Интерпретационный потенциал концепта «запах»
Интерпретационный подход в изучении языка, который связывается с именами А.В. Бондарко, В.З. Демьянкова, Е.С. Кубряковой, И.М. Кобозевой, и др. [2,4,6,9], осмысляется в современной науке в соотнесении с другими исследовательскими направлениями: когнитивным, коммуникативно-прагматическим и структурно-системным [10]. Теория интерпретации, как и другие лингвистические направления, небезразлична к исследованиям вопросов о ментальных структурах: концептах, фреймах, сценариях, которые моделируют, интерпретируют и отражают внеязыковую действительность, т. е. в центре внимания оказывается интерпретационный потенциал единиц ментального лексикона.
Объектами языковой интерпретации являются: внеязыковая действительность, событие, которое человек воспринимает через призму своего языка и соответствующих ментальных структур, а также речевое произведение, построенное и считываемое с учетом его семантических, прагматических и жанровых особенностей. Результат интерпретации в существенной мере зависит от языковой системы и от концептуальной картины мира, включающей концепты, постоянно присутствующие в национально-культурном сознании. Известна мысль Гумбольдта о том, что человек преимущественно – и даже исключительно живет с предметами, как их преподносит ему язык. Продолжая эту мысль, Р.М. Фрумкина пишет: «Мир не отображается, а интерпретируется, человек не просто воспринимает мир, но конструирует его» [14].
В ходе различных экспериментов специалисты по когнитивной психологии показали, что ментальные структуры хранятся в упорядоченном виде и что они разнообразны по своему типу и сложности. Так, весьма распространенной является позиция, представленная, например, в работах Р.Джекедоффа: «Существует единый уровень ментальной репрезентации, единая концептуальная структура, на которой лингвистическая, сенсорная и моторная информация оказываются сопоставимыми и совместимыми» [5].
Если исходить из представления о системном устройстве картины мира говорящего социума [ Джекендофф, Попова, Стернин, Щущенко 7, 11, 15 и др.], то логично считать, что и ее фрагменты, отдельные концептуальные области, будут каким-то образом структурированы, организованы. Так, по мнению Э. Рош, ²...интуитивное представление о языковом концепте состоит в том, что он объединяет признаки и свойства разного веса². Эту же мысль находим у Д. Герартса: ²Языковые концепты устроены прототипически, т.е. неравномерно, по принципу центр - периферия² [Цит по: 12]. И эти ментальные структуры вполне стабильны.
Одно из открытий когнитивной психологии состоит в том, что когнитивная деятельность требует сочетания двух принципов: структурной стабильности и гибкой приспособляемости. Иными словами, для ее эффективности, с одной стороны, требуется - по крайней мере на какое-то время - сохранять постоянный способ организации системы категорий, а с другой стороны, система должна быть достаточно гибкой, чтобы иметь возможность приспосабливаться к изменениям [12].
Можно также предположить, что для выявления национальной картины мира наиболее важной будет периферийная зона этой системы, поскольку ее ядро должно отражать универсалии, характерные для мыслящего человека. Поэтому исследование лексического воплощения того или иного фрагмента понятийной системы должно охватывать возможно более широко периферийную зону денотативного и коннотативного содержания, включая и личностные смыслы, языковых единиц.
Для реконструкции ментальной структуры вполне допустимой представляется гипотеза З.Д. Поповой и И.А. Стернина о том, что в основной, ядерной слой ментальной структуры включается чувственно-наглядный, предметный, «вещный» образ как единица универсального предметного кода (Н.И. Жинкин)., т.е. – добавим – в структуре концепта отражается логика его постижения и формирования. На этот чувственно-наглядный компонент наслаиваются более сложные для усвоения абстрактные информационные слои [11].
Пытаясь, например, осмыслить и представить с помощью языковых знаков «портрет» какой-либо эмоции, а также ситуации слухового, обонятельного или зрительного восприятия, говорящий в первую очередь развивает те сюжеты, которые ярчайшим образом представлены в наивной картине мира. Сегодня в когнитивистике говорят о когнитивных структурах, которые предшествуют логически и во времени любому употреблению языка, другие первоначально создаются в качестве соответствия некоторому слову [3].
