Зейн малик об ухаживаниях за джиджи хадид, мега-популярности и встрече лицом к лицу со своими демонами.
Оригинальный текст: «Evening Standard»
Перевод: Zayn Malik Daily
Он потряс мир – и разбил миллионы сердец – когда покинул One Direction. Теперь он – суперзвезда в сольном плавании. Зейн Малик рассказал Шарлотте Эдвардс о своих проблемах с паническими атаками, расизме и ухаживаниях за Джиджи со стейком и картофельным пирогом.
Фотосессия затянулась, так что у меня был еще один час, чтобы насладиться томным взглядом и надутыми губами Зейна Малика в стиле «Образцового самца», прежде чем он переоделся, вышел «покурить» и сел очень близко передо мной.
Помимо сильного запаха табака, самое заметное то, насколько же он красив – этакий Алладин, но с более длинными ресницами и приличной щетиной. Некоторое время назад его волосы были уложены, но сейчас они торчат во все стороны. Он меняет прически практически каждый день – то он блондин, а то полностью сбреет волосы – что, согласно приближенным к нему людям, можно рассматривать как громкое «пошла ты» его прежней жизни в One Direction, где правила относительно того, как ты должен выглядеть, начиная от цвета волос и заканчивая бородами и серьгами были жестко прописаны, потому что «мы должны были выглядеть определенным образом для бренда».
Поэтому, в 23 у него уже достаточно опыта для собственной автобиографии – «ZAYN» – которая охватывает период с 2015 по 2016 г., год, когда он отделился от своих одногруппников Гарри Стайлса, Луиса Томлинсона, Найла Хорана и Лиама Пэйна, с которыми его объединили в 2010 году на Х-Факторе. В этот период он, в основном, находился в ЛА (где у него есть дом, а еще один на севере Лондона и еще один в Брэдфорде, где всё еще проживают его отец, мать и три сестры). Эго девушка – модель Джиджи Хадид, хотя: «Мы официально не обменивались ключами и всё в этом роде, но мы живем вместе где бы не находились». Он выпустил сольный альбом под названием «Mind of Mine», сингл с которого, «Pillowtalk», занял вершины чартов в США и Великобритании (видео на которое, фактически – поцелуи с Джиджи с психоделическими эффектами).
Конечно, его решение покинуть One Direction стало громом среди ясного неба. Говорили, что у него произошел «срыв». Опубликованное заявление гласило – и я прочла ему его вслух: «Я ухожу, потому что хочу быть обычным 22-х летним парнем, способным расслабиться и повести немного личного времени вне света софитов». Так теперь он обычный? Он ухмыльнулся и подался вперед: «Я спрошу кое-что, ладно? Вы действительно думаете, что это писал я? Ну, посмотрите, как все сформулировано. Я не 35-летний юрист. Я так не пишу», он выпрямился.
Думаю, вот в чем дело: даже его уход был преподнесен особым образом. Не было никакого срыва. Он не мог даже взять паузу, говоря, что все было расписано по минутам. Менеджмент контролировал каждую мелочь. День был полностью расписан, так что «даже времени просто подумать не было, потому что ты полностью был сосредоточен на работе. Я потерял ориентацию: не знал, сколько времени, а иногда и какой сейчас день».
Наряду с принудительным поп-форматом, ребятам запрещалось без разрешения набивать тату – хотя Малик нарушил это правило, потому что «упс, как только то сделано, обратного пути нет». «Они просто с ума сошли, когда я набил огромную «ZAP»-тату на руке», рассказывает он. А затем, с полной серьезностью добавляет: «Это была просто нескончаемая борьба, потому что меня толкали в ситуации, в которых я быть не хотел. Осевидно, что я должен был перестать так себя ощущать. Поэтому, однажды я просто перестал быть участником группы».
Под «толкали» он имеет ввиду, что после Х-Фактора не было даже времени остановиться и подумать. Группа заняла третье место и заключила контракт с Syco, звукозаписывающей компанией Саймона Коуэлла. «В 17 я был безрассудным – ничего перед глазами не видел. Я думал участие в Х-Факторе означает, что ты выиграешь миллион фунтов и в конце получишь контракт. И я такой: «Блин, да это же решит все мои проблемы. Я выиграю миллион фунтов и все. Просто». Но ты даже не задумываешься обо всем остальном, что с этим идет. Тебе только 17, твои мечты еще незрелые. Ты видишь лишь то, что хочешь».
Какой бы совет он дал себе 17-летнему? «Не делай этого». Сначала я подумала, что он шутит. «Я бы сказал: сначала хорошенько все всем покопайся, разберись, подготовься ко всему и лишь потом принимай решение», сказал он.
Так скверно? «Ага».
Подписал бы он контракт сейчас, со всем этим багажом знаний? Он на секунду замялся и, по началу, начал говорить мне банальные вещи, что он «очень благодарен» за всё, что он в результате получил. «Но я, наверно, все же не стал этого делать – я бы подождал еще пару лет. Просто чтобы я смог уложить в своей голове, что значит быть известным. У меня никогда не было…что за слово? Анонимности». Он повторил слово. «Если бы я мог вернуться назад, я бы еще пару лет пожил анонимной жизнью».
