Непротивление злу насилием 10 страница

¹ "О половом вопросе", с. 65.

жно,-- тогда вы знаете, что -- фальшивый, парадный труд, для людей, и что -- настоящий, для исполнения воли Бога, указания которого вы чувствуете в своем сердце. Если вы такие, то вы не скажете ни после двух, ни после 20 детей, что довольно рожать, как не скажет 50-ти летний работник, когда он еще ест и спит и мускулы его просят дела, что довольно работать; если вы такие, вы не свалите с себя заботы кормления и ухаживания за детьми на чужую мать, как не даст работник чужому человеку кончить его начатую и почти конченную работу, потому что в эту работу вы кладете свою жизнь, и потому тем полнее и счастливее ваша жизнь, чем больше этой работы. Такая мать будет учить не тому, что даст сыну или дочери возможность соблазна освободиться от труда, а тому, что поможет ему нести труд жизни. Ей не нужно будет спрашивать, чему учить, к чему готовить детей: она знает, в чем призвание людей, и потому знает, чему надо учить и к чему готовить детей. Такая женщина не будет не только поощрять мужа к обманному, фальшивому труду, имеющему только целью пользование трудом других, но с отвращением и ужасом будет относиться к такой деятельности, служащей двойным соблазном для детей. Такая женщина не будет выбирать мужа дочери по белизне его рук и утонченности манер, а твердо зная, что труд и что обман, будет всегда и везде, начиная с своего мужа, уважать и ценить в мужчине и требовать от него настоящего труда, с тратою сил и опасностью.

И пусть не говорят те женщины, которые, отрекаясь от призвания женщины, хотят пользоваться правами его, что такой взгляд на жизнь невозможен для матери, что мать слишком тесно связана любовью к детям, чтоб отказать детям в их лакомствах, утехах, нарядах, чтоб не бояться за необеспеченных детей, если муж не будет иметь состояния или обеспеченного положения, и чтобы не бояться за судьбу выходящих замуж дочерей и за сыновей, не получивших образования. Все это неправда, самая яркая неправда! Вы не можете удержаться от желания дать конфект, игрушек и свести в цирк? Но ведь вы не даете волчьих ягод, не пускаете одного в лодке, не водите в кафешантан? Отчего же вы там можете удержаться, а здесь нет? Оттого, что вы говорите неправду. Настоящая мать, та, которая в рождении и воспитании детей видит свое самоотверженное призвание жизни и исполнение воли Бога,-- не скажет этого.

Если могут быть сомнения для мужчины и для бездетной женщины о том пути, на котором находится исполнение воли Бога, для женщины-матери путь этот твердо и ясно определен, и, если она покорно, в простоте душевной исполнила его, она становится на ту высшую точку совершенства, до которой может достигнуть человеческое существо, и становится для всех людей тем образцом полноты исполнения воли Бога, к. которому всегда стремятся все люди¹.

¹ "Так что же нам делать", с. 264--270.

ГЛАВА V

Наука

Роль науки в современном мире. Успехи техники и других прикладных знаний и ложно приписываемое им значение. О признаках и задачах истинной науки. Необходимые условия истинной научной деятельности. Религиозная основа образования. Свободная школа.

Все люди призваны к исполнению закона труда. Но не все подчиняются этому призванию. В прежние времена люди, пользовавшиеся трудами других, утверждали, что, во-первых, они люди особенной породы и, во-вторых, имеют особенное назначение от Бога заботиться о благе отдельных людей, т. е. управлять ими и учить их; и потому они уверяли других и часто верили сами, что то дело, которое они исправляют, нужнее и важнее для народа, чем те труды, которыми они пользовались. С появлением христианства, провозгласившего равенство и единство всех людей, оправдание особенности пород людских уничтожилось. Но самый факт освобождения себя от труда одними людьми и пользования трудами других остался тот же, и для существующего факта постоянно были придумываемы новые оправдания. И, как ни странно это может показаться,-- главная деятельность всего того, что называлось в известное время наукой, того, что составляло царствующее направление науки, было и теперь продолжает состоять в отыскании таких оправданий.

Все богословские тонкости, стремящиеся доказать, что данная церковь есть единая истинная преемница Христа, а потому она одна имеет полную и бесконечную власть над душами, да и над телами людей,-- главным мотивом своей деятельности имеют эту цель. Все науки юридические: государственное, уголовное, гражданское, международное право имеют одно это назначение.

Большинство философских теорий, как, например, столь долго царствовавшая теория Гегеля с его положением разумности существующего и того, что государство есть необходимая форма совершенствования личности, имеют одну эту цель¹. Позитивная философия Конта и вытекающее из нее учение о,том, что человечество есть организм,-- учение Дарвина о законе борьбы за существование, руководящем будто бы жизнью, и вытекающем из него различии пород людских,-- столь любимые теперь антропология, биология и социология имеют одну эту

¹ "Так что же нам делать", с. 180--181.

цель¹. Такова же теперь столь распространенная теория Маркса о неизбежности экономического прогресса, состоящего в поглощении всех частных производств капитализмом².

Мальчишеское оригинальничанье полубезумного Ницше, мнимо воюющего с христианством, не представляющее даже ничего цельного и связного, какие-то наброски безнравственных, ничем не обоснованных мыслей, признается передовыми людьми последним словом философской науки. В ответ на вопрос: что делать? уже прямо говорится: жить в свое удовольствие, не обращая внимания на жизнь других людей³.

Все эти науки и теории стали любимыми, потому что они все служат оправданию существующего освобождения себя одними людьми от человеческой обязанности труда и поглощения ими труда других⁴. Наука признала именно это случайное, уродливое положение нашего общества за закон всего человечества⁵. Все значение царствующей науки только в этом. Она теперь стала раздавательницей дипломов на праздность, потому что она одна в своих капищах разбирает и определяет, какая паразитическая, какая органическая деятельность человека в общественном организме. Как будто каждый человек не может этого сам узнать гораздо вернее и короче, справившись с разумом и совестью. И как прежде для духовенства, потом для государственных людей не могло быть сомнения, кто самые нужные для других люди, так теперь научной науке кажется, что не может быть сомнения в том, что ее-то деятельность и есть несомненно органическая: они, научные и художественные деятели, суть мозговые, самые драгоценные клеточки организма⁶. Все эти теории, как и всегда это бывает, вырабатываются в таинственных капищах жрецов и в неопределенных, неясных выражениях распространяются в массах и усваиваются ими ⁷. И это происходит от того, что для большинства мнимо просвещенных людей нашего времени противно напоминание о добродетели, о главной основе ее -- самоотречении, любви, стесняющих и осуждающих их животную жизнь, и радостно встретить хоть кое-как, хоть бестолково, несвязно выраженное то учение эгоизма, жестокости, утверждения своего счастия и величия на жизни других людей, которым они живут⁸.

Но только разделение труда, освобождение людей науки и искусства от необходимости вырабатывать свою пищу и дало возможность того необычайного успеха наук, который мы видим в наше время,-- говорят на это. Если бы все должны были пахать, не были бы достигнуты те громадные результаты, ко-

¹Там же, с. 182.

³ Там же, с. 38.

⁵ "В чем моя вера", с. 176.

⁷ Там же, с. 182.

² "Что такое искусство", с. 158.

³ "Так что же нам делать", с. 182.

⁶ "Так что же нам делать", с. 208.

⁸ *Что такое религия", с. 39--40.

торые достигнуты в наше время и которые так увеличили власть человека над природою: не было, бы тех астрономических, так поражающих человеческий ум открытий, упрочивших мореплавание, не было бы пароходов, железных дорог, удивительных мостов, туннелей, паровых двигателей, телеграфов, фотографий, телефонов, швейных машин, фонографов, электричества, телескопов, спектроскопов, микроскопов, хлороформа, листе-ровой повязки, карболовой кислоты.

Все эти успехи очень удивительны, но по какой-то несчастной случайности, признаваемой и людьми науки, до сих пор успехи эти не улучшили, а скорей ухудшили положение рабочего. Если рабочий может, вместо ходьбы, проехаться по железной дороге, то за то железная дорога сожгла его лес, увезла у него из-под носа хлеб и привела его в состояние, близкое к рабству, к железнодорожнику. Если, благодаря паровым двигателям и машинам, рабочий может купить скверного ситцу, то за то эти двигатели и машины лишили его заработка дома и привели в состояние совершенного рабства -- к фабриканту. Если есть телеграфы, которыми ему не запрещается пользоваться, но которыми он по своим средствам не может пользоваться, то за то всякое произведение его, которое входит в цену, скупается у него под носом капиталистами по дешевой цене, благодаря телеграфу, прежде чем рабочий узнает о требовании на этот предмет. Если есть телефоны и телескопы, стихи, романы, театры, балеты, симфонии, оперы, картинные галереи и т. п., то жизнь рабочего от этого всего не улучшилась, потому все это, по той же несчастной случайности, недоступно ему. Так что если к вопросу о действительности успехов, достигнутых науками и искусствами, мы приложим не наше восхищение перед самими собой, а то самое мерило, на основании которого защищается разделение труда -- пользу рабочему народу, то увидим, что у нас еще нет твердых оснований для того самодовольства, которому мы так охотно предаемся.

Ведь мы все знаем, что о рабочем человеке если и думали те техники и капиталисты, которые строили дорогу и фабрику, то только в том смысле, как бы вытянуть из него последние жилы. И, как мы видим, и у нас, и в Европе, и в Америке вполне достигли этого. Техник строит дорогу для правительства, для военных целей или для капиталиста, для финансовых целей. Он делает машины для фабриканта, для наживы своей и капиталиста. Все, что он делает и выдумывает, он делает и выдумывает для целей правительства, для целей капиталиста и богатых людей. Самые хитрые его технические изобретения направлены прямо или на вред народа: как пушки, торпеды, аэропланы, одиночные тюрьмы, приборы для акциза, телеграфы и т. п.; или на предметы, которые не могут быть не только полезны, но и приложимы для народа: электрический свет, телефоны и все бесчисленные усовершенствования комфорта; или, наконец, на те предметы, которыми можно развращать народ и выманить у него последние деньги, т. е. последний труд: таковы прежде всего -- водка, вино, пиво, опиум, табак, потом ситцы, платки и всякие безделушки. Если же случается, что выдумки людей науки и работы техников иногда пригодятся и народу, как железная дорога, ситец, чугуны, косы, то это доказывает только то, что на свете все связано и из каждой вредной деятельности может выходить и случайная польза для тех, кому деятельность эта была вредна.

Поразительнее и очевиднее всего ложность направления нашей науки и искусств именно в тех самых отраслях, которые, казалось бы, по самым задачам своим должны бы быть полезными народу и которые, вследствие ложного направления, представляются скорее пагубными, чем полезными. Техник, врач, учитель, художник, сочинитель по самому назначению своему должны бы, кажется, служить народу,-- и что же? При теперешнем направлении они ничего, кроме вреда, не могут приносить народу.

Технику, механику надо работать с капиталом. Без капитала он никуда не годится. Все его знания таковы, что для проявления их ему нужны капиталы и в больших размерах эксплуатация рабочего, и, не говоря уже о том, что он сам приучен к тому, чтобы проживать по меньшей мере 1¹/₂, 2 тысячи в год, и потому не может идти в деревню, где никто не может дать ему такого вознаграждения, он по самым занятиям своим не годится для служения народу. Как улучшить соху, телегу, как сделать проездным ручей -- все это в тех условиях жизни, в которых находится рабочий,-- он ничего этого не знает и понимает меньше, чем самый последний мужик.

В более худшем положении находится врач. Его воображаемая наука вся так поставлена, что он умеет лечить только тех людей, которые ничего не делают и могут пользоваться трудами других. Ему нужно бесчисленное количество дорогих приспособлений, инструментов, лекарств, гигиенических приспособлений квартиры, пищи, нужника, чтобы ему научно действовать; ему, кроме своего жалования, нужны такие расходы, что для того, чтобы вылечить одного больного, ему нужно заморить голодом сотню тех, которые понесут эти расходы. Он учился у знаменитостей в столицах, которые держатся пациентов только таких, которых можно лечить в клиниках или которые, лечась, могут купить необходимые для лекарства машины и даже переехать сейчас с севера на юг и на такие или на другие воды. Выходит то, что главное бедствие народа, от которого происходят и распространяются и не излечиваются болезни,-- это недостаточность средств для жизни. Средств нет и потому надо их брать с народа, который болеет и заражается, а не вылечивается от недостатка средств. Вот и говорят защитники медицины для народа, что теперь еще это дело мало развилось. Очевидно, что мало развилось, потому что, если бы, избави Бог, оно развилось, и на шею народа -- вместо двух докторов, акушерок и фельдшеров в уезде посадили бы 20, как они хртят этого,-- скоро бы и лечить некого было.

То же и с деятельностью учителей научных -- педагогических. Точно так же наука поставила это дело так, что учить по науке можно только богатых людей, и учителя, как техники и врачи, невольно льнут к деньгам, у нас особенно к правительству. И это не может быть иначе, потому что образцово-устроенная школа (как общее правило, чем научнее устроена школа, тем она дороже) со скамейками на винтах, глобусами и картинами, и библиотеками, и методиками для учителей и учеников -- такая, на которую надо удвоить подати с каждой деревни. Народу нужны дети для работы и тем более нужны, чем он беднее. Научные защитники говорят: педагогия и теперь приносит пользу народу, а дайте, она разовьется, тогда будет еще лучше. Правительство устроит школы и сделает обязательным обучение, как в Европе. Но деньги-то возьмутся ведь опять-таки с народа, и он еще тяжелее будет работать, и у него будет еще меньше досуга от труда, и образования насильственного не будет¹.

Таково ложное направление науки, лишающее ее возможности исполнять свою обязанность -- служить народу. Теперь, при капиталистическом устройстве жизни, успехи всех прикладных наук: физики, химии, механики, медицины и других неизбежно только увеличивают власть богатых над порабощенными рабочими и усиливают ужасы и злодейства войн².

Наука, как разумная деятельность человеческая, и искусство -- выражение этой разумной деятельности так же необходимы для людей, как пища, и питье, и одежда, даже необходимее; но они делаются таковыми не потому, что мы решим, что то, что мы называем наукой и искусством, необходимо, а только потому, что оно действительно необходимо людям³. Наука, в смысле всех знаний человечества, всегда была и есть, и без нее немыслима жизнь: ни нападать на нее, ни защищать нет никакой надобности. Но дело в том, что область этих знаний так разнообразна, так много входит в нее знаний всякого рода,-- от знаний, как добывать железо, до знаний движения светил,-- что человек теряется в этих разных знаниях, если у него нет руководящей нити, по которой бы он мог решать, какое из всех знаний самое важное для него и какое менее важно. И потому высшая мудрость людей всегда состояла в том, чтобы найти ту руководящую нить, по которой должны

¹ "Так что же нам делать", с, 215--221.

² "О ложной науке", рукопись, гл. V .

³ "Так что же нам делать", с. 224.

быть расположены знания людей: какое из них первой, какое меньшей важности¹.

Наука, как это понималось всегда и понимается и теперь большинством людей, есть знание необходимейших и важнейших для жизни человеческой предметов знания. Таким знанием, как это и не может быть иначе, было всегда, есть и теперь только одно: знание того, что нужно всякому человеку делать для того, чтобы как можно лучше прожить в этом мире, тот короткий срок жизни, который определен ему Богом, судьбой, законами природы,-- как хотите. Для того же, чтобы знать то, как наилучшим образом прожить свою жизнь в этом мире, надо прежде всего знать, что точно хорошо всегда и везде и всем людям, и что точно дурно всегда и везде и всем людям, т. е. знать что должно и чего не должно делать. В этом и только в этом и была и продолжает быть истинная, настоящая наука.

