Любовь как чувство и деятельная способность

Слово «любовь» кажется на первый взгляд вполне по­нятным. В повседневной жизни им в первую очередь называют могучее чувство тяготения, которое люди про­тивоположного пола испытывают друг к другу. В вооб­ражении сразу возникают ставшие каноническими обра­зы Ромео и Джульетты, вспоминаются розы, слезы, лун­ные вечера, стихи, гитары и огонь, символизирующий эротическую страсть. Что ж, всему этому есть место и в

7* 195

Влюбленность и любовь

жизни, и в искусстве. Однако свести представление о любви только к бурному ослепительному влечению, по­рой вспыхивающему между людьми, или к романтичес­кой влюбленности было бы и неверно, и несправедливо по отношению к этому совершенно особому и очень бо­гатому по своему содержанию феномену. Любовь, как бриллиант, сверкает множеством граней, переливается бесчисленными оттенками, что прекрасно отражено в разных расшифровках смысла самого слова, указываю­щего нам на разные отношения: любовь родительская, любовь детская, любовь братская, любовь к человечеству; любовь к Родине, любовь к Богу... И все это — любовь. Как же разобраться в этом, как говорят лингвисты, по­лисемантическом понятии?

Я думаю, что говоря о любви, мы последуем Людвигу Фейербаху, который считал любовь между мужчиной и женщиной исходной для всех других ее видов, и потому начнем свое рассмотрение именно с этого индивидуаль­ного чувства. Однако логика рассуждений неизбежно за­ставит нас говорить и о других видах любви, которая спо­собна простираться от обращенности к собственному «я» до охвата всего мироздания.

Итак, попробуем сначала нарисовать образ любви как нравственного чувства, как особого переживания, кото­рое не может быть без остатка сведено к биологическому влечению полов. Половой инстинкт — это естественный фундамент любви, но как дом, в котором живут люди, не сводится к одному фундаменту, любовь не сводится к телесному влечению. Физическая страсть как любая ес­тественная потребность (голод, жажда) может быть срав­нительно быстро удовлетворена и насыщена, и в этом смысле она кончается на определенный период време­ни. В отличие от нее любовь как душевно-духовное и нравственное отношение не знает перерывов, антрактов. Она не исчезает с удовлетворением страсти, а простира­ется за ее пределы, озаряя всю жизнь человека, где бы он

Лекция 6

ни был и чем бы ни занимался, Любовь вырастает над сексуальным тяготением и, окутывая его своими тонки­ми флюидами, облагораживает и возвышает.

Любовь к другому человеку — это утверждение его бы­тия. Когда мы кого-то любим, то хотим, чтобы он был, существовал, продолжался, никогда не умирал. В этом любовь противоположна ненависти, стремящейся подавить и уничтожить. Кроме того, любовь — это утверждение Другого как уