизацию и принципы перевода, жанры, темы и прочее не существует; 4) единственный существующий сборник стихов, составленный Ю. М. Лотманом, включает в себя не все произведения поэта и не отражает в полной мере специфику его творчества, а также содержит множество библиографических ошибок, что вызывает трудности при поиске опубликованных в периодике произведений Мерзлякова или упомянутых Лотманом статей других ученых.

Остро стоит вопрос и о значении творчества А. Ф. Мерзлякова для последующего поколения поэтов: если влияние песен на последователей сомнений не вызывает и освещается критикой и исследованиями, то с одической и переводной лирикой дело обстоит иначе. Необходимость определить их роль в литературном процессе существует.

Мерзляков-поэт может быть интересен не только как автор различных в жанровом отношении текстов, но и как близкий друг или же добрый приятель таких известных современников как Жуковский, Батюшков, братья Тургеневы и др. Отдельных работ о взаимовлиянии Мерзлякова с кем-то из его товарищей не существует, тогда как влияние этого не столь известного поэта на более именитых не вызывает сомнений. Современники по большей части признавали талант Мерзлякова: А. С. Пушкин, к примеру, писал в письме Плетневу от 26 марта 1831 года, что Мерзляков «добрый пьяница, задохнувшийся в университетской атмосфере»[75]. Вместе с тем, менее известным оказалось стихотворное послание, обнаруженное в бумагах П. А. Каратыгина в начале 80-х годов XIX века, где имя Мерзлякова упоминается наряду с именами Карамзина, Крылова, Жуковского:

У нас Тит Ливий ̶ Карамзин,

Паш Федр ̶ Крылов,

Тибулл ̶ Жуковский,

Варрон, Витрувий ̶ Каразин,

А Дионисий ̶ Каченовский!

Проперций ̶ томный Мерзляков.

«В сознании Пушкина, ̶ пишет Мильман, ̶ Мерзляков, таким образом, имел два лика - поэта, которому он отдавал дань уважения, и критика - адепта классицизма, являющего собой фигуру явно одиозную».[76]

Поэтическое творчество ̶ лишь одна из сторон словесной деятельности А. Ф. Мерзлякова. Многие современники помнят его, прежде всего, как блестящего оратора, профессора Императорского Московского университета, чьи лекции отличались высоким уровнем импровизации, а также как критика, чьи разборы современных российских авторов получали разную оценку, но все же занимали важное место в отечественной критике и до сих пор остаются одними из самых знаменитых в этой области. Определенную степень актуальности или, по крайней мере, значимости эстетической позиции Мерзлякова можно подтвердить переизданием в 1974 году «Русских эстетических трактатов первой трети XIX в.» под редакцией М. Ф. Овсянникова, куда вошли самые значимые работы Мерзлякова. Также, о продолжительном интересе к эстетическим взглядам автора говорит диссертация В. Г. Мильмана 1984-го года, в которой подробно рассматриваются становление Мерзлякова-критика, основные его работы и их влияние на русскую литературу.

Таким образом, приходим к выводу, что личность А. Ф. Мерзлякова изучена далеко не полно. Исследование поэзии автора может иметь важное значение для русского литературоведения в целом и для понимания развития русской лирики XIX-го века в частности.

6. Библиография

Отдельные издания

1. «Настройте, музы восхищенны…» // Всерадостный глас благодарения московских муз вседержавному монарху россов Александру I, торжественно произнесенный апреля 1 дня за изъявленное его императорским величеством всемилостевейшее к ним благоволение в высочайших к начальникам Московского университета рескриптах от 4 апреля сего 1801 года. М., 1801.

2. Слава // Стихотворение. В Губернской типографии у А. Решетникова. М., 1801.

3. Стихи на восшествие на престол государя Александра I // Стихи на восшествие на престол государя Александра I. М., 1801.

4. Хор «Кого сретают музы…» // Торжественные речи в полувековой императорского Московского университета юбилей, говоренные в большой аудитории оного июня 30 дня, 1805 г. М., 1805.

5. Ода премудрости // Торжественные речи в полувековой императорского Московского университета юбилей, говоренные в большой аудитории оного июня 30 дня, 1805 года. М., 1805.

6. Идиллии госпожи Дезульер, переведены А. Мерзляковым. М., 1807.

7. Эклоги Публия Вергилия Марона, переведенные А. Мерзляковым, профессором императорского Московского университета. М., 1807.

8. Хор, петый в торжественном собрании императорского Московского университета, июня 30 дня 1808 года // Торжественные речи, говоренные в публичном собрании императорского Московского университета, июня 30 дня 1808 г. М., 1808.

9. Подражания и переводы из греческих и латинских стихотворцев А. Мерзлякова : В 2 ч. М., 1825-1826.

10. Гений отечества и музы // Речи, произнесенные в торжественном собрании императорского Московского университета, июля 5 дня, 1828 года. М., 1828.

