Присоединение (Cumulation)
Особой формой связи между предложениями является такая связь, которая называется присоединительной. Академическая грамматика современного русского языка называет присоединением такую «связь двух предложений в составе сложного, при которой содержание второго предложения является дополнительным сообщением, вызванным содержанием первого предложения или возникшим по поводу него».1
Присоединительная связь предложений может быть выражена различными способами: интонацией и паузой, союзами и другими средствами.
Такое определение не полностью раскрывает многообразие форм присоединения, типичного для английского литературного языка. Мы будем называть, вслед за акад. Виноградовым, присоединительными связями такие, которые объединяют предложения далекие по смыслу, но при неожиданном сближении образуют единое сложное понятие и применяются обычно для описания персонажа, события, «кусочка действительности».2 Например:
She and that fellow ought to be the sufferers and they were in Italy (J. Galsworthy.)
1 Грамматика русского языка. АН СССР, т. II. ч. II, стр. 257.
2 Виноградов В. В. Язык Гоголя и его значение в истории русского языка. Сб. «Материалы и исследования по истории русского литературного языка». АН СССР, т. III, 1953, стр. 29.
250
В этом предложении часть, присоединенная союзом and, представляется немотивированной, как бы логически разорванной. Но это лишь внешнее впечатление. Не требуется особого усилия, чтобы восполнить недостающее: «те, кто должен был страдать, наслаждаются отдыхом в Италии».
Следовательно, присоединение это такая форма сцепления предложений, где какая-то часть высказывания между двумя сцепленными предложениями ощущается как опущенная.
Здесь уместно будет напомнить интересное высказывание Людвига Фейербаха, приведенное В. И. Лениным в его философских тетрадях с замечанием на полях «метко»... «Остроумная манера писать состоит, между прочим, в том, что она предполагает ум также и в читателе, что она высказывает не все, что она предоставляет читателю самому себе сказать об отношениях, условиях и ограничениях, при которых высказанная фраза только и является действительной и может быть мыслимой».1
Прием присоединения типичен для устного типа речи, поскольку, как указывалось выше, условия общения легко разрешают такого рода опущения.
Для присоединительных конструкций в современном английском языке типично наличие союзной связи. Присоединение обычно осуществляется союзами and и but. Бессоюзное присоединение не типично для языка художественной прозы в современном английском языке, так как бессоюзная связь вообще осуществима лишь при наличии определенной смысловой связи, заменяющей наличие формально-грамматической, союзной связи. Бессоюзное присоединение является противоречием, поскольку сам прием присоединения предполагает какой-то разрыв «смысловой ткани», образует «неожиданный смысловой скачок»,2 а этот разрыв как бы снимается наличием связующей частицы. Чаще всего это союз and; он по своим функциям больше всего подходит для реализации присоединения.
1 Ленин В. И. Философские тетради. М.: Партиздат, 1936. - C. 73.
2 Виноградов В. В. Стиль Пушкина. Гос. изд. худ. лит-ры., 1941. - C. 194.
251
Возможность восстановления опущенного зависит от характера связи между двумя компонентами смыслового целого. Так в предложении: It was an afternoon to dream. And she took out Jon's letters (J. Galsworthy.) связь настолько тесная, что вряд ли требуется пояснить, что опущено.
При более тщательном анализе такой присоединительной конструкции можно придти к выводу, что мы имеем дело с особым стилистическим использованием союза and, где этот союз выступает в своей основной функции соединения, но соединения немотивированного, не вытекающего из содержания соединяемых частей. Как видно из вышеприведенных примеров, присоединение есть особая форма сцепления предложения. Это не сочинение и не подчинение.
Акад. Виноградов так описывает стилистический эффект присоединительных конструкций: «Сохраняя свою синтаксическую связность, такая фраза, где неожиданная прицепка какого-нибудь члена вызывает ощущение смыслового несоответствия или контраста, все же представляется пониманию двойственной, противоречивой».1
Иногда присоединительная конструкция используется в целях контраста. Например:
Darkness came down on the field and city and Amelia was praying for George who was lying on his face dead, with a bullet through his heart. (W. M. Thackeray, Vanity Fair)
Здесь присоединительная конструкция, начинающаяся с союза and не создает такого резкого разрыва с первым предложением, благодаря словам field и city, которые как бы связывают в единое целое все высказывание. Иными словами, the field связано с George who was dead; city связано с Amelia who was praying for George.
