Тенденция к нарушению тождества единиц языка

Одним из следствий обособленности эволюционных процессов, протекающих в плане выражения и в плане содержания, являет­ся, как было сказано, несовпадение в членимости языковых пла­нов на функциональные единицы. Другой результат этого про­цесса можно видеть в развертывании тенденции к варьированию единиц языка. Утрата тождества со стороны значения происходит независимо от нарушения тождества со стороны формы, и соответ­ственно — наоборот. Стоит подчеркнуть, что эта особенность со­ставляет универсальное свойство языковых знаков. «Фундамен­тальной чертой, присущей всем языкам, — писал Е. Курилович, — является отсутствие однозначного соответствия между звуковой формой слова и его значением» [16, 47].

Фонологизация позиционных чередований, ассимиляция и дис­симиляция звуков в слове, явление сингармонизма, дифтонгиза­ция, влияние словесного ударения на произношение звуков, в частности редукция неударных слогов, разрушение конца слова и многие другие процессы фонетического развития постоянно на­рушают идентичность формы, не затрагивая ее значения. Ср. рук-а и руч-ной, хож-у и ход-ил, бег-у и беж-ал, исп. cont-ar — cuent-o, pens-ar — piens-o, ped-ir — pid-o, in-sano — im-posible — i-rregular, рум. ţar-ă — ţăr-an, dor — doar-e, sor-ă — sur-ori, merg — merge.

Хорошо известные закономерности семантического развития, в свою очередь, подрывают тождество знака со стороны значения, не отражаясь в то же время на его форме. Ср. легенда 'предание' и легенда 'объяснение условных знаков', письмо 'послание' и письмо 'письменность', бык 'животное' и бык 'опора моста', свод 'собрание' и свод 'перекрытие здания' и т. п.

С другой стороны, звуковые и семантические изменения могут вести и к образованию новых тождеств. Этот процесс, спорадиче­ский, скорее, чем регулярный, также протекает в плане выражения независимо от плана содержания и соответственно — наоборот. В языке создается омонимия и омосемия. Ср. исп. real 'царский' (от лат. regalis) и real 'действительный' (от лат. realis), vago 'сво­бодный' (от лат. vacuus) и vago 'бродячий' (от лат. vagus). Приме­ром, иллюстрирующим одновременно оба явления, могут послу­жить парадигмы испанских глаголов ser 'быть' и ir 'идти', кото­рые совершенно совпадают в одной части (формы претерита fui,<186> uiste, fue, fuimos, fuisteis, fueron одинаковы для обоих глаголов), давая пример омонимии. В то же время в парадигме каждого из названных глаголов присутствует супплетивизм (ср. ser — soy, eres, fue; ir — voy, fui, iba), представляя образец омосемии (или гетерофонии).

Развитие языка создает весьма запутанные отношения между единицами плана выражения и единицами плана содержания. Не­редки случаи возникновения частичного тождества, функциональ­ного совпадения разных единиц в определенных условиях (пози­ция взаимоисключения). Например, испанское сослагательное наклонение замещает будущие времена во временных предложе­ниях. Ср. Yo lo harй cuando tъ vengas 'Я это сделаю, когда ты при­дешь', но їCuаndo vendrбs? 'Когда ты придешь?' и Dudo que tъ vengas 'Сомневаюсь, что ты придешь'. Одна и та же форма (vengas) соотносится с разными значениями: буд. вр. изъявит. накл. и непрошед. вр. сосл. накл. В то же время одно и то же значение (буд. вр.) выражено двумя формами (vengas и vendrбs), которые в данном случае совершенно совпадают по функции, входя в одну и ту же систему временных противопоставлений.

В языке постоянно происходит подстановка одних форм вме­сто других в определенных позициях, в которых формальные раз­личия между элементами становятся несущественными для пони­мания их значения. Описанное явление чрезвычайно характерно для элементов, выражающих синтаксические отношения. Так, морфема род. п. в предложении Нет работы становится функцио­нальным эквивалентом морфемы им. п. в предложении Есть ра­бота.

Не менее, чем в синтаксисе перекрещивание функций рас­пространено в словообразовании. Хорошо известно, что одно де­ривационное значение почти всегда обслуживается целой серией элементов. В испанском языке для образования имен со значением носителя признака используются элементы -udo и -уn Ср. narigudo, narigуn 'носатый'. В то же время один и тот же суффикс почти всегда функционирует в разных семантических разрядах. Элемент-on в сочетании с основой существительного создает уве­личительные имена (mujerona 'крупная женщина', 'calderуn' 'боль­шой котел') и имена, указывающие на носителя признака (orejуn означает не 'большое ухо', а 'длинноухий'). Более того, есть слу­чаи, когда производные с этим суффиксом получают значение от­сутствия признака. Ср. rabуn означает уже не 'большой хвост' и не 'хвостатый', а 'бесхвостый'. К этому можно еще прибавить, что в сочетании с основой глагола элемент -on образует существи­тельные со значением однократного действия (ср. estrechуn 'по­жатие руки') и деятеля (ср. tragуn 'обжора').<187>

* * *

Попытаемся теперь суммировать основные типы отношений между функциональными единицами содержания и выражения в их парадигматическом аспекте:

1. Одной единице содержания соответствует одна единица вы­ражения — отношения 1 : 1. Ср. научные термины типа натрий, азот, а также некоторые обиходные знаки: такси, паркет, пальто (имеются в виду корневые морфемы этих слов).

2. Одной единице содержания соответствуют две или более еди­ницы выражения. Этот тип связи, крайняя форма которой создает супплетивизм (иначе гетерофонию, или омосемию), может быть раз­бит на ряд подтипов:

А. Единицы выражения находятся между собой в дополнитель­ном распределении относительно единиц содержания:

а) Различия между единицами выражения зависят от их фоно­логического окружения. Например, англ. table-s [z], part-s [s], coach-es [iz], фр. Grand Opйra [grг:t] и grand peintre [grг:].

6) Различия между единицами выражения обусловлены кон­тактами знакового уровня (в частности — классом доминирующего элемента, например, типом основы). Ср. испанский суффикс им­перфекта глаголов 1 и 2-3 спряжений habla-b-а и com-м-a. Ср. так­же англ. look-ed и take-n, boy-s u ox-en или русск. двер-и, окн-а; дет-ей, яблок-Ш, дурак-ов.

Б. Единицы выражения находятся между собой в отношении свободного варьирования. Ср. испанские дублетные формы им­перфекта сосл. накл. habla-se и habla-ra, comie-se и comie-ra.

3. Двум (или более) единицам содержания соответствует одна единица выражения — отношения 2 (или более) : 1. Примером мо­гут послужить испанские глагольные формы на -rнa — habla-rнa, come-rнa, которые одновременно входят в три ряда значимых про­тивопоставлений, передавая значения усл. накл., буд. в прош. и предположит. накл.

4. функциональный элемент коррелирует с одной отдельной морфемой и с морфемой общей у него с другим значением. Этот тип отношений предполагает наличие в синтагматическом плане совместной манифестации. Ср. англ. take — took, eat — ate, see — saw, come — came, run — ran.

5. Комбинированные отношения. Перечисленные типы отно­шений могут выступать в чистом виде, либо сочетаться между со­бой. Наиболее часто встречается комбинация второго и третьего типов, ведущая к созданию в языке цепочек частичных тождеств, типичных для языков флективно-фузионного типа.

Уже говорилось, что в испанском языке значение буд. вр. и наст. вр. сосл. накл. могут быть, в зависимости от синтаксических условий, выражены одной формой (venga). Между тем буд. вр. изъявит. накл. имеет и свою «собственную» форму (vendrб), кото<188>рая способна передавать еще и значение предположительности, отнесенной к наст. вр. К этому можно добавить, что значение буд. вр. в некоторых синтаксических позициях выражается формой наст. вр. изъявит. накл. (viene). Описанную сеть отношений можно обобщить в следующей схеме.