11. Освобожденный Иерусалим. М., 1828.

12. Песни и романсы А. Мерзлякова. М., 1830.

13. Мерзляков А. Ф. Стихотворения. Л., 1958.

Журнальные публикации

1. Ода, сочиненная Пермского главного народного училища тринадцатилетним учеником Алексеем Мерзляковым, который, кроме сего училища, нигде инде ни воспитания, ни учения не имел // Российский магазин. М., 1792. Ч. 1.

2. Истинный герой // Приятное и полезное препровождение времени. 1796. Ч. 10. С. 255-256.

3. Ночь // Приятное и полезное препровождение времени. 1796. Ч. 10. С. 155.

4. Старец во гробе // Приятное и полезное препровождение времени. 1796. Ч. 17. С.

5. Росс // Приятное и полезное препровождение времени. 1797. Ч. 13. С. 143-144.

6. Великие явления на севере // Приятное и полезное препровождение времени. 1797. Ч. 13. С. 309-316.

7. Ратное поле // Приятное и полезное препровождение времени. 1797. Ч. 14. С. 164-173.

8. К протекшему 1796 году // Приятное и полезное препровождение времени. 1797. Ч. 14. С. 175-176.

9. Милон // Приятное и полезное препровождение времени. 1797. Ч. 14. С. 219-223.

10. Гений дружества // Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. 17. С. 141-144.

11. Мое утешение // Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. 17. С. 157-160.

12. К Уралу // Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. 17. С. 173-176.

13. Невинность // Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. 17. С. 187-192.

14. Лаура и Сельмар // Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. 18. С. 141-143.

15. Ракетка // Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. 18. С.

16. Утешение в печали // Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. 18. С.

17. Стихотворец // Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. 18. С. 174-175.

18. Больному. другу И. А. Л-у // Приятное и полезное препровождение времени. 1798. Ч. 18. С.

19. Гимн непостижимому // Утренняя заря. 1803. № 2.

20. Сельская элегия // Вестник Европы. 1805. Ч. 20. № 6. С. 130-133.

21. Чувство в разлуке // Вестник Европы. 1805. Ч. 21. № 9. С. 43-44.

22. Тень Кукова на острове Овги-ги // Утренняя заря. М., 1805. Кн. 4. С. 254-263.

23. Ода на разрушение Вавилона // Вестник Европы. 1805. Ч. 21. № 11. С. 171-175.

24. Мячковский курган // Вестник Европы. 1805. Ч. 22. № 13. С. 56-59.

25. Галл // Вестник Европы. 1805. Ч. 23. № 18. С. 124-130.

26. Гимн непостижимому // Вестник Европы. 1805. Ч. 23. № 20. С. 273-279.

27. Тиртеевы оды // Вестник Европы. 1805. Ч. 24. № 21. С. 29-40.

28. Утро // Утренняя заря. 1805. № 4.

29. Стихи на победу русских над французами при Кремсе (Сочинены по получении первого известия в Москве) // Вестник Европы. 1805. Ч. 24. № 23. С. 238-240.

30. Идиллии Из Дезульер // Вестник Европы. 1806. Ч. 25. № 1. С. 22-

31. Сравнение Спарты с Афинами // Вестник Европы. 1806. Ч. 25. № 1.
С. 30-31.

32. К Лауре за клависином : (Из Шиллера) // Вестник Европы. 1806. Ч. 25. № 2. С. 112-114.

33. Торжество Александрово, или Сила музыки // Вестник Европы. 1806. Ч. 25. № 4. С. 273-279.

34. К несчастию // Вестник Европы. 1806. Ч. 25. № 5. С. 50-52.

35. К Элизе // Вестник Европы. 1806. Ч. 26. № 6. С. 107-110.

36. Элегия : («Страдания любви разлукой облегчатся!..») // Вестник Европы. 1806. Ч. 27. № 9. С. 22-26.

37. Титир и Мелибей // Вестник Европы. 1806. Ч. 27. № 10. С. 99-105.

38. Алексис // Вестник Европы. 1806. Ч. 27. № 11. С. 281-286.

39. Велизарий Романс // Вестник Европы. 1806. Ч. 28. № 14. С. 115-116.

40. К ней (Рондо) : («Меня любила ты – я жизнью веселился…») // Вестник Европы. 1806. Ч. 28. № 15. С. 196.

41. Дуэт : (На голос известной малороссийской песни: «Ихав козак за Дунай») // Вестник Европы. 1806. Ч. 28. № 15. С. 197-199.

42. Сцена из Эсхиловой трагедии, называемой: Семь вождей под Фивами // Вестник Европы. 1806. Ч. 29. № 17. С. 41-46.

43. Бессмертие // Вестник Европы. 1806. Ч. 29. № 18. С. 116.

44. Ах, девица-красавица!.. // Журнал отечественной музыки на 1806 год, издаваемый Д. Кашиным. М., 1806. № 4. С. 12.

