Современное состояние и перспективы развития метакогнитивизма
Анализ метакогнитивной парадигмы исследований, проведенный в данной главе, позволяет, на наш взгляд, установить некоторые общие ее особенности, а на этой основе – определить обусловленные ими первоочередные задачи ее дальнейшего развития.
Как можно было видеть из представленных материалов, направление метакогнитивизма зародилось в русле современной когнитивной психологии; оно представляет собой сегодня одну из наиболее мощных, приоритетных и многоаспектных тенденций ее развития. Будучи логическим развитием общих методологических оснований и принципов когнитивной психологии, метакогнитивизм во многом знаменует собой выход на качественно новый уровень ее проблематики и научного потенциала в целом. Он, по мнению многих исследователей, может иметь не только не меньшие, но, не исключено, – даже большие методологические и теоретические «последствия», чем сама «классическая» когнитивная психология. Метакогнитивизм сегодня – это очень бурно развивающееся течение, включающее в себя множество более локальных направлений – в частности, «метакогнитивное обучение», исследования метакогнитивного опыта, проблему метакогнитивных способностей, исследования индивидуальных стилей метакогнитивной организации и др. Метакогнитивизм сегодня во многом олицетворяет «передний край» развития когнитивной психологии в целом, а та, в свою очередь, в столь же многом репрезентирует сейчас общую и экспериментальную психологию в их современном воплощении и основных достижениях. Вместе с тем, несмотря на свою очевидную теоретическую и практическую значимость проблематики метакогнитивизма, она в целом до сих пор разработана явно недостаточно, а общий уровень ее развития не соответствует ее высокой значимости. Это несоответствие обусловлено двумя главными причинами. Во-первых, – относительно небольшим временем существования данного направления, что объективно не позволяет пока ему достичь высокого уровня зрелости, развитости. Во-вторых, метакогнитивизму, равно как и когнитивной психологии в целом, присуща характерная методологическая особенность, которая очень часто является главной причиной их критической оценки, и, в действительности, обусловливает их существенную теоретическую ограниченность. Она состоит в том, что имеет место достаточно явный (а часто – и намеренно культивируемый) разрыв когнитивной психологии в целом и метакогнитивизма, в частности, с психологической теорией деятельности, с изучением целостной деятельности, поведения. Несколько заостряя ситуацию, можно сказать, что не только этимологически, но и по существу, то есть по «идеологии» и методологии когнитивная психология – это своего рода нечто противоположное (или – более мягко – «другое»), нежели регулятивная психология. В результате такой несинтезированности двух фундаментальных направлений современной психологии «страдают» они оба. Внедеятельностный подход к метакогнитивным процессам приводит к априорно зауженным концептуальным основаниям их изучения, к обеднению и «уплощению» Получаемых результатов. В свою очередь, недостаточный учет психологической деятельности наиболее сложных, то есть именно метакогнитивных процессов ее организации и регуляции, существенно обедняет современную психологическую теорию деятельности, а часто – вообще блокирует исследования наиболее принципиальных вопросов – например, вопроса о структуре и содержании рефлексивных механизмов регуляции деятельности.
В связи с указанными причинами метакогнитивизм характеризуется в настоящее время рядом особенностей и традиций, определяющих его современный облик. Главными среди них являются следующие особенности. Во-первых, это, конечно, очень большое разнообразие и широта спектра исследований и, как следствие этого, – огромный объем эмпирических материалов в данной области. В них раскрыты многие важные и интересные закономерности, феномены и свойства метакогнитивных процессов. Однако подавляющему большинству исследований свойственна очевидная локальность их проблематики, а потому – отчетливый аспектный их характер. Они, в основном, направлены на исследование различных частных явлений и закономерностей. В целом поэтому данная проблема более развита «вширь», нежели «вглубь», в связи с чем для нее пока характерен экстенсивный тип развития.
