Погоды тут такие же, что и в Испании, только зимой куда холоднее. Родриго де Риверо и Веласко, Дневники

Родриго де Риверо и Веласко, Дневники. Мадрид, 1609

X x x

Климат здесь так себе: летом в Токио влажно и жарко, как в Вашингтоне,

А зимой -- если живешь в японском доме -- мерзнешь не меньше, чем в

Лапландии. Л когда не жарко и не холодно, то обычно идет дождь.

Уолт Шэлдон, Наслаждайтесь Японией. Токио, 1961

X x x

Официальные туристские справочники избегают распространяться о погоде.

Они упоминают лишь, что Япония имеет умеренный климат, приводят среднюю

Температуру зимы и лета, а также годовое количество осадков. Это не

Случайно, так как в целом японская погода мало радует. На весь год

Приходится примерно лишь тридцать дней отличной погоды, когда не холодно и

Не жарко, безветренно и безоблачно. Сверх того найдется, пожалуй, еще

Примерно тридцать хороших дней, когда один из этих четырех признаков

Отсутствует. Лучшие месяцы -- это апрель и май, октябрь и ноябрь. А для

Других сезонов на один хороший день в неделю приходится три средних и три

Плохих.

Б. Мэнт. Турист и подлинная Япония. Токио, 1963

Дверь в подлинную Японию

Личное знакомство с домашним бытом японцев безнадежно начинать с

попыток пожить в какой-нибудь семье. Приглашать гостей к себе домой у

японцев не принято. Даже для семейных торжеств обычно снимают специальное

помещение.

Погрузиться в атмосферу подлинной Японии очень трудно и вместе с тем

очень легко. Для этого достаточно переступить порог рекана -- японской

гостиницы. Потому что рекан по своему назначению -- это улучшенная модель

домашнего очага; заведение, которое как бы монополизирует в этой стране

функции гостеприимства.

Реканов в Японии так же много, как храмов. И поскольку ночлег в рекане

-- это, пожалуй, самое глубокое проникновение в японскую жизнь, о котором

может мечтать иностранец, настоятельно советую не упускать такого случая.

Давно отмечено, что современная цивилизация стирает местный колорит,

ради которого путешественник пересекает континенты и океаны; что туристские

отели столь же похожи друг на друга, как и аэропорты. Конечно, в одном из

них вас будут обогревать, а в другом охлаждать. Униформа лифтера или

горничной, возможно, будет отмечена каким-нибудь национальным мотивом. Но

кровать всегда останется кроватью, а ванна и унитаз останутся самими собой

на любой широте и долготе, так же как столики в ресторане, где завтракают,

обедают и ужинают, как кресла в холле, где курят, листают журналы или просто

дремлют. При любых вариациях тема везде будет одна и та же.

Японская гостиница в этом смысле представляет собой исключение.

Объяснить, что такое рекан, легче всего от противного: это отель наоборот.

В отеле турист перед ужином надевает пиджак и галстук и отправляется в

ресторан. Питается он в общем зале, а принимает душ или бреется у себя в

номере. В рекане же постояльцы моются все вместе, даже в одной и той же

воде, а ужинать расходятся по своим комнатам. Причем к столу принято не

одеваться, а раздеваться, чтобы чувствовать себя как можно непринужденнее.

Японская гостиница, подобно "машине времени", уносит вас куда-то в

прошлые века. Уже сам вход в нее выглядит так, словно это частный дом, где

вы будете не постояльцем, а желанным гостем. Чаще всего это садовая ограда,

почти не освещенная, за которую ведет извилистая дорожка между деревьев и

каменных фонарей. Подойдя, наконец, к зданию, вы видите чуть приподнятый над

порогом навощенный деревянный пол и выстроившуюся на нем шеренгу шлепанцев.

Внутри лишь низкая ширма -- ни конторки, ни ячеек с ключами.

Помните: вы здесь в гостях! А раз так, не надо удивляться, что комнаты

в реканах не запираются и не нумеруются, а носят всякого рода поэтические

названия -- цветов, гор или рек.

Стоит вам выговорить магическую фразу, с которой вы стучитесь в Японии

в любую дверь, а именно: "Прошу прощениям, как хор женских голосов со всех

сторон ответит вам: "Добро пожаловать!"