Перцептивные концепты, видимо, относятся к первому типу, будучи совершенно необходимыми для освоения человеком мира.
Моделирование картины мира необходимо опирается на соответствующий – причем достаточно хорошо изученный – фрагмент языковой системы. Семантическое поле «Запах», наверное, нельзя назвать хорошо изученным, хотя, конечно, есть интересные работы, в которых рассматривается лексика обонятельного восприятия, как правило, в соотнесении с лексикой других типов восприятия («Модусы перцепции (зрение, слух, осязание, обоняние, вкус) и их выражение в языке», Рузин ).
Анализу ментальных структур должно предшествовать детальное исследование этой лексической подсистемы (типы номинации, количественная и качественная характеристика семантического поля «Запах», соотношение с «соседями» по разным осям семантического пространства). Иными словами, нужны результаты структурно-семантического анализа словаря и грамматики. Последнее в когнитивных исследованиях нечасто учитывается, хотя именно грамматические структуры позволяют вскрыть/понять глубинные семантические слои ментальных структур.
Два слова о методике описания ментального лексикона: обоснованным представляется движение от концепта к его языковому воплощению, а затем, на новом уровне, от языковых структур – к концептуальным.
Если говорить об основной проблематике изучения языковых единиц со значением восприятия, то можно выделить следующие направления: 1) взаимодействие разных типов перцептивной лексики и 2) соотнесение лексики восприятия с лексикой в первую очередь ментальных процессов, причем это не только зрительное восприятие (вижу, все устроилось, всего и надо, что внимательно вглядеться….), которое детальнее всего изучено современной лингвистикой (В.Г. Гак, Н.К. Рябцева, Балашова и др), но и слуховое (слышу, что вы недовольны), обонятельное (чую, грядут перемены, лингвистическое чутье), вкусовое (распробовать новую игрушку).
И психологи, и лингвисты, намечающие пути исследования данного фрагмента наивной и научной картин мира, отмечают иерархический характер компонентов этой системы: слух и зрение традиционно считаются основными перцепциями в жизнедеятельности человека. Ср.: «Зрительные восприятия – наиболее «опредмеченные», объективированные восприятия человека» [Рубинштейн 13]; качественная и количественная характеристики «зрительной» и «звуковой» лексики и специфика процессов метафоризации в этом фрагменте словаря также выдвигают эти модусы перцепции на первый план в системе восприятия [1]. Так, семантическую структуру многозначного перцептивного прилагательного, например, открывает ЛСВ, обозначающий признак, воспринимаемый глазами, затем слышимой, затем обонятельный и вкусовой: (резкий поворот, резкий звук, резкий вкус, резкий запах).
В языковой картине мира проявляется взаимосвязь и взаимовлияние разных подсистем восприятия: язык демонстрирует высокую степень диффузности в интерпретации разных видов восприятия.
Синестезия в психологических словарях объясняется как свойство ощущений, которое проявляется как их интермодальная общность; в ощущениях, относящихся к разным системам восприятия, обнаруживаются общие свойства. Язык последовательно отражает общность ощущений, возникающих в результате действия различных анализаторов: например, звуки мы воспринимаем акустически (высокие, низкие, громкие, тихие, короткие, длинные), ощущаем их вес (тяжелые, легкие) и цвет (цветомузыка), форму (плоский и круглый звук).
Сказанное в полной мере характеризует и обонятельную картину мира. Так, запахи мы слышим (– Слышишь, дымком потянуло?), ощущаем на вкус (горький, кислый, сладкий, едкий), на вес (тяжелые и легкие запахи) и т.д.
Запах и вкус традиционно относятся к периферийным модальностям, поэтому в психологии им уделяется значительно меньше внимания. Если говорить о специфике обонятельного восприятия, то результаты экспериментов указывают на значительно более диффузный тип кодирования в обонятельной системе, чем в других сенсорных системах.
Ведущими параметрами, определяющими и ограничивающими процесс интерпретации окружающего мира, являются языковой фильтр и картина мира, психологический тип личности (с точки зрения особенностей восприятия действительности), фактор времени (как далеко отстоят во времени событие и его языковое представление), фактор адресата (для себя или для других), а также интенции коммуниканта [10].