Во-вторых, это наличие множества частных теоретических подходов и концепций метакогнитивных процессов, исходно ограниченных каким-либо аспектом этой общей проблемы (то есть своего рода «теорий среднего радиуса действия»). Это, прежде всего, наиболее ранняя в историческом плане «концепция метапознания» Дж. Флейвелла (с которой вообще принято связывать возникновение метакогнитивизма как такового) [305-310]; представлений о метакомпонентах общей структуры интеллекта Р. Стернберга [388-392]; теория «когнитивных метаоператоров» Д. Дернера [301]; иерархическая модель метакогнитивных процессов М. Феррари (по [119]); концепция «когнитивного мониторинга» Т. Нельсона и Л. Наренса [360, 361]; «теория человека о душе» Г. Уэллмена [396-398]; представления о структуре и стратегиальном составе метамышления А. Брауна [281, 282]; концепции «метарегулятивных функций» М. Лефебр-Пинара [339], а также У. Шнайдера и М. Прессли [379, 380]; концепция «синтетических метапроцессов» Р. Джермена [326]; исследования в области кортикального представительства метакогнитивных процессов К. Фогеля, М. Ваврика, П. Уолтона [352]; «рефлексивные концепции» метапознания (см. обзор в [119]); концепция структуры метакогнитивного опыта М.А. Холодной [251]; теория «метаархитектоники сознания» Э. Блэки и С. Спенса (по [271]); большое число частных концепций генетической направленности, разработанных в русле идеологии «метакогнитивного обучения» и еще более частные концепции, посвященные, как правило, исследованию какого-либо отдельного метакогнитивного процесса (В. Хаак, К. Хольм, К. Вагнер, Д. МакДермотт, Ч. Тересен, Д. Махони, У. Мишель, Ф. Кауфер, Л. Гримм) [318, 348, 393, 329 и др.].
В-третьих, для современного состояния данной проблемы достаточно характерно и то, что практически отсутствуют не только целостные, обобщающие концепции, систематизирующие и интерпретирующие полученные в его рамках результаты в целом, но и серьезные попытки разработки такого рода концепций. Имеет место явное доминированиечастных концепций над их синтезом в обобщающих теоретических представлениях. В связи с этим, а также по причинам иного порядка (историческим, гносеологическим, методологическим) ощутимо проявляются следующие – характерные иобобщенные особенности данного направления. Это — отчетливый эмпиризм, состоящий в резком преобладании темпов развития экспериментального базиса метакогнитивизма над его теоретическим осмыслением. Далее, это и достаточно явный эклектизм в обобщении и интерпретации полученных результатов, а также в общем подходе к развитию представлений о метакогнитивных процессах. Кроме того, это — частый и даже намеренно культивируемый прагматизм некоторых направлений метакогнитивизма, особенно – метакогнитивного обучения и развития. Наконец, это – и явно недостаточная пока синтезированность основных достижений метакогнитивизма с базовыми категориями и концепциями общей психологии; некоторая, а иногда – намеренно подчеркиваемая «автономность» развития данного направления. Все это обусловливает в итоге отчетливую «мозаичность» теоретических представлений, недостаточную систематизированность эмпирического базиса проблемы метакогнитивной регуляции деятельности. Указанные черты – эмпиризм, эклектизм, прагматизм, аспектность, «мозаичность» нельзя, однако, трактовать лишь с оценочных позиций –в качестве «ярлыков». Они должны быть поняты как особенности естественного и объективного плана, свидетельствующие опереходном, развивающемся состоянии данной проблемы
В-четвертых, для исследований метакогнитивных процессов характерен и своего рода «предметоцентризм», когда эти процессы рассматриваются, в основном, автономно – «сами по себе» (в их качественной определенности ), а не как реальный компонент более широкой Целостности – метасистемы (деятельности, поведения). Это приводит несинтезированности представлений о метакогнитивных процессах с психологией деятельности, о чем уже было сказано выше. Ее мощный эвристический потенциал остается поэтому недостаточно востребованным психологией метакогниивизма. Тем самым обнаруживается и главная, на наш взгляд, особенность современного состояния данной проблемы — аналитический, то есть преимущественно внедеятельностный (а значит – и не вполне экологичный) подход к ее разработке.
Наконец, в-пятых, фактически даже не сформулирован один из наиболее общих и принципиальных вопросов – вопрос о психологическом статусе метакогнитивных процессов, о содержании и границах данного понятия, о составе и содержании класса метакогнитивных процессов. Само понятие «метакогнитивные процессы» используется сейчас, в основном, как собирательный термин, обозначающий очень разные по многим параметрам процессы. Нерешенность вопроса о статусе метакогнитивных процессов порождает неопределенность их места в понятийной системе психологии, а также обусловливает нерешенность ряда ключевых вопросов, сформулированных, но остающихся до сих пор без ответа, в метакогнитивизме. Основными среди них, на наш взгляд, являются следующие вопросы. Каков состав (то есть своего рода «номенклатура») метакогнитивных процессов? Каковы критерии для дифференциации метакогнитивных процессов от иных психических процессов и где «пролегает граница» между первыми и вторыми? Как могут и должны быть систематизированы метакогнитивные процессы, то есть, какова их обоснованная собственно психологическая классификация? На какие категории и классы они дифференцируются? Каковы отношения метакогнитивных процессов с традиционными – основными классами психических процессов (когнитивными, эмоциональными, волевыми, мотивационными)? Являются ли метакогнитивные процессы качественно своеобразными и специфическими, то есть несводимыми к аддитивной совокупности всех иных — «первичных» психических процессов? Как они «встроены» в общую аналитическую картину психических процессов, в их общую структурно-функциональную организацию"] Каковы принципы структурной организации самих метакогнитивных процессов? Очевидно, что без решения указанных вопросов затруднительно или даже — невозможно дальнейшее продуктивное развитие метакогнитивзма как такового.
Все рассмотренные особенности отчетливо свидетельствуют о том, что господствующей в настоящее время является своего рода «предметоцентрическая парадигма» разработки характеризуемой здесь проблемы. Она, будучи оправданной и, более того, необходимой на определенных стадиях развития данной проблемы, должна быть, однако, дополнена, а затем – и заменена иным способом исследования. Последний требует синтеза полученных на аналитическом этапе результатов разработки обобщающих концептуальных представлений. Но главное– он требует преобразования исходной парадигмы изучения «предметоцентрической») на иную – «системоцентрическую», что и в теоретическом отношении равнозначно смене аналитического подхода к её изучению системным. Это предполагает исследование предмета (метакогнитивной регуляции деятельности и поведения) в контексте той целостности (метасистемы), в которую он реально включен и в которой содержатся онтологические основания его существования. Лишь в ней представлен весь комплекс его истинных характеристик, которые раскрывают уже не только его качественную определенность, но икачественную специфичность, что открывает возможности его более полного и адекватного познания. Такой способ требует реального, а не декларативного исследования метакогнитивных процессов в той метасистеме, «в» и «для» которой они формируются и функционируют. Ей выступает вся система процессуально-психологической регуляции деятельности в целом; в ней метакогнитивные процессы раскрываются в их основной, то есть регулятивной функции, в их естественном и многомерном виде – в качестве процессов, объективно необходимых для организации деятельности и поведения, то есть наиболее полно и методологически корректно.
Задача преодоления «предметоцентризма» через реализацию по отношению к метакогнитивным процессам «первого шага» системного исследования (их изучения как компонента определенной метасистемы) логически ведет к необходимости сделать и следующие – также предписываемые принципом системности — шаги. Действительно, после того, как предмет раскрыт в его качественной определенности («сам по себе» – на аналитическом этапе познания), и после того, как он охарактеризован в его качественной специфичности (как компонент метасистемы), он должен быть изучен в плане основных категорий его собственных закономерностей – структурных, функциональных, генетических, а также в плане его обобщенных свойств – системных качеств, интегральных характеристик. Раскрытие предмета во всех этих аспектах, а также последующий синтез полученных при этом результатов являются достаточными основаниями для его обобщенного – собственно концептуального описания и объяснения.
