Размышления о русском стиле
Григорий Панченко
«Русский стиль» единоборства... В последнее время о нём много говорит телевидение, пишут газеты и журналы; с недавних пор эта тема стала достоянием и художественной литературы. Попробуем разобраться, что же это на самом деле.
Прежде всего уточним: есть несколько школ, воскрешающих (каждая по-своему) традиции российских воинов, причём друг с другом они сосуществуют отнюдь не всегда мирно. Так, славяно-горицкая борьба в поисках истоков дошла до языческих корней, и теперь её адепты всячески клянут православие за то, что оно «замутило чистые воды древнеславянских родников». Все остальные системы припадают к ногам то православной церкви, то военного ведомства (иногда к обоим одновременно). Взаимных обвинений и, наоборот — саморекламы на тему «кто из нас более русский» тоже хватает. Единственное, на чём сходятся все стили - это на проклятьях, адресованных «чуждому для русского духа» иноземному каратэ и у-шу...
Эта тенденция заставляет и нас прибегнуть к интонации более полемической, чем исследовательской. Данное обстоятельство вынужденное, однако, к сожалению, неизбежное. Слишком часто информация о «русских школах» приходит из сегодняшних статей, телепередач, публичных лекций или (гораздо реже!) из показательных демонстраций приёмов боя. Эта сиюминутная актуальность не даёт нам возможности опереться на классические исследования и первоисточники. И она же заставляет заботиться о том, чтобы ошибки и откровенные фальсификации не возвели себя в классику.
1. ПЕСНЬ О КУПЦЕ И ЕГО «КАЛАШНИКОВЕ»
Пожалуй, можно вычленить несколько основных направлений. Уже упоминавшаяся славяно-горицкая борьба, созданная Александром Беловым (нынешнее «языческое» имя — Селидор) характеризуется жесткой силовой манерой боя с применением не столько ударов — «селидорцы» выступают без перчаток — сколько толчков, зацепов и подсечек. Если уж удар и наносится, то чаще всего не кулаком, а предплечьем; это так называемый «удар на пол-руки», отмеченный в некоторых былинах. «Славяногорцы» возводят свое искусство к богатырским игрищам Древней Руси, происходившим на погребальном кургане. В настоящее время, по утверждениям руководителей школы, существуют 12 подстилей их борьбы.
Близка по идее — но не по технике исполнения — и так называемая Велесова борьба. Основатель её до сих пор «засекречен», но, кажется, впервые она появилась в школах прикладного рукопашного боя, культивировавшегося в органах МВД Калининской области (ныне — Тверская).
Кроме «языческого», можно отметить ещё два направления. «Казачий стиль» (впрочем, сторонники этого вида единоборства характерны скорее не для России, а для Украины), реконструирующий боевое искусство казаков на основе запорожского гопака и некоторых других элементов; а также «офицерский стиль», из поколения в поколение передававшийся российскими офицерами-дворянами.
Эти ветви боевого искусства заслуживают отдельного рассмотрения. Но мы пока что оставим их, потому что они лежат вне рамок главного (главного ли?) направления «русского стиля».
Это направление представлено целой группой боевых школ. Свою технику оно выводит из кулачного боя мужиков (стенка на стенку или один на один), дополнительно опираясь на обрядовые пляски с элементами поединка, а также на средневековые «дуэли» в рамках «Божьего суда». Такие поединки (см. «Князь Серебрянный» А.К.Толстого или лермонтовскую «Песнь о купце Калашникове») в средневековой Руси отчасти заменяли следствие, суд, а то и приведение приговора в исполнение. Назвать основателя сложно: как будто впервые данную систему «воскресил» петербуржец Андрей Грунтовский, но теперь едва ли не в каждом городе появились свои «основатели», вроде бы независимые от него. Наиболее заметный из них — Георгий Базлов из Твери со своей школой, именуемой буза (в отличие от предложенного Грунтовским названия скобарь).
Характерная особенность данной группы стилей — быстрый темп боя, отсутствие чётких стоек, преобладание ударов над захватами (причём удары, в том числе и ногами, делаются с проносом, без фиксации), высокая стойка. В безоружном варианте схватка производится в лёгких перчатках с открытыми пальцами. Поединки обычно происходят под гармошку, причём музыкальному сопровождению сторонники «русского стиля» склонны придавать повышенное значение. По их словам, оно не просто задаёт ритм боя, но и включает некие биоэнергетические механизмы, которые высвобождают скрытые силы.