НЕДОСТАТОЧНОСТЬ ЗНАКОВОЙ СИГНАЛИЗАЦИИ. ВКЛЮЧЕНИЕ СМЫСЛОВОГО И СИТУАТИВНОГО КОНТЕКСТА В ДИСТИНКТИВНЫЙ
АППАРАТ ЯЗЫКА

В ходе предшествующего изложения было показано, что упот­ребление форм постоянно выходит за пределы одной функции, а выражение одного значения не ограничивается одной формой. Хорошо известно, сколь распространена, особенно в языках флек­тивных, омонимия парадигматических форм и перекрещивание функций единиц выражения. В естественных языках всегда широ­ко представлена омофония и гетерофония (алломорфия), или ина­че — омосемия и гетеросемия. В них присутствуют незначимые различия формы и в то же время остаются невыраженными многие различия, существующие в плане содержания. Недостаточность средств прямой сигнализации компенсируется вовлечением в ме­ханизм дифференциации побочных, сопутствующих знаков, на­бора переменных речевых сигналов — экспрессивной интонации, мимики, жеста, информации о классе соседних единиц и т. п. В дистинктивный механизм языка включается также языковое значение. Смыслы нередко разграничиваются через речевой или ситуа­тивный контекст. Мы различаем то значение слова стол, которое реализуется в каждом случае, опираясь либо на ту ситуацию, в которой оно было употреблено, либо на значение сопутствующего ему имени или глагола: ср. 1) деревянный стол, сесть за стол; 2) справочный стол, паспортный стол, стол находок, обратиться к начальнику стола; 3) диетический стол, стол для больных яз­вой, соблюдать стол.

Равновероятность выбора, не снятость полисемии знака со­держанием контекста либо нарушает коммуникацию, либо соз­дает шутку, каламбур, игру слов.

Так, следующий отрывок из пьесы Маяковского «Баня» по­строен на том, что между собеседниками постоянно происходит<189> нарушение взаимопонимания, вследствие невключенности дополнительного аппарата дифференциации:

Оптимистенко: В чем дело, гражданин?

Проситель. Я вас прошу, товарищ секретарь, увяжите, пожалуй­ста, увяжите.

Оптимистенко. Это можно. Увязать и согласовать — это можно. Каждый вопрос можно увязать и согласовать. У вас есть отношение?

Проситель. Есть отношение... такое отношение, что прямо прохо­ду не дает.

Оптимистенко. Это как же, вопрос вам проходу не дает?

Проситель. Да не вопрос, а Пашка Тигролапов.

Оптимистенко. Виноват, гражданин, как же можно Пашку увязать?

Проситель. Это верно, одному никак не можно увязать. Но вдвоем, втроем, ежели вы прикажете, так его и свяжут и увяжут. Я вас прошу, то­варищ, увяжите вы этого хулигана. Вся квартира от его стонет...

Оптимистенко. Тьфу! Чего же вы с такими мелочами в крупное государственное учреждение лезете? Обратитесь в милицию... Вам чего граж­даночка?

Просительница. Согласовать, батюшка, согласовать.

Оптимистенко. Это можно — и согласовать можно, и увязать. Каждый вопрос можно и увязать и согласовать. У вас есть заключение?

Просительница. Нет, батюшка, нельзя ему заключение давать. В милиции сказали, можно, говорят, его на неделю заключить, а я чего, ба­тюшка, кушать буду? Он ведь из заключения выйдет, он ведь опять меня побьет.

Оптимистенко. Виноват, гражданочка, вы же заявили, что вам согласовать треба. А чего же вы мне мужем голову морочите.

Просительница. Меня с мужем-то и надо, батюшка, согласовать, несогласно мы живем, нет, пьет он очень вдумчиво. А тронуть его боимся, как он партейный.

Оптимистенко. Тьфу! Да я же вам говорю, не суйтесь с мелочами в крупное государственное учреждение.

Особенно велика роль семантического окружения в механиз­ме смыслоразличения знаков, указывающих на отношения между словами. Так, например, знак твор. п. указывает на разные типы отношений внутри следующих сочетаний: писать карандашом, командовать отрядом, закончить строительством, идти дорогой, идти шагом, облить водой, говорить намеками и т. д. Знак отно­шения может интерпретироваться по-разному в зависимости от того, какие семантические типы единиц он связывает. Ср. русск. чтение книги и чтение ученика; англ. the shooting of the lions и the shooting of the hunters. В этом случае принято считать, что семан­тический класс единиц приобретает синтаксическую релевант­ность.

Таким образом, в функционировании языка участвует, наряду с собственно семиотическим механизмом, еще и переменный, сколь­зящий аппарат дифференциации, создаваемый смысловым и ситуа­тивным контекстом. Этот аппарат компенсирует, выправляет сдвиги в отношениях между языковыми планами, порождающие недостаточность знаковой сигнализации (омофонию).<190>

ИЗЛИШНЯЯ СИГНАЛИЗАЦИЯ. ОТСУТСТВИЕ ПРЯМОЙ СВЯЗИ МЕЖДУ
ЕДИНИЦАМИ ЯЗЫКОВЫХ ПЛАНОВ

Присутствие в языке незначимых, нефункциональных разли­чий формы и невыраженных различий содержания побуждает предположить, что языковые планы не связаны (или не всегда связаны) между собой непосредственно. Можно думать, что связь между звучанием и значением осуществляется в языке ступенчато. На каждой ступени происходит изменение критерия релевантно­сти, или иначе — принципов отождествления единиц языка, в сто­рону их постепенного расширения, постепенного отрешения от различий в форме, не несущих в тех или других условиях дистинктивной функции. Так, различия между русскими фонемами [г] и [ж], существенные с точки зрения современной фонологической системы, не влияют на значение таких корневых морфем, каклуг и луж-ок, пирог и пирож-ок, берег-у и береж-ешь. Изменение ре­левантности фонологических критериев на морфологическом уров­не, частичное снятие фонологических оппозиций в составе конкрет­ных морфем исследуется в морфонологии, изучающей связи между фонологическим и морфемным уровнями языка. Но и морфемные различия оказываются не всегда существенными для понимания следующей по величине единицы — словоформы. Так, в приводи­мом ниже ряду одно и то же грамматическое значение представлено разными морфемами (т. е. совершенно разными единицами выра­жения): сестр-ой, брат-ом, ча-ем. Различия в морфемном строении не мешают нам отождествлять такие слова, как иду — шел, англ. go — wen-t. Подобные формы называются супплетивными, так как они дополняют друг друга в парадигме, или, как теперь говорят, находятся в отношении дополнительного распределения. Наконец, различия в синтаксической организации не всегда суще­ственны для понимания смысловой структуры словосочетаний и предложений. Присутствие разных падежных форм — винитель­ного и творительного — в сочетаниях вести бригаду, возглавлять трест — с одной стороны, и руководить бригадой, управлять тре­стом — с другой, не отражается на смысловой структуре приве­денных словосочетаний, в которых выражено действие, направлен­ное на некоторый объект.

Можно привести сходную серию примеров из английского языка. Фонематические различия между [f] и [v] снимаются в морфемахhalfиhalv-es. Морфематическое различие вgoodи bett-er, boy-s иox-en оказывается безразличным для понимания этих образований. Разница в словесной структуре can и to be able 'мочь' может быть сброшена со счетов, когда последнее стоит в форме будущего времени, общей для простого глагола и глаголь­ного сочетания42.<191>

Таким образом, на пути от плана выражения к плану содержа­ния, от фонемного яруса к семемному выделяется ряд уровней, зна­менуемых изменением критерия тождественности: то, что пред­ставляется разным на более низком уровне, может оказаться функ­ционально одним и тем же на более высоком уровне. Многие дистинктивные черты постепенно нивелируются, «выходят из игры», перестают выполнять смыслоразличительную роль внутри кон­кретных единиц следующего по высоте уровня. Тождество озна­чаемого морфемы не обязательно предполагает полное тождество фонематического состава означающего. Идентичность значения слов не обязательно требует тождества входящих в него морфем (если считать супплетивные элементы разными морфемами). Тож­дество смысловой структуры некоторых словосочетаний и пред­ложений может быть установлено без отождествления их синтак­сического строения.

Применение на разных уровнях неодинаковых критериев идентификации и ведет, как уже отмечалось выше, к выделению в языке пар единиц, соответствующих одному сегменту текста. Ср. фонема и морфонема, морфема и сема (или морфа и морфема), слово и лексема, сло­восочетание и синтаксема (или словосоче­тание и конфигурация). Эти единицы, тождествен­ные на одном уровне и нетождественные на другом, покрывают асимметрию в строении языковых планов, позволяя показать в описании языков нефункциональность некоторых различий в форме.

Необходимость раздвоения всех значимых единиц языка про­диктована тем, что асимметрия в строении языковых планов, которая была раскрыта выше на примере минимальной значимой единицы (см. стр. 184—189), действительна не только по отношению к простому знаку, но и применительно ко всем последующим, более сложным, образованиям. Несовпадение формы и функции пронизы­вает всю структуру языка, все его ярусы, все знаковые образова­ния. Устранение незначимых (и в этом смысле излишних, «пустых») различий в форме оказывается возможным благодаря тому, что формально различающиеся единицы встречаются, как правило, во взаимоисключающих позициях, или иначе — находятся в отно­шении дополнительного распределения. Таким образом, обилие вариантов в языке нивелируется позицией, за которой закреплен каждый из них. Понятия варьирования и позиции тесно между собою связаны.<192>

ТЕНДЕНЦИЯ ГРУПП ЗНАКОВ К ИДИОМАТИЗАЦИИ.
МНОГОПЛАНОВОСТЬ ОЗНАЧАЕМЫХ

Сдвиги между единицами содержания и выражения, особенно явственно заметные внутри слова, выправляются в случае гетерофонии тем, что каждый вариант соотнесен со строго определенным набором позиций. При омофонии смещения в строении языковых планов выравниваются путем привлечения дополнительного ап­парата дифференциации. Немалую роль в уточнении знаковой сиг­нализации языка играет то свойство слова (и больших чем слово единиц), которое принято называть идиоматичностью. Под идиоматичностью подразумевается произвольность связи означаемого и означающего, конвенциональная закрепленность данного смысла за данной формой. Абсолютно идиоматичной (немотивированной) единицей языка может быть только простой знак. Но это свойство присуще, хотя и в разной степени, также и составным образова­ниям — слову, словосочетанию, предложению. Стремление к еди­ной знаковой функции характеризует в первую очередь слово как свободную единицу языка, нивелируя в процессе его семанти­ческой эволюции отдельные значения входящих в него морфем.

Вернемся к приводившемуся уже ранее примеру (см. стр. 187). Наиболее широко распространенным значением испанского уффикса -уn является значение увеличительности (ср. hombrуn 'очень крупный мужчина', cucharуn 'большая ложка'). Можно было бы подумать, что pelуn (от существительного pelo 'волосы') означает 'длинные или густые волосы, шевелюра'. Но никому из говорящих по-испански никогда не придет в голову связать это значение со словом pelon. Когда суффикс -уn присоединяется к названиям частей тела, значение увеличительности в нем обычно осложняется значением принадлежности: суффикс -уn указывает не на сам предмет, а на его владельца, обладателя. Ср. barrigуn 'пузатый', cabezуn 'головастый'. Согласно этой словообразова­тельной модели слово pelуn должно было бы означать 'волосатый', 'косматый', 'длинноволосый'. Но и на этот раз мы попали паль­цем в небо. Pelуn указывает не на наличие признака, а как раз наоборот — на его отсутствие. Это слово значит 'лысый, безволо­сый'. Тот, кто захочет понимать смысл сообщения, не отступая от смысла знаковых сигналов, окажется в этом случае жестоко обма­нутым. Но говорящие по-испански никогда не вводят друг друга в заблуждение, употребляя слово pelon, так как они знают, что его значение, как и значение огромного множества других слов и сочетаний слов, идиоматично, т. е. в определенной степени неза­висимо от значений образующих его частей.