Таким образом, в свете сказанного вырисовывается общая стратегия разработки теоретических представлений о метакогнитивных процессах регуляции деятельности и поведения, подготовленная всем их предшествующим развитием и современным состоянием. Она образована последовательно сменяющими и дополняющими друг друга этапами их изучения — в их «метасистемном бытии», то есть в онтологическом плане; в плане их структурной организации, функциональных закономерностей, а также генетических особенностей.
И в этом плане нам представляется целесообразным более подробно остановиться на сформулированном выше выводе относительно общей стратегии дальнейшего развития метакогнитивизма. Дело в том, что общий «вектор» этого развития объективно сопряжен с переходом от «претеоретической» (эмпирической) стадии к собственно теоретической (зрелой в концептуальном отношении) стадии. Вместе с тем, хорошо известно, что одной из острейших проблем современного гуманитарного и научного в целом знания является вопрос о том, «что есть теория»? Какой она должна быть? Каковы определяющие атрибуты той или иной совокупности знаний об объекте, при которой она – эта совокупность – обретает статус теории? Особенно актуальна данная проблема в тех научных дисциплинах, которые развиваются по эмпирическому пути, поскольку они (а также входящие в них направления) рано или поздно сталкиваются с фундаментальной задачей – с задачей трансформации эмпирической стадии развития в собственно теоретическую, концептуальную, то есть с задачей перевода совокупности знаний с претеоретической фазы их развития на собственно теоретическую.
Безусловно, что это – сложнейшая и комплексная проблема, далеко выходящая за рамки психологии как таковой и имеющая общенаучный, междисциплинарный статус. Вместе с тем, именно в связи с се предельно общим характером она, естественно, проявляется и в психологических исследованиях, причем – с достаточно явной остротой и актуальностью. Наиболее характерно, однако, то, что она в этих исследованиях не только проявляется, а то, что само психологическое знание по своей атрибутивной природе и специфике предмета познания открывает благоприятные перспективы для ее решения. Далее мы предпримем попытку обоснования этого тезиса и выявления тех теоретико-методологических следствий, которые из него вытекают.
Специальный анализ довольно широкого круга значимых психологических проблем и направлений, а также собственный опыт разработки ряда такого рода проблем (проблемы структурно-функциональной организации психических процессов [104, 116, 117], проблемы принятия решения [107, 108, 109, 113, 114], проблемы структурной организации деятельности [106, 118, 119], проблемы метакогнитивных и метарегулятивных процессов [119, 121, 123, 218, 219] и др.) показывают следующее. В подавляющем большинстве случаев в их развитии достаточно отчетливо дифференцируются две основные фазы. На первой из них преобладает кумулятивное накопление эмпирических и экспериментальных данных, доминируют описательные схемы исследования, а общий «вектор» познания направлен, скорее, «вширь», нежели «вглубь», то есть процесс познания развертывается по экстенсивному, не интенсивному пути. Все это вполне закономерно и естественно; это – «общая судьба» большинства эмпирических наук. Данная – собственно эмпирическая, претеоретическая фаза развития может быть охарактеризована также и как аналитическая, поскольку на ней явно доминирует аспектный способ изучения. Следствиями аналитичности и аспектности являются иные особенности научного знания на данной фазе развития – эклектизм, «мозаичность» и фрагментарность представлений о предмете, их слабая систематизированность, нередкая противоречивость, дескриптивность и др. Причем, повторяем, все эти особенности – отнюдь не оценочные «ярлыки», а объективные особенности, свидетельствующие о переходном, развивающемся и недостаточно зрелом характере самих научных представлений.
Переход с эмпирической, то есть претеоретической фазы развития представлений на собственно теоретическую в ряде случаев связывается с необходимостью максимально полной замены аналитического способа исследования на системный. Эта замена обозначается как необходимость трансформации «предметоцентрической» парадигмы исследования на «системоцентрическую» [138, 194]. Вместе с тем, в большинстве случаев данное требование остается сформулированным лишь на обобщенном уровне – уровне деклараций; оно, как правило, не подвергается конкретизации и, соответственно, – адекватной операционализации. Между тем, сама по себе задача операционализации данного императива и его детализации приводит к достаточно важным, на наш взгляд, методологическим следствиям.