Само понятие «присоединительная конструкция» является понятием стилистическим. Это — определенный стилистический прием, используемый главным образом как средство стилистической связи между отдельными частями высказывания и в определенных целях высказывания.
1 Виноградов В. В Стиль Пушкина, Гос. изд. худ. лит-ры., 1941, стр. 194.
252
Если в живой разговорной речи союзами and, but и др., присоединяется неожиданно возникшая мысль, которая может быть оторвана от предыдущего высказывания, то в художественном произведении, литературно обработанном, такое присоединение является не случайно возникшим добавлением, а умышленно выработанным. Самый характер связи приобретает оттенок нарочито сближенный, т. е. преследующий определенные цели. Присоединительные конструкции имеют весьма большое разнообразие стилистических функций. Большинство из них выявляется главным образом в связи с той частью высказывания, которая является подразумевающейся. Вообще необходимо подчеркнуть, что в присоединительных конструкциях нет опущенного предложения или части высказывания, а только подразумеваемое, полностью невыраженное.1
Из этого подразумеваемого можно вывести характер стилистических функций присоединения. В примере из In Chancery, приведенном выше, стилистическая функция присоединительной конструкции — вызвать ощущение, эмоцию возмущения. Этому способствует также и восклицательный характер присоединительной конструкции. В предложении из «Ярмарки тщеславия» функция присоединительной конструкции — усилить созданное лексическими средствами противоречие (молитва о жизни человека, который уже мертв). Присоединительные конструкции часто употребляются для выражения состояния взволнованности, характерного для героя.
Как указывалось выше, присоединение это особая форма связи между предложениями, основанная на особенностях разговорной устной речи. В устной разговорной речи, в особенности в диалоге, часто отдельные части высказывания представляются немотивированно связанными. Такая связь осуществляется в русском языке союзом а. В статье доц. Крючкова указывается, что уже в XIX в. «К. С. Аксаков довольно точно описал присоединительные оттенки в значении союза а: а в устном вещании выражает именно добавление, речение как бы неожиданное, нечаянное, вдруг
1 Поспелов Н. С. О грамматической природе и принципах классификации бессоюзных сложных предложений. Сб. «Вопросы синтаксиса современного русского языка», Учпедгиз, 1950, стр 341.
253
пришедшее в голову, которое и соответствует характеру разговорной речи».1
Это замечание Аксакова важно для понимания природы присоединительной конструкции.
Нигде союзы так не обрастают дополнительными экспрессивными оттенками, как в присоединительных конструкциях. Таково, например, употребление союза and:
The Forsytes were resentful of something, not individually, but as a family; this resentment expressed itself in an added perfection of raiment, an exuberance of family cordiality, an exaggeration of family importance, and — the sniff. (J. Galsworthy.)
Присоединение and — the sniff в какой то степени мотивировано. Его связь с предыдущим высказыванием an exaggeration of family importance остается очевидной. Однако, столь многообразно по семантическим оттенкам слово sniff что оно оказывается логически несвязанным с перечисленным рядом описаний характерных черт семейства Форсайтов.2
Присоединительные конструкции обычно отделены от основного высказывания всякими графическими знаками: тире, многоточие, подсказывающими определенное интонационное выделение присоединяемых слов и выражений. В некоторых случаях тире следует за союзом иногда — до. Если тире следует за союзом and, то присоединяемое слово или конструкция обычно представляется наименее логически связанными. Например: and — the sniff в приведенном примере.
Или:
She says nothing, but it is clear that she is harping on this engagement, and — goodness knows what.
(J. Galsworthy.)
Если же тире (соответственно и пауза) находится перед союзом and, то смысловая мотивированность связи увеличивается. Например:
1 Крючков C. Е. О присоединительных связях в современном русском языке. Сб. «Вопросы синтаксиса современного русского языка», Учпедгиз, 1950. C. 397.
