Структурно-функциональный метод

Избу срубить — не простое дело, это не только четыре угла да крыша. Русский крестьянин ставил дом прочно, основательно, на века. И чтобы жить в нем было тепло, уютно и удобно, и чтобы всякий, кто смотрит, порадовался. Поэтому не каждый мужик способен был срубить избу, но лишь хороший, опытный плотник. Таких было немало и в Олонецкой, и Вятской, и Архангельской, и Костромской, и других губерниях России.

Инструменты нехитрые — топор, скобель да долото. Пилу, конечно, знали, но употребляли редко. Топором было сподручнее: им справный мастер и дерево срубит, и обтешет его, и доску «выгладит» по шнурку, да так, что не всякий рубанком выстругает, и ложку вырежет. Всю избу — от «подклета» до «конька» — сложит без единого гвоздя: железная по­ковка на селе всегда была дорогой. Впрочем, гвозди были не нужны, и без них ни одно бревнышко не сдвинется. Так дед отца учил строить, отец — сына, а тот — внука.

Избяной сруб ставили, как правило, на землю, иногда на низкий фундамент, сложенный из плоских камней. А сам сруб — это высокое творение народного строительного искусства.

Со стороны посмотреть, так кажется, будто одно бревно сквозь другое пропущено. Получается это так. Не на самом конце бревна, но отступя от него, делается вырубка до середины, круглая как чашка. Поэтому и гово­рят: «Углы в простую чашу рублены». А «не простая» — это когда еще зуб снизу. На перекрестном бревне такая же вырубка с пазом. Бревна ложатся вырубками, а концы их торчат наружу. Это называется рубить «в обло», иначе говоря, «с остатком». Если концы стесываются, то это уже сруб «в лапу».

Четыре бревна, связанные в квадрат, образуют венец. На него кладется следующий венец, а чтобы между ними не было даже маленькой щелочки и связь их была прочной, в верхнем бревне вытесывается желоб — про­дольный паз, плотно прилегающий к нижнему бревну.

Один венец на другой — растет сруб на глазах! Не нужны ни гвозди, ни скобы: все здесь прочно, надежно, выверено многовековым строитель­ным опытом народа.

Тот, кто не почувствует прелести бревенчатого сруба,— никогда не познает самой сути русского деревянного зодчества. Прекрасны четкие, ясные формы сруба, его несколько суровая, мужественная монументаль­ность. Он хорош прежде, всего своей первозданной силой, естественной, природной красотой, простым ритмом могучих венцов.

Стоит изба, в ней печь, в печи зола, а в золе жар.

Изба без печи — не изба. С печью, занимающей едва не половину избы, связан весь быт русского крестьянина — от рождения до смерти. И сло­жена она просто, практично, умно и по-своему красиво. Сбить хорошую печь способен не всякий мастер.

Что же значит печь для крестьянина?

Прежде всего печь греет. Везде, а на студеном Севере в особенности, тепло — первое дело. И топят печь не смолистой сосной или елью, а ольхой иди ошкуренной березой: дыму и копоти меньше, а тепло дольше держится.

Печь кормит. Здесь варят, жарят, хлеба выпекают. Целый день хозяй­ка у печи топчется: то ушицы или картошки надо сварить, то корм скоту и котле запарить или камни раскалить, чтобы пойло согреть.

Печь и светит. В «жаротоке» всегда уголек тлеет, на светце, что к печи прибит, лучина потрескивает, а в печном столбе есть место для огнива или спичек.

Печь и моет. В печи и помыться иногда можно — особенно ребенку удобно, не хуже, чем в иной баньке. Здесь же и рукомойник над лоханью.

Печь и лечит. Каждый крестьянин знает, что печная лежанка — верное средство от простуды и всяких прострелов.

Системный

Но где с особенной силой и полнотой проявляется декоративный та­лант и неистощимая изобретательность крестьянских зодчих, так это в архитектуре крыльца. Сколько здесь вариантов, сколько интереснейших на­ходок и тонкого художественного вкуса!

Крыльцо связывает избу с улицей, с деревней, со всем окружающим ее пространством. Оно гостеприимно открывается прохожим, соседям, друзьям, будто выходит им навстречу. В деревне крыльцо нередко играет роль своеобразного «домашнего клуба». В хорошую погоду по вечерам здесь собираются старики, молодежь, детвора. Без крылец немысли­ма не только частная, но в какой-то мере и общественная жизнь де­ревни.

Крыльцо на Севере обычно высокое, большое, просторное. Оно выхо­дит в сторону улицы, но ставится, как правило, на боковом, южном фасаде.