45. «Ах, что ж ты, голубчик…» // Журнал отечественной музыки на 1806 год, издаваемый Д. Кашиным. М., 1806. № 5. С. 5.

46. «Чернобровый, черноглазый…» // Журнал отечественной музыки на 1806 год, издаваемый Д. Кашиным. М., 1806. № 4. С. 8-9.

47. Ода на новый год // Московские ведомости. 1807. № 1. С.

48. К Элизе : (От которой не получал очень долго стихов своих, взятых для прочтения) // Аглая. 1808. Ч. 2. № 1. С. 74-78.

49. К Элизе : (Когда она сердилась на Амура) // Аглая. 1808. Ч. 2. № 2.
С. 85-87.

50. К друзьям : (На смерть А. И. Тургенева) // Вестник Европы. 1808. Ч. 37. № 2. С. 145-148.

51. К Элизе : («Когда б я был любим, о милая, тобою…») // Вестник Европы. 1808. Ч. 37. № 3. С. 237-238.

52. Смерть Поликсены : (Отрывок из Эврипидовой трагедии: Гекуба) // Вестник Европы. 1808. Ч. 37. № 4. С. 283-301.

53. К неизвестной певице, которой приятный голос часто слышу, но которой никогда не видал в лице // Вестник Европы. 1808. Ч. 38. № 5. С. 13-17.

54. Отрывок из Альцесты, Эврипидовой трагедии : (Приготовления к смерти и разлука с семейством) // Вестник Европы. 1808. Ч. 38. № 7. С. 197-206.

55. Улисс у Алкиноя // Вестник Европы. 1808. Ч. 38. № 7. С. 223-229.

56. Олинт и Софрония : (Эпизод из Тасса [Освобожденный Иерусалим]) // Вестник Европы. 1808. Ч. 38. № 8. С. 279-292.

57. Что есть жизнь? : (Песня в кругу друзей) // Вестник Европы. 1808. Ч. 39. № 9. С. 50-53.

58. К Элизе, которая страждет продожительною болезнию // Вестник Европы. 1808. Ч. 39. № 10 С. 103-105.

59. Адской совет : (Отрывок из Тассова Иерусалима) // Вестник Европы. 1808. Ч. 39. № 11 С. 160-167.

60. Надгробная песнь З…. А…чу Буринскому : (Сочиненная в день его погребения и петая в собрании друзей его) // Вестник Европы. 1808. Ч. 40. № 13. С. 56-58.

61. Низос и Эвриал // Вестник Европы. 1808. Ч. 41. № 20. С. 252-268.

62. Призывание Каллиопы на берега Непрядвы // Вестник Европы. 1808. Ч. 42. № 22. С. 109-112.

63. К Фортуне // Вестник Европы. 1808. Ч. 42. № 24. С. 254-256.

64. Природа-учитель // Утренняя заря. 1808. № 6.

65. Урок от матери // Друг детей. 1809. Ч. 2. № 7. С. 371-377.

66. Хор детей маленькой Наташе // Друг детей. 1809. Ч. 3. № 10. С. 237-246.

67. Утро // Друг детей. 1809. Ч. 3. № 12. С. 449-452.

68. Дидона : (Посвящено Элизе) // Вестник Европы. 1809. Ч. 43. № 2. С. 87.

69. Дидона : (Окончание) // Вестник Европы. 1809. Ч. 43. № 3. С. 172-193.

70. Амур в первые минуты разлуки своей с Душенькою : (Лирическая поэма) // Вестник Европы. 1809. Ч. 45. № 10. С. 91-121.

71. На высочайшее прибытие его императорского величества в Москву 6го декабря 1809 // Вестник Европы. 1809. Ч. 48. № 24. С. 298-301.

72. Его императорскому величеству от верноподданных воспитанников Благородного пансиона, учрежденного при Императорском Московском университете // Вестник Европы. 1809. Ч. 48. № 24. С. 301-302.

73. Послы египетские (Из II книги Тассова Иерусалима) // Вестник Европы. 1810. Ч. 49. № 2. С. 106-116.

74. Из Тассова Освобожденного Иерусалима : (Песнь третья) // Вестник Европы. 1810. Ч. 51. № 12. C. 274-296.

75. Селадон и Амелия // Вестник Европы. 1810. Ч. 54. № 24. С. 290-292.

76. Две песни // Вестник Европы. 1811. Ч. 55. № 2. С. 92-94.

77. К Амуру // Вестник Европы. 1811. Ч. 55. № 2. С. 95.

78. На семь колечек // Вестник Европы. 1811. Ч. 55. № 2. С. 95.

79. Единоборство Танкреда с Аргантом : (Отрывок из VI книги Тассова Иерусалима) // Вестник Европы. 1811. Ч. 56. № 5. С. 33-42.

80. К Неере // Вестник Европы. 1811. Ч. 57. № 10. С. 112-114.

8. К Лиле // Вестник Е