Вариативность ударений

Однако все ли разночтения в ударениях следует безоговорочно считать ошибкой? Конечно, нет. Для ударения тоже существует понятие вариантности, означающее наличие в некоторых словах вариантов ударения, применяемых в разных ситуациях общения.

Чтобы не допустить ошибки в постановке ударения, следует знать не только норму, но и типы вариантов, а также условия, при которых может быть использован тот или иной из них. Для этого рекомендуется пользоваться специальными словарями и справочниками. Лучше всего прибегать к помощи «Орфоэпического словаря русского языка». В нем дается система нормативных помет (единая для оценки вариантов произносительных, акцентных и морфологических), которая выглядит следующим образом.

1.Равноправные варианты. Они соединяются союзом и: волнами и волнами; искристый и искристый; баржа и баржа; лосось и лосось. С точки зрения правильности эти варианты одинаковы.

2.Варианты нормы, из которых один признается основным:

а) Помета «допустимо» (доп.): творог и доп.творог; отдал и доп.отдал; будней и доп. буден ;кулинария и доп. кулинария. Первый вариант является предпочтительным, второй оценивается как менее желательный, но все-таки находится в пределах правильного. Чаще используется в разговорной речи;

б) Помета «допустимо устаревшее» (доп. устар.): индустрия и доп.устар.индустрия; собрался и доп.устар.собрался; ханжество и доп.устар.ханжество.

Помета указывает, что оцениваемый ею вариант постепенно утрачивается, а в прошлом он был основным.

Из двух вариантов, один из которых признается основным, рекомендуется употреблять первый вариант, считающийся предпочтительным.

Словарь включает в себя также варианты, находящиеся за пределами литературной нормы. Для указания этих вариантов вводятся так называемые запретительные пометы:

«не рекомендуется» (не рек.) – алфавит! не рек.- алфавит; баловать! не рек. баловать; подростковый! не рек. подростковый; договорный! не рек. договорной.

Эта помета может иметь дополнительную характеристику «устаревающее» (не рек. устар.). Варианты, имеющие эту помету, представляют собой бывшую форму. Сегодня они находятся за пределами нормы, например: диалог! не рек. устар. диалог; остриё! не рек. устар. острие; револьвéр! не рек. устар. ревóльвер; украúнцы! не рек. устар. укрáинцы.

«неправильно» (неправ.) – атлéт! неправ. атлёт, неправ. áтлет; кýхонный! неправ. кухóнный; договорённость! неправ. договоренность; добыча! неправ. добыча;

«грубо неправильно» (грубо неправ.)- документ! грубо неправ. документ; инженеры! грубо неправ. инженера; инструмент! грубо неправ. инструмент; ходатайство! грубо неправ. ходатайство.

Специалисту-профессионалу, руководителю любого звена не следует употреблять варианты, имеющие запретительные пометы.

Целый ряд вариантов ударения связан с профессиональной сферой употребления. Есть слова, специфическое ударение в которых традиционно принято только в узкопрофессиональной среде, в любой другой обстановке оно воспринимается как ошибка. Словарь фиксирует эти варианты. Например:

дубляж, -а / в профессион. речи дубляжа

искра / в профессион. речи искра

аммиак, -а /у химиков аммиака

эпилепсия/ у медиков эпилепсия

шприц,-а, мн. –ы,-ев/ у медиков ед.шприца,мн. –ы,-ов

флейтовый,ая,-о/ у музыкантов флейтовый

компас,-а,мн.-ы,-ов/ у моряков компас

Кроме «Орфоэпического словаря русского языка», ценным пособием является «Словарь ударений для работников радио и телевидения» (составители Ф.А. Агеенко, М. В. Завра, под ред. Д.Э. Розенталя). В нем приводятся слова и формы, постановка ударений в которых может вызвать затруднение, даются трудные по произношению географические наименования, имена и фамилии политических деятелей, ученых, художников, писателей, артистов, названия газет, журналов, телеграфных агентств, музыкальных произведений.

Особенность данного словаря состоит в том, что он указывает единую произносительную норму, т.е. фиксирует только предпочтительный вариант.

Об ударении в словах можно справиться также в орфографических, толковых словарях русского языка, в различных словарях - справочниках, в пособиях по культуре речи. Словарики ударений периодически публикует на своих страницах журнал «Русская речь».