2 Интересно отметить также прием лингвистического оксюморона, использованный автором в этом примере. Высоко-литературные слова raiment, exuberance, cordiality, exaggeration и др. насильственно сближены с живым разговорным sniff.
Soames felt in excellent spirits when he arrived home, and confided to Irene at dinner that he had had a good talk with Bosinney, who really seemed a sensible fellow; they had had a capital walk too, which had done his liver good — he had been short of exercise for a long time — and altogether a very satisfactory day.
(J. Galsworthy.)
Противительный союз but по своей природе значительно более оправдывает немотивированное сближение частей высказывания, чем соединительный союз and.
В романе Абрахамса "The Path of Thunder" мы находим следующий пример присоединительной конструкции, которая начинается после союза but: It was not, Capetown, where people only frowned when they saw a black boy and a white girl. But here . . . And he loved her. Присоединение and he loved her оказывается довольно тесно связанным с but here. Подразумеваемое здесь становится достаточно ощутимым.
В примере же из романа Голсуорси, приведенном выше, . . . and they were in Italy автору самому приходится указать на разрыв в логическом построении мыслей Сомса.
Присоединительные конструкции, являясь по своей природе родственными характерному явлению устного типа речи, чаще всего встречаются в несобственно-прямой речи. Не будет преувеличением заметить, что одним из основных приемов, создающих несобственно-прямую речь, является присоединение.
Присоединительные конструкции используются как прием для введения несобственно-прямой речи. Они могут вводить высказывание, являющееся оценкой фактов и событий, изложенных раньше. Присоединительные конструкции могут выражать следствие, вытекающее из изложенного ранее и осуществлять неожиданное сближение символически обобщенных предметов или понятий. Во всех этих функциях присоединительных конструкций всегда налицо неожиданность сближения. Даже следствие, которое обычно вытекает из причины, изложенной ранее, в случае употребления присоединительной конструкции становится не столь очевидным.
В противовес точному логическому членению высказывания присоединение имеет целью возбудить в читателе те
255
предположения, ассоциации, при которых «высказанная фраза только и является действительной и может быть мыслимой».
Многосоюзие
Многосоюзие — это стилистический прием связи отдельных частей высказывания, в котором союз или союзное речение повторяются перед каждым компонентом. Многосоюзие всегда связано с перечислением однородных членов предложения и, в большинстве случаев, имеет функцию выделения каждой составной части ряда (которую можно также назвать разделительной функцией). Например:
"The heaviest rain, and snow, and hail, and sleet, could boast of the advantage over him in only one respect." (Ch. Dickens)
Повторение предлога with в поэме Лонгфелло "The Song of Hiawatha" использовано с той же целью:
"Should you ask me, whence these stories?
Whence these legends and traditions,
With the odours of the forest,
With the dew and damp of meadows,
With the curling smoke of wigwams,
With the rushing of great rivers,
With their frequent repetitions,
And their wild reverberations,
As of thunder in the mountains?"
Повторы союзов и союзных речений придают ритмически организованный характер высказыванию. Иногда ритм, вызванный многосоюзием, приближается к стихотворному. Союзы являются неударяемыми элементами предложения и, поставленные между словами полнозначными, образуют чередование неударных и ударных элементов. Таким образом, многосоюзие имеет и функцию ритмической организации высказывания.
Повторы союзов служат также для объединения высказывания в единое смысловое целое. Объединительная функция многосоюзия вытекает из самой природы союзов.
Многосоюзие иногда используется в функции типичной для наречия then, т. е. для выражения последовательности.
256
Так в отрывке из романа Диккенса "Our Mutual Friend", многосоюзие используется для обозначения ряда последовательных действий.
"Then Mr. Boffin ... sat staring at a little bookcase of Law Practice. and Law Reports and at a window, and at an empty blue bag, and a stick of sealing-wax, and at a pen, and a box of wafers, and an apple, and a writing-pad — all very dusty — and at a number of inky smears and blots, and at an imperfectly disguised gun case pretending to be something legal, and at an iron box labelled "Harmon Estate", until Mr. Lightwood appeared."
