Искусство убеждать с помощью слов и его применение в официально-деловой сфере

План

Приемы доказательства и опровержения.Правила и способы аргументации. Понятие о риторическом приеме. Довод и сфера психической деятельности. Доводы «к вещи» (ad rem). Естественные доказательства. Логические доказательства. Силлогизмы. Индуктивные доказательства. Требования к логическим доказательствам. Софистика. Ошибки и уловки аргументации. Нелояльные приемы. Доводы «к человеку (ad hominem). Доводы «к пафосу». Доводы «к этосу». Ссылка на авторитеты. Доверие и недоверие. Подкрепление логических, эмоциональных и этосных доводов.

Loci communos («общие места») Экспрессия и стандарт.

Краткое содержание

Риторика давно исчислила систему доводов, которыми может пользоваться оратор. Говорящий может опираться либо на эмпи­рические данные, либо на логику, либо на психологию. На эмпи­рических данных основаны естественные доказательства, на ло­гике - логические доказательства, на психологии - доводы «к че­ловеку» (argumentum ad hominem). Подкрепляя доводы, говоря­щий может ссылаться и на авторитеты других людей, а ослабляя доводы оппонента, может подвергать чьи-либо авторитеты со­мнению. Это еще один вспомогательный источник доказательст­ва, называемый также доводами к доверию или недоверию.

В целом система аргументации выглядит следующим обра­зом. Различают доводы «к вещи» (argumetum ad rem), куда входят естественные и логические доказательства,и доводы «к чело­веку» (argumentum ad hominem). Последние подразделяются на доводык пафосу,т.е. к чувству, к эмоциональной памяти, и до­воды к этосу, т.е. к обычаю, к морали, к коллективной памяти. Кроме того, все эти доводы могут быть подкреплены ссылкой на авторитеты,т.е. на показания людей. Либо это сочувственная ссылка на авторитет, поддерживающий доводы, либо это доказа­тельство от противного, отталкивание от ложного авторитета, ка­залось бы, опровергающего выдвинутые говорящим доводы.

В естественных доказательствах ссылка на авторитет - это просто-напросто свидетельские показания, которые обычно рас­сматриваются как сами естественные доказательства. Тогда довод к доверию - это обоснование весомости свидетельского показа­ния или экспертного заключения, а довод к недоверию - напро­тив, обоснование их ненадежности по тем или иным причинам. Логические доказательства могут подкрепляться мнением какого-либо авторитетного ученого или мыслителя. Еще чаще ссылкой на авторитет подкрепляются доводы к пафосу и этосу.

Естественные доказательства, или доводы к очевидному, осо­бенно существенны для судебного красноречия, когда показания свидетелей или вещественные доказательства помогают восста­новить ход событий уже свершившихся. В речах совещательных, обращенных в будущее, естественные доказательства играют не такую решающую роль, но применяются тем не менее достаточно часто. Они надежно «привязывают» обещания и опасения гово­рящего к актуальной действительности. Их доказательная сила в их объективности. Обладая ими, оратор часто подчеркивает, что «это уже не слова, а реальное дело, настоящие факты».

В политической риторике роль естественных доказательств выполняют цифры, фактические данные, письменные свидетельст­ва, в том числе и высказывания оппонентов, рассказы очевидцев.

Самый сильный из доводов к очевидному - приглашение в свидетели самих слушающих: «Вы сами видите...».

Вот как это, в пересказе Фукидида, делали коринфяне во вре­мена Пелопоннесской войны:

«Вам, как неосведомленным людям, нужны были бы дополни­тельные сведения об этом в том случае, если бы афиняне оби­жали эллинов как-нибудь скрытно. Но теперь разве нужно долго распространяться, коль скоро вы видите, что одних афиняне поработили, против других, особенно против ваших союзников, замышляют козни, и что они заранее, с давних пор, приготовля­лись на случай возможной войны в будущем?»

Подобным образом действуют и современные ораторы. Одна­ко это не всегда возможно, и для естественных доказательств, особенно в политической риторике, где нет такого установленно­го регламента, как в судоговорении, решающую роль играют ха­рактеристики источника доказательств.