Есть ли место, где его не узнают? «Я пробовал жить в нескольких удаленных местах, но фото все равно появлялись. Это лестно – они фанаты, они ценят твою работу – но хорошо бы знать, что есть страна, в которой никто тебя не знает. Я бы хотел такую найти».
Он шутит о том, как попал в «пузырь» One Direction. «В один день я обычный ребенок, живущий дома со своими родителями и посещающий школу. А на следующий – я разъезжаю по всему миру и люди знают кто я». Он скучал по дому «очень сильно – я просто хотел приехать домой и забыть обо всем остальном мире». Но его мама сказала ему взять себя в руки. «Она сказала: «Иногда ты должен делать то, что тебе не хочется».
Девушек было трудно не заметить. Они окружали его менеджера, его пиарщика, его агента. Его просили расписаться на груди – и он расписывался, потому что: «Ты не можешь сказать: «Нет, спрячь ее». Ты должен быть дружелюбным, ведь так?». Иногда, он сидел в машине, а к окну были прижаты соски. «Что вполне нормально, если у тебя был хреновый день», усмехается он.
Он вспоминает, как однажды вышел за студию покурить с ребятами из группы – «И помойный бак начал двигаться. И мы такие: «Что происходит?» И тут из него с криками выскочила девушка. Мусор разбросан вокруг, к ней подбегают пять охранников. Она кричала и била их – одна девушка, пять мужчин. Ей было все равно. Она твердила: «Я до вас всех доберусь».
Лишь представив это, я пришла в ужас, но Малик заверяет меня, что было «забавно». Надеюсь, она получила автограф? «Да. Она его заслужила. Мы подписали пару вещей и сделали с ней фото».
Что не было забавным, так это огромное число дирекшионеров, начавших резать себя с тегом #Cut4Zayn, в ответ на его уход. «Я не мог даже предположить какой будет реакция», говорит он. «Просто безумие».
Большая цена, которую он заплатил за пять лет в One Direction – он заработал панические атаки. Он начал жить в постоянном страхе, что подведет кого-то. Даже за тот час, что я провела с ним, он продемонстрировал несколько небольших актов вежливости – вскакивал, чтобы закрыть дверь, как только музыка становилась громче; предлагал налить свежего чая и спрашивал, не желаю ли я сигарету. И я все еще дума, насколько же его мама может им гордиться. («Она гордится»).
«Я хочу, чтобы люди видели и мою хорошую сторону, но эмоциональный стресс – очень серьезное препятствие», говорит он. «Панические атаки – не то, о чем люди хотят говорить, потому что, в какой-то степени, это рассматривается как слабость. Я говорю об этом, чтобы люди поняли – не важно, насколько ты успешен, откуда ты, кто ты, какого ты пола, чем ты занимаешься – ты тоже можешь все это испытывать.
Для меня делать вид, что никаких панических атак нет – значит попросту притворяться. Это еще и поможет людям понять некоторые из моих поступков. Иногда паника начинается даже тогда, когда ты занимаешься именно тем, чем хочешь. Я не хочу никого обижать. Это ужасная вещь, с которой ты просто не можешь ничего сделать». Именно из-за этого он часто упускает множество возможностей. «Иногда я не могу заняться тем, что было бы для меня полезно и выгодно просто потому, что чувствую себя некомфортно».
Одним из великих открытий для него стали «разговоры о том, что я чувствую», в первую очередь с мамой – своеобразный терапевт? «Ага, типа того. Вперемешку с папой и немного с менеджером». Нет сомнений, его жизнь изменилась, и не только из-за 30+ миллионов фунтов в банке. У него есть охранник и кто-то, кого он называет «чуваком, что ушивает мою одежду, потому что у меня очень странная форма тела – широкоплечий, ужасно худой с очень, реально очень длинными руками». Но все же первое, что он сделал по возвращению в Великобританию пару дней назад, «съел рыбу и чипсы с соусом карри и вареным горохом». Брэдфорд, он «всегда будет занимать особое место у меня в сердце, потому что я родом отсюда».
Малик – сын отца-пакистанца, Ясера, который сидел дома, воспитывая четверых детей (у него есть три сестры в возрасте 25. 17 и 13 лет) и матери-англичанке ирландского происхождения, Триши, которая работала шеф-поваром. В школе он был «непоседливым и уверенным, громким и безбашенным». Любил комиксы, рисовать «и все научно-фантастическое, странное и про пришельцев».
Ему едва исполнилось восемь, когда напряжение между азиатским населением и белым рабочим классом переросли в массовые беспорядки в 2001г. В Брэдфорде находился довольно активный Национальный фронт, а Британская Националистическая партия заняла четыре кресла в Парламенте в 2004 году – не лучшее место для взросления ребенка из смешанной семьи. «Все это приводило в замешательство», говорит он. «Потому что в папе я видел папу, в маме – маму. Я не видео цвета кожи, религии, расы. Но как только ты становишься старше, ты развиваешь свое самоопределение - видишь, кто ты и откуда родом, к какой группе принадлежишь. И это также приводило в замешательство».