Конечно, если «русский стиль» продолжает вековые традиции, об основателе говорить бессмысленно. Но так ли это на самом деле?
Сразу оговоримся: искусство рукопашной схватки старо, как история войн, и нет ни одного народа, который не был бы с ним знаком. Безусловно, существовало оно и на Руси. Свидетельство тому — летописи, былины, народные заговоры-обереги... «Ино будь сбережен: от топора, от пищали, от татарския пики, от стрелы каленыя, от борца, от кулачного бойца...» Другой вопрос, насколько это соответствует тому, что теперь именуется «русским стилем»?
Его адепты всячески уходят от вопроса: на основании какой, собственно, информации воссоздаётся боевая техника, а тем более своеобразная философия единоборства (не отставать же в этом от каратэ!). В лучшем случае следуют туманные, без конкретных указаний, ссылки на монастырские летописи и былины. Автор этих строк и сам искал, и к профессиональным историкам обращался. Оказалось, что ничего подобного там нет! В лучшем случае присутствуют крайне расплывчатые фразы, вроде: «И почаста ся крепко держати и удави печенезина в руку до смерти». А как именно «удави» — задушил, сломал хребет, раздавил грудную клетку? Пальцевым захватом или рычажным замком? И как русскому богатырю удалось подойти вплотную, на такое расстояние, чтобы «удави» — нырком, перекатом, а может быть при помощи жёсткого блока? Да и вообще, насколько реален сам бой?
В свете всего сказанного и упомянутый ранее «удар в пол-руки» выглядит сомнительным. Вообще, восстанавливать особенности единоборства по таким источникам можно лишь с огромной степенью неопределённости. Иногда может случайно получиться результат, близкий конкретному приёму древней Руси, но поди угадай, в каком именно случае...
А ведь сохранившихся летописей не так уж много, все они достаточно хорошо изучены, да и стиль изложения везде схож. Но будь подобные описания в сто раз конкретнее — всё равно! У японских и китайских мастеров хранились специальные пергаменты, не просто словесно-описательные, но и сопровождавшиеся подробнейшими рисунками приёмов. Однако даже такой документ, специально созданный для обучения бою (а у летописцев ведь были совсем другие цели) является почти мёртвым без указаний наставника.
Чуть утрируя ситуацию, можно сказать: воссоздать древнюю систему боевого искусства по подобному документу не легче, чем научиться играть на скрипке, изучая фотографии рук скрипача. А уж восстанавливать её по летописи — всё равно, что учиться играть, читая описание этих фотографий...
В этом смысле особенно умиляет пример Белова-Селидора, который, не найдя должной информации в летописях, обратился к фольклору! И теперь «ничтоже сумняшеся» реконструирует, например, технику боя Ильи Муромца против Идолища Поганого! Интересно, а Змею Горынычу он подражать не пробовал? Тогда, пожалуй, в имитацию вооружённого поединка (все школы «русского стиля» практикуют бой с применением древнего оружия и доспехов, по крайней мере, так, как они всё это представляют) следует ввести ещё один элемент: с булавой — против огнемёта. А лучше, против двенадцати огнемётов, семи, или в крайнем случае трёх: менее чем трёхголовым Горыныч не бывал.
Используя фольклорную аргументацию, Белов, разумеется, обнаруживает на Руси и берсеркеров (в его трактовке — «боросеков») и даже рыцарей (трактовка Белова — «рыкарь»: воин, рычащий от ярости). Дальше — больше. Уже оказывается, что изредка встречающаяся в фольклоре (и еще реже — в летописях) фраза «рассече на полы» якобы означает не рассечение мечом, а разрывание пополам голыми руками; а упоминание о том, что какой-то воевода «сдержал» натиск печенегов, нам предлагают понимать в том смысле, будто он действительно отразил нашествие единолично.
(Летописцы, как и авторы рыцарских романов, иногда «забывали» о мелочи вроде многотысячного отряда, во главе которого стоял их герой, именитый воин. Но если уж такого героя называют воеводой — значит, он ведет войско... При этом, конечно, сам воевода, рыцарь, конунг, фений вполне может быть лучшим бойцом в данном войске).
Собственно, почему бы Руси не иметь «рычащих воинов-зверей», раз уж чуть ли не все цивилизации в начале своей истории их имели? Возражение вызывают только два тезиса:
— Утверждение о существовании «школ». Очень и очень редко «звериный» экстаз становится конструктивным (хотя результативным он бывает всегда). Скандинавское берсеркерство — одно из редчайших исключений, но даже оно, и даже в сплаве с рыцарской идеей, породило лишь подобие школ, окончательно развившихся много позже. Пробуждая боевой дух, требуя серьёзной тренированности, «зверство» обычно не допускает систематизации.
— Положительная оценка «воинов-зверей». В подавляющем большинстве случаев это — не то явление, которое приводит в восторг даже их соплеменников (хотя тем приходится считаться с этой категорией воинов). А уж рассматривать их как защитников родной земли просто неисторично.
Впрочем, восторженная оценка не мешает сегодняшним нео-язычникам для подкрепления своих доводов прибегать к описанию аналогов поведения... у современных зэков. Хотя вряд ли кто из нынешних уголовников был посажен столь давно, что застал ещё времена язычества.
Другой источник сведений, из которого якобы черпают информацию сторонники русского единоборства — это приёмы, «подсмотренные» во время экспедиций по России. Остаётся только поверить им на слово: почему-то все эти приёмы подозрительно напоминают японо-китайские разработки. Да и как объяснить тот факт, что элементы «народного» боевого искусства абсолютно не были замечены раньше, например в 1900-х годах, когда произошёл сильнейший всплеск интереса российской общественности к разным системам единоборства? Ведь тогда древние школы ещё не могли быть забыты столь прочно, как сейчас (спустя 80 или 90 лет), особенно если они коренились в ещё не разрушенном укладе жизни народных низов.
Вообще-то кое-что замечено было... Поклонники «русского стиля» обычно ссылаются на писателя и журналиста В.А.Гиляровского (1853-1935), который ещё в юности проявил немалые познания в боевом искусстве: удары, болевые захваты и броски, приёмы обезоруживания. Позже Владимир Алексеевич основал при московском клубе гимнастики фехтовальную школу, где применялась не спортивная шпага, а двуручный меч. Впрочем, эта школа имела скорее сценический уклон: театральные актёры обучались в ней грамотно имитировать положенные им по роли поединки с оружием.
Во время своих странствий по Руси Гиляровский не раз устраивал «матчи» с уголовной публикой, включая известных на всю страну разбойничьих «авторитетов». Во всех случаях — и в дружеских соревнованиях, и при защите своей жизни — победа давалась ему столь легко, что это только подтверждает известный принцип: эмпирические наработки ничего не могут поделать с высокоразвитой школой, даже если они подкреплены опытом множества потасовок, огромной мускульной силой и ореолом страха, сопровождающим знаменитых разбойников.
(Это, кстати, еще один довод против языческой древности «уголовного ушу». Правда, при наличии в пределах досягаемости развитых систем единоборства воровская среда способна освоить их, с точки зрения не только техники, но и «духа», быстрее и лучше, чем цивильная публика. Что и произошло в последние десятилетия. К тому же это МАСТЕРУ разбойники противостоять не могли. А достаточно ценными навыками прикладной рукопашной схватки они, как и их европейские и азиатские «коллеги», конечно, владели).
Но сам Гиляровский не скрывал, что боевые навыки он получил от беглого матроса, жившего у них в деревне. Прозвище его было Китаев, так как долгие годы он провёл... в Японии, где и обучился приёмам, позволявшим ему в одиночку одолевать десяток деревенских мужиков (среди которых, между прочим, были мастера стеночного боя). Кроме того, Китаев в бытность свою матросом, как и многие другие моряки, хорошо освоил европейский бокс именно в боевом варианте. Кстати, в другом месте своих воспоминаний Гиляровский упоминает, что тот же Китаев обучил его «...некоторым невиданным тогда приёмам, происхождение которых я постиг десятки лет спустя, узнав тайны джиу-джитсу». Выходит, он и самостоятельно джиу-джитсу изучал (равно как и бокс)... Да и он ли один?
Так что, быть может, основатели скобаря и бузы не только обманывают, но и сами обманываются. Не у одного Гиляровского был «дядька Китаев» — и к 1860-м и тем более к 1980-м, когда был обнародован русский стиль. Собственной школы такие люди, как правило, не создавали, но какие-то осколки их мастерства передавались потомкам в виде отдельных приёмов и даже целых комплексов. Происхождение их вскоре забывалось, и вот результат: коль скоро приёмы демонстрируют деревенские старики, то не возникает сомнений в «исконности».