Прежде всего этот источник должен быть назван. В практике политической рито­рики постоянно встречаются такие словосочетания, как «автори­тетные аналитики полагают», «многие сходятся во мнении», «ис­точник, близкий к тому-то полагает» и прочее. Следует помнить, что подобные расплывчатые указания хотя и могут служить до­водом в споре, но не обладают неопровержимой силой естествен­ного доказательства. Объективирующая роль таких анонимных свидетельств сильно снижена. Это особенно очевидно, когда речь идет не об оценках («аналитики полагают»), а о непосредственно увиденном («очевидцы рассказывают»). Чем точнее назван сви­детель, тем убедительнее получается ссылка. Скажем, «очевидцы из окрестных сел» звучит лучше, чем просто «очевидцы», а «оче­видцы из села Горохово» лучше, чем «очевидцы из окрестных сел». Всего же лучше: «Мария Николаевна Егорова, агроном из села Горохово».

Анонимность источника - один из распространенных спо­собов манипулирования.Оппонент может отреагировать на нее иронией: «Нам эти очевидцы что-то не встретились, зато встрети­лись Матвей Иванович Башкин, учитель из села Горохово, и Ма­рия Николаевна Егорова, агроном того же села, которые утвержда­ли нечто совсем не похожее на слова пресловутых очевидцев».

Из предъявляемых к источникам обязательных требований, ко­торые оратору следует соблюдать самому и несоблюдение кото­рых дает в руки оппонентов важный козырь, назовем также неза­висимость источников, их компетентность и добросовестность.

Первое требование состоит в следующем. Если один человек был очевидцем какого-либо события, а другие свидетельствуют о нем со слов этого единственного очевидца, нельзя утверждать, что о происшедшем единодушно свидетельствуют несколько че­ловек. Это утверждение будет наивной уловкой, на которую не­пременно обратит внимание умный оппонент. Источники долж­ны быть независимыми.

Второе требование можно сформулировать так: вынося суж­дение о чем-либо требующем специальных знаний нельзя опи­раться на показания некомпетентных людей. «Простой человек» не может с полным пониманием дела рассказать об устройстве ядерного реактора. В годы, когда этот «простой человек» был общим местом пропаганды, подобные ситуации возникали до­вольно часто. Сегодня это должно быть исключено.

Наконец, источник должен быть непредвзят и правдив. Тре­бование достаточно очевидное.

Относительно естественных доказательств следует сделать еще одно существенное замечание: безупречные в отношении фак­тическом, доводы могут быть недостаточно представительны­ми и даже невыигрышными в психологическом плане.

В 1999 после одной из публикаций в газете «КоммерсантЪ» в ряде периодических изданий разгорелась дискуссия о том, со­стоялись ли в России либеральные реформы. Один из участников дискуссии, доказывая, что реформы вполне состоялись, ссылает­ся на успехи пивоваренной промышленности, рост ассортимента конфет и качества сигарет. Будучи фактически верными, эти до­воды выглядят как гол, забитый в свои же ворота, поскольку соз­дают впечатление «несерьезности» подобного экономического процветания.

Итак, естественные доказательства - это ссылки на цифры, факты, показания очевидцев. Решающую роль и для самого гово­рящего и для слушающего, собирающегося возражать, играют характеристики источника. Неуязвимы для критики источники, обладающие такими свойствами, как открытость, независимость, компетентность и добросовестность.

Логические доказательства строятся либо на дедукции- пе­реходе от общих рассуждений к частным, либо на индукции- переходе от частных рассуждений к общим. Особый случай -рассуждения с дефиницией,когда связь между общим и част­ным подвергается пересмотру.

Дедуктивные рассуждения наиболее убедительны и наиболее тривиальны. В классическом виде они представляют собой пол­ный силлогизм, т.е. рассуждение, включающее две посылки (большую и малую) и вывод.

Например: «Все присутствующие поставили свою подпись (большая посылка). Иван был в числе присутствующих (малая посылка). Значит, под бумагой стояла и его подпись (вывод)».

Суть дедукции именно в этом «то же самое было и здесь». Точно так же французский консервативный мыслитель XVLLL в. Жан де Местр, утверждая, что народ прогадал от Великой фран­цузской революции, приводит сначала общее положение:

«Народ редко выигрывает что-нибудь от революций, меняю­щих форму правления, по той простой причине, что каждому устройству по необходимости ревнивому и подозрительному, ра­ди своего сохранения необходимы большие защита и суровость, нежели прежнему. Никогда еще справедливость этого суждения не ощущалась столь живо, как в этом случае».

Цепь силлогизмов здесь такова. Всякому новому обществен­ному устройству приходится быть более жестким по отношению к народу, чем прежнему. Революция воплощает в жизнь новое общественное устройство, следовательно, после революции на­род сталкивается с более суровым политическим режимом. Французская революция - одна из революций, следовательно, это верно и для нее.