Действительно, в огромном большинстве случаев развитие тех или иных психологических проблем и направлений приводит, в конечном итоге, к постановке очень сходной группы принципиальных вопросов. Практически всегда этими – «критически значимыми» вопросами являются следующие: какова качественная определенность и качественная специфичность изучаемого предмета? Какой статус он имеет в качестве видового образования в пределах того или иного рода сходных с ним явлений? Каково его содержание – состав компонентов их структура? Каковы особенности его динамики – функциональной организации? В чем заключаются закономерности его возникновения и Развития – генезиса?
Совокупность указанных проблем воспроизводит общий гносеологический инвариант основных планов исследования, который выступает императивом любого собственно теоретического исследования. И наоборот, лишь при раскрытии предмета изучения во всех планах этого инварианта можно считать, что знание о предмете достигло уровня своей теоретической зрелости; преодолело свою изначальную мозаичность и «аспектность». В связи с этим мы хотели бы обратить внимание на обстоятельство, которое обычно не формулируется в явном виде, хотя оно представляется важным в плане развития концептуально целостных представлений об изучаемом предмете.
Как известно, в методологии системного подхода сформулированы представления о некотором инварианте основных «призм» видения предмета, синтез которых необходим для его полной, то есть собственно системной, характеристики. Данный инвариант включает:
1) выявление качественной определенности и качественной специфичности предмета через установление его системообразующего фактора и включения в контекст определенной метасистемы, в которой он получает свое конкретное «внутрисистемное» бытие;
2) определение его общих и специфических по отношению к этой системе характеристи к, образующих в своей совокупности его статус, природу, назначение в ней;
3) раскрытие структурных особенностей предмета, предполагающее установление его компонентного состава и механизмов структурирования компонентов в целостность;
4) выявление особенностей системы уже не как структуры, а в ее динамике, то есть установление закономерностей его процессуальной, функциональной организации;
5) выявление закономерностей развития изучаемого объекта, представленных в снятом виде и на уровне его зрелого функционирования, то есть системы генетических закономерностей.
Сопоставляя далее два инварианта (общегносеологический, раскрывающий структуру научных теорий, с системным, служащим для целостной экспликации предмета), можно видеть, что они не просто подобны, но и фактически изоморфны. Следовательно, само знание о предмете уже как система, а не конгломерат отдельных аспектов, становится таковой в том случае, когда оно воспроизводит в своей организации все основные атрибуты системной организации самих объектов. Иначе говоря, знание достигает уровня теории и становится теорией в строгом смысле этого понятия тогда, когда оно само становится системой. Или еще проще: теория – это знание, удовлетворяющее атрибутам системной организации; знание, достигшее ступени системной организации. Такой вывод вполне согласуется со сложившимися в методологии схемного подхода представлениями и содействует их развитию в его гносеологическом варианте, позволяет определить смысл и конкретные ориентиры для разработки теоретических представлений в различных областях изучения.
В связи с этим можно, по-видимому, сделать и более широкое обобщение. По всей вероятности, «мир систем» не может быть исчерпан лишь системами онтологического плана. Отображение этих онтологических образований в познании ведет – через множество переходных этапов – к становлению еще одного их класса: систем гносеологического плана, которые и принимают вид целостных теорий.
Итак, рассмотренные выше этапы реализации «алгоритма системного исследования», являясь одновременно основными аспектами исследования любого объекта, в совокупности – через синтез получаемых при их реализации результатов – позволяют дать достаточно полное представление о нем, преодолеть односторонность «аспектного» его исследования. Вместе с тем, через них предмет получает и необходимые основания для причинного объяснения обнаруживаемых в нем закономерностей в аспекте структурной, функциональной, генетической причинности. Такое, системно-организованное, знание о предмете является необходимым условием для его перевода с уровня эмпирико-феноменологических представлений на уровень собственно теоретического знания, условием придания развиваемым теоретическим представлениям свойства концептуальной полноты и завершенности.
Стратегия исследования, построенная на базе указанных принципов, содействует переводу существующих и вновь получаемых знаний на уровень системной организованности, что в концептуальном плане равнозначно их переводу с претеоретического уровня развития на собственно теоретический уровень. Он тем и отличается от первого, что знания на нем приобретают черты системности, переставая быть просто их совокупностью или конгломератом. Объект же раскрывается в них пусть и неполно, но целостно, во всех его основных измерениях. И именно такое, целостное, то есть интегративное знание, наиболее релевантно собственно практическим задачам, на решение которых, в конечном итоге, направлено развитие самой теории.
Данная стратегия является, на наш взгляд, не только наиболее конструктивным – комплексным подходом к дальнейшей разработке метакогнитивного направления, но и наиболее обоснованна в методологическом и даже – общегносеологическом плане. Именно поэтому она и в перспективе и уже в настоящее время должна быть реализована в рамках изучения метакогнитивных процессов; именно она должна рассматриваться как общая основа такого изучения. Руководствуясь этим, мы в последующих главах книги будем основываться именно на ней' предпринимая попытку ее конкретной реализации. Вместе с тем, в этом плане необходимо указать и на некоторые – объективные трудности и особенности реализации такого рода попытки. Во-первых, в силу уже отмечавшейся «молодости » и недостаточной теоретической зрелости метакогнитивизма, он еще не в полной мере подготовлен к исчерпывающей реализации по отношению к нему данного подхода. Поэтому охарактеризованная выше стратегия – это, скорее, стратегическая перспектива, ориентир для исследований. К нему можно и нужно продвигаться; однако рассчитывать на его полное достижение при современном уровне развития представлений достаточно сложно.
Во-вторых, представленные ниже материалы по каждому из основных аспектов изучения (метасистемному, структурному, функциональному, генетическому) не только не исчерпывают всего их объема, но и не претендуют на это. Их роль в другом – в обосновании того, что метапроцессы могут быть раскрыты и поняты достаточно полно лишь при условии дифференцированного, но одновременно – и целостного, обобщенного их изучения.
В-третьих, следует иметь в виду и то, что – опять-таки по причине недостаточной развитости метакогнитивизма – охарактеризованная стратегия может быть реализована пока не в ее «каноническом» – совершенном виде, а с определенными модификациями. Так, по отношению к представленным в последующих главах материалах эти модификации заключаются в следующем. С одной стороны, завершающий этап реализации стратегии и во многом — «венчающий» ее этап (интегративный) пока еще труднореализуем; для этого не сложились еще достаточные «внутренние условия» в самой теории. В силу этого, представляется нецелесообразным вносить в него «преждевременную ясность», пытаясь заниматься неподготовленными пока логикой развития теории спекуляциями. С другой стороны, и самый первый этап реализации данной стратегии («онтологический», «метасистемный») также очень специфичен именно по отношению к проблематике метакогнитивизма. Не останавливаясь пока на всех гранях этой специфики отметим лишь, что именно она требует реализации данного этапа стратегии в неразрывной связи со вторым основным этапом – структурным. Более того, именно «сквозь призму» структурного изучения метакогнитивные процессы наиболее полно обнаруживают свою природу и онтологический статус.
Все сказанное определило содержание и последовательность дальнейшего изложения материалов, представленных в этой книге. Так во 2-й главе достаточно подробно анализируются закономерности структурной организации метапроцессов (т.е. реализуется структурный план общей стратегии исследования)[14]. Вместе с тем, одновременно – как бы синхронно с ним – реализуется и онтологический – метасистемный – план стратегии. В 3-ей главе рассматриваются некоторые закономерности функциональной организации метакогнитивных процессов т.е. реализуется соответствующий (функциональный) план общей стратегии; здесь же метакогнитивные процессы рассматриваются в их собственно генетическом плане.