Иногда для того, чтобы получить более полные и точные сведения об ударении в том или ином слове, недостаточно посмотреть только один словарь.

Возьмём, к примеру, слово аргоно´мия. В толковом словаре В. И. Даля, в словарях современного русского литературного языка это слово даётся только с указанным ударением. А в семнадцатитомном академическом словаре отмечается, что слово употреблялось в XIX в. и с иным ударением - аргономи´я.

Любопытна в этом отношении подача в разных словарях слово зубчатый. В.И. Даль разграничивал слово зýбчатый и зубчáтый по значению: «зубчатый, зубовúдный, зубообрáзный, подобный зубу, похожий на зуб, на клык. Зубчáтый, образующий зубцы, зубчики; ломаный по очерку, с мысками, с язычками, выступами».

В Большом академическом словаре, В «Словаре русского языка» С.И. Ожегова, в «Словаре ударений для работников радио и телевидения» слово зубчáтый фиксируется только с одним ударениям. В «Словаре трудностей русского языка» (М., 1976) читаем: зубчáтый (реже зýбчатый), т.е. словарь признаёт оба варианта, но отмечает, что одно из произношений менее распространено. Если обратится к «Словарю русского языка» (Т. 1. М., 1981), то в нём оба произношения даны как равнозначные варианты: зубчáтый и зýбчатый. А «Орфоэпический словарь русского языка» (М., 1983) даёт это слово с запретительной пометой: не рек. зубчáтый.

Вопросы для самоконтроля

1. Раскройте понятие «орфоэпия».
2. Каковы основные законы произнесения гласных и согласных звуков?
3. Охарактеризуйте термин «акцентология», раскройте его содержание.
4. Каковы основные особенности ударений в русском языке?
5. Расскажите о различных вариантах в ударении.

ЗВУКОПИСЬ

Гибкость и выразительность звучащей речи особенно хорошо «видна» в различных текстах, в которых авторами использован один из самых сильных поэтических приемов – звукопись.Она, как известно, достигается искусной фонетической организацией речи: подбором слов близкого звучания, виртуозным сочетанием звуков, повторением одного и того же звука или сочетания звуков, повторением слов, которые своим звучанием напоминают слуховые впечатления от изображаемого явления.

Напомним, что повторение одинаковых или сходных согласных называется аллитерацией (от лат. Ad «к, при, со» littera «буква», букв.: «собуквие»), а повтор гласных – ассонансом (фр. аssonance «созвучие»).

Примеры аллитерации:

Еще в полях белеет снег, [б′]

А воды уж весной шумят – [в в′]

Бегут и будят сонный брег, [б′ б б]

Бегут и блещут и гласят… [б′ б]

(Ф. Тютчев)

Гой ты, Русь, моя родная, [р с’ р]

Хаты – в ризах образа… [р’ з р з]

Не видать конца и края – [ц р]

Только синь сосет глаза. [с’ с с’ з]

(С. Есенин)

Примеры ассонанса:

Тиха украинская ночь.

Прозрачно небо. Звезды блещут.

Своей дремоты превозмочь

Не хочет воздух…

(А. Пушкин)

Мело, мело по всей земле

Во все пределы.

Свеча горела на столе,

Свеча горела…

(Б. Пастернак)

Акустические возможности слова были хорошо известны древнерусским писателям. Достаточно вспомнить «Слово о полку Игореве», где встречается прием звукописи. Вот только два примера: «В пятокъ потопташа поганыя плъкы половецкыя» - обилие глухих согласных звуков передает звуковую картину движения тяжело вооруженного войска; «Сабли изъострени, сами скачуть аки серыи влъци» - свистящие согласные дополняют впечатление быстро скачущего войска.

В русской речи распространенным типом звукового повтора является аллитерация. Объясняется это тем, что в фонетической системе русского языка доминирующее положение занимают согласные звуки, так как их значительно больше, чем гласных (6 гласных фонем – 37 согласных), и они выполняют в языке смыслоразличительную функцию, несут основную информацию.

Семантическую весомость согласных можно увидеть, если сравнить сокращенную запись слов, сделанную при помощи только гласных или только согласных.

ПУШКИН

уи Пшкн

НЕКРАСОВ

еао Нкрсв

К таким же выводам о роли согласных в смысловом различении слов, в их «узнавании» может привести наблюдение за популярной телеигрой «Поле чудес»: правильно названные согласные значительно облегчают поиск верного ответа, по одним же гласным догадаться о слове чрезвычайно трудно.