Если верхнее платье человека забрызгано грязью, он не мог ехать в кебе. У интересующего нас человека грязное пальто, зна­чит, он шел пешком. Такими и подобными им рассуждениями Шерлок Холмс постоянно поражает доктора Ватсона. Как видно из приведенных примеров, особенно из последнего, исходная по­сылка должна быть безупречно верной, тогда безупречно верным будет и все рассуждение. Поскольку забрызганный грязью чело­век все-таки мог ехать в кебе, вывод Холмса неоднозначен.

Индуктивное умозаключение, напротив, построено на обоб­щении частных суждений. Стопроцентной доказательной силой оно может и не обладать. Вспомним пример Бертрана Рассела о человеке, ведущем перепись населения и встретившем энное ко­личество людей с одинаковой фамилией. Вывод о том, что в об­следованной деревне эту фамилию носят все жители, правдопо­добен, но стопроцентной гарантии не дает. Не дает этой гарантии и следующее утверждение: «Под этой бумагой подписались и мистер Смит, и мистер Бауэр, и мистер Томсон. Очевидно, и Джонсон поставил свою подпись».

Более интересно рассуждение с дефиницией.

Строится оно следующим образом. Вначале дается непра­вильное определение разбираемого казуса или неправильная ква­лификация лица, соответствующие тем представлениям, которые надлежит опровергнуть. Часто эти представления разделяет и ау­дитория. Затем это определение подвергается сомнению и дается новая, подлинная дефиниция.

Например: «Вы полагаете, что капитализм - это общество, где есть бедные и богатые? Но это не так! Бедные и богатые есть всюду. Капитализм - это общество, в котором признается частная инициатива и частная собственность».

Идея рассуждения с дефиницией состоит в том, что в основе противоположного мнения лежит неправильная концептуализация действительности. На ее базе строятся неправильные силлогизмы. Оппонент рассуждает о вреде капитализма, исходя из своего о нем

представления. Это представление суммировано в ложном опреде­лении, а затем предлагается другое определение. То же и относи­тельно лица. «Вы считаете Иванова вором, потому что у него ока­залась ваша вещь. Следовательно, вор - это человек, у которого найдена чужая вещь. Но это не так. Вор - это тот, кто присвоил чужое тайно, сознательно, помимо воли владельца».

Логическими уловкаминазываются неверные рассуждения, которым внешне придана логическая форма. Это рассуждения со скрытым изъяном.

Наиболее известная логическая уловка называется «После этого - значит поэтому» (Post hoc ergo propter hoc).Ее суть в том, что отношения следования во времени подаются в рассуж­дении как причинно-следственные. Имеются в виду рассуждения вроде следующего: «Если лампочка перегорела, когда я читал фельетон, значит она перегорела оттого, что я читал фельетон». Как ни стара эта уловка, люди попадаются на нее до сих пор. Особенно хорошо она маскируется статистическими данными: «Телефон - одна из причин, вызывающих близорукость. Извест­но, что девяносто семь с половиной процентов близоруких людей пользуются телефоном». Чаще всего в таких случаях вывод даже не формулируется. Пусть читатель или слушатель «догадывает­ся» сам. Если наше мнимое рассуждение сформулировать с со­блюдением обычной последовательности, то изъян был бы за­метнее: «Известно, что девяносто семь с половиной процентов близоруких людей пользуются телефоном. Отсюда следует, что телефон - одна из причин, вызывающих близорукость».

Другой распространенной уловкой является некорректно сформулированный вопрос (квезиция).При любом ответе на та­кой вопрос вопрошаемый так или иначе дискредитирует себя. Например: «Давно ли вы перестали заниматься антигосударст­венной деятельностью?» Тем самым навязывается либо ответ «давно», либо «недавно». В обоих случаях вопрошаемый призна­ет, что он занимался антигосударственной деятельностью. Этот прием срабатывает особенно хорошо, когда обвиняемого засы­пают серией подобных вопросов. Тогда у стороннего наблюдате­ля, если он воспринимает речь обвинителя некритически, скла­дывается впечатление, что вопрошаемый виноват и вина его до­казана.

Эта логическая уловка настолько известна, что сама может быть использована в публицистических целях:

«Если местоимение «я» употреблено А.А. Калягиным приме­нительно лично к себе, прокламированный им отказ от драки с новым русским приводит на память софистический вопрос «Пе­рестал ли ты опохмеляться по утрам?» (М. Соколов).

Самой простой логической уловкой (у древних она называ­лась peticio princpii) является вывод основанный ни на чем, как бы на самом себе, как в чеховском: «Этого не может быть, пото­му что этого не может быть никогда».

Одной из уловок, выделенных еще в античности, является дву­смысленность, или амбегю. Это не собственно логическая уловка, так как построена она на явлении омонимии, т.е. на совпадении формальных элементов при несовпадении содержания. Древние рассматривали два случая амбегю: эквивокацию и амфиболию.

Эквивокацияоснована на использовании разных значений одного слова. Этот прием не раз обыгрывался в художественной литературе. Садовник в басне Козьмы Пруткова понимает слово «прозябать» не в значении «существовать», а в значении «долго находиться на холоде».

Гораздо реже такое происходит в действительности. Так, име­ла место следующая история: «Некий лысеющий господин обра­тился в фирму с просьбой посоветовать, как ему лучше сохранить волосы. Заплатив за консультацию, он получил ответ: сохраняйте их в полиэтиленовом мешочке». Эквивокация построена на раз­ных значениях слова «сохранить»: «оставить без ущерба» и «держать, содержать».

Амфиболия основана на двусмысленном истолковании син­таксической конструкции.

Выражение «Ели пирог с тайным советником» можно понять и как сообщение об обычном обеде в обществе тайного советни­ка, и как страшную историю о людоедстве, когда тайный совет­ник послужил начинкой для пирога (ситуация, обыгранная в ли­тературе). Предложение «Мать любит дочь» можно понять и как то, что мать любит свою дочку, и как то, что, напротив, дочка любит свою мать.

Видом амфиболии является акцентуация,когда все решает расстановка логического ударения. Этот случай в «народной ри­торике» обычно обозначается не термином, а указанием на при­мер: «Казнить нельзя помиловать», где все зависит от интонации (на письме - от знаков препинания): «Казнить. Нельзя помило­вать», «Казнить нельзя. Помиловать». На акцентуации построен следующий анекдот. В Политбюро поступила телеграмма от Троцкого. Сначала текст телеграммы прочитали так: «Я не прав. Вы правы. Извините!» Все обрадовались: раскол в партийных рядах преодолен. Один Каганович опечалился. Когда его спроси­ли, в чем дело, он прочитал телеграмму по-другому: «Я не прав?! Вы правы?! Извините!» Частой логической уловкой является игнорация(argumentum ad ignoratium), состоящая в том, что довод игнорируется потому, что «никто никогда такого не видел». Если говорящий или даже большая группа лиц не сталкивались с каким-то прецедентом, то это, разумеется, не означает, что подобные факты не могут иметь места. В конце концов, все происходит когда-то в первый раз, а главное, опыт отдельного человека всегда ограничен. Но опора на «прецедентное» мышление срабатывает очень эффективно. Вспомним, сколь многие рассуждения начинаются со слов «Где это видано, чтобы...» или «До сих пор никто не видел, чтобы...».

В «Беге» М. Булгакова владелец тараканьих бегов Артур оп­ровергает обвинение в том, что он напоил пивом фаворита состя­заний Янычара, прибегая именно к игнорации: «Где вы видели пьяного таракана?» На игнорации построена также тактика от­вержения аргументов противника - антирезис (см. ниже).

Логические доказательства достаточно триви­альны, зато убедительны. Прибегающий к ним пользуется либо дедукцией (наиболее убедительные доказательства), либо индук­цией, либо рассуждениями с дефиницией. От логических доказа­тельств следует отличать логические уловки. Ими не стоит зло­употреблять, но обнаружение их в речи оппонента - очень силь­ный аргумент. В этой связи мы и дали представление о наиболее распространенных видах уловок. Разоблачение уловки, а тем бо­лее называние ее имени (в частности - латинского термина) вы­глядит в словесном поединке особенно весомым.

Доводы к пафосу (буквально к "страстям") апел­лируют к чувствам человека. Традиционно их подразделяют на угрозы и обещания.Угроза заключается в том, что оратор показывает, какими неприятными последствиями чревато принятие того или иного решения.