Наука эта есть действительная наука, т. е. собрание знаний, которые не могут сами собой открыться человеку и о которых надо учиться и которым учился и весь род человеческий. Наука эта во всем ее объеме состоит в том, чтобы знать все то, что за многие тысячи лет до нас думали и высказывали самые хорошие, мудрые люди, из тех многих миллионов людей, живших прежде нас, о том, что надо и чего не надо делать каждому человеку для того, чтобы жизнь не для одного себя, но для всех людей была хорошая. И так как вопрос этот так же, как он стоит теперь перед нами, стоял всегда перед всеми людьми мира, то и во всех народах и с самых давних времен были люди, высказывавшие свои мысли о том, в чем должна состоять эта хорошая жизнь, т. е. что должны и чего не должны делать люди для своего блага. Такие люди были везде: в Индии были Кришна и Будда, в Китае Конфуций и Лаотсе, в Греции и Риме Сократ, Эпиктет, Марк Аврелий, в Палестине Христос, в Аравии Магомет. Такие люди были и в средние века и в новое время, как в христианском, так и в магометанском, браминском, буддийском, конфуцианском мире. Так что знать то, что говорили, в сущности почти всегда одно и то же, все мудрые люди всех народов о том, как должны для их истинного блага жить люди по отношению ко всем главным условиям жизни человеческой, в этом и только в этом истинная настоящая наука. И науку эту необходимо знать каждому человеку для того, чтобы, пользуясь тем опытом, какой приобрели прежде жившие люди, не делать тех ошибок, которые они делали.

Наука эта в ее отношении к разным сторонам жизни человеческой может казаться и длинной, и многосложной, ко главная основа науки, та, из которой каждый человек может вывести ответы на все вопросы жизни, и коротка, и проста, и

¹ Там же, с. 225.

доступна всякому, как самому ученому, так и самому неученому человеку. Оно и не могло быть иначе. Все равно, есть ли Бог или нет Его, не могло быть того, чтобы мог узнать самую нужную для блага всякого человека науку только тот, кому не нужно самому кормиться, а кто может на чужие труды 12 лет учиться в разных учебных заведениях. Не могло быть этого и нет этого. Настоящая наука, та, которую необходимо знать каждому, доступна и понятна каждому, потому что вся эта наука, в главной основе своей, из которой каждый может вывести ее приложение к частным случаям, вся она сводится к тому, чтобы любить Бога и ближнего, как говорил Христос. Любить Бога, т. е. любить выше всего совершенство добра, и любить ближнего, т. е. любить всякого человека, как любишь себя. Так же высказывали истинную науку в этом самом ее простом виде еще прежде Христа и браминские, и буддийские, и китайские мудрецы.

Такова истинная наука, но не такова та наука, которая в наше время в христианском мире считается и называется наукой. Наукой в наше время считается и s называется, как ни странно это сказать, знание всего, всего на свете, кроме того одного, что нужно знать каждому человеку для того, чтобы жить хорошей жизнью. Люди, занимающиеся теперь наукой и считающиеся учеными, изучают все на свете. И таких изучений, называемых наукой, такое огромное количество, что едва ли есть на свете такой человек, который не то чтобы знал все эти так называемые науки, но мог бы хотя перечислить их. И все эти науки считаются одинаково важными и нужными, так что нет никакого указания на то, какие из этих наук должны считаться более, какие менее важными, и какие поэтому должны изучаться прежде и какие после. Не только нет такого указания, но люди, верующие в науку, до такой степени верят в нее, что не только не смущаются тем, что наука их не нужна, но, напротив, говорят, что самые важные и полезные науки это те, которые не имеют никакого приложения к жизни, т. е. совершенно бесполезны. В этом, по их понятиям, вернейший признак значительности науки.

