Непротивление злу насилием 3 страница

Если не разумное сознание, то страдание, вытекающее из заблуждения о смысле своей жизни, загоняет человека на единственный истинный путь жизни, на котором нет препятствий, нет зла, а есть одно, ничем не нарушимое, никогда не начинавшееся и не могущее кончиться все возрастающее благо¹.

¹ "О жизни", с. 129--133.

Часть вторая

ГЛАВА I

Церковь

Обманы веры: Способы их распространения и внушения. Credo quia absurdum . Отношение церкви к жизненным вопросам. Божественно ли происхождение церкви? Понятие о ереси. Освобождение от обманов веры.

Каким образом мог человек с пробудившимся разумом признать ложь истиной?

Несомненно, разум его должен был быть извращен, потому что не извращенный разум безошибочно отличает ложь от истины, в чем и состоит его назначение. Извращение разума состоит в обманах веры.

Обманы веры происходят оттого, что люди прежних поколений внушают последующим поколениям различными искусственными способами понимание смысла жизни, основанное не на разуме, а на слепом доверии. Умышленно смешиваются и подставляются одно под другое понятие веры и доверия: утверждается, что без веры человек не может жить и мыслить, что совершенно справедливо, и на место понятия веры, т. е. признания того, что существует то, что сознается, но не может быть определено разумом, как Бог, душа, добро,-- подставляется понятие доверия в то, что существует Бог именно такой-то, в трех лицах, тогда-то сотворивший мир и то-то, тогда-то и через таких-то пророков. Основанные на таком смешении понятий обманы веры, извращая разум, извращают и истинную религию¹.

Учение Христа, как и всякое религиозное учение, заключает в себе две стороны: 1) учение о жизни людей -- о том, как надо жить каждому отдельно и всем вместе -- этическое и 2) объяснение, почему людям надо жить именно так, а не иначе -- метафизическое учение. Одно есть следствие и вместе причина другого. Эти стороны находятся во всех религиях мира. Но как было со всеми учениями -- браманизмом, иудаизмом, буддизмом, так было и с учением Христа. Люди отступают от учения о жизни, и из числа их являются такие, которые берутся оправдать это отступление. Люди эти, садящиеся, по выражению Христа, на седалище Моисея, разъясняют метафизическую сторону учения так, что его этические требования становятся не-

¹ "Христианское учение", с. 42.

обязательными и заменяются внешним богопочитанием -- обрядами. В христианстве это явление выразилось особенно резко, по той причине, что учение это есть самое высшее, и именно потому, что его метафизика и этика до такой степени неразрывно связаны и определяются одна другою, что отделить одну от другой нельзя, не лишив все учение его смысла, и еще потому, что учение Христа есть уже само по себе протестантизм, т. е. отрицание не только обрядовых постановлений иудаизма, но и всякого внешнего богопочитания. И потому в христианстве разрыв этот должен был уже совершенно извратить учение и лишить его всякого смысла. Так оно и было. Разрыв между учением о жизни и объяснением жизни начался с проповеди Павла, не знавшего этического учения, выраженного в Евангелии Матфея, и проповедовавшего чуждую Христу метафизиче-ско-кабалистическую теорию; окончательно же завершился этот разрыв во время Константина, когда найдено было возможным весь языческий строй жизни, не изменяя его, облечь в христианские одежды и потому признать христианским. Со времени Константина, язычника из язычников, которого церковь за все его преступления и пороки причисляет к лику христианских святых, начинаются соборы, и центр тяжести христианства переносится на одну метафизическую сторону учения. И это метафизическое учение с сопутствующими ему обрядами, все более и более отклоняясь от основного смысла своего, доходит до того, до чего оно дошло теперь: до учения, которое объясняет самые недоступные разуму человеческому тайны жизни небесной, дает сложнейшие обряды богослужебные, но не дает никакого религиозного учения о жизни земной¹. Произошло то, о чем Христос предупреждал людей, говоря: "смотрите, не сделался бы свет, находящийся в вас, тьмою. Если свет, который есть в тебе, стал тьмою, то какова же тьма?"