«Мне повезло, что мама с папой всегда объясняли мне: «Такова жизнь, такова вера некоторых людей, так их воспитали. Ты был воспитан по-другому, поэтому должен уважать каждого и надеяться, что взамен они будут уважать тебя».
Он довольно снисходителен, называя расизм «всего лишь старомодной точкой зрения: очень много пожилых людей, которые застряли в прошлом».
«То поколение было воспитано определенным образом, ничего кроме этого они не знали. К концу 80-х – началу 90-х смешанные семьи были повсюду и эти люди просто ничего не понимали. Они не понимали, что ты можешь быть белым и смуглым. Можешь быть из Англии и быть Мусульманином, а моешь быть из Пакистана и бить Христианином. Людям трудно провести различия между религией, культурой и расой».
Ранило ли его такое отношение? «Немного, да. Меня исключали, я дрался. 9 из 10 раз драки происходили по расовому признаку». Он пару раз щелкнул зажигалкой. «Я в прошлом не особо заострял на этом внимание, но считаю, что люди должны знать – это то, кто я; это то, откуда я родом. И дело не в том, насколько это ранит – дело в том, что это формирует тебя как личность. Что вы выносите для себя из этого. У меня есть знания об определенных проблемах». На секунду показалось, что он немного раздражен: «Просто потому, что я не высказываюсь об этих проблемах не означает, что я о них не знаю. Я осведомлен о том, что происходит. Я знаю, что люди растут в расово-сегрегированных сообществах».
Он говорит ровным голосом, с невозмутимым лицом и Брэдфордским, немного поэтичным акцентом, что напоминает мне о том, что посреди обучения в Tong High School он, в буквально, вырвался на прослушивание для Х-Фактора (но он все еще хочет как-нибудь пойти учиться в университет). Любимая книга – «О Мышах и Людях» Джона Стейнбека; он рассуждает о Шекспире, «Рассказе Служанки» и «1984», смеется, что был «единственным парнем в классе по Английскому» и что его «постоянно ставили на место 15 девушек супер-феминисток, говорящих мне: «Заткнись, Зейн, это неверно», если меня когда-нибудь просили представить мужскую точку зрения».
«Моя мама вырастила меня феминистом», добавляет он. «Три сестры, пять тётушек и мама – ни единого шанса».
Это значит, что он с удовольствием готовит для Джиджи и говорит, что делает ей «стейк и картофельный пирог, воскресное жаркое на обед и йоркширский пудинг». Серьезно? «Да, ей нравится хороший йоркширский пудинг».
Они встретились на вечеринке «Victoria’s Secret», он узнал ее по фотографиям и пригласил на свидание. Они пошли в ресторан при «The Bowery Hotel» в Нью-Йорке, «Gemma». «Все прошло хорошо», говорит он. «Она очень умная девушка. Знает, как себя вести. Она стильная. Она нисколько не высокомерна, она уверенна. Она отлично со всем справляется. Она классная». Они встретились с семьями друг друга. Её «классные». Хотя он добавил, что у мамы Джиджи, звезды шоу «Настоящие домохозяйки Беверли – Хиллс», Иоланды, болезнь Лайма и что это очень плохо.
Пара проводит все их свободное время вместе – в ЛА либо в её квартире в Нью-Йорке. И они поют вместе – «У нее очень хороший голос, мне он нравится». Он пьет виски («Jameson или Glenfiddich»), ей нравится текила («острая маргарита с халапеньо – безумие»).
Курит ли он травку? «Травка – тоже часть моей жизни, ну, для определенных вещей», признается он. «Я выяснил, что она помогает мне быть креативным. Некоторые говорят, что она убивает твои амбиции, другие – что она разрушает тебя как личность. Лично со мной ничего и этого пока не происходило». Курит ли он за завтраком? Он пожимает плечами и усмехается: «Не думаю, что мне можно это уточнять – не отправляйте меня за решетку».
Я спросила, что у них за друзья и он сказал, что «ребята» из ЛА отличаются от тех, с кем он рос. «Они живут на пляжах, спокойны и расслаблены. В Британии ты приобретаешь этакое унылое настроение, что сказывалось на протяжение всей мой подростковой жизни. Я был унылым британским парнем, который даже ходить не любил – просто волочил свои ноги. В Лос-Анджелесе все счастливы и позитивны, приятно иногда оказаться в окружении таких людей. Но не подумайте, что я не люблю возвращаться сюда».
Ему нравится иметь контроль над собственной жизнью. «Раньше, из-за того, что мне говорили что делать и куда пойти, я не чувствовал, что вознаграждение было моим, что я мог принять его. Понимаешь, что я имею ввиду? Теперь я все контролирую. Это безумно, но это моё, это вознаграждается и теперь это того стоит».