Рождение (или лучше сказать вызревание) в языке нового зна­ка осуществляется путем постепенного уменьшения мотивированности отношений между означаемым и означающим, ведущего к установлению между ними прямой связи.<193>

Новые знаки в языке, как известно, не создаются искусствен­но путем произвольного комбинирования фонем в поисках еще не использованных сочетаний, а образуются из уже существующих знаков в ходе их постепенной эволюции в сторону опрущения, по­давления первоначальных значений и создания прямой знаковой связи между новым означаемыми старым, уже ранее бытовавшим в языке, означающим. Например, употребляя сейчас слово соот­ветствовать, говорящие уже не думают о совместном ответе, произнося слово благодаря, не имеют в виду чувства благодарно­сти, которое, в свою очередь, не ассоциируется более с дарением блага. Глагол сердиться не вызывает уже представлений о сердце, а сердце — о середине. Значения образующих слово единиц выра­жения оказались в положении «вне игры», ибо слово (или, точнее, его основа) становится единым, семантически нечленимым зна­ком.

Процессы опрощения развертываются очень медленно. В каж­дом состоянии языка присутствует много промежуточных об­разований, означающие которых еще не вполне утратили связь с более ранними значениями. Многим языковым знакам поэтому свойственна двуплановость означаемого, в котором, наряду с прямым значением, присутствует то, что принято называть «вну­тренней формой» данной единицы. Аналогичное свойство, в целом чуждое искусственным системам передачи информации, можно от­части наблюдать в тех кодах, которые пользуются иконическим или пиктографическим принципом. Так, например, изображение бегущих детей в знаках ОРУДа означает 'Осторожно! Рядом шко­ла'.

Многоплановость означаемого, внутренняя форма которого отражает иногда несколько ступеней семантического развития, будучи непременным свойством всех естественных языков, ярко проявляется в художественной литературе, участвуя в создании эстетической функции, отсутствующей у искусственных, стабиль­ных систем сигнализации. Один из основных принципов создания художественного образа как раз и состоит в употреблении слова со сдвигом в значении, в результате чего в нем одновременно присут­ствуют два (или более) семантических слоя. Ср.:

Улыбнулись сонные березки,

Растрепали шелковые косы.

Шелестят зеленые сережки

И горят серебряные росы

(С. Есенин. С добрым утром!)

В этом четверостишии две трети слов употреблены в непрямом значении, семантически двуплановы. Такое использование сло­весных знаков, искусственное расслоение их означаемых, ведет к созданию определенного художественного эффекта: сквозь об<194>раз березки начинает просвечивать образ молодой девушки. Так косвенным путем осуществляется сравнение.

Итак, одной из специфических черт языка как естественной знаковой системы является тяготение его единиц к идиоматизации, постепенному опрощению, в процессе которого возникает семантическая многоплановость знака.

Асимметрия знака, сдвиги в отношениях между формой и функ­цией, подчас препятствующие достижению коммуникации, имеют прямое отношение к формированию эстетической функции языка. Неточность сигнализации, способность одного знака соотноситься с разными денотатами широко используется для создания худо­жественного образа.

* * *

Резюмируем сказанное в настоящем разделе. Способность язы­ка самопроизвольно развиваться, характер этого развития, его закономерности (такие, как постепенность языковой эволюции, известная автономность и разный темп развития языковых пла­нов, тенденция к опрощению, идиоматизации составных единиц или групп знаков, несовпадение «единиц развития» и «единиц функционирования» и др.) формируют некоторые свойства языка как знаковой системы, неизбежные у естественных языков, но не­предполагаемые с необходимостью их семиотической природой. Эти свойства, наряду с той спецификой, которая вызвана особыми семиотическими задачами и условиями функционирования языка в человеческом обществе, обеспечивают естественным языкам уни­кальное место среди прочих семиотических систем. К числу этих черт языка относятся прежде всего следующие его характеристи­ки: 1) наличие переходных промежуточных образований, 2) не­обязательность соответствия формальной и функциональной структуры единицы языка, 3) отсутствие однозначной соотнесен­ности между типом означающего и типом означаемого, 4) неодно­родность выражения в языке одинаковых системных функций, 5) несоответствие в иерархической организации единиц плана выражения и единиц плана содержания, 6) асимметрия в строении языковых планов, порождающая излишество и недостаточность языковой сигнализации, 7) несовпадение понятия лингвистичес­кого знака и функциональной единицы языковой системы, 8) на­личие промежуточных уровней, опосредующих связь между язы­ковыми планами, 9) существование, наряду с постоянным, пере­менного механизма дифференциации, создаваемого смысловым и ситуативным контекстом, 10) частичная мотивированность мно­гих языковых знаков, обусловливающая многоплановость озна­чаемого, наличие у него так называемой «внутренней формы».