Свет, находящийся в нас, стал тьмою. И тьма, в которой мы живем, стада ужасна². И церковное учение, несмотря на то, что оно назвало себя христианским, есть та самая тьма, против которой боролся Христос и велел бороться своим ученикам³.

Истина не нуждается во внешнем подтверждении и принимается свободно всеми теми, которым она передается, но обман требует особенных приемов, посредством которых он мог бы передаваться людям и усваиваться ими; и потому для совершения обманов веры употребляются теми, которые их совершают, во всех народах всегда одни и те же приемы. Приемы эти следующие: перетолкование истины, внушение веры в чудесное, установление посредничества между человеком и Богом, воз-

¹ "В чем моя вера", с. 167--168.

³ Там же, с. 166.

³ Там же, с. 167.

действие на внешние чувства человека и преподавание ложной веры детям.

Сущность первого приема обмана веры состоит в том, чтобы на словах признать не только справедливость открытой людям последними проповедниками истины, но признать самого проповедника святым сверхъестественным лицом, обоготворить проповедника, приписав ему совершение разных чудес, и скрыть самую сущность открытой истины так, чтобы она не только не нарушала прежнего понимания жизни и установившегося в нем строя жизни, но, напротив, подтверждала бы его¹. И христианство было извращено так же, как и все другие религии, с той только разницей, что именно потому, что христианство с особенной ясностью провозгласило свое основное положение равенства всех людей, как сынов Бога, нужно было особенно сильно извратить все учение, чтобы скрыть его основное положение ².

Второй прием обмана веры состоит в том, чтобы внушать людям, что следование в познании истины данному нам от Бога разуму есть грех гордости, что существует другое, более надежное орудие познания: откровение истины, передаваемое Богом непосредственно избранным людям при известных знамениях, чудесах, т. е. сверхъестественных событиях, подтверждающих верность передачи. Внушается то, что надо верить не разуму, а чудесам, т. е. тому, что противно разуму.

Третий прием обмана веры состоит в том, чтобы уверить людей, что они не могут иметь того непосредственного отношения с Богом, которое чувствует всякий человек и которое особенно уяснил Христос, признав человека сыном Бога, а что для общения с Богом необходим посредник или посредники. Такими посредниками ставят пророков, святых, церковь, писание, старцев, дервишей, Лам, Будд, пустынников, всякое духовенство. Как ни различны все эти посредники, сущность посредничества та, что между человеком и Богом не признается прямой связи, а, напротив, предполагается, что истина прямо не доступна человеку, а может быть принята только через веру в посредников между ним и Богом.

Четвертый прием обмана веры состоит в том, что под предлогом совершения требуемых будто бы Богом дел: молитв, таинств, жертв, собирают вместе много людей и, подвергнув их различным одуряющим воздействиям, внушают им ложь, выдавая ее за истину. Поражают людей красотой и величием храмов, великолепием украшений, утварью, одеждами, блеском освещения, звуками пения, органов, курениями, возгласами, представлениями,-- и в то время, как люди находятся под этим обаянием, стараются запечатлеть в душах их обман, выдаваемый за истину.

1 "Христианское учение", с. 43.

2 "Что такое религия", с. 18.

Пятый прием -- самый жестокий; он состоит в том, что ребенку, спрашивающему у старших, живших прежде его и имевших возможность познать мудрость прежде живших людей, о том, что такое этот мир и его жизнь и какое отношение между тем и другим, отвечают не то, что думают и знают эти старшие, а то, что думали люди, жившие тысячи лет тому назад и во что никто из больших уже не верит и не может верить. Вместо духовной, необходимой ему пищи, о которой просит ребенок, ему дается губящий его духовное здоровье яд, от которого он может исцелиться только величайшими усилиями и страданиями¹.