К многосоюзию как стилистическому приему откосится повторение всяких частиц, поскольку они, подобно союзам, не являются полнозначными словами и поскольку при повторении они выявляют те же функции, что и союзы. Например:
Not colour or creed or race or class whether he is white or blue or green. (P. Abrahams)
17-323
ПОВТОРЫ
Под лексическим повтором понимается повторение слова, словосочетания или предложения в составе одного высказывания (предложения, сложного синтаксического целого, абзаца) и в более крупных единицах коммуникации, охватывающих ряд высказываний.
«Повторение, — пишет Вандриес, — есть также один • из приемов, вышедших из языка эффективного. Этот прием, будучи применен к языку логическому, превратился в простое грамматическое орудие. Его исходную точку мы видим в волнении, сопровождающем выражение чувства, доведенного до его высшего напряжения».1
Действительно, повтор как стилистический прием является типизированным обобщением имеющегося в языке средства выражения возбужденного состояния, которое, как известно, выражается в речи различными средствами, зависящими от степени и характера возбуждения. Речь может быть возвышенной, патетической, нервной, умиленной и т. д. Возбужденная речь отличается фрагментарностью, иногда алогичностью, повторением отдельных частей высказывания. Более того, повторы слов и целых словосочетаний (также как и фрагментарность и алогичность построений) в эмоционально-возбужденной речи являются закономерностью. Здесь они не несут какой-либо стилистической функции. Например:
"Stop!" — she cried, "Don't tell me! I don't want to hear; I don't want to hear what you've come for. I don't want to hear"
(J. Galsworthy.)
1 Вандриес Ж. Язык. Соцэкгиз, М., 1937, стр. 147.
258
Повторение слов "I don't want to hear" не является стилистическим приемом. Эмоциональная экспрессивность повторения слов здесь основана на соответствующем интонационном оформлении высказывания и выражает определенное психическое состояние говорящего.
Обычно в тексте художественных произведений, где описывается такое возбужденное состояние героя, даются авторские ремарки (cried, sobbed, passionately и т. п.).
Совершенно другое значение имеют повторы отдельных слов и выражений в народно-поэтическом творчестве. Известно, что устная народная поэзия широко пользуется повторением слов в целях замедления повествования, придания песенного характера сказу, и часто вызывается требованиями ритма.
В некоторых художественных произведениях повторы используются в целях стилизации народно-песенной поэзии. Примеры такой стилизации фольклорно-песенных повторений мы находим, например, в следующем стихотворении Р. Бернса:
My heart's in the Highlands, my heart is not here, My heart's in the Highlands a-chasing the deer. Chasing the wild deer and following the roe, My heart's in the Highlands wherever I go.
Повтор может быть использован не только в стилистических целях, он может быть и средством придания ясности высказыванию, помогающим избежать туманности изложения. Так, в примере из «Записок Пиквикского клуба»:
"A casual observer, adds the secretary to whose notes we are indebted for the following account, a casual observer might have no ticed nothing extraordinary in the bald head of Mr. Pickwick ..."
повторяющееся сочетание a casual observer служит не целям эмфазы, а используется для придания ясности изложению. Такие повторения обычно появляются в сложноподчиненных предложениях, содержащих цепь придаточных определительных предложений, или при наличии развернутой авторской ремарки.
Повторы, использованные в стилистических функциях эмфазы, обычно классифицируются по композиционному принципу, то есть месту повторяющейся единицы в составе предложения или абзаца.
17* 259
Так выделяется повтор слов, словосочетаний и целых предложений, которые расположены в начале отрезков речи (предложений, синтагм, речевых групп). Такие повторы носят название анафоры (единоначатие). Например:
For that was it! Ignorant of the long and stealthy march of passion, and of the state to which it had reduced Fleur; ignorant of how Soames had watched her, seen that beloved young part of his very self fair, reach the edge of things and stand there balancing; ignorant of Fleur's" reckless desperation beneath that falling picture, and her father's knowledge there of — ignorant of all this everybody felt aggrieved.
(J. Galsworthy.)