Но вообще возрождённые школы стеночного боя оставляют странное впечатление. Ведь их корни, по определению, не уходят в дохристианскую древность или тайные офицерские кружки для посвящённых. Место и время их действия локализовано с наименьшим числом белых пятен. Однако всё известное о российском боевом искусстве решительно не похоже на то, что демонстрируют современные мастера!
Каким же был русский стиль в действительности? Довольно точное представление о нём даёт «Песнь о купце Калашникове». Лермонтов многое знал, многое умел сам (он в юности был, как теперь бы сказали, «спонсором», а то и участником деревенских баталий «стенка на стенку»), многое ощущал поэтически.
...На руках — глухие кожаные рукавицы. Во время «судебного» поединка-дуэли на них нашивали металлические бляхи, чтобы ужесточить удар; впрочем, кулачный бой и борьба на «Божьем суде» имели подчинённое значение по сравнению с владением оружием. Удары были резкими, сильными, не очень частыми; быстрый темп поединка, нырки, уклоны для Руси не характерны (у последователей Грунтовского всё с точностью до наоборот). В ход пускался почти исключительно кулак — не ребро ладони, не пальцы! Бой мог кончиться одним удачным ударом. Работа «по точкам» выражалась слабо, но всё же некоторые уязвимые места (суставы, солнечное сплетение) были известны. Ноги тоже почти не использовались: нынешние бойцы стараются реконструировать известный по фольклорным записям девятнадцатого века «удар с носка» — но это, похоже, был не удар, а подсечка в нижнем уровне («носком» тогда называли внешний свод ступни).
Борцовские приёмы играли второстепенную роль. Все виды русской народной борьбы весьма условны, боевых приёмов они не содержат. Поясная борьба, борьба «в схватку» (почти то же самое, но захват не за пояс, а за ворот) и «не в схватку» (упрощённый вариант борьбы «в схватку», проводимый одной рукой)... Опытные бойцы могли перед кулачным боем сойтись в борьбе, чтобы проверить свои силы, но во время самого кулачного боя борьба помочь уже почти не могла, да обычно и не разрешалась.
В том, что касается кулачного боя, сторонники «русского стиля» прибегают не только к антивосточной, но и к антизападной пропаганде. Из книги в книгу кочует рассказ о том, как английский боксёр вышел на поединок против русского богатыря (в роли последнего обычно выступает петровский гренадёр) и был посрамлён. История эта восходит к так называемой «Рукописи Нартова», подложность которой доказана уже несколько десятилетий назад, но из «патриотических» соображений об этом стараются не говорить.
Действительность куда скромнее и проще. Вплоть до конца девятнадцатого века боксёры в России почти не встречались, за исключением матросов, широко применявших «уличный» бокс. А отдельные схватки бойцов, обученных европейскому боксу (тех же матросов), со «стеночными» мастерами не давали последним поводов для оптимизма. По окончании наполеоновских войн в России короткое время выступал экс-чемпион Англии Томас Крибб (который тогда был уже не молод и несколько лет как оставил профессиональный ринг). Он провёл ряд схваток перед самим императором Александром I, и ни в одном из этих боёв не то что не был побеждён, но и не встретил серьёзного сопротивления. А ведь противостояли ему лучшие «стеночники», которых сумели найти... И едва ли Александр I имел меньшую возможность (и желание) выставить качественного бойца, чем Петр I!
Чтобы закончить разговор о Петре, скажем, что в дневниковых записях его секретарей есть упоминание о том, что ВПЕРВЫЕ император познакомился с английским боксом в 1713-м году, во время поездки в Польшу. Рукопись, приписываемая известному механику, одному из приближённых Петра, Нартову, относит это событие к 1698-му году, но тогда 15 лет спустя царь никак не мог «впервые познакомиться» с боксом.
В некоторых пересказах «Рукописи Нартова» заносчивого англичанина сражает даже не один из спутников Петра, но сам Пётр! Это уже что-то вовсе несовместимое со статусом самодержца, прибывшего в чужую страну с официальным визитом. Да и двухметровый император, вопреки множеству последующих выдумок, вовсе не обладал богатырской силой, и никогда не пытался её «демонстрировать», в отличие, например, от своего прапрапраправнука Александра III, который никаким видом единоборства не занимался, но был чрезвычайно силён.