Вот в чем причина того, что выразительно-изобразительные возможности аллитерации шире, чем ассонансов: семантическая весомость согласных способствует установлению разнообразных предметно-смысловых ассоциаций.

Вместе с тем и роль гласных звуков исключительно важна, так как они задают тон речи, наполняют её звучанием, музыкальностью. Установлено, например, что, несмотря на то, что гласных звуков в 6 раз меньше, чем согласных, они составляют почти половину звуков в речи (примерно 40%). Повышенная частотность употребления гласных придает русской речи напевность, а сочетание возможностей гласных и согласных создают необыкновенную красоту фонетического строя русского языка, что и имели в виду многие писатели, в частности Н.М.Карамзин, к словам которого мы обратились в начале этой главы; В.Г. Белинский, так характеризующий язык Пушкина: «…всё акустическое богатство, вся сила русского языка явилась в нем в удивительной полноте; он нежен, сладостен, мягок, как ропот волны, тягуч и густ, как смола, ярок, как молния, прозрачен и чист, как кристалл, душист и благовонен, как весна, крепок и могуч, как удар меча в руке богатыря».

Русская звуковая система предоставляет безграничные возможности для использования приема аллитерации и ассонанса (а иногда того и другого одновременно!) в поэтической речи. И эти тончайшие звуковые колебания используют русские поэты.

Так, стихотворение В. Хлебникова «Слово о Эль» построено на противопоставлении и чередовании двух близких и противоположных по ощущениям звуков - [л] и [л’]. В [л] поэт как бы видит сдерживающее, приземленное начало (ласты, лыжи, лодка, лопасть, латы). Там, где [л’], - там облегчение, полет (летаем, легкий, блистая, любили). Сочетание и чередование этих звуков (а они противопоставлены по высоте) вызывает ощущение смены легкости и тяжести – ощущение движения волны:

Когда лежу я на лежанке [л’ л’]

На ложе лога на лугу [л л л]

Я сам из тела сделал лодку, [л л л л]

И лень на тело упадет… [л’ л]

В конце стихотворения необычайно легко и звонко звучит непрерывно повторяющийся звук [л’]:

Когда мы легки, мы летим, [л’ л’]

Когда с людьми мы, люди, легки, - [л’ л’ л’]

Любим. Любимые – людимы [л’ л’ л’]

Эль – это легкие Лели. [л’ л’ л’ л’]

Точек возвышенный ливень, [л’]

Эль – это луч весовой, [л’ л]

Воткнутый в площадь ладьи [л л]

Нить ливня и лужа <…> [л’ л]

В любви сокрыт приказ [л’]

Любить людей, [л’ л’]

И люди те, кого любить должны мы <…> [л’ л’ л]

Не только восхищение вызывает фонетическая система русского языка. Издавна поэты и учёные пытались уловить связь между звучанием слова и его смыслом. Уже в XVIII в. М.В. Ломоносов в «Риторике» доказывает, что поэт, слагая свои стихи, подбирает слова не только по смыслу, но и по звучанию: «В российском языке, как кажется, частое повторение письмена А способствовать может к изображению великолепия, великого пространства, глубины и вышины; учащение письмен Е, И, [ять], Ю – к изображению нежности, ласкательства, плачевных или малых вещей, через Я показать можно приятность, увеселение, нежность, и склонность, через О, У, Ы – страшные и сильные вещи: гнев, зависть, боль, и печаль».

Много интересных наблюдений о связи звука и смысла мы находим в статьях К. Бальмонта. «Море настолько чарует человека, - пишет он, - что, едва заговорив о нем, лишь его назвав, он уже становится поэтом… Разве в русском море, латинском mare, в полинезийском моана, в перепетом разными народами слове океан не слышится весь шум этих водных громад, размерный объем великого гуда, и дымы туманов, и великость морского безмолвия? От немого безмолвия до органного гула прилива и отлива, от безгласной тишины, в себе затаившейся, до пенного бега взмыленных коней Посейдона, - вся полносложная гамма оттенков включена в три эти магические слова – море, моана, океан».