Стихотворение Томаса Гуда "November" целиком построено на анафоре. Повторяющееся в начале каждого предложения отрицание по завершается каламбуром. Слово November воспринимается в цепи анафор как другие сочетания с "по".
No sun — no moon! No morn — no noon —
No dawn — no dusk — no proper time of day-No sky — no earthly view-No distance looking blue — No road — no street — no "t'other side the way" No end to any Row No indications where the Crescents go — No top to any steeple No recognition of familiar people! No warmth — no cheerfulness, no healthful ease, No comfortable feel in any member; No shade, no shine, no butterflies, no bees, No fruits, no flowers, no leaves, no birds, November!
Повторы в конце предложения (абзацев и т. д.) носят название эпифоры (концовка). В следующем отрывке из романа Диккенса "Bleak House" эпифора представляет собой целое словосочетание:
"I am exactly the man to be placed in a superior position, in such a case as that. I am above the rest of mankind, in such a case as that. I can act with philosophy, in such a case as that."
Повтор может быть оформлен и таким образом: повторяющаяся единица (слово, словосочетание, предложение) находится и в начале и в конце отрывка, образуя своеобразную рамку. Такой повтор носит название кольцевого повтора (framing). Например:
260
Poor doll's dressmaker! How often so dragged down by hands that should have raised her up; how often so misdirected when losing her way on the eternal road and asking guidance! Poor, little doll's dressmaker!
(Dickens.)
Из других композиционных форм повтора следует упомянуть анадиплосис (подхват или с т ы к). Слово, которым заканчивается предложение или короткий отрезок речи повторяется в начале следующего предложения или отрезка речи. Так, например, в «Манифесте Коммунистической партии» Маркса и Энгельса, слово fight выделено в высказывании подхватом:
"Freeman and slave. . . carried on an uninterrupted, now hidden, now open fight, a fight that each time ended, either in a revolutionary re-constitution of society at large, or in the common ruin of the contending classes."
Иногда в составе одного высказывания используется цепь подхватов. Такие повторы носят название цепных повторов.1
"A smile would come into Mr. Pickwick's face: a smile extended into a laugh: the laugh into a roar, and the roar became general."
(Dickens)
или:
"For glances beget ogles, ogles sights, sights wishes, wishes words, and words a letter." (Вуrоn.)
Каково же назначение повтора как стилистического приема? Каковы функции повторов в разных стилях речи?
Наиболее обычная функция повтора — функция усиления. В этой функции повтор как стилистический прием наиболее близко подходит к повторам как норме живой возбужденной речи. Так, например:
Those evening bells! Those evening bells! (Th. Moor e.)
Повторы, несущие функцию усиления, обычно в композиционном отношении очень просты: повторяющиеся
слова стоят рядом друг с другом. Другие функции повтора
_________
1 См. Кухаренко В. А. Виды повторов и их стилистическое использование в произведениях Диккенса, канд. дисс., М., 1955.
261
не так прямо связаны с тем эмоциональным значением, которое эти повторы имеют в живой разговорной речи. Функция других повторов обычно выявляется в самом контексте высказывания.
Так в следующем отрывке из романа Диккенса "Our Mutual Friend" повтор имеет функцию последовательности. Она проявляется даже без конечного then, которое уточняет эту функцию.
"Sloppy . . . laughed loud and long. At this time the two innocents, with their brains at that apparent danger, laughed, and Mrs Hidgen laughed and the orphan laughed and then the visitors laughed."
Повторение слова laughed, усиленное многосоюзием, служит целям образного воспроизведения описываемой сцены.
Иногда повтор приобретает функцию модальности. Например:
"What has my life been? Fag and grind, fag and grind Turn the wheel, turn the wheel." (Ch. Dickens)
Повтор здесь использован для передачи монотонности и однообразия действий. Эта функция реализуется главным образом ритмом, который образуется из-за повторения слов и словосочетаний. Такую же функцию модальности имеют и разнообразные повторы в "The Song of the Shirt" Томаса Гуда. Например:
Work — work — work!
Till the brain begins to swim! Work — work — work!