Понятно, что людям, так понимающим науку, все одинаково нужно. Они с одинаковым старанием и важностью исследуют вопрос о том, сколько весит солнце и не сойдется ли оно с такой или такой звездой, и какие козявки где живут и как разводятся, и что от них может сделаться, и как земля сделалась землею, и как стали расти на ней травы, и какие на земле есть звери, птицы и рыбы, и какие были прежде, и какой царь с каким воевал и на ком был женат, и кто когда складывал стихи и песни и сказки, и какие законы нужны, и почему нужны тюрьмы и виселицы, и как и чем заменить их, и из какого состава какие камни и какие металлы, и как и какие пары бывают и как остывают, и почему одна христианская церковная религия истинная, и как делать электрические двигатели и аэропланы и подводные лодки, и пр. и пр. и пр. И все это науки с самыми странными, вычурными названиями, и всем этим с величайшей важностью передаваемым друг другу исследованиям конца нет и не может быть, потому что делу бывает начало и конец, а пустякам не может быть и нет конца. Не может быть конца особенно тогда, когда занимаются этими так называемыми науками люди, которые не сами кормятся, а которых кормят другие и которым поэтому от скуки и больше делать нечего, как заниматься какими бы то ни было забавами. Выдумывают эти люди всякие игры, гулянья, зрелища, театры, борьбы, ристалища, в том числе и то, что они называют наукой¹. "Но если и согласиться, что наука одного класса людей не может быть вся полезна для всех, все-таки такие знания, как физика, химия, астрономия, история, в особенности математика (кроме того, и искусство), сами по себе не могут не быть полезны людям и расширением их миросозерцания, и своими практическими приложениями,-- скажут люди науки.-- Если само по себе и не хорошо то, что были и есть люди, которым не надо самим кормиться, то все-таки все то, что сделали эти люди, благодаря тем условиям, в которых они находились, не теряет от этого своей ценности". Нет, не годится и эта отговорка для оправдания того, что у нас называется наукой. Нет никакого основания предполагать, что те знания и те различные степени их развития среди людей, живущих вне каст, одной общей для всех жизнью, будут те же самые, как и те, которые развились теперь среди людей, живущих исключительной жизнью, не своими, а трудами других людей. Нет никакого основания предполагать, чтобы люди, живущие все одинаковой, вне кастовой жизнью, занялись когда-нибудь вопросами о происхождении организмов, о величине и составе звезд, о радии, о деятельности Александра Македонского, об основах церковного, уголовного и других подобных прав, об излечении болезней, происходящих от излишеств, и многими другими знаниями, которые теперь считаются науками. Людям, занятым вопросами истинной науки, всегда будет слишком много своего, нужного дела. Дело это будет в том, чтобы уяснить каждому человеку, что ему надо делать для того, чтобы не могло быть людей голодных или лишенных возможности пользоваться землей, на которой они родились, чтобы не было женщин, отдающих на поругание свое тело, чтобы не было соблазнов пьянства, алкоголя, опиума, табака, чтобы не было деления на враждебные народы, не было бы убийств на войнах людей чужих народов, и своего народа на гильотинах и виселицах, не было бы религиозных обманов и многое другое. Мало того, людям, занятым истинной наукой, надо будет уяснить, что надо делать каждому человеку для того, чтобы хорошо воспитать детей,

¹ "О ложной науке", рукопись, главы III и IV .

чтобы хорошо жить вместе, чтобы хорошо питаться, чтобы хорошо возделывать землю. Так много таких и много, много других важных вопросов будет стоять перед людьми, занятыми истинной наукой, что едва ли когда-нибудь будут они в состоянии и захотят заняться граммофонами, аэропланами, взрывчатыми веществами и подводными лодками¹.

Тогда наука будет стройным органическим целым, имеющим определенное, понятное всем людям и разумное назначение, а именно: вводить в сознание людей те истины, которые вытекают из религиозного сознания нашего времени².