К. Бальмонт называл слово волшебным чудом из всего того, что «есть ценного в человеческой жизни», «звуковым изваянием», способным отдельными своими элементами передать особое ощущение, душевное состояние. Каждый звук нашей речи, по мнению поэта, есть «малый колдующий гном», волшебство в любом слове, звук неслучаен, а преисполнен глубочайшего смысла и образности.

Характеризуя каждый звук речи, К. Бальмонт пытается даже наделить его смысловой нагрузкой, закрепить за ним определенные образы. «О – звук восторга, - пишет он, - торжествующее пространство есть О: - Поле, Море, Простор. Все огромное определяется через О, хотя бы и темное: стон, горе, гроб похороны, сон, полночь. Большое, как долы и горы, остров, озеро, облако. Долгое, как скорбная доля. Огромное, как Солнце, как Море. Грозное, как осыпь, оползень, гром… Запоет, заноет, как колокол… Высокий свод взнесенного собора. Бездонное О».

Говоря о звуковой инструментовке целых фраз русский писатель Евгений Замятин писал: «Всякий звук человеческого голоса, всякая буква – сама по себе вызывает в человеке известные представления, создает звукообразы. Я далек от того, чтобы приписывать каждому звуку строго определенное смысловое или цветовое значение. Но р ясно говорит мне о чем-то громком, ярком, красном, горячем, быстром. Л – о чем-то бледном, голубом, холодном, плавном, легком. Звук н – о чем-то нежном, о снеге, небе, ночи… Звуки д и т – о чем-то душном, тяжелом, о тумане, о тьме, о затхлом. Звук м – о милом, мягком, о матери, о море. С а – связывается широта, даль, океан, марево, размах. С о – высокое, глубокое, море, лоно. С и – близкое, низкое, стискивающее и т.д.».

Правы ли поэты, писатели? Можно ли довериться их фонетическому и эстетическому вкусу? Этот вопрос волнует и ученых-лингвистов. Они провели многочисленные эксперименты с восприятием звуков языка и оценкой их смысловой нагрузки. Некоторые результаты этих поисков вы найдете в книге Л.П. Крысина «Жизнь слова». Он пишет, что звуки оцениваются носителями языка по различным признакам – по величине, силе, красоте… Так, «звуки в, а, р, о воспринимаются как сильные, в противоположность ю, п’; звук х’ оценивается как «плохой», «маленький», «хилый», «пассивный», а звук а, напротив, как «большой», «хороший», «активный»; к, ш, ж, с, ф, щ кажутся говорящими «шероховатыми», а о, и, м, л, у – «гладкими». Даже такие свойства, как храбрость, печаль, доброту, обнаруживают люди, владеющие русским языком, в различных звуках родной речи: а и я – «храбрые», а с и х’ – «трусливые»; а, р’ и я – «радостные», а с’,к ,т’ – «печальные»; д’, н’, л’, м´ – «добрые», а ж, с, э, ф – «злые»…».

Упоминаемая уже книга А.П. Журавлева «Звук и смысл», адресованная учащимся, продолжает волнующий разговор о существовании какой-то силы, связывающей звук и смысл в языке, при этом привлекаются результаты новых исследований в области русской лингвистики. В последние годы даже родилась новая филологическая область теории содержательности звуковой формы в языке. Эта наука получила название фоносемантика(от гр. Phone – звук + semanticos – «обозначающий»), а автор названной нами книги – один из основателей нового направления.

В главе «Звуковые узоры» А.П. Журавлев рассказывает о том, как в ткани одного произведения переплетаются разные настроения и как при этом меняется звуковая инструментовка текста. Для анализа взяты хорошо известные стихотворения. Одно из них – «Я помню чудное мгновенье…». В первом четверостишии пушкинского произведения компьютер, опираясь только на звуковую ткань произведения, сразу улавливает общую тональность звучания и характеризует ее признаками «нежный», «светлый». Это впечатление создается повтором звуков [е, н, в’, м]. Затем тональность меняется, появляются ноты грусти которые все усиливаются от второй к четвертой строфе. Компьютер отмечает и изменение звукового оформления этих строк. Теперь машина характеризует 2-4-ю строфу признаками «минорный», «темный», поскольку доминирующий оказываются совсем другие звуки [х, г, ж, ы].