И тут вы почувствуете себя то ли зрителем, то ли соучастником балетной

сцены. Из-за кулис выпорхнут несколько женщин в кимоно, каждая из которых

прежде всего отвесит вам церемоннейший поклон, распростершись ниц на полу.

Потом они, весело щебеча, помогают вам разуться, разбирают ваши вещи и,

топоча крохотными шажками но коридорам, куда-то вас ведут.

С этого момента вы должны полностью положиться на волю судьбы. Вас не

спрашивают, какую комнату вы хотите -- с ванной или без, с выходом в сад или

без такового. И уж тем более никто не поинтересуется, в какую сумму

квартирных вы должны уложиться. Вам тоже не полагается спрашивать: "Сколько

это стоит?" Как гость, вы не имеете права выбора, вы лишь с благодарностью

получаете то, что вам предлагают. Принято делать вид, что хозяин оказывает

постояльцу все возможное гостеприимство в обмен на добровольное денежное

пожертвование с его стороны.

Это касается не только комнаты, но и еды. Здесь нет меню, из которого

вы могли бы заказать что-то по своему вкусу. Вас просто накормят ужином и

завтраком, по-прежнему оставляя в неведении относительно цен этих

непременных приложений к ночлегу. Единственное, что зависит от вас самого,

-- это количество сакэ, которое будет согрето к вашему ужину и подано за

отдельную плату.

Итак, вас подводят к двери, на которой мастерски выписан иероглиф:

сосна, слива или что-нибудь в этом роде. Служанка, опустившись на колени,

грациозно отодвигает створку, и вы, оставив в коридоре шлепанцы,

благоговейно шагаете внутрь. Комната в первую минуту буквально ошарашивает

своей пустотой, полной обнаженностью всех своих плоскостей. Сразу даже не

решишь: то ли это предел утонченного вкуса, то ли своего рода сени, за

которыми находится само жилое помещение.

Пока вы раздумываете над этим, одна из служанок, в то время как другие

вышли, снимает с вас пиджак и столь же проворно принимается стаскивать ваши

брюки. Прежде чем вы сообразите, как вести себя в такой ситуации, она

наденет на вас полотняное кимоно, обвяжет поясом и пригласит следовать в

фуро.

Рекан -- это не просто гостиница, то есть место для временного ночлега.

Рекан задуман как заведение, которое давало бы человеку идеал домашнего

уюта, о котором он может лишь мечтать в повседневной жизни. А идеал этот

выражается не во внутреннем убранстве, потому что все комнаты в японских

домах выглядят одинаково; и даже не в угощении, так как японцы в общем-то

равнодушны к пище.

Идеал для них, во-первых, уединение, поскольку это самая недоступная

роскошь в Японии, а во-вторых, возможность окунуться вместо тесного

деревянного чана в какой-нибудь необыкновенный мраморный бассейн,

соединенный с горячими источниками.

Хотя Япония -- островная страна, здесь до недавнего времени не было

обычая проводить отдых у моря. Более того, море никогда не было связано с

романтикой, оно олицетворяло лишь тяжелый, будничный труд.

Отдохнуть и развлечься ездят не к морю, а в горы, где есть минеральные

источники, чтобы пять-семь раз за день окунаться в горячую воду.

Поэтому во всем, что касается фуро, фантазия владельцев реканов не

знает предела. В Атами есть гостиница "Фудзия", где баня имеет стеклянные

стены, за которыми плавают разноцветные рыбки и колышутся водоросли.

Я никогда не забуду рекан в приморском городке Ито, куда я попал

промокший и иззябший после целого дня, проведенного под дождем. Меня сразу

же проводили в фуро, и я с наслаждением забрался в бассейн.

Там уже сидели два японца. Вскоре я заметил, что их головы стали

перемещаться к противоположному краю бассейна и вовсе скрылись в клубах

пара. Двинувшись за ними, я попал в какой-то тоннель, а потом рядом со мной

вдруг оказались ветки с листьями, которые дрожали от падавших сверху капель.