Till the eyes are heavy and dim! Seam, and gusset, and band,
Band and gusset, and seam, — Till over the buttons I fall asleep,
And sew them on in a dream!
Утомительное однообразие и монотонность действий выражена разными средствами. Важнейшим, конечно, является само значение оборотов Till the brain begins to swim! и Till the eyes are heavy and dim! Но лексически переданное утомление, вызванное работой, еще не указывает на однообразие, монотонность самой работы. Это передается повторами слов work и seam, and gusset, and band.
262
Другая функция, которая довольно часто реализуется повтором, — это функция нарастания. Повторение слов способствует большей силе высказывания, большей напряженности повествования. Эта функция родственна первой функции, указанной выше. Разница состоит в том, что нарастание выражает постепенность увеличения силы эмоций. Например:
. . .I answer to all these questions — Quilp — Quilp, who deludes me into his infernal den, and takes a delight in looking on and chuckling while I scorch, and burn, and bruise, and maim myself — Quilp, who never once, no, never once, in all our communications together, has treated me, otherwise than as a dog — Quilp, whom I have always hated with my whole heart, but never so much as lately. (Ch. Dickens.)
Повторение имени Quilp дает нарастание напряженности высказывания. Такой повтор настоятельно требует интонационного усиления (повышения тона).
Анафора часто используется в связующей, объединяющей функции. Так, в нижеприведенном примере мысль писателя связать, объединить разрозненные объекты наблюдения своего героя в одно целое осуществляется при помощи повтора слова now.
There stood Dick, gazing now at the green gown, now at the brown head-dress, now at the face, and now at the rapid pen in a state of stupid perplexity. (Ch. Dickens.)
В ряде случаев повтор служит для выражения многократности или длительности действия. В этой функции повтор является типизацией фольклорных повторов. Например: Fledgeby knocked and rang, and Fledgeby rang and knocked, but no one came.
В функции многократности действия особенно часто повторяются наречия, разделенные союзом and. Например: Не played the unhappy tune over and over again.
Часто многократность действия или длительность действия поддерживается и значением пояснительных слов и словосочетаний. Например: "I sat working and working in a desparate manner, and I talked and talked morning noon and night." Здесь длительность выражена формой глагола, повтором и словосочетанием noon and night.
Иногда повтор приобретает функцию смягчения резкости перехода от одного плана высказывания к другому. Так, например, в следующей строфе из поэмы Байрона "Don
263
Juan" повторение слов and then служит целям такого смягчения перехода:
For then their eloquence grows quite profuse:
And when at length they're out of breath, they sigh,
And cast their languid eyes down, and let loose
A tear or two, and then we make it up:
And then — and then — and then — sit down and sup.
Бывают случаи, когда повтор выступает в функции, которая противоречит самому назначению повтора, как средству выделения отдельных частей высказывания. Повторяющиеся единицы, слова и словосочетания служат лишь фоном, на котором резко выделяются другие, неповторяющиеся единицы высказывания. Так в следующих примерах повторяющиеся слова не являются тем элементом высказывания, который должен быть выделен,
"I am attached to you. But I can't consent and I won't consent and I never" did consent and I never will consent to be lost in you."
(Ch. Dickens.)
или:
At last I hope you got your wishes realised — by your Boffins. You'll be rich enough — with your Boffins. You can have as much flirting as you like — at your Boffins. But you won't take me to your Boffins. I can tell you — you and your Boffins too! (Ch. Dickens.)
Перечисленные здесь функции повторов ни в какой степени не ограничивают потенциальных возможностей этого стилистического приема. Как и всякое средство, рассчитанное на эмоциональный эффект, — это средство полифункционально.
Особо нужно отметить функцию, которая является второстепенной, но которая сопровождает в большинстве случаев другие, вышеуказанные функции повтора. Это функция ритмическая. Повторение одних и тех же единиц (слов, словосочетаний и целых предложений) способствует более четкой ритмической организации предложения, часто приближающей такую ритмическую организацию к стихотворному размеру. Вот предложение, в котором повторение сочетания and upon his создает определенный ритм:
"The glow of the fire was upon the landlord's bold head, and upon his twinkling eye, and upon his watering mouth, and upon his pimpled face, and upon his round fat figure." (Ch. Dickens.)
264
В результате частого употребления некоторые сочетания, повторяясь в неизменном виде, образуют фразеологические единицы, например, again and again или better and better, worse and worse. Эти сочетания настолько спаяны в семантико-структурном отношении, что являются уже фразеологическими единицами английского языка. Они обычно используются в целях выражения протяженности процесса становления нового признака. В этом случае повтор приобретает чисто смысловую функцию. Это становится особенно очевидным, если сравнить ранее приведенные примеры со следующим примером, где повторяющееся слово again выступает не в составе фразеологической единицы:
". . . he arose and knocked with his staff again, and listened again and again sat down to wait." (Ch. Dickens.)
Особый тип повтора представляет собой так называемый корневой повтор.1 Сущность этого приема заключается в том, что к существительному или глаголу, расширившему свое значение, присоединяется в качестве определения слово той же основы, которая как бы возвращает своему определяемому истинный смысл. Например:
"То live again in the youth of the young." (J. Galsworthy.) или: "He loves a dodge for its own sake; being . . . the dodgerest of all the dodges." (Ch. Dickens.)
или:
Schemmer, Karl Schemmer, was a brute, a brutish brute.
(J. London.)
Последний пример представляет собой соединение разных видов повтора: начального повтора Schemmer, имени героя — и слова, характеризующего его — brute, усиленного корневым повтором. В корневых повторах особенно разнообразны оттенки значений. Корневые повторы в этом отношении приближаются по своим стилистическим функциям к приему игры словами и другим средствам, основанным на использовании многозначности слова.
1 Ср. Виноградов В.В. Язык Гоголя и его значение в истории русского языка. Сб. «Материалы и исследования по истории русского литературного языка». Акад. Наук СССР, 1953, т. III, стр 34. В. В. Виноградов называет такой повтор «мнимой тавтологией».
265
Синонимический повтор
Своеобразным видом повтора является повтор синонимический. Сущность его заключается в том, что для выражения одной и той же мысли используются синонимические средства. Такие синонимические повторы очень часто используются в поэзии, в ораторской речи и других стилях художественной и публицистической речи. Так в сонете Китса "The Grasshopper and the Cricket" мысль, изложенная в первой строке, повторяется синонимическими средствами в девятой строке:
The poetry of earth is never dead . . . The poetry of earth is ceasing never . . .
Как видно из этого примера, для синонимического повтора не обязательно употребление объективных синонимов. Понятия могут быть сближены всем ходом образного сопоставления явлений или логическим анализом. В таком случае в словах, выражающих эти понятия, появляются контекстуальные значения, которые могут оказаться синонимичными. Так, здесь синонимичными стали сочетания is never dead и is ceasing never.
Парные синонимы, о которых мы уже упоминали, тоже представляют собой разновидность синонимического повтора. Эмоционально-художественная функция таких повторов связана с фольклорными традициями. Как известно, синонимический повтор глубоко уходит корнями в народно-песенное творчество. Так в русском языке — путь-дорога; до поры до времени; печаль-горюшко; молодо-зелено; кабы знала я, кабы ведала. В английском языке — lord and master; clean and neat; act and deed; pure and simple; far and away; the rough-rude sea (W. Shakespeare); watchful and vigilant (W. Scott).
Иногда синонимический повтор осуществляется образными средствами, которые повторяют мысль, изложенную логическими средствами. Так в двух предложениях, следующих одно за другим, в речи Байрона в палате общин повторятся одна и та же мысль: в первом предложении в риторическом вопросе мысль изложена логически, т. е. без применения образных средств языка, во втором эта же мысль изложена средствами развернутой метонимии:
266
"Setting aside the palpable injustice and the certain inefficiency of the bill, are there not capital punishments sufficient in your statutes? Is there not blood enough upon your penal code, that more must be poured forth to ascend to Heaven and testify against you?"