Но в последних двух строках стихотворения вновь создается первоначальная эмоционально-образная мелодия, возвращаются признаки «нежный», «светлый», причем они становятся более яркими, более четко выраженными. А происходит это потому, что к доминирующим звукам первой строфы [е, н’, в’] здесь присоединяется еще очень «нежные» и «светлые» и и л’. «М.И. Глинка почувствовал переплетение тональностей стихотворения и точно выразил этот рисунок в музыке своего знаменитого романса. И в этом слиянии многозвучного содержания стихотворения со сложной значимостью его фонетической формы и с глубоко содержательной музыкой романса – в слиянии этих трех линий, выполненных по единому рисунку, одна из тайн совершенной гармонии творения двух гениев».

А вот другое стихотворение (тоже очень известное), которое может стать предметом образно-звукового анализа, - «О, весна без конца и без краю…» А. Блока. Общий тон машина определяет как «яркий», «радостный». Но это только общий фон, на котором происходит борьба, движение контрастных образов. Вот как об этом рассказывает исследователь фоносемантики: «Это гимн жизни. Но жизнь сложна и полна противоречий. В ней плач и смех, в ней удачи и мучения, возвышенное и низменное. Поэт приветствует хмельную весну жизни, но приветствует «звоном щита», готовясь к битве с ней, «ненавидя, кляня и любя».

Сложность содержания подчеркивается сложным набором контрастных доминирующих звуков, причем господствующие отклонения от нормы, как правило, резкие, напряженные <…>

Среди доминирующих и самые «грубые» р, д и самые «нежные» ю, и, самые «темные» х, ы и самые «светлые» ю, и, з.

Текст стихотворения невозможно расчленить на отрывки с каким-то единым настроением, чувства и образы переплетены неразрывно. Соответственно и линии контрастных звуков образуют сложно переплетенный узор, пронизывающий всю звуковую ткань произведения.

Проследим хотя бы за линиями двух наиболее заметных доминант – ю и х. Мелодия ю светла, мажорна: узнаю, принимаю, приветствую, встречаю, любя. А вот мрачная, минорная линия х: В завесах темных окна, колодцы земных городов, томленья рабьих трудов, в змеиных кудрях, на холодных и сжатых губах.

Противоборство линий создают и другие контрастные звуки, подчеркивая контрасты светлых и мрачных тонов в стихотворении».

В книге А.П. Журавлева вы найдете и любопытный материал о цветовом значении звуков родного языка, о «цветозвукописи» в русской поэзии. Например, рисунок гласных в стихотворении А. Тарковского «Петровские казни» создает ту же цветовую гамму, в которой выполнена картина В. Сурикова «Утро стрелецкой казни». Удивительное взаимопроникновение произведений разных жанров искусств наблюдаем и в стихотворении А. Тарковского «Пускай меня простит Винсент Ван Гог» и в картине этого выдающегося французского художника «Звезда и кипарис»; в стихотворении А. Блока «Гамаюн, птица вещая» и в картине В. Васнецова с тем же названием.

Стоит только выразительно прочитать знаменитое пушкинское «Буря мглою небо кроет», как вы услышите доминирующие звуки [ж, у, з, в´, р], предающие напряженное завывание зимней бури. А в стихотворении Ф.И. Тютчева «Весенняя гроза» почувствуют, как «гремят» [г, р, б]. В басне И.А. Крылова «Осел и Соловей» вы угадаете виртуозную песню соловья (прищелкивание, присвистывание, трели).

У слушающих возникают одинаковые слуховые ассоциации и образы, потому что эта связь звука и смысла во многом определяется акустическими, и артикуляционными свойствами звуков, особенностью их произношения.

Так, звонкий дрожащий упругий звук [р] связывается в нашем сознании со значением активного шума, грома, грохота, раската, торжественного звона:

По небу голубому

Проехал грохот грома. [р р р]

(С. Маршак)

Пирует Петр. И горд, и ясен [р р р]

И славы полон взор его. [р]

И царский пир его прекрасен. [р р р‘ р]

(А. Пушкин)

Настойчивое повторение прикрытого лабиализованного звука может усилить настроение легкой грусти, нежности:

Люблю березу русскую, [у у у у у у]

То светлую, то грустную. [у у у у у]

(А. Прокофьев)

Плавный мягкий звук [л’] создает впечатление мягкости, напевности, пластичности:

С осторожностью птицелова [л]

Я ловлю крылатое слово , [л л′ л л]

И лелею его, и любуюсь им вволю.[л′ л’ л’ л’]

И, жалея его, отпускаю на волю. [л′ л’]