Вообще эти пересказы начали распространяться ещё в прошлом веке — и тогда же послужили основой для ряда недостоверных построений. Так, в конце 1840-х годов А.В.Терещенко (один из основателей российской этнографии) в своём многотомном труде «Быт русского народа» — работе в целом очень интересной, содержащей ценные сведения — именно основываясь на «россказнях», как он сам их называет, о поединке между петровским гренадёром и боксёром, делает вывод о... происхождении английского бокса из русского кулачного боя. Якобы англичане, убедившись, что русский боец валит англичанина одним ударом, срочно отправили своих мастеров на стажировку в Россию, откуда те и вывезли прототип бокса... Тут мы встречаемся с любопытной ситуацией (как вскоре увидим, не уникальной): при рассуждении об отечественных единоборствах даже квалифицированному исследователю порой изменяет объективность и профессионализм. Не занимаясь этим вопросом специально, Терещенко мог не знать о том, что прототип английского бокса отмечен, по-видимому, еще начиная с «эпохи викингов» (а с XIII-го века — наверняка). Однако и российская действительность у него существует словно в мифологическом пространстве, абсолютно не согласуясь с историческими реалиями. Мало того, что никто нигде и никогда больше не упоминает о такой стажировке (факт беспрецедентнейший) — но и схватку петровского гренадёра с англичанином, с которой якобы всё и началось, этнограф переносит на 1701 год, когда Пётр в Англию не ездил, да и не мог ездить: это — разгар войны со Швецией. Авторитет российского воинства император в ту пору повышал, проводя реорганизацию вооружённых сил, а не устраивая международные чемпионаты по кулачному бою.
И вот учёный, которому по самому его положению надлежит не допускать таких ошибок и который в других обстоятельствах их и не допускал — в данном случае настолько озабочен прославлением своих предков, что забывает об элементарной сверке дат...
В современных же популярных изданиях эту историю обожает рассказывать М.Н.Лукашёв, у которого она переходит из одной книжки в другую.
А как обстояло дело с искусством вооружённой схватки? Данных о древнейших временах не имеем, сколько-нибудь систематические сведения сохранились начиная с шестнадцатого века, когда на поединках всё того же «Божьего суда» регулярно сходились русские и «немцы», т.е. иностранцы из Западной Европы. Суммировав всё известное о таких поединках, Ключевский, которого трудно упрекнуть в недостатке патриотизма, пришёл к выводу: русские из фехтовальных схваток победителями не выходили...
Ну не создала Древняя Русь боевых систем, равных школам Востока и Запада (во всяком случае, для клинкового оружия) — и нечего этого стыдиться! В конце-концов, симфоническая музыка и станковая живопись тоже не российское изобретение, что отнюдь не умаляет достоинства таких русских композиторов, как Чайковский и Мусоргский, или таких художников, как Репин и Врубель. Вовсе не обязательно стоять у истоков какого-либо явления, чтобы достигнуть в нём высочайших результатов в более позднее время.
В этом смысле подлинными мастерами «русского стиля» следует назвать тех, кто сумел создать в России школы боевого искусства высокого уровня. Неважно, что в первооснове они «восточные» — так же, как неважно, что музыка и живопись — «западные». Такие мастера есть, их немало. Конкуренции с ними основатели скобаря, бузы, да и славяно-горицкой борьбы не выдерживают даже близко. Именно поэтому, думается, они и настаивают на своей независимости.
Судя по общему рисунку боя, можно сделать вывод, что для большинства «древнерусских» школ современного образца основой послужили различные стили китайского ушу. Они и сейчас-то известны гораздо меньше, чем каратэ, а в 1980-х годах и вовсе легко было выдать их за нечто исконно-посконно-домотканное. Конечно, представители этих школ даже в псевдо-русском исполнении способны потрепать многих доморощенных каратистов, как и умелый «стеночный» боец мог одолеть неумелого боксёра. Но выступить против опытного мастера...
Так что нынешние «купцы» для обороны больше полагаются на автомат Калашникова. И трудно их за это упрекнуть.
Есть в археологии такой термин — «новодел». Если какой-либо предмет дошёл до наших времён в сильно разрушенном, почти неузнаваемом виде, то учёные могут «воссоздать» его таким, каким он им видится на основании имеющихся данных. Но, во-первых — именно НА ОСНОВАНИИ ДАННЫХ, а не исходя из собственной фантазии; тем более, исходя из национал-патриотических соображений. Во-вторых, даже в этом случае нельзя выдавать новодел за подлинник. Думается, восстанавливая древнее боевое искусство, следует придерживаться тех же принципов.