В комбинации признаков, определяющих режим интерпретации, как правило, выделяются доминантные, приглушая все прочие.
Очевидно, что можно привести примеры по преимуществу обонятельного (например, в повести П. Зюскинда «Парфюмер») или звукового образов мира (Г. Газданов, в текстах которого звуковые впечатления – речь идет о восприятии города – теснят зрительные).
Область обонятельных представлений прежде всего связана с оценкой ощущений: приятные запахи (аромат) и неприятные (вонь, смрад). Более ранние этапы развития языка демонстрируют нерасчлененное представление обонятельных впечатлений (запаха) – свидетельство генетически примитивного и недифференцированного сознания [8] . Ср.: слова вонь и смрад имели значение «запах», не характеризуя его с оценочной точки зрения. В современном языке, видимо, можно говорить о формировании микрополей со значением приятный/неприятный в семантическом поле «запах». Ср.: в нем (запахе) есть веселость, он прелестен, как мелодия, он поднимает настроение; отвратительный, давящий запах.
Почему так сложно дать определение? Запах – это то, что нельзя увидеть или потрогать, поэтому для осваивающего мир номинатора важно связать представление о нем с чем-то более осязаемым, предметным, понятным.
Срабатывает “принцип наглядности” в языке, о котором пишет Н.К. Рябцева, заключается в “опредмечивании” непредметных сущностей – событийных, психологических, ментальных и социальных, в их концептуализации – способе описания – по образу и подобию (восприятия) предметного мира.
Так, представление о запахе, который, действительно, моделируется по образцу предметного мира, оно связано прежде всего с передвижением в пространстве или с неподвижностью, причем представлены практически все виды движения в разных средах: запахи идут, ползут, стелются, плывут, скользят, несутся, летят, парят. Но: стоит вонь, тяжелый, темный запах, стоячий, как вода. Отметим, что к неподвижности тяготеют тяжелые, неприятные запахи (в качестве примеров используются контексты из произведений Ф. Сологуба, И. Бунина, П. Зюскинда, Г. Газданова, В. Набокова, Улицкой, Рубиной и др.). Итак, запах передвигается по горизонтали.Ср. в работах физиологов: По отношению к запаху очень трудно установить психофизические закономерности: во-первых, трудно определить, когда медленно путешествующая в воздухе молекула достигает рецептора, во-вторых, неясна сама природа обонятельного стимула*14 (Cain 1978). Точка встречи наивных и научных представлений.
В зависимости от качества запаха, воспринимаемого человеком (приятного/неприятного), он как бы обретает вес (тяжелые и легкие запахи) и свое место в пространственной вертикали: тяжелые (часто одновременно и неприятные) запахи тяготеют к земле, они ползут, стелются, расстилаются, идут, спускаются, давят, затопляют и др.; приятные запахирасполагаются в воздушной среде, являются легкими, летучими, летят, парят, несутся, плывут, разливаются по воздуху; ср.: аромат, словно лента, спускался по улице; парила лента запаха; пролетавшее мимо ароматное облако; запах длинным полотнищем тянулся над землей, колыхаясь и вздуваясь; запахи тонкими волокнами проплывали мимо, становились плотнее, превращаясь в облако; летучее царство запахов и др.
В метафорической картине мира существует ярко выраженная тенденция уподоблять наименее «опредмеченные» представления звукового, светового, цветового и обонятельного ряда жидкости: запах (как, например, свет) течет, разливается, струится, льется, изливается, хлещет, затопляет, заполняет, источается; запах можно впитывать, им можно упиваться. Ср.: не хотел расплескать этот запах; глотать носом нечто исходящее от него; он пил этот запах, утопал в нем, напитывался им до самой последней внутренней поры; аромат струился теплым потоком; запах летнего поля парил над нами.
Ср. водные метафоры, рассмотренные Г.Н. Скляревской – метафорический потенциал водной лексики.