Особенно разнообразны синонимические повторы в разновидности публицистического стиля — в ораторской речи. Они здесь несут не только художественно-эмоциональную, но и служебную функцию. Они замедляют повествование и, тем самым, дают возможность более внимательно следить за развитием мысли или системой аргументации.
Синонимические повторы, выражая одну и ту же мысль, дают возможность сделать то или иное добавление, так или иначе расширить, детализировать основное содержание высказывания.
Таково употребление compulsion и dictation; consent и voluntary agreement в речи виконта Крэнбирна, произнесенной в палате лордов 15 апреля 1943 г.
. .How far can an association of sovereign States achieve the objects which we all have in view?
. . .it seems to me our object must be to obtain respect for the decisions of the new International Authority not by compulsion but by consent . . . The new structure is more likely to endure if it is based on voluntary agreement than if it is based on dictation, artificially or arbitrarily imposed. (Viscount Cranborne: Speech on international Relations in Post-War Time to the House of Lords, April 15, 1943).
Синонимические повторы не менее часто встречаются в стиле художественной речи, и в особенности в его стихотворной разновидности. Если в стиле ораторской речи синонимический повтор обычно имеет функцию нарастания и убеждения, то в стихотворной речи функция синонимических повторов — функция детализации.
Плеоназмы
К синонимическому повтору близко примыкает явление, известное под названием плеоназма. Как и в синонимическом повторе при плеоназме повторяется не одно и то же слово, а повторяется мысль. Однако, в отличие от синонимического повтора, такое повторение не вызвано требованиями художественной выразительности, это как бы излишнее повторение, отягощающее речь, не придающее
267
высказыванию каких-либо дополнительных оттенков. Поэтому плеоназмы рассматриваются как своего рода недостаток речи. Например:
"It was a clear, starry night, and not a cloud was to be seen." "He was the only survivor; no one else was saved."
В каждом из этих двух примеров имеется совершенно излишнее добавление к основной мысли. Оно не имеет художественной ценности, не вызвано смысловой необходимостью. С. Кржижановский удачно назвал плеоназмы «слоновой болезнью стиля, от которой слово разрастается, но делается бессильным».1 Плеоназмы в письменных стилях художественной речи появились, как полагают, из стиля ораторской речи. Таким образом, можно сказать, что зачастую плеоназмы это синонимические повторы немотивированные с художественно-эстетической точки зрения.
Повторы, основанные на многозначности2
Среди разнообразных форм повторов, используемых в стиле художественной речи и почти не используемых в других стилях, встречается иногда и повтор, основанный на многозначности слова. Такой повтор близок по своему содержанию к каламбуру, так как в его основе лежит сопоставление основного и производного значения слова. В нижеприведенном примере глагол to retire выступает в трех разных предметно-логических значениях:
"Miss Witherfild retired, deeply impressed with the magistrate's learning and research; Mr. Nupkins retired to lunch, Mr. Jinks retired within himself — that being the only retirement he had . . . , and Mr. Grumner retired to wipe out . . . the insult which had been fastened upon himself." (Ch. Dickens)
В некоторых случаях глагол, выступающий в разных значениях, опускается, получается своего рода нулевой повтор. Так, например:
1 Литературная энциклопедия, Словарь литературных терминов. Изд-во Л Д. Френкель М — Л , 1925, т II, стр 596
2 См раздел «Стилистические средства, основанные на взаимодействии основных и производных значений», где такие повторы частично описаны.
268
"Then came the dessert and some more toasts. Then came tea and coffee, and then the ball."
В первых двух случаях слово came употреблено в одном значении, в последнем случае глагол опущен, но именно в этом эллиптическом обороте глагол выступает в другом значении. В первых двух значениях came означает принесли, подали, сервировали, в последнем случае имеет значение начался.
Основная функция такого рода повторов — функция каламбура. Эффект, достигаемый этим повтором, обычно юмористический. Повтор одного слова в разных значениях нередко способствует более четкой детализации основного значения повторяемого слова. В других повторах повторяемое слово начинает играть различными оттенками значения как бы невольно. Любой повтор заставляет слово светиться оттенками значений без особых намерений автора. В повторе, основанном на многозначности, писатель умышленно использует эту особенность слова.