Человек спрашивает: что такое этот мир, в котором он находит себя? Спрашивает, какой смысл его существования? И чем ему надо руководиться в той свободе, которую он чувствует в себе? Он спрашивает, и Бог устами установленной Им Церкви отвечает ему:

Ты хочешь знать, что такое этот мир? Вот что: есть Бог единый, всеведущий, всеблагий, всемогущий. Бог этот есть дух простой, но Он имеет волю и разум. Бог этот один и вместе три. Отец родил Сына, Сын во плоти и сидит одесную Отца. Дух изошел от Отца. Все они три -- Боги. И все разны, и все -- одно. Этот-то троичный Бог существовал вечно один втроем и вдруг вздумал сотворить мир, и сотворил его из ничего своею мыслию, хотением и словом. Сотворил сначала духовный мир -- ангелов. Ангелы сотворены добрыми, и Бог только для их блаженства сотворил их; но, сотворенные добрыми, эти существа стали вдруг злыми, сами собой. Ангелы -- одни остались добрыми, другие стали злыми, и стали диаволами. Ангелов сотворил Бог очень много и разделил их на 9 чинов и 3 разряда: ангелы, архангелы, херувимы, серафимы, силы, господства, начала, власти, престолы. И диаволы тоже разделены по чинам, но имена их чинов точно неизвестны. Потом прошло много времени, и Бог опять стал творить и сотворил мир вещественный. Он сотворил его в 6 дней. День надо считать днем обращения земли около оси. И были утро и вечер с первым же днем. Если солнца не было в первые дни, то в эти дни Бог сам сотрясал светящуюся материю, чтобы были утро и вечер. Бог творил 6 дней, в 6-й день Бог сотворил Адама, первого человека, из земли, и вдунул в него душу, потом сотворил жену. Человек сотворен из души и тела. Назначение человека -- оставаться верным власти Божией. И человек сотворен добрым и вполне совершенным. Вся обязанность его заключалась в том, чтоб не есть запрещенного яблока, и Бог ему, кроме того, что сотворил его совершенным, всячески помогал еще в этом, учил его, развлекал и посещал в саду. Но Адам все-таки съел запрещенное яблоко, и за это Бог благой отомстил Адаму, выгнал его из рая, прокляв его, всю землю и всех потомков Адама.

1 "Христианское учение", с. 44--45.

Все это надо понимать не в каком-нибудь переносном, а в прямом смысле; надо понимать, что все это так точно было.