(Л. Мартынов)

Скопление звуков [л] и [в], их чередование, перекатывание рисуют звуковой образ ветра, то усиливающегося, то ослабевающего. Мы будто чувствуем ласковое его дуновение, обволакивающее, приятное прикосновение:

Я вольный ветер, я вечно вею, [в л′ в’ в’ в’]

Волную волны, ласкаю ивы, [в л в л л в]

В ветвях вздыхаю, вздохнув, немею,[в′ в’ в вф]

Лелею травы, лелею нивы. [л′ л’ в л’ л’ в]

(К. Бальмонт)

Глухие шипящие и свистящие звуки ассоциируются с таинственными ночными шорохами, шумом ветра, легкими шагами, шуршанием и чуть слышным шелестом листьев:

Шуршат камыши, [ш ш ш]

В камышах – малыши [ш ш]

(С. Маршак)

Полуночной порой в болотной глуши [ч′ ш]

Чуть слышно, бесшумно

шуршат камыши. [ч′ с ш ш ш ш ш]

(К. Бальмонт)

Я, белоснежный, печальный

бубенчик-ландыш, [с ж ч’ ч’ ш]

Шуршу в свой чепчик, [ш ш ф с ч’ ч’]

Зефира легче [ф х ч’]

Для птичек певчих. [ч’ ф ч’ х]

(И. Северянин)

Костер мой догорал на берегу

пустыни. [c c]

Шуршали шелесты струистого

стекла, [ш ш ш ст ст ст ст’]

И горькая душа тоскующей

полыни [ш с щ’]

В истомной мгле качалась и текла [ст ч’ с’]

(М. Волошин)

Слышат шорохи тихих теней: [с ш т ш х т’ х’ х т’]

В час полуночных видений, [ф ч’ с п ч’ х]

В дыме облака, толпой, [к т п]

Прах оставя гробовой [п х с т]

С поздним месяца восходом, [с п з’ с’ ц с х]

Легким, светлым хороводом [х’ к’ с т х]

В цепь воздушную свились… [ф ц п’ ш с с’]

(В. Жуковский)

В последнем отрывке из баллады «Людмила» Жуковский изобразил появление призраков, «шорохи тихих теней» скоплением не только шипящих и свистящих звуков, но и глухих согласных.

Сочетание звонкого шипящего [ж] с другими шипящими и свистящими звуками связано в нашем сознании с представлением о назойливом жужжании насекомых:

Оса жужжала [с ж ж]

Обнажала [ж]

Жало, [ж]

А встретила Шмеля [ф с ш]

И хвост поджала. [х с ж]

(С. Смирнов)

Необычно прием звукописи использован в шуточном «не стихотворении» (по определению самого автора) с длинным названием

«Как ловкий бегемот

гонялся за нахальной мухой

В тесной комнате, где было

Много стеклянной посуды»:

Ж

Ж ж ж

Ж ж ж ж ж ж ж ж

Ж ж ж ж ж

Ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж

БАЦ!

Ж ж ж ж

Ж…ж…

Ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж

БАЦ! БАЦ!

Ж ж ж ж ж ж

БАЦ! БАЦ!

ДЗЫНЬ!

Ж ж ж ж ж

ТОП.

Ж ж ж ж

ТОП-ТОП.

Ж ж ж ж ж ж ж ж

ТОП-ТОП-ТОП.

Ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж ж

ШЛЕП!!!

…………………………

ШМЯК.

И стало тихо.

(Т. Собакин)

Это необычное стихотворение построено на приеме звукоподражания, то есть на употреблении слов, которые своим звучанием напоминают слуховые впечатления от изображаемого явления. В другом стихотворении «На что жалуется калитка» С. Погореловского настойчивое повторение звука [ж] создает впечатление, будто мы слышим резкие и неприятные звуки, которые издает старая скрипучая калитка:

Тебе прилежно [ж]

Я служу, [с ж]

Железом [ж з]

Жалуясь, [ж с’]

Визжу: [жж]

Уж ты, [ш]

Пожалуйста, [ж с]

Уважь – [ш]

Заржавленную [з ж]

Смажь! [с ш]

Искусное сочетание звонких и глухих, шипящих и свистящих согласных в стихотворении С. Есенина «С добрым утром!» передает несмелые звуки пробуждающей природы в предрассветный час:

Задремали звезды золотые, [з зв’ зд з]

Задрожало зеркало затона, [з ж з’ з]

Брезжит свет на заводи речные [ж с’ з ч’]

И румянит сетку небосклона. [с’ с]

Улыбнулись сонные березки, [с’ с с]

Растрепали шелковые косы. [с ш с]

Шелестят зеленые сережки, [ш с’ з’ с’ ш]

И горят серебряные косы. [с’ с]

Итак, секрет звукописи состоит в том, что звук способен порождать у нас совершенно определенные ассоциации. Вот почему, читая описание сражения в поэме А. Пушкина «Полтава», мы слышим и скрежещущие звуки сабельных ударов:

<…> Тяжкой тучей, [ш ч’]

Отряды конницы летучей, [ц ч’]

Браздами, саблями стуча, [зд с с ч’]

Сгибаясь, рубится с плеча… [зг с’ ц с ч’]-

и тяжелый глухой топот пехоты:

Пехота движется за нею, [п’ х т ц]

И тяжкой твердостью своею [т ш к т с’ т’ с]

Ее стремление крепит [ст к’ п’ т]-

и раскаты пушечной канонады, шипение пушечных ядер:

Бросая груды тел на груду, [р р р]

Шары чугунные повсюду [ш р ч’ фс]

Меж ними прыгают, разят, [ ш р р з′]

Прах роют и в крови шипят. [р р ф р ш]

Мы видим и слышим, как каждое слово проверено поэтом на слух, выверено в сочетаниях с другими. Звуковая инструментовка стиха достигается прежде всего повторами звуков определенного качества: в первом отрывке – скоплением шипящих, свистящих, во втором – обилием глухих согласных, в третьем – настойчивым повтором шипящих и звука [р].

Прислушаемся еще к одному поэтическому тексту:

Бузина цельный сад залила!

Бузина зелена, зелена!

Зеленее, чем плесень на чане.

Зелена – значит, лето в начале!

Синева – до скончания дней!

Бузина моих глаз зеленей!

(М. Цветаева)

Повтор гласных (а, е), согласных (л, н, з, ч) многоголосая их перекличка как бы отражают буйное торжество красок. Чем больше звуков вовлекается в такую «перекличку», чем заметнее их повторение, чем больше ощущается звуковой контраст, тем большее эстетическое наслаждение приносит нам звучание текста. Как отмечают современные ученые, «заметное отклонение звуков от нормы резко повышает их информативность, соответствующая символика как бы вспыхивает в сознании (подсознании) читателя, окрашивая фонетическое значение всего текста».

Стихотворение З. Гиппиус «Свет», написанное в 1915 г., как звуковое эхо передает ужасающую музыку войны, смерти: свист, зуд, шипение, завывание…

Стоны,

Стоны,

Истомные, бездомные,

Долгие, долгие звоны,

Похоронные.

Стоны,

Стоны…

Жалобы,

Жалобы на Отца…

Жалость, язвящая, жаркая,

Жажда конца,

Жалобы,

Жалобы…

Узел туже, туже,

Путь все круче, круче,

Все уже, уже, уже,

Угрюмей тучи,

Ужас душу рушит,

Ужас душит,

Узел туже, туже…

Звуковые повторы как художественный прием используется и в прозаических произведениях. Большим мастером звукописи был А. Белый, творчество которого обычно характеризуется специальными терминами – поэтическая проза, ритмическая проза, орнаментальная проза(совмещающая в себе характерные черты прозы и поэзии). Звуковой инструментовке своих произведений он придавал особое значение, о чем писал в предисловии к роману «Маски»: «Считаю все это нужным сказать, чтобы читатель читал меня, став в слуховом фокусе; если он ему чужд, пусть закроет книгу; очки – для глаз, а не для носа; табак для носа, а не для глаз. Всякое намерение имеет сои средства». Убедитесь в этих «слуховых фокусах», сравнивая и анализируя два отрывка из повести А. Белого «Котик Летаев»:

* * *

…точка, понятие, множится, многим смыслом и вертит, чертит мне звенья – кипящей, горящей, летящей, сверлящей спирали…

* * *

Папа едет на лекции: лекции – линиилистиков; многолетие прожелтило их; листики сшиты в тетрадку; по линиям листиков – лекций! - летает взгляд папочки; линии лекций – значки: круглорогий прочерченный икс хорошо мне известен; он – с зетиком, с игреком.