Я поднял лицо, увидел чуть в стороне мокрый каменный фонарь, сосну,

качавшуюся под ветром, и только тут понял, что нахожусь в саду.

Лежать в горячей воде, видеть над собой темноту ночи и даже чувствовать

на своем лице холод дождевых капель -- можно ли более контрастно подчеркнуть

прелесть домашнего уюта на фоне ненастья?!

Шесть татами

Постигать достоинства традиционного японского дома, вникать в их смысл

лучше всего в рекане. Не только • потому, что вряд ли кто-нибудь

пригласит вас к себе с ночевкой, но и потому, что для подавляющего

большинства японцев подобный идеал жилища существует скорее в мечтах, чем в

реальной действительности.

Особенности японского дома порождены не только угрозой землетрясений,

влажностью климата и художественными наклонностями японцев. Своеобразнейшее

назначение пола, который одновременно служит постелью и заменяет собой

прочую мебель, как и раздвижные перегородки вместо окон и дверей, -- все это

стремление избавиться от тесноты.

Японская комната пуста именно потому, что при своих ограниченных

размерах (чаще всего -- шесть татами, то есть около десяти квадратных

метров) она должна одновременно служить для семьи и спальней, и столовой, и

всем, чем угодно. Единственный ставящийся на татами предмет -- низенький

столик -- после ужина боком прислоняют к стене, достают из стенного шкафа

тюфяки, свернутые одеяла" и вся комната становится постелью для

соответствующего числа людей.

Думаю, что обычай жить на татами укоренился прежде всего как

оригинальный способ сберегать пространство.

Может ли выглядеть воплощением художественного вкуса комната из шести

татами, если в ней живет целая семья?! Малыши, ползающие по полу, имеют

обыкновение протыкать пальцами рисовую бумагу на седзи, опрокидывать миски с

едой, отчего на татами остаются несмываемые пятна.

При всей изобретательности японцев по части экономии места такое жилище

неизбежно выглядит захламленным, тесным и даже грязноватым. Студент, который

обычно снимает комнату из трех татами, сидит там как на дне колодца, стены

которого -- штабеля книг.

Что же касается близости к природе, то она дает о себе знать лишь

сквозняками из всех щелей. Когда горожанин раздвигает седзи, он чаще всего

видит перед собой не сад, а находящуюся на расстоянии вытянутой руки стену

соседнего дома или гирлянды развешанного белья.

Жилье сейчас самое больное место в японском быту. "Средний японец

обеспечен электротехникой лучше, чем одеждой; одеждой лучше, чем едой; едой

лучше, чем жильем" -- эта ходкая фраза точно выражает суть образовавшихся в

послевоенные годы диспропорций.

На взгляд иностранца, особенно человека с русской натурой, японцы в

своем семейном бюджете проявляют преувеличенное внимание к одежде, оставаясь

поразительно равнодушными к повседневной пище. Конечно, здесь сказывается

сложившееся в стране соотношение цен. Синтетическая нить и другие заменители

позволили сделать дешевыми и потому доступными товары широкого потребления:

одежду и обувь. В то же время продукты питания, особенно выходящие за рамки

традиционного рациона, остаются непомерно дорогими. (Стоимость килограмма

мяса и пары туфель примерно одинакова.)

Однако присущее японцам отношение к будничной, повседневной пище как к

чему-то сугубо второстепенному в значительной мере коренится в глубине

веков. Одежда человека служила в старой Японии символом его общественного

положения, а невзыскательность к еде культивировалась как добродетель.

Феодальная мораль заставляла семью больше заботиться о том, в чем появиться

на улице, чем думать, что будет у нее к столу.

Ничто не создает столь приукрашенного представления об общем жизненном

уровне японцев, как внешний вид толпы, которая выплескивается по утрам из

станций метро и электрички. Люди одеты хорошо -- во всяком случае, не хуже,

чем в любой из европейских столиц.

Нужно дождаться полудня, чтобы посмотреть, чем питается этот горожанин

в отутюженном сером костюме и крахмальной рубашке. К этому часу в деловых

кварталах Токио появляются велосипедисты. Каждый рулит лишь одной рукой, а

другой держит поднос, на котором в несколько этажей наставлены миски.