Эта асимметрия композиции придает всему облику избы особенную лесть и своеобразие. Нередко крыльцо ставится на один большой столб - такие часто встречаются в Олонецком крае и на Двине. Резные столбики поддерживают кровлю, украшенную ажурным подзором. Поставит мастер такое крыльцо — и весь дом, серьезный, добротный, основательный, словно озарится доброй светлой улыбкой.

С давних времен и вплоть до XIX века на Севере, да и по всей России, ставили почти исключительно «курные» избы, в которых топили «по-чер­ному». Дым из печки в таких избах выходит прямо в комнату и, рассти­лаясь по потолку, вытягивается в волоковое окно с задвижкой и уходит в деревянный дымоход — дымник.

Уже само название «курная изба» вызывает у нас привычное — и, надо сказать, поверхностное, неверное — представление о темной и грязной избе последнего бедняка, где дым ест глаза и повсюду сажа и копоть. Ничего подобного!

Полы, гладко обтесанные бревенчатые стены, лавки, печь — все это свер­кает чистотой и опрятностью, присущей избам северных крестьян. На столе — белая скатерть, на стенах — вышитые полотенца, в «красном углу» — иконы в начищенных до зеркального блеска окладах. И лишь несколько выше человеческого роста проходит граница, за которой царит чернота закопченных верхних венцов сруба и потолка — блестящая, отливающая синевой, как вороново крыло.

Вся система вентиляции и дымоотвода продумана здесь очень тщатель­но, выверена вековым житейским и строительным опытом народа. Дым, собираясь под потолком — не плоским, как в обычных избах, а в форме трапеции,— опускается до определенного и всегда постоянного уровня, лежа­щего в пределах лишь одного-двух венцов. Чуть ниже этой границы вдоль стен тянутся широкие полки — «воронцы», которые очень четко и, можно сказать, архитектурно отделяют чистый интерьер избы от ее черного верха.

Мы сидим в такой избе, и какое-то особенное чувство закрадывается в
душу. Гладко обтесанные стены с закругленными — чтобы не промерзали —
углами словно излучают мягкий, приглушенный золотистый свет. Раньше
их никогда не обклеивали газетами или обоями: русский крестьянин всегда
остро и тонко чувствовал природную красоту дерева как материала архитектуры, красоту самых обычных, простых вещей. Да и какие обои могут сравниться с естественной текстурой некрашеного дерева, темными полосами сердцевины, ритмом сучков, гладкой и все же чуть шероховатой поверхностью! Пол, сложенный из широких цельных плах, мощная, ничем
ничем не скрытая кладка бревенчатого сруба, лавки вдоль стен, воронцы —
все это создает мужественный, неторопливый ритм строгих горизонтальных линий. Интерьер русской избы — это столь же высокое искусство, как и вся она в целом, искусство, в котором громадный жизненный опыт крестьянина воедино сплавляется с его врожденным эстетическим чувством.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В заключение хочется отметить, что искусство средневековья сформировалось на сложной основе. Вместе с унаследованным от поздней античности христианством оно впитало некоторые традиции классической древности. «В те времена каждый родившийся поэтом становился зодчим. Рассеянные в массах дарования, придавленные со всех сторон феодализмом... не видя иного исхода, кроме зодчества, открывали себе дорогу с помощью этого искусства, и их илиады выливались в форму соборов. Все прочие искусства повиновались зодчеству и подчинялись его требованиям. Они были рабочими, созидавшими великое творение. Архитектор - поэт - мастер в себе одном объединял скульптуру, покрывающую резьбой созданные им фасады, и живопись, расцвечивающую его витражи, и музыку, приводящую в движение колокола и гудящую в органных трубах. Даже бедная поэзия, подлинная поэзия, столь упорно прозябавшая в рукописях, вынуждена была под формой гимна или хорала заключить себя в оправу здания...

Не случайно Гоголь писал, что «архитектура — та же летопись мира: она говорит тогда, когда уже молчат и песни и предания».

Вся наша жизнь связана с архитектурой, она объемлет буквально все стороны деятельности человека, создает ту среду, в которой протекает его бытие — труд, культура, быт.

Дом, в котором мы живем, будь то многоэтажная громада или сельская изба, завод, на котором мы работаем, плотина электростанции или универмаг, аэропорт, театр или стадион — это все архитектура в широком смысле слова, архитектура, созданная прежде всего для удовлетворения наших многообразных практических, или, как говорят, утилитарных, потребностей. Уже это одно в очень сильной степени отличает ее от других видов искусства.

Архитектура — это всегда и строительство, и потому она находится в прямой зависимости от уровня развития техники и производительных сил. Так, например, изобретение железобетона, широкое применение стекла, алюминия, пластиков, как строительных материалов, коренным образом изменили характер архитектуры нашего столетия.