После этого Бог, в 3 лицах, всеведущий, всеблагой, всемогущий, сотворивши Адама и проклявши его и все потомство, все-таки не переставал промышлять, т. е. заботиться, для их блага, об Адаме, его потомках и о всех сотворенных существах. Он сохраняет тварей, содействует им и управляет ими всеми и каждым особенно. Бог этот управлял и управляет ангелами, злыми и добрыми, и людьми, злыми и добрыми. Ангелы же помогают Богу управлять миром. Есть ангелы, приставленные к царствам, к народам и к людям; и Бог, всеведущий, всемогущий и всеблагой, сотворивший их всех, погубил тьмы ангелов злых навсегда и людей всех за Адама, но не переставал заботиться о всех людях и заботиться естественным и даже сверхъестественным образом. Сверхъестественный этот способ заботы о людях состоит в том, что, когда прошло 5000 лет, Бог нашел средство заплатить самому себе за грех Адама, которого он сам сделал таким, каким он был. Средство состоит в том, что в числе лиц Троицы одно -- Сын. Оно, это лицо, так всегда и было Сыном. Так этот Сын вышел из девы, не нарушая ее девства; но вошел в деву Марию, как муж ее, Дух Святой, а вышел Сын -- Христос. И этот Сын назывался Иисусом, и он был Бог, и человек, и лицо Троицы. Этот-то Бог -- человек и спас людей. Он спас их вот как: он был пророк, первосвященник и царь. Он, как пророк, дал новый закон; как первосвященник, сам принес себя в жертву тем, что умер на кресте; и, как царь, делал чудеса и сошел в ад, выпустил оттуда всех праведников и уничтожил грех, проклятие и смерть в людях. Но средство это, хотя и очень сильное, не всех спасло однако. Тьмы тем диаволов так и остались диаволами, и люди воспользоваться этим спасением должны умеючи. Чтоб воспользоваться этим средством, надо освятиться, а освятить может только церковь, а церковь -- это те люди, которые говорят про себя, что на них накладывали руки такие люди, на которых накладывали руки такие люди и т. д., на которых накладывали руки ученики самого Бога Иисуса, на которых накладывал руку сам Бог-Сын, Спаситель. И, накладывая руки, сам Бог дунул на них и дал им этим дуновением и всем, кому они это передадут, власть освящать людей; это-то самое освящение нужно, чтобы спастись. Это, что спасет, называется благодать; освящает человека и спасает благодать -- это-то значит сила Божия, передаваемая в известных формах церковью. Чтобы благодать эта действовала, надо, чтобы человек, желающий освятиться ею, верил, что он освящается. Он может даже не совсем верить, но должен слушаться церкви, и, главное, не противоречить,-- тогда благодать перейдет. Человек, освященный благодатью, не должен думать, как он думал прежде, что, если он делает хорошо, то это потому, что он хочет делать хорошо; но он должен думать, что, если он что-нибудь делает хорошо, то это только потому, что в нем действует благодать, и потому он должен только заботиться о том, чтобы в нем была благодать. Благодать же эта передается церковью разными манипуляциями и произнесением разных слов, которые называют таинствами¹. В жизни же внушается, что надо соблюдать следующие правила: не есть мяса и молока в известные дни, еще в другие известные дни служить молебны и панихиды по умершим, в праздники принимать священника и давать ему деньги и несколько раз в году брать из церкви доски с изображениями и носить их на полотенцах по полям и домам. Перед смертью же внушается, что человек должен непременно съесть с ложечки хлеба с вином, а еще лучше, если успеет помазаться маслом. Это обеспечивает ему благо в будущей жизни. После же смерти внушается родным его, что для спасения души умершего полезно положить ему в руки печатную бумажку с молитвой; полезно еще, чтобы над мертвым телом прочли известную книгу и чтобы в церкви в известное время произносили бы имя умершего. Но если кто особенно хочет позаботиться о своей душе, то по этой вере внушается, что наибольшее обеспечение блаженства души на том свете достигается еще тем, чтобы жертвовать деньги на церкви и монастыри, обязывая этим святых людей молиться за себя. Спасительны еще, по этой вере, для души хождения по монастырям и целование явленных икон и мощей. По этой вере явленные иконы и мощи сосредоточивают в себе особенную святость, силу и благодать, и близость к этим предметам: прикосновение, целование, становление свеч к ним, подлезание под них много содействует спасению, равно и молебны, заказываемые перед этими святынями².

Все те, которые верят в это, получат мздовоздаяние, сначала частное -- тотчас после смерти, и потом общее -- после кончины мира. Частное мздовоздаяние верующих будет то, что они прославятся на земле и на небе. На земле их мощам и иконам будут кадить и ставить свечи, а на небе они будут со Христом во славе. Но будет еще конец света и суд всеобщий. Конец света будет происходить так: одно лицо Троицы, Бог Иисус, который в теле сидит на небе одесную отца, на облаках сойдет на землю в человеческом образе, в том, в каком он был на земле. Ангелы будут трубить, и все мертвые воскреснут в самых своих телах, только тела немножко изменятся. Тогда соберутся все ангелы, диаволы и все люди, и Христос будет судить,-- и праведников отделит направо: они с ангелами пойдут в рай, а грешников налево: они с диаволами пойдут в ад и там будут вечно мучиться мучениями большими, чем горение. Мучения эти будут вечны. А благого Бога будут вечно прославлять все праведники³.

¹ "Критика догматического богословия", с. 217--219.

² "Царство Божие внутри вас", с. 53--54.

³ "Критика догматического богословия", с. 219--220.

Вот во что предлагается неизменно верить христианину и всякому человеку.

Вот она, та хула на Святого Духа, которая не простится ни в этом веке, ни в будущем!¹ Это -- содержание догматов, т. е. неизменных и непререкаемых положений христианских церквей -- православной и, с теми или иными отдельными разногласиями, и других церквей.