Теперь есть цех ученых и художников, и они заготовляют усовершенствованным способом всю ту духовную пищу, которая нужна человечеству. И заготовили ее так много, что старых, прежних гениальных людей, не только древних, но и более близких, уже не нужно и поминать,-- это все была деятельность теологического и метафизического периода; то все надо стереть. А настоящая разумная деятельность началась так -- лет 50 тому назад. И в эти 50 лет мы наделали столько великих людей, что их в одном немецком университете больше, чем было во всем мире; а наук наделали столько,-- благо их легко делать (стоит приложить к греческому названию слово "логия" и расположить по готовым рубрикам, и готова наука),-- что не только один человек не может знать их, но ни один не запомнит всех названий существующих наук,-- названия одни составят толстый лексикон, и каждый день все делают еще новые науки. Одно только горе, что никто, кроме нас, ничего этого не понимает и считает все это ни на что не нужной чепухой³.

Положение людей науки (и искусства) привилегированное, потому что наука и искусство в нашем мире не есть вся та разумная деятельность всего без исключения человечества, выделяющего свои лучшие силы на служение науке и искусству, а деятельность маленького кружка людей, имеющего монополию этих занятий и называющего себя людьми науки и искусства, и потому извративших самые понятия науки и искусства, потерявших смысл своего призвания и занятых только тем, чтобы забавлять и спасать от удручающей скуки свой маленький кружок дармоедов⁴. И понятно, почему деятели нынешней науки и искусств не исполнили и не могут исполнить своего призвания. Они не исполняют его потому, что они из обязанностей своих сделали права. Деятельность научная и художественная, в ее настоящем смысле, только тогда плодотворна, когда она не знает прав, а знает одни обязанности. Только потому, что она всегда такова,-- что ее свойство быть самоот-

¹ Там же, гл. VII .

² "Что такое искусство", с. 490.

³ "Так что же нам делать", с. 230.

⁴ Там же, с. 225.

верженною,-- и ценит человечество так высоко эту деятельность. Если люди действительно призваны к служению другим духовной работой, то они всегда будут страдать, исполняя это служение, потому что только страданиями, как муками, рождается духовный мир. Самоотвержение и страдание будут уделом мыслителя и художника потому, что цель его есть благо людей. Люди несчастны: страдают, гибнут. Ждать и прохлаждаться некогда. Мыслитель и художник никогда не будет сидеть на олимпийских высотах, как мы привыкли воображать; он будет всегда, вечно в тревоге и волнении: он мог решить и сказать то, что дало бы благо людям, избавило бы их от страданий, а он и не решил и не сказал, а завтра, может, будет поздно -- он умрет. Не тот будет мыслителем и художником, кто воспитается в заведении, где будто бы делают ученого и художника (собственно же делают губителя науки и искусства), и получит диплом и обеспечение, а тот, кто и рад бы не мыслить и не выражать того, что заложено ему в душу, но не может не делать того, к чему влекут его две непреодолимые силы: внутренняя потребность и требования людей.

Гладких, жуирующих и самодовольных мыслителей и художников не бывает. Духовная деятельность и выражение ее, действительно нужные для других, есть самое тяжелое призвание человека: крест, как выражено в Евангелии. И единственный, несомненный признак присутствия призвания есть жертва собой для проявления вложенной в человека, на пользу другим людям, силы. Учить тому, сколько козявок на свете, и рассматривать пятна на солнце, писать романы и оперу можно не страдая; но учить людей их благу, которое все только в отвержении от себя и служении другим, и выражать сильно это учение нельзя без отречения.

Недаром умер Христос на кресте, недаром жертва страдания побеждает все¹.

При таком взгляде на науку естественно определяются цель и границы образования.

Количество предметов знания бесконечно, и так же бесконечно то совершенство, до которого может быть доведено каждое знание. Сравнить область знания можно с выходящими из центра сферы бесконечного количества могущими до бесконечности быть удлиненными радиусами. И потому совершенство в деле образования достигается не тем, чтобы учащиеся усвоили очень много из случайно избранной области знания, а тем, чтобы, во-первых, из бесконечного количества знаний прежде всего были переданы учащимся знания о самых важных и нужных предметах, а, во-вторых, тем, чтобы знания эти были до-