Посыльные из харчевен доставляют обед тем, кто трудится за

ультрасовременными фасадами из алюминия и зеленого стекла.

Служащие, что сидят в огромном банковском зале, получают разное

жалованье. Но чаще всего и курьеры и столоначальники одинаково

довольствуются миской горячей лапши. Разница лишь в том, что одни запивают

ее бесплатным учрежденческим чаем, а другие ради престижа отправляются потом

в соседнее заведение выпить чашку кофе за ту же цену, что и съеденный обед.

Провожая мужа на завод, домохозяйка дает ему с собой бенто -- плоскую

лубяную или алюминиевую коробку. Рис, положенный туда вместе с кусочком

жареной камбалы и несколькими ломтиками соленых овощей, сварен в

электрической кастрюле. В остальном же содержимое бенто не так уж много

изменилось с военных лет, когда патриотическим обедом называли "флаг с

восходящим солнцем" -- кружок красной моркови, одиноко положенный на белый

рис.

Показательно, что даже теперь на солдатский паек отпускается лишь 4

тысячи йен (то есть 10 рублей) в месяц, хотя армия, укомплектованная из

добровольцев, питается лучше, чем народ в целом.

Статистика отметило рост потребления мяса в стране: не так давно оно

составляло два килограмма на душу населения в год. Нынче японец съедает за

год семь килограммов, то есть столько же, сколько англичанин или француз за

месяц. Холодильники, как видно, вошли в японский быт раньше, чем

мясо-молочные продукты.

При нынешних доходах среднего японца питание его могло бы куда больше

измениться к лучшему. Но хоть какие-то перемены в этом направлении налицо. А

вот жилищные условия если и изменились, то в худшую сторону. Кажется

невероятным, но это так: трудовая семья вынуждена тратить па жилье, как

правило, не меньше, чем на питание, а иногда и больше.

Житель японского города знает, что сильнее самой изощренной рекламы

действуют на воображение простые листки бумаги, белеющие на фонарных

столбах. На них лишь номер телефона и несколько цифр: "Четыре с половиной

татами -- 6000", "Шесть татами -- 9000"...

Цифры на листках означают размеры и месячную стоимость комнат.

Подавляющее большинство горожан арендуют жилье у домовладельцев, а

шестьдесят процентов сдающихся жилищ -- это комната из шести татами. За

такое более чем скромное обиталище для небольшой семьи надо платить третью

часть зарплаты да еще внести при въезде трех-шестимесячный залог.

При этом, как ни парадоксально, жилище горожанина, поглощающее у него

более трети заработка, отличается от крестьянского отнюдь не своими

удобствами, а, наоборот, неудобствами: оно и дорого, и тесно, и далеко от

работы.

В Японии у восьмидесяти процентов городских семей есть телевизоры. Но

восемьдесят же процентов жилищ не имеют канализации. Кран с горячей водой

или центральное отопление -- редкость вовсе неведомая для подавляющего

большинства горожан. Дома их, как и в деревне, обогреваются солнцем и

дыханием, а вентилируются сквозняком. От раздвижных окон и перегородок дует

так, что от керосиновых или газовых печек немногим больше толку, чем от

стародавних жаровен с углем.

В любом городе, а особенно в предместьях, куда ни глянь, как грибы

вырастают новые жилища. Но на девять десятых это такие же примитивные

деревянные постройки, как и крестьянские дома, лишенные современных бытовых

удобств.

Самое худшее во всем этом -- бесперспективность. В Японии умеют строить

быстро и добротно. Но тут не увидишь, чтобы на пустыре разом поднимался

целый жилой массив.

Городские управы ведут кое-где постройку современных многоэтажных

домов. Но главный тормоз в решении жилищной проблемы -- частная

собственность на землю. Есть в Японии старая пословица: "Хурма плодоносит на

восьмой год, слива на третий". Торговцы недвижимостью переиначили ее нынче

на свой лад: "От сливы ждать доходов три года, земля окупается в первый же".

-- Мы научились бороться с таким опасным явлением природы, как оседание

суши, -- говорят японские строители. -- Но мы ничего не можем поделать с

другим стихийным бедствием -- когда земля ползет вверх в своей цене. Это

поистине бич наших городов...