Отметим также, что «водные» образы также коррелируют с таким параметром характеристики запахов, как приятный/неприятный. Ср.: аромат плывет, льется, скользит, течет, струится, изливается и др., а дурной запах хлещет, затопляет, захлестывает, заполняет, им захлебываются и др. В последнем случае легко выделяется неположительная составляющая коннотативного содержания слова.
Кроме того, у запаха выделяются следующие характеристики, непосредственно связанные или не связанные с перемещение в пространстве:
вес (тяжелый/легкий): легкое облако аромата; легкий и тонкий запах духов; поднимался легкий аромат моха; давящая невыносимая вонь;
структура (простой/сложный): простой запах, примитивный запах, обонятельное богатство, чистый запах, фантастическая смесь составляющих аромата; нос раздробит запах на составляющие; калейдоскоп запахов; фейерверк ароматов. Запахи сочетаются, взаимодействуют, накладываются друг на друга, подавляются один другим: отдельные ароматы, которые составляют композицию запахов; алфавит запахов; лава запахов; фейерверк запахов; коктейль, палитра запахов; многоцветье запахов; узел из испарений и вони; море пахло как надутый парус, в котором запутались вода, соль и холодное солнце. Одновременно, кроме семы «сочетаемость», в этих выражениях актуализируются смыслы: текучий (лава, коктейль) и связь с цветом (палитра, многоцветь), а также вкус (соленый) и температура (холодный);
температура (холодный/теплый): верхние поленья пахли горячо и сладко; от сосновой стены сарая шла теплая струя смоляных испарений; запах источал тепло; аромат струился теплым потоком; аромат теплого пара; холодный, чистый аромат белых цветов;
вкус(горький/сладкий/терпкий/едкий): пахнуть горячо и сладко; томительно-сладко пахли цветы; сладкий яд заколдованного сада; горький, прозрачный аромат; в памяти жили горько-сладкие запахи поля. Об объективной связи вкусовых и обонятельных впечатлений пишут психологи и физиологи, а обыденное сознание отмечает, что, если заложен нос, человек частично теряет вкусовые ощущения;
цвет (белый/темный): тяжелые, темные запахи; светлый аромат утра; пряный, тягучий, темный запах;
градационность:от практически полного отсутствия запаха, к тонкому, нежному, деликатному, ненавязчивому и – до резкого, сильного, страшного, невыносимого и пр.
Выявленные характеристики коррелируют друг с другом, выстраиваясь во вполне устойчивые сочетания: тяжелые, темные, стоячие или стелющиеся по земле, затопляющие и одуряющие запахи; легкие, холодные, парящие, струящиеся, светлые и приятные запахи. Кроме типичных сочетаний, возможны и иные. Ср.: чарующие ароматы оказываются тяжелыми, околдовывающими, губительными, плывущими, но не парящими в «Заколдованном саду» Сологуба. В тексте повести прекрасные ароматы несут смерть, поэтому характеризуются таким «противоречивым» набором признаков.
Наметив некоторые составляющие образа запах, попытаемся соотнеси полученную модель с другими элементами перцептивной ситуации.
Итак, чувствовать, чуять, нюхать – это ощущение, процесс, возникающий в результате воздействия окружающего мира на обоняние человека; запах – это то, что воспринимается человеком с помощью обоняния (МАС). Что ТО?
Тем не менее из определения следует, что сложная ситуация восприятия может быть описана как включающая субъект восприятия, объект, воздействующий на обоняние человека и предикат, обозначающий процесс обонятельного восприятия: я нюхаю цветок; или ощущение человека как результат воздействия: я чувствую запах цветов; свойство предмета: цветы пахнут медом. Сценарий ситуации восприятия, как видим, включает несколько подсценариев.
Есть и еще одна существенная характеристика ментального сценария: в отличие от зрения и слуха, человек не может перестать обонять (нельзя не поддаться аромату, ибо аромат - брат дыхания; он нюхает, вдыхает, чует, чувствует, слышит, обнаруживает нюхом, пьет запах, впитывает его).