Обещание, напротив, состоит в том, что с принятием того или иного решения связываются какие-то улучшения. Например, ора­тор может утверждать, что, проголосовав за коммуниста, мы обеспечим себе социальное страхование. Это будет обещанием. Соответственно, угрозой будет рассуждение о том, что проголо­совав за коммуниста, мы обрекаем себя на дефицит, а то и на ре­прессии.

Такова общая схема. Практика предоставляет огромный про­стор для творчества, которое, естественно, чревато и удачными риторическими находками, и промахами. Законы логики сегодня те же, что и в античной Греции, а вот страсти человеческие и те же, и не те же. Те же они в том смысле, что направления их векторов остались неизменными. Людьми движет чувство самосо­хранения, желание «расширения» (продления рода), понятие о справедливости (что я обязан дать и что мне причитается), позна­вательное и эстетическое любопытство (в том числе и безотноси­тельно к практическому результату).

Сами доводы к пафосу состоят в обещании или в угрозе. Стремясь активизировать эмоциональную память, заразить слушателя тем или иным чувством, заставить поверить в обещание и почувство­вать угрозу, говорящий должен тщательно выбирать узнаваемые ситуации - фреймы, должен уметь «попасть в струю», разбудить знакомые воспоминания. Ему необходимо с осторожностью от­носиться к абстрактным интенсификаторам речи и следить за тем, чтобы языковое выражение аргументов соответствовало па­фосу его речи.

Доводы к этосу (буквально «обычаю), »или этиче­ские доказательства, принято делить на доводы к сопереживанию и доводы к отвержению. И те и другие опираются на общие для данного этоса (этноса, социальной группы, людей одной веры, конфессии) нравственные представления. Однако опорой для них является уже не индивидуальный опыт, как для доводов к пафо­су, а опыт коллективный. Доводы к сопереживаниюпредпола­гают коллективное признание определенных позиций, а доводы к отвержению - коллективное их отторжение, неприятие. В по­следнем случае этическое доказательство ведется от противного.

Герой кинофильма «Бере­гись автомобиля» Юрий Деточкин дерзко и изобретательно уго­няет автомобили, а вырученные от их продажи деньги жертвует детским домам. Красть нехорошо. Но все симпатии зрителей на стороне угонщика, потому что тот проявляет полное бескорыстие (довод к сопереживанию) и чувство справедливости (также довод к сопереживанию). В фильме есть еще один мотив: Деточкин крадет автомобили, приобретенные на неправедно нажитые день­ги. Это уже довод к отвержению: зрители не сочувствуют по­страдавшим. Бескорыстие и чувство справедливости - чрезвы­чайно ценимые в нашем этносе качества. Поэтому мы и симпати­зируем герою кинокомедии.

Отметим, что доводы к сопереживанию чаще всего направлены именно на личность. Личность, являющаяся носителем социально одобренных качеств, вызывает симпатии. Если, например, нам скажут о человеке, что он добр, это расположит нас к нему, ибо доброта - одно из особенно одобряемых в нашем этносе качеств.

Доводы к отвержению направлены на личность реже. Правда, осуждая кого-либо, мы обычно называем такие его качества, ко­торые порицаются принятой у нас моралью. Но это не самый удачный случай применения доводов к отвержению. Любопытно, что в русском языке есть глаголы «обелять» и «очернять». Есть и слово «очернитель», и слово «клеветник», но слова «обелитель» нет. Вообще, обвинение распространено в нашей культуре гораздо шире, чем оправдание, и для обозначения ложного обвинения в нашем языке припасено гораздо больше слов, чем для обозна­чения ложного оправдания. Чего стоят хотя бы такие выражения, как «марать», «лить грязь», «копаться в грязном белье».

Наиболее удачные доводы к отвержению направлены не на конкретную личность, а на ее пороки, что соответствует христи­анскому принципу отделения греха от грешника. Например, ри­торический вопрос «Разве мы должны оставлять без помощи де­тей и стариков? Да еще к тому же больных детей? Беспомощных стариков?» прозвучит как сильный довод к отвержению. Всякому понятно, что речь идет о поведении, не одобряемом нравственной нормой. Беспомощных стариков и детей нельзя бросать на произ­вол судьбы.

И еще одно замечание. Если доводы к очевидному и к логике должны быть точными, истинными, то доводы к пафосу и этосу должны быть искренними. Оратор уничтожает сам себя, когда своим поведением противоречит своим же аргументам. Оратор оказывает себе плохую услугу, когда в одном и том же выступле­нии апеллирует к взаимоисключающим нравственным нормам. Его оппонент окажется очень неискусным, если этим не восполь­зуется. И уж совсем невыигрышная для оратора позиция - смена этических норм, именуемая «приспособленчеством». Нельзя в одном выступлении прославлять атеизм, а в другом - религию. Этого оппоненты не простят никогда, даже если слушатели об этом и забудут.