На вопрос мой о том, какой смысл имеет моя жизнь в этом мире,-- ответ будет такой:

Бог, по прихоти, сотворил мир какой-то странный. Дикий Бог -- получеловек, получудовище сотворил мир такой, какой ему хотелось; и все приговаривал, что хорошо, и все -- хорошо, и человек -- хорошо. Но вышло все очень нехорошо. Человек подпал под проклятие и все потомство его; и Бог благой все продолжал творить людей в утробах матерей, зная, что они все или многие погибнут. И после того, как он придумал средство спасти их, осталось то же самое, еще хуже, потому что тогда, как говорит церковь, люди, как Авраам, Иаков, могли спастись своей доброй жизнью, теперь же, если я родился иудеем, буддистом и случайно не подпал под освящающее действие церкви,-- я наверно пропал и вечно буду мучиться с диаволами; мало того, если я даже в числе счастливчиков, но имею несчастье считать требования своего разума законными, а не отрекаюсь от них, чтоб поверить учению церкви, я тоже погиб. Мало того, если я даже и поверил всему, но не успел причаститься, и за меня не будут, по рассеянности моих близких, молиться, я могу тоже попасть в ад и остаться там. Смысл моей жизни, по этому учению, есть совершеннейшая бессмыслица, без сравнения худшая той, которая мне представлялась при свете одного моего разума. Тогда я видел, что я живу и, пока живу, пользуюсь жизнью, а умру, не буду чувствовать. Тогда меня пугала бессмысленность моей личной жизни, неразрешимость вопроса: зачем мои стремления, моя жизнь, когда все кончится, а вся эта бессмыслица, прихоть чья-то, будет вечно продолжаться.

На вопрос, как мне жить -- ответ этого учения тоже прямо отрицает все то, чего требует мое нравственное чувство, и требует того, что мне всегда представлялось самым безнравственным,-- лицемерия. Из всех нравственных приложений догматов вытекает одно: спасайся в вере -- не можешь понять этого, во что верить велят, говори, что веришь, подавляй всеми силами души потребность света и истины, говори, что веришь, и делай то, что вытекает из веры. Дело ясно. Несмотря на все оговорки о том, что нужны зачем-то добрые дела и нужно следовать учению Христа о любви, смирении и самоотвержении, очевидно, что эти дела не нужны, и практика жизни всех верующих

¹ Там же, с. 222.

как и подтверждает это. Логика неумолима. Зачем дела, когда я искуплен смертью Бога, когда искуплены даже все мои будущие грехи, надо только верить. Да и как я могу бороться, стремиться к добру, в чем одном я понимал прежде добрые дела, когда главный догмат веры тот, что человек сам ничего не может, а все дается туне благодатью. Надо только искать благодати; благодать же приобретается не мной одним, а сообщается мне другими. Если я даже не успею освятиться при моей жизни благодатью, то есть средства воспользоваться ею и после смерти: можно оставить деньги на церковь, и за меня будут молиться¹. И ответ на вопрос, что мне делать,-- ясно вытекает из учения, и ответ этот слишком знаком каждому и слишком грубо противоречит совести; но он неизбежен².

Так что оказывается, что то, чего понять и выразить даже нельзя, о чем нельзя иначе думать, как только заучивши и повторяя эти слова, это-то самое и есть то, на чем зиждется все здание христианской веры³.

Утверждение же этих бессмыслиц происходит не произвольно, но вытекает из ложного, большей частью грубого, понимания слов Писания⁴. И даже это не только ложь и ошибка, но обман людей не верующих, сложившийся веками и имеющий определенную и низменную цель⁵. Понятно, что по смерти Христа глубоко проникнутые его учением ученики, говоря и пиша о нем, о том человеке, который учил, что все -- сыны Божий и должны слиться с Богом в жизни, и который в своей жизни до смерти исполнил это подчинение себя воле Бога и слияние с ним,-- понятно, что ученики называли Его божественным, сыном Бога возлюбленным, по высоте Его учения и по жизни, вполне осуществившей учение. И понятно, как грубые люди, слушая учение апостолов, не понимали его, понимали одни слова и на словах этих, грубо понятных, строили свое учение, и, со свойственным грубости упорством, стояли за свое понимание, отрицая всякое другое именно потому, что не в силах были понять его, и как потом эти грубые люди на Вселенском 1-м и 2-м соборах закрепили это ужасное заблуждение. Как, например, в отношении догмата о прародительском грехе можно допустить понимание тех людей, которые не могут видеть в повести о падении человека ничего иного, как то, что был Адам, и он не выполнил приказания Бога -- не есть запрещенного плода,-- точно так же можно допустить понимание людей, которые говорят, что Иисус был Бог и смертью и страданиями своими спас людей. Это понимание не неверно: оно только грубо и неполно. Понимание того, что человек пал, потому что не повиновался Богу, верно тем, что оно выражает мысль о том, что зависимость, слабость, смерть человека -- все это

¹ Там же, с. 220-221.

