Эмоционально-риторические интонации
В лирических и эпических произведениях эмфатическое значение часто получают также интонации восклицания и вопроса. В разговорной речи люди употребляют эти виды интонации или для того, чтобы что-то узнать («Идешь ты завтра в театр?», «Есть у вас сочинения Шекспира?» и т. п.), или для выражения силы и полноты своих чувств («Моя дочь принята в институт!», «Каким он негодяем оказался!» и т.п.). Часто и восклицания, и вопросы сопровождаются обращениями («Пошли, ребята, заниматься!»; «Надеюсь, ты об этом не забыл, мой милый?»).
Восклицания, вопросы, обращения, возникающие в разговорной речи, требуют какого-то отклика, ответа, а иногда и практических действий со стороны тех, к кому они относятся. Они вытекают из реальных обстоятельств жизни и лишены нарочитости.
В научной же философской, технологической речи, в особенности если она имеет учебную, педагогическую направленность, восклицательные и вопросительные предло-
жения обычно употребляются иначе — для того, чтобы с их помощью читающий лекцию или пишущий книгу мог возбудить внимание и направить мысль своих слушателей и читателей. Он восклицает и задает вопрос, не требуя на него ответа, и в дальнейшем сам на него отвечает («И вот мы с вами приходим к выводу, что в русской поэзии стихи строятся по-разному! Какие же виды стихосложения в ней надо различать?»). Восклицания и вопросы ученого, педагога имеют, следовательно, нарочитый характер. Это логико-риторические восклицания и вопросы (гр. rhetorike — наука об ораторстве).
В художественной речи риторические вопросы, восклицания, обращения и т. п. применяются гораздо чаще, чем в речи научной и педагогической. Они создаются для того, чтобы сделать художественную речь более эмоционально-выразительной. Их можно назвать поэтому э м о ц и о-н а л ь н о-р иторическими видами интонации. Если в практической разговорной речи на вопросы отвечают те, к кому они обращены, если в научно-педагогической речи на логически-риторические вопросы отвечает сам вопрошающий, то в художественной речи на эмоционально-риторические вопросы никто не отвечает — они возникают для создания эмфатической интонации.
С помощью интонаций восклицания и вопроса, соединенных с обращениями, в устной народной поэзии создавались олицетворения явлений природы. В дальнейшем эта словесно-интонационная форма утрачивала такую свою содержательность, превращалась в традиционное средство эмоциональной выразительности, могущее наполниться другим содержанием.
Так, в «Слове о полку Игореве» троекратное восклица-тельно-вопросительное обращение Ярославны к солнцу, ветру, Днепру еще отражало, видимо, древнейшие олицетворяющие природу представления и значит, не имело собственно риторического значения. Но во многих народных песнях, возникших позднее, восклицательные и вопросительные обращения к природе становились лишь традиционным зачином, уже не связанным непосредственно с развиваемым далее содержанием. Например:
Не шуми ты, мати зеленая дубравушка, Не мешай мне, молодцу, думу думати...
Так начинается одна из народных песен, использованных Пушкиным в «Капитанской дочке». Но затем в ней появляются другие мотивы: происходит воображаемый разго-
И
вор молодца с царем, и к «зеленой дубравушке» песня вообще более не возвращается.
В художественной литературе, особенно стихотворной, эмоционально-риторические интонации получили широкое распространение. В гражданской поэзии разных эпох они имеют торжественно-декламационное звучание и часто усиливаются междометиями. Например: «О, если б голос мой умел сердца тревожить!.. || Увижу ль, о друзья, народ неугнетенный || И рабство, падшее по манию царя?» (Пушкин); «Эх, сердечный, || Что же значит твой стон бесконечный? У Ты проснется ль, исполненный сил?» (Некрасов). В стихотворениях и поэмах с иной идейной направленностью эмоционально-риторические интонации получают нередко не столько декламационное, сколько напевное звучание. Например: «Тучки небесные, вечные странники! || Степью лазурною, цепью жемчужною || Мчитесь вы, будто, как я же, изгнанники...» (Лермонтов); «О, как на склоне наших лет || Нежней мы любим и суеверней!.. Помедли, помедли, вечерний день, || Продлись, продлись, очарованье!» (Тютчев); «Русь моя, жизнь моя, вместе ль нам маяться?» (Блок); «Где ты, где ты, мальчик босый,||Деревенский пастушок?..» (Твардовский).
Эмоционально-риторические интонации иногда могут различаться по тому или иному более активному и нарочитому ходу мысли, которая в них выражается. Так, они. могут заключать в себе риторическое пожелание, или отрицание, или уступление, или сентенцию (поучение). Например: «Да здравствует солнце, да скроется тьма!»; «И пусть у гробового входа || Младая будет жизнь играть...» (Пушкин); «Нет, я не Байрон, я другой, || Еще неведомый избранник...» (Лермонтов); Но есть и божий суд, наперсники разврата!» (Лермонтов); «Не позволяй душе лениться! || Чтоб в ступе воду не толочь, || Душа обязана трудиться || И день и ночь, и день и ночь!» (Заболоцкий).
Значительно реже эти разновидности возвышенных риторических интонаций — и содержательная и формальная — применяются в прозе; последняя должна обладать при этом ощутимым лиризмом. Например: «Но что сказать о людях, еще живых, но уже сошедших с земного поприща, зачем возвращаться к ним?» (Тургенев); «Когда меня томит одиночество... мне почему-то начинает казаться, что обо мне тоже вспоминают, меня ждут и что мы встретимся... Мисюсь, где ты?» (Чехов).
Часто риторические интонации имеют в прозе комическую направленность и являются средством создания так
называемой «сказовой» речи, имитирующей нарочитую бытовую «болтовню» «рассказчиков». Например: «Когда я услышал об этом, то меня как громом поразило! Я долго не хотел верить: боже правый!» Иван Иванович поссорился с Иваном Никифоровичем! Такие достойные люди! Что ж теперь прочно на этом свете?» (Гоголь).
Эмоционально-риторические интонации могут иметь иногда и оттенок нарочитой недоговоренности, обозначаемый многоточием». Они могут выражать и прямой намек на что-то недоговоренное по каким-то причинам. («Вы тоже, маменьки, построже || За дочерьми глядите вслед, || Не то, не то, избави Боже...» — Пушкин.)
Таковы основные интонационно-синтаксические средства художественной выразительности.
Глава XVIII