Некоторые из названных черт спорадически обнаруживаются и в искусственных системах сигнализации, создавая неудобство в их применении и понимании. Например, в бое часов один удар<195> обычно означает половину любого часа, а также один час пополуд­ни и пополуночи. Следовательно, два раза в сутки часы бьют три раза подряд по одному удару. Для того чтобы правильно припи­сать каждому из этих ударов означаемое, необходимо знать его «дистрибуцию», окружение, либо находящуюся вне знаковой си­стемы ситуацию. Таким образом, и в других знаковых системах можно встретиться с явлением омонимии, недостаточности сигнала для его понимания. Однако если перечисленные явления состав­ляют спорадические и редкие черты искусственных кодов, то они представляют собой постоянные и неизбежные свойства естест­венных языков. Присутствие в языке черт, не диктуемых его семио­тической функцией, требует применения в лингвистическом ана­лизе особых методов, излишних в изучении и описании искусст­венных систем сигнализации. Эти методы, не будучи общими у лингвистики с теорией прочих знаковых систем, тем не менее могут быть охарактеризованы как структурные, базирующиеся на функ­циональном (то есть собственно семиотическом, знаковом) подходе к языку.

БИБЛИОГРАФИЯ

1. Н. Д. Арутюнова. О значимых единицах языка. — В кн.: «Иссле­дования по общей теории грамматики». М., 1968.

2. Н. Д. Арутюнова. Стратификационная модель языка. «Филол. науки», 1968, №1.

3. С. Карцевский. Об асимметричном дуализме лингвистического знака. — В кн.: В. А. Звегинцев. История языкознания XIX—XX ве­ков в очерках и извлечениях, ч. II. М., 1965.

4. О. Лешка. Иерархия ярусов строя языка и их перекрывание. — В кн.: «Единицы разных уровней грамматического строя языка и их взаимодей­ствие». М., 1969.

5. А. Мартине. Основы общей лингвистики. — В сб.: «Новое в лингви­стике», вып. 3. М., 1963.

6. В. Скаличка. О грамматике венгерского языка. — В кн.: «Пражский лингвистический кружок». М., 1967.

7. В. Скаличка. Асимметричный дуализм языковых единиц. — Там же.

8. Ф. де Соссюр. Курс общей лингвистики. М., 1933.

9. С. Е. Вazell. On the problem of the morpheme. — RiL, v. II. Chicago, 1966.

10. С. Е. Вazell. The sememe. — Там же.

11. R. Dikson. Linguistic science and logic. 's-Gravenhage, 1963.

12. R. Godel. La question des signes zйro. «Cahiers F. de Saussure», 1953, №11.

13. М. Hallidaу. Categories of the theory of grammar. «Word», 1961, v. 17, №3.

14. Ch. Hockett. Problems of morphemic analysis. «Language», 1947, v. 23, №4.

15. A. Juilland. Outline of the theory of structural relations. s-Graven­hage, 1961.

16. J. Кuriłоwicz. Le mecanisme diffйrenciateur de la langue. «Cahiera F. de Saussure», 1963, №22.

17. S. Lamb. The sememic approach to structural semantics. «American An­thropologist», 1964, v. 66, № 3.

18. S. Lamb. Outline of the stratificational grammar. Washington, 1966.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