⁴ Там же, с. 124.

² Там же, с. 222.

⁵ Там же, с. 7.

³ Там же, с. 116.

следствие его плотских страстей. Точно так же верно и то, что Христос был Бог, тем, что действительно, как и сказал Иоанн, он явил нам Бога. Но как только люди начинают утверждать, что это единая истина и что столько-то именно лет тому назад в таком-то именно месте жил Адам, сотворенный Богом, и Бог насадил ему сад, и т. д., и что в этом все значение этого их утверждения, или что Иисус, 2-е лицо Бога, вочеловечился в деве Марии от Духа Святого,-- как только начинают утверждать, что самая та форма, в которой они выражают эту мысль, есть единая истина,-- так уже невозможно допускать того, что они говорят, ибо их разъяснения и утверждения разъясняют самое значение той мысли, которую они высказывают, а она исключает возможность всякого единения веры, и явно обличает их в том, что источник их упорства в утверждении есть грубость и непонимание. И это самое делала и продолжает делать церковь, во имя своей святости и непогрешимости¹.

Проповедуется только внешний культ идолопоклонства. Внешний культ и служение милости и правде трудно совместимы; большею частью одно исключает другое. Так было это у фарисеев, так это и теперь у церковных христиан. Нагорная проповедь или символ веры: нельзя верить тому и другому. Церковники выбрали последнее. И учение церковное -- всякое, с своими искуплениями и таинствами, а тем более учение православное с своим идолопоклонством исключает Христово учение².

Истинная вера никогда не бывает неразумна, несогласна с существующими достоверными знаниями, и свойством ее не может быть сверхъестественность и бессмысленность, как это думают, и как это и выразил отец церкви, сказав: credo quia absurdum ³. Напротив, утверждения настоящей веры, хотя и не могут быть доказаны, никогда не только не содержат в себе ничего противного разуму и несогласного с знаниями людей, а всегда разъясняют то, что в жизни без положений веры представляется неразумным и противоречивым⁴.

Если у человека колеблющегося после того, как он вникнул в церковное учение и понял всю его грубость, все его неразумие и суеверие, и остается еще какое-либо сомнение в неправоте церкви и надежда на возможность дальнейшего общения с нею, то они совершенно исчезают, как только он обратится к церкви за разрешением волнующих его жизненных вопросов и узнает ее отношение к ним. Таким вопросом является прежде всего отношение каждого из церковных вероисповеданий ко всем

¹ Там же, с. 113-114.

2 "Царство Божие внутри вас", с. 55.

3 Верю, потому что нелепо.

⁴ "Что такое религия", с. 22.

остальным. Человек встречает среди людей чуждого ему вероисповедания лиц нравственно высоких и истинно верующих. Он желал бы быть братом этих людей. И что же? То учение, которое обещало ему соединить всех единою верою и любовью, это самое учение, в лице своих лучших представителей, говорит ему, что это все люди, находящиеся во лжи, что то, что дает им силу жизни, есть искушение дьявола и что мы одни в обладании единой возможной истины. И ко всем, не исповедующим его взглядов, это учение относится враждебно, как оно и должно быть: во-первых, потому, что утверждение о том, что ты во лжи, а я в истине, есть самое жестокое слово, которое может сказать один человек другому, и, во-вторых, потому что человек, любящий детей и братьев своих, не может не относиться враждебно к людям, желающим обратить его и детей и братьев в веру ложную. И враждебность эта усиливается по мере большего знания вероучения.