Подобная «принудительность» восприятия обонятельных ощущений формирует в сознании говорящих образ живого существа, которое воздействует на человека: запах ошеломляет, одуряющий запах, оглушает, обрушивается, убивает, возрождает, усыпляет, околдовывает, чарует, ласкает, балует, зовет, манит за собой (ср. со звуком – сходная картина). Запах из объекта восприятия превращается в живое существо, владеющее ситауцией.
Выявленное многообразие характеристик «опредмечивает» запах в языковой картине мира. В основе концептуализации действительности лежит антропометрический принцип метафоризации. С одной стороны, "вторичный", "непредметный мир" "возникает не иначе, как в результате интерпретации познающим индивидом фактов в их отвлечении от предметной реальности", а с другой - "это отвлечение вновь конкретизируется через соизмерение с образным восприятием каких-либо черт этого мира, со стереотипами, функционирующими в данной культуре, и даже с мифическими представлениями" [5, Телия В.Н., 1988, с. 180].
Конечно, семантическое поле «Запах» включает разные типы номинаций, однако вторичная метафорическая номинация является весьма существенной. Вследствие этого моделируемое когнитивное пространство представляется по преимуществу метафорическим. Метафора как бы увязывает мифологические и логические представления человека, воспринимающего и осваивающего мир. Метафорическая модель позволяет выявить первичную дифференциацию объектов мира и его структурирования, выявляет полевое, системное устройство когнитивного уровня в структуре языкового сознания [Е.В. Рахилина 12]. Описание этой модели дает возможность реконструировать специфические черты обонятельной наивной картины мира, в которой, судя по результатам проведенного исследования, ведущими характеристиками являются, во-первых, чувственно-наглядные (пространственные и связанные с ними «вес», «текучесть», «цвет» и пр. ) и, во-вторых, субъективно-оценочные. А м.б., во-первых , оценочные, а прочие встраиваются в систему «приятный» – «неприятный».
Таким образом, особенности обонятельного восприятия мира, представленные в языке семантическим полем «Запах», моделируются как иерархически организованная система когнитивных характеристик, которые, в свою очередь, связаны с ментальными областями других модусов восприятия.
Литература
1. Апресян Ю.Д. Избранные труды. М., 1995. Т.2: Интегральное описание языка и системная лексикография. С.363–364.
2. Бондарко А.В. К проблеме соотношения универсального и идиоэтнического аспектов семантики: интерпретационный компонент грамматических значений // Вопр. языкознания. М., 1992. №3. С. 5–20.
3. Виноград Т. К процессуальному пониманию семантики // Новое в зарубежной лингвистике. М., 1983. Вып.12.
4. Демьянков В.З. Когнитивная лингвистика как разновидность интерпретационного подхода // Вопр. языкознания 1994. №4. С. 17–30.
5. Jackendoff R. Morphological and semantic regularities in the lexicon // Language. P., 1975. Vol. 51. № 3.
6. Кобозева И.М., Лауфер Н.И. Интерпретирующие речевые акты // Логический анализ языка: Язык речевых действий. М., 1994. С.63 –70.
7. Карасик В.И. Культурные доминанты в языке //Языковая личность: Культурные концепты. Волгоград, 1996. С. 3–16.
8. Кондаков И.М. Психология: иллюстративный словарь, М.– СПб., 2003. С.329
9. Кубрякова Е.С. Язык и знание. М., 2004.
10. Матханова И.П., Трипольская Т.А. Интерпретационные аспекты лингвистики: проблемы и перспективы // Проблемы интерпретационной лингвистики: интерпретаторы и типы интерпретации. Новосибирск, 2004. С. 6 –19.
11. Попова З.Д., Стернин И.А.Очерки по когнитивной лингвистике. Воронеж, 2001.
12. Рахилина Е.В. Основные идеи когнитивной семантики // Фундаментальные направления современной американской лингвистики. М., 1998. С. 274 – 324.
13. Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. М., 1989.
14. Фрумкина Р.М. Когнитивная лингвистика или «психология наоборот» // Язык и речевая деятельность. СПб., 1999.
15. Щученко В. А. Образы русской культуры: к проблеме объективного осмысления национального ценностного мира // Ценностный мир русской культуры. СПб, 1995. С. 5 – 26.