Говоря о звуковой гармонии, благозвучии поэтической речи, нельзя не вспомнить некрасовский «неуклюжий стих» (слова самого поэта). Звуковой анализ стихов Некрасова показывает, что в них намеренно сгущаются шипящие, свистящие согласные и звук [р]:

* * *

В пошлой лени усыпляющий [ш с ш′]

Пошлых жизни мудрецов, [ш ж з ц]

Будь он проклят, растлевающий [р р с ш′]

Пошлый опыт – ум глупцов. [ш ц]

* * *

Что тебе эта скорбь вопиющая, [ш с р ш’]

Что тебе этот бедный народ? [ш р]

Вечным праздником быстро бегущая [ч’ р з с р ш’]

Жизнь очнуться тебе не дает. [ж ч’ ц]

Современники упрекали Некрасова за его «чихающий стих», пародировали его:

От ликуюш – чих! праздно болтаюш – чих!

Обагряюш – чих! руки в крови

Уведи меня в стан погибаюш – чих!

За великое дело любви!

Поэтическое мастерство Некрасова как раз и проявляется в том, что «его стихотворная речь как нельзя лучше гармонировала с демократической тематикой его поэзии и противостояла гладкописи эпигонов пушкинского периода».

Однако специалисты в области русской фоники отмечают, что использование разнообразных звуковых повторов не всегда свидетельствует о бесспорных стилистических достоинствах художественного произведения. Злоупотребление аллитерациями, ассонансами приводит к навязчивому, а иногда противоестественному усилению фонетической стороны речи в ущерб смысловой. Результатом подобного фонетического эксперимента многие исследователи, например, считают стихотворение И. Северянина «Сонмы весенние»:

Сонные сонмы сомнамбул весны

Сонно манят в осиянные сны.

Четко ночами рокочут ручьи.

Звучные речи ручья горячи.

Плачут сирени под лунный рефрен.

Очи хохочут песчаных сирен.

Лунные плены былинной волны.

Сонные сонмы весенней луны.

Звуковые повторы могут привести и к неблагозвучию речи. К.И. Чуковский советовал молодым поэтам внимательнее относиться к звуковой стороне речи. «Ни в одном стишке, сочиненном детьми, я не встречал таких жестких, шершавых звукосочетаний, какие встречаются в некоторых книжных стихах», - писал Чуковский и приводил примеры звуковых нелепиц: «Ах, почаще б с шоколадом… - щебсш!»; «пупс взбешен – ппсвзб!» Поэт возмущается: «Попробуйте произнести это вслух. Нужно ненавидеть ребят, чтобы предлагать им такие языколомные щебсшы».

Порой неблагозвучное скопление звуков появляется и в произведениях талантливых писателей. Так, нередко встречается в русской поэзии явление, получившее название – гиатус(от лат. Hiatus – «отверстие, дыра»). Этим термином обозначают зияние, неблагозвучное скопление гласных на стыке двух или трех слов:

И под гармонию ЕЯ Я строил стих (А. Майков). Через ливонскИЕ Я проезжал поля (Ф. Тютчев).

Явление гиатуса обыгрывается в стихах-экспериментах. Некоторые из них принадлежат перу Александра Кондратова – ученика В. Хлебникова:

Ваяю

Ваяю я: и Ии – «уа»…

Ио – «ау!» А Эа – аи!

(А. Кондратов)

(Античная ИО (возлюбленная Зевса), современная Ия и царство Эа, которое отождествляется с Колхидой)

Нужно сказать, что на эффекте фонетического повтора строятся многие другие поэтические эксперименты, блистательным мастером которых является исследователь-лингвист А. Кондратов. Вот еще одна разновидность звуковой игры – тавтограммы(от греч. Tautos – «тот же самый» + gramma «письмо, запись») – игровые стихи, в которых все слова начинаются с одной и той же буквы.

Оцепенение

Облик осени Один остался…

Охрой – осины. Осень опять обняла

Облака оловянные. Оцепененьем.

Облик осенний.

Озерцо

Осень отлична!

Остья овса, озерцо

Око объемлет…

(А. Кондратов)

Вопросы для самоконтроля

1. Что такое звукопись?
2. Назовите виды звукописи.
3. Дайте определение понятию «ассонанс».
4. Дайте определение понятию «аллитерация».