Таким образом самое вероучение разрушает то, что оно должно произвести,-- единение всех людей. Соблазн этот до такой степени очевиден, до такой степени нам, образованным людям, живавшим в странах, где исповедуются разные веры, и видавшим то презрительное, самоуверенное, непоколебимое отрицание, с которым относится католик к православному и протестанту, и протестант к обоим, и такое же отношение старообрядца, пашковца, шекера и всех вер,-- что самая очевидность соблазна озадачивает. Говоришь себе: да не может быть, чтоб это было так просто, и все-таки люди не видали бы того, что если два утверждения друг друга отрицают, то ни в том, ни в другом нет той единой истины, какою должна быть вера¹. Для католиков божественная церковь совпадает с римской иерархией и папой. Для православного божественная церковь совпадает с учреждением восточной и русской иерархии. Для лютеран божественная церковь совпадает с собранием людей, признающих библию и катехизис Лютера². И все отрицают друг друга, а не себя³. Человек будет искать объяснений этого явления, но он не найдет их. И тогда он поймет, что он ищет веры, силы жизни, а они ищут наилучшего средства исполнения перед людьми известных человеческих обязанностей. И, исполняя эти человеческие дела, они исполняют их по-человечески. Сколько бы ни говорили они о своем сожалении о заблудших братьях, о молитвах за них, возносимых у престола всевышнего,-- для исполнения человеческих дел нужно насилие, и оно всегда прилагалось, прилагается и будет прилагаться церковью. Если ложное учение проповедуется неопытным сынам церкви, находящейся в истине, то церковь эта не может не сжечь книги, не удалить человека, соблазняющего сынов ее. Что же делать

¹ "Исповедь", с. 48.

2 "Царство Божие внутри вас", с. 43--44.

3 "Критика догматического богословия", с. 227.

с тем сектантом, горящим огнем ложной, по мнению православия, веры, который в самом важном деле жизни, в вере, соблазняет сынов церкви? Что же с ним делать, как не отрубить ему голову или не запереть? При Алексее Михайловиче сжигали на костре, т. е. по времени прилагали высшую меру наказания, в наше время прилагают тоже высшую меру -- запирают в одиночное заключение¹.

Христианская церковь признала и освятила все то, что было в языческом мире. Она признала и освятила и развод, и рабство, и суды, и все те власти, которые были, и войны, и казни, и требовала при крещении только словесного, и то только сначала, отречения от зла; но потом, при крещении младенцев, перестали требовать даже и этого. Церковь, на словах признавая учение Христа, в жизни прямо отрицает его².

Во всякое время религиозные верования соответствуют общественному устройству, т. е. общественное устройство слагается по религиозным верованиям. И потому, каковы религиозные верования народа, таково и его общественное устройство. Это знают правительства и правящие классы и потому всегда поддерживают то религиозное учение, которое соответствует их выгодному положению. Правительства и правящие классы знают, что истинная христианская религия отрицает власть, основанную на насилии, отрицает различие сословий, накопление богатств, казни, войны,-- все то, вследствие чего правительство и правящие классы занимают свое выгодное положение, и потому считают необходимым поддерживать ту веру, которая оправдывает их положение. И извращенное церквами христианство делает это, представляя ту выгоду, что, извратив истинное христианство, скрывает от людей доступ к нему ³. Вместо того, чтобы руководить миром в его жизни, церковь в угоду миру перетолковала метафизическое учение Христа так, что из него не вытекает никаких требований для жизни, так что оно не мешает людям жить так, как они жили. Церковь раз уступила миру, а раз уступив миру, она пошла за ним. Мир делал все, что хотел, предоставляя церкви, как она умеет, поспевать за ним в своих объяснениях смысла жизни. Мир учреждал свою во всем противную учению Христа жизнь, а церковь придумывала иносказания, по которым бы выходило, что люди, живя противно закону Христа, живут согласно с ним. И кончилось тем, что мир стал жить жизнью, худшей, чем была языческая жизнь, и церковь стала не только оправдывать эту жизнь, но утверждать, что в этом-то и состоит учение Христа. Но пришло время, и свет истинного учения Христа, которое было в Евангелиях, несмотря на то, что церковь, чувствуя свою неправду, старалась скрывать его