Проблемы типологической и ареальной лингвистики

Среди вопросов, которые привлекали внимание ученых Пражской школы, определенное место занимало и типологическое изучение языков. Уже в «Тезисах ПЛК» отмечалось, что наряду с генетическим сравнением необходимо развивать (в том числе и по отношению к родственным языкам) и сравнение структурное, поскольку подобный подход «позволяет вскрыть законы структуры лингвистических систем и их эволюции». Позднее В. Матезиус в посмертно опубликованной статье с характерным заглавием «Куда мы пришли в языкознании» ставил в особую заслугу В. Гумбольдту то обстоятельство, что последний «сравнивал различные языки с чисто аналитической точки зрения, не обращая внимания на их генетическое родство».

Однако наибольший вклад представителей Пражской школы в данную область принято связывать с именем В. Скалички, много занимавшегося указанными вопросами. Позднее, уже в 50-х гг. XX в., подводя своеобразный итог своим изысканиям, Скаличка отмечал, что для типологии, как и для лингвистики в целом, крайне важно понимание языка как системы, что предполагает выяснение следующих моментов: «Какие элементы могут выступать в определенном языке, а какие не могут? Какие элементы обязательно сосуществуют? Какой элемент с необходимостью вызывает появление другого и какие элементы не связаны подобным образом? Какие элементы вызывают отсутствие других?»

Считая, что отдельные явления языка (морфологические, синтаксические, фонетико-комбинаторные, словообразовательные) находятся во взаимной связи, а сумма свободно сосуществующих явлений может быть определена как языковой тип, Скаличка различает пять таких типов: флективный, интро-флективный (т. е. обладающий внутренней флексией), агглютинативный, изолирующий, полисинтетический. При этом Скаличка подчеркивает, что «в конкретном языке различные типы реализуются одновременно». Соответственно правильнее говорить не о «морфологической классификации» в традиционном смысле слова, а о сходствах и различиях между языковыми системами, в которых наблюдаются такие явления, как флексия, агглютинация и т. п., по-разному комбинирующиеся в разных языках. В связи с этим он указывал на необходимость различать систему и тип.

Касаясь же имевшихся в прошлом попыток увязать те или иные языковые типы с особенностями психики, исторического развития, идеологии и т. п., Скаличка приходит к выводу, что «все эти попытки пока еще себя не оправдали. Сходства и различия языковых явлений в большинстве случаев не удалось поставить в связь с явлениями иного порядка. Мы не утверждаем, что подобных связей вообще не существует, а констатируем только, что они пока неизвестны». Вместе с тем Скаличка отмечал, что морфологическую структуру нельзя считать единственным основанием для типологии, указывая, в частности, на возможность сопоставлять фонологические структуры разных языков.

В связи с сопоставительным изучением географически смежных языков пражские языковеды также отмечали, что последние могут обнаруживать сходные черты, которые нельзя объяснить общностью их происхождения. Отсюда возникло противопоставляемое понятию языковой семьи понятие языкового союза, представляющего собой группу соседствующих друг с другом неродственных (или, во всяком случае, не близкородственных) языков, обладающих сходными чертами в синтаксической, морфологической, фонологической структурах, имеющих общий фонд так называемых «культурных слов», но не связанных ни системой закономерных звуковых соответствий, ни исконной элементарной лексикой (т. е. тем, на что в первую очередь опирается понятие языкового родства). В качестве классического примера такого образования назывался балканский языковой союз, куда входят находящиеся между собой в отдаленном родстве греческий, албанский, болгарский и румынский языки, принадлежащие к разным группам индоевропейской семьи, но имеющие, например, такие общие черты, как постпозиция определенного артикля, совпадение форм дательного и родительного падежа в албанском и греческом, образование форм будущего времени при помощи вспомогательного глагола, восходящего к глаголу со значением «хочу», и т. п.

Ссылаясь на то обстоятельство, что объективных критериев, позволяющих отнести язык к данной семье (в частности, индоевропейской), достаточно мало, Н.С. Трубецкой в относящейся к 1937 г. статье «Мысли об индоевропейской проблеме» утверждал, что вполне возможно обойтись и без понятия индоевропейского праязыка, рассматривая индоевропейские языки в терминах языкового союза и считая доказательством принадлежности любого языка к названной семье, кроме неопределенного числа материальных совпадений, наличие шести структурных признаков:

– отсутствие гармонии гласных (под последней понимают единообразное вокалическое оформление слова);

– число согласных, допускаемых в начале слова, не меньше числа согласных, допускаемых внутри слова;

– слово не обязательно должно начинаться с корня;

– образование форм осуществляется не только при помощи аффиксов, но и при помощи чередования гласных внутри основы;

– наряду с чередованием гласных известную роль при образовании грамматических форм играет и внешне не обусловленное чередование согласных;

– подлежащее непереходного глагола трактуется точно так же, как подлежащее переходного глагола.

Как отмечает Трубецкой, порознь эти признаки встречаются и в других языках, но вместе – только в индоевропейских. Поэтому при наличии названных шести признаков язык следует квалифицировать как индоевропейский вне зависимости от того, доказано или нет его первичное родство с другими языками этой семьи в традиционном компаративистском смысле.

Понятие языкового союза широко вошло в арсенал лингвистики XX в., и его пытались распространить и на другие языки – поволжские, центральноазиатские и др. Однако концепция Трубецкого вызвала и определенные возражения. В частности, уже после его смерти отмечалось, что все перечисленные им признаки обнаружены в языке американского индейского племени такелма, который ни по каким параметрам не может быть причислен к индоевропейским.