Доводы к этосу ставят говорящего в определенную позицию. Иногда эту позицию трудно выдержать, и тогда доводы к этосу оборачиваются против говорящего.

Если третья сторона - союзник, то это дово­ды к доверию, если противник, - к недоверию.

Если речь идет о логическом доказательстве, довод к доверию состоит в том, что наряду с логическим рассуждением указывает­ся лицо, которому это рассуждение принадлежит, и, как правило, дается характеристика этого лица, соответствующая «логосному» духу, такая, как «великий мыслитель древности», «знаменитый логик двадцатого столетия», «китайский мудрец» и т.д. Иногда имена говорят сами за себя, и тогда обычный способ их введения выглядит следующим образом: «Еще Сократ полагал, что...», «Сам Аристотель, отец логики, считал, что...».

В качестве третьей стороны при приведении логического до­казательства могут выступать эксперты.

Спор – это общее родовое понятие для каждого конкретного вида словесного выяснения разногласий.

Дискуссией называют такой публичный спор, целью которого является выяснение и сопоставление разных точек зрения, поиск, выявление истинного мнения, нахождение правильного решения спорного вопроса. Дискуссия является эффектным способом убеждения, так как ее участники сами приходят к тому или иному выводу, доказывающему правоту одной из сторон.

Диспут – публичный спор на научную или общественно важную тему.

Полемика – не просто спор, а такой, при котором имеется конфронтация, противоборство, противостояние сторон, идей и речей, поэтому полемика – борьба противоположных мений по тому или иному вопросу, публичный спор с целью защитить, отстоять свою точку зрения и опровергнуть мнение оппонента.

Прениями именуют споры, которые возникают при обсуждении докладов. Важно отметить, что в прениях каждый оратор может выступить лишь однажды.

Дебаты – такой речевой жанр диалогической речи, в основе которых лежит обсуждение актуальных вопросов общественно-социального характера, имеющих важное (государственное) значение. В процессе дебатов составляются разнообразные (в том числе и противоположные) точки зрения, позволяющие раскрыть обозначенную проблему с разных позиций. В отличие от прений, близких по сфере употребления дебатам, их участники не ограничены в том, сколько раз они могут взять слово.

Как видно из этих определений, спор может иметь задачу:

- прийти к единому мнению;

- найти общее решение;

- установить истину;

- одержать победу над противником; отстоять и утвердить собственную позицию (полемика);

- обсудить представленный доклад или предложенную проблему с разных сторон и в различных аспектах (прения, дебаты)

Но все эти разновидности высказываний в условиях разногласия основываются на аргументирующей речи, которая имеет свои особенности.

В общественно-политической сфере, как правило, наиболее востребованы дебаты различных видов.

В политической коммуникации различаются парламентские дебаты в рамках избирательной компании и различные формы дебатов в СМИ. По их подобию существует также несколько видов так называемых «учебных» дебатов, которые существенно отличаются по видам их проведения.

Важно, что дебаты почти всегда представляют собой «спор для слушателя», то есть не для того, чтобы приблизиться к истине или убедить в чем-то друг друга, а для того, чтобы убедить слушателей или произвести на них то или иное впечатление. Прямой адресат речи участника дебатов (ведущий, другие участники) часто является второстепенным, так как на самом деле речевая деятельность направлена в основном на наблюдателей (зрителей), которые и являются истинным адресатом.

Тема лекции: Словесное оформление убеждающей речи. Изобразительность и выразительность речи. Фигуры речи

План

Принцип усиления выразительности и изобразительности. Связь выразительности с выдвижением. Неспециальные способы усиления изобразительности: атрибуция и гипонимия. Фигуры речи. Изобразительная и выразительная сущность фигуры. Фигуры прибавления. Неупорядоченный повтор. Лексический повтор, многосоюзие, морфемный повтор, синтаксический параллелизм, период. Упорядоченный повтор. Анафора. Эпифора. Стык. Кольцо. Анаэпифора. Хиазм и его виды. Фигуры убавления. Эллипсис. Контекстуальная элизия, зевгма. Бессоюзие. Апосиопезис и умолчание. Просиопезис. Фигуры размещения. Инверсии. Разрывы и вставки (парцелляция, парентеза). Звуковая сторона речи. Аллитерация, ассонанс, звукоподражание, словесная инструментовка. Каламбур. Шутка в ораторской речи.

Краткое содержание

Поскольку из всех качеств речи самым главным для риторики является ясность, речевые средства, которыми она располагает, должны так или иначе обеспечивать именно это качество. И в са­мом деле, все речевые приемы, называемыми риторическими фи­гурами, связаны с выразительностью и изобразительностью речи, а выразительность в совокупности с изобразительностью и обес­печивают ясность.

Что же такое выразительность? Как она связана с ясностью, и чем она достигается?

Под выразительностьюречи понимают способность речи привлекать к себе внимание, а также удерживать его. Понятно, что есть сообщения, которые сразу обращают на себя внимание, а есть и такие, которые надолго запоминаются. Но это может быть обеспечено просто их содержанием, а не особыми ритори­ческими усилиями. Человек, который объявит, что в здании по­жар, овладеет вниманием аудитории быстрее, чем выступающий в той же аудитории лектор из общества «Знание». Поэтому в ри­торике принято говорить не просто о выразительности, априорно присущей тому или иному содержанию, а об усилении вырази­тельности, создаваемом самими речевыми средствами. Речь идет, следовательно, об усилении выразительности при прочих равных, так что одно и то же сообщение может быть изложено более или менее выразительно.

Способность обращать на себя внимание и запоминаться мо­жет относится как ко всему сообщению, так и к отдельным его частям. В первом случае цель усиления выразительности понятна. Чтобы речь была ясной и убедительной, ее надо для начала по­просту донести до слушателя. Речь должна быть услышана в по­токе других речей. Необычный заголовок в газете быстрее бро­сится в глаза, чем обычный и примелькавшийся. А высказывание типа «Умиротворять агрессора - значит кормить крокодила в на­дежде, что тебя он съест последним» (У. Черчилль) имеют боль­ше шанса запомниться, чем обыденная фраза на политическую тему, например: «Умиротворять агрессора - только оттягивать момент его агрессивных проявлений».

Второй случай интереснее. Усиленная выразительность рас­ставляет в тексте акценты, выделяя его части. Это то, что мы в свое время назвали выдвижением. Связь такой выразительности с ясностью очевидна: текст с расставленными акцентами быстрей и надежнее воспринимается, лучше запоминается.

Но когда мы говорили о выдвижении, речь шла о крупных бло­ках композиции. Усиление же выразительности может касаться отдельных компонентов предложения или даже слова. Все так на­зываемые фигуры речи как раз и являются такими миниакцентами - способами усиления выразительности. Простейший пример - лексический повтор. Повторение слов привлекает к себе внимание: «Патриоты были под мечом тирании, так было с патриотами Марселя и Лиона. А ныне в их руках меч правосудия, и они поразят им всех врагов свободы» (М. Робеспьер). Метафоры «меч тирании» и «меч правосудия» делают содержание высказывания исключи­тельно образным, выпуклым. Если «расподобить» метафоры и вы­разиться так: «Патриоты были под мечом тирании, а теперь в их руках весы правосудия», фраза, призывающая к гражданской мес­ти, потеряет часть своей действенности: не сразу сообразишь, ка­кое отношение меч имеет к весам. А вот «обещающий» образ меча произведет должное впечатление, тем более, что один меч связан с тиранией, несправедливостью, а другой, напротив, с установлени­ем справедливости, с правосудием. Изобразительность речи - это ее наглядность. Не все сооб­щения вызывают в памяти живую картину. Даже отдельные слова обладают разной степенью изобразительности. Это используется в детских кубиках, где к букве А приурочен арбуз, а не, скажем, астрофизика, к Б - барабан, а не бином Ньютона. Но, как и в слу­чае с выразительностью, нас будет интересовать не априорная изобразительность, а усиление изобразительности, точнее - спе­цифические речевые средства, усиливающие изобразительность.

Что это за средства? Совершенно очевидно, например, что изобразительность усиливается сравнениями. Если, описывая ли­цо человека, мы сравним его с печеным яблоком, это сразу акти­визирует воображение. Даже устойчивые сравнения, такие, как «холодный как лед», «легкий как перо», «лысый как бильярдный шар» дают пищу для нашего воображения, позволяют увидеть описываемое, а значит, быстрее понять содержание. Кстати, уже на этих примерах видно, что усиление изобразительности дости­гается не только подключением зрительных, но и других (слухо­вых, тактильных, вкусовых) образов.

Все риторические приемы так или иначе связаны с усилением изобразительности. В этом мы убедимся, когда рассмотрим фи­гуры и тропы речи. Но и кроме специальных приемов, с которы­ми мы познакомимся ниже, изобразительность может быть уси­лена и обычными языковыми средствами.

К числу таких средств относятся атрибутизация и гипонимия.

Атрибутизация- это развертывание предложения, распро­странение его различными атрибутами - прилагательными и на­речиями. Так, фраза «Вошел мужчина» менее изобразительна, чем «Медленно вошел плотный мужчина».

На первый взгляд, атрибутизация больше нужна художест­венной литературе, чем риторике. Однако это не так. Если, на­пример, речь идет о фактической стороне дела, и оратор (допус­тим, адвокат), хочет продемонстрировать свою осведомленность, придать своей версии большую убедительность, атрибутизация ему просто необходима.

Предложение «К реке ведет крутая и обрывистая тропинка, по которой спуск довольно труден» позаимствована не из лю­бовного романа, а из речи защитника по делу об убийстве. Это фраза из речи известного адвоката Спасовича, входящая в до­вольно пространное описание места действия. Вот еще одна фра­за из этого же описания, также имеющая достаточно «романный» облик: «Дом этот представляет каменное двухэтажное здание, обращенное передним фасадом во двор, окруженный с трех сто­рон густым запущенным садом, примыкающим к саду летнего помещения, а сзади - к небольшой площадке, обнесенной деревь­ями, за которой спускается в виде обрыва крутой берег Куры». Если выбросить атрибуты, предложение примет вид: «Дом обра­щен фасадом во двор, а сзади - к площадке».

То, что верно относительно судебной риторики, верно и отно­сительно риторики политической. Сухие, лишенные атрибутов описания стесняют аргументацию к пафосу. Именно они создают впечатление демагогии, расплывчатых обещаний или неясных угроз. Возникает ощущение, что за сухостью формулировок ора­тор просто прячет реальные последствия своих советов, а то и не знает, как все сложится на самом деле. Впрочем, демагогия, и ре­альная, и мнимая, больше связана с дефектом другого способа усиления выразительности - с гипонимизацией.

Что такое гипонимизация? Слова более общего значения при­нято называть гиперонимимами,а слова, более частного - ги­понимами.Так, гипонимом к слову «животное» будет слово «лошадь». Соответственно, слово «животное» будет гиперони­мом к слову «лошадь». Гипонимизация- это использование ги­понима.

Замена гиперонима гипонимом всегда ведет к усилению изо­бразительности, а обратная замена - к ее ослаблению. Предложе­ние «Вошел мужчина» можно сделать менее изобразительным, заменив и глагол, и имя гиперонимами: «Появился человек». Бо­лее изобразительным вариантом будет фраза «Вкатился толстяк». Очень часто ораторы-демагоги, рисуя картины счастливого бу­дущего или мрачного прошлого и не желая связывать себя ни конкретными обещаниями, ни анализом конкретных фактов, при­бегают именно к гиперонимизации.

«Царила нищета» и «Не на что было купить даже картошку, не говоря уже о мясе» - два очень разных высказывания. За первое оратор не несет никакой ответственности, его невозможно поймать за руку: царила или не царила нищета, доказать трудно. Вопрос о том, могла ли средняя семья купить картошку, вполне конкретен. «Благосостояние трудящихся» и «Возможность для каждой семьи проводить лето на море» - тоже разные высказывания. Отсутствие гипонимов, сухость очень часто создают впечатление демагогии, пустых слов, «трескотни». Гиперонимы в иных случаях служат сознательным прикрытием пустоты, дешевого популизма, ничего не стоящего и ни к чему не обязывающего.

Центральным понятием античной риторики было понятие фи­гуры. Сегодня фигуру определяют, как необычный, особый обо­рот речи, придающий речи выразительность и изобразительность. Под этими необычными оборотами понимают всевозможные по­вторы, пропуски и перестановки слов. Если точнее, то следует говорить о «словесных фигурах», потому что есть еще целый ряд близких к ним явлений, которые древние также называли фигу­рами. В словесной фигуре, или фигуре речи, в глаза бросаются ее выразительные возможности. Она привлекает внимание именно своей необычностью - ведь не в каждом предложении прибегаем мы, с<