Но если бы архитектура была только техникой, она не была бы искусством, одной из форм общественного сознания. В образах архитектуры всегда заложено большое идейно-художественное содержание. Не всегда прямо, но и косвенно, опосредствованно, памятники архитектуры — Зимний дворец или крестьянская изба где-нибудь в Заонежье, Новгородский кремль или станция Московского метрополитена, Дворец съездов или шатровая церковь XVI века в Коломенском — отражают идеи, эстетическое сознание своего времени, наконец, социальное, классовое содержание |той или иной исторической эпохи.

В лучших памятниках зодчества заложен идейный и эстетический заряд громадной действенной силы.

Надо только учиться видеть архитектуру, учиться ее понимать и чувствовать.

Архитектура — летопись мира. Но она говорит лишь тому, кто хочет умеет ее слушать, в ком живет чувство прекрасного, кто знает и любит культуру родного народа и по праву гордится ее прошлым и настоящим.

Памятники зодчества называют «каменными страницами истории», полным правом можно добавить — и «деревянными».

Но далеко не все старинные постройки, выполненные из дерева, можно нести к памятникам народного деревянного зодчества. Дерево — это всего лишь материал. Материал искусства. А истинное искусство в данном слу­чае — это народное зодчество, а не все деревянные здания. Например, дома из кирпича нельзя отнести просто к «кирпичной» архитектуре. Сколько различных стилей, особенностей, направлений можно выявить в их много­образных архитектурных формах! Так и в деревянных постройках. Ведь как различны между собой шатровый храм в Кондопоге, гуцульская церковь на Буковине и дворец в Останкине! Каждая из этих построек — памятник архитектуры. Но из них только церковь в Кондопоге — памятник русского народного деревянного зодчества.

В конце XVIII и особенно в XIX веке было построено немало дере­вянных зданий, почти полностью повторяющих формы каменной архитек­туры. Дерево как строительный материал было дешевле, его было много. Снаружи такие постройки обычно обшивались тесом и красились краской, в городах нередко оштукатуривались, да так, что и не сразу разберешь, каменное или деревянное здание. Таких домов, особенно жилых, было множество в русских городах. В основном это были дворянские или купе­ческие особняки. Архитектура их, бесспорно, своеобразна и интересна. Но это так называемая стилевая архитектура: барокко, классицизм, ампир и пр. Только материал исполнения не камень, а дерево. Лишь в этом раз­ница. А в народном деревянном зодчестве дерево выступает совсем в ином качестве. Слитность технического, конструктивного назначения и архитек­турно-художественного звучания строительного материала — дерева — буквально во всем. Она и в правдивой, бесхитростной красоте самого дере­ва, в его натуральном, ничем не приукрашенном виде и в контрастных сочетаниях по-разному обработанных поверхностей частей здания и его деталей. Она и в холодных, серебристых оттенках ели, и в теплом, золоти­стом цвете сосны с ее живым, никогда не повторяющимся рисунком янтар­ной сердцевины, и в светлой оболони с ее неторопливым чередованием тем­ных мутовок и муаровыми переливами просвечивающих волокон. Она же в способности гладких плоскостей (поставленных под углом друг к другу) по-разному отражать свет, давая богатую игру световых бликов. Это же единство можно видеть и в резьбе несущих столбов, насыщенной контра­стами крупных упругих линий и мелких ритмичных узоров, и в мерцающих отблесках оконных косяков и чешуйчатых кровель, в скульптурной пластике любой детали, сделанной рукой большого мастера одним только топором, и в разнообразном сочетании всевозможных оттенков, которыми так богаты произведения народного деревянного зодчества.

Деревянное зодчество – это прежде всего зодчество народное, созданное его трудом и гением. Зодчество демократическое по своей природе, национальное по форме и реалистическое по творческому методу. В нем отражена художественная и строительная культура многих поколений наших предков. Культура яркая, самобытная, воплотившая в себе величие и дух создавшего ее народа, и в то же время общечеловеческая, одарившая мир шедеврами архитектуры непреходящей художественной ценности.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Алпатов М. Немеркнущее наследие. – М., 1990 г., 303 с.

2. Десятников В. А. Подвижники. – М., 1993 г., 128 с.

3. Дмитриева Н.А. Краткая история искусств. – М., 1989 г., 318 с.

4. Любимов А.Д. Искусство древней Руси, 1996 г.

5. Ополовников А., Островский Г. Русь деревянная: Образы русского деревянного зодчества. – М. 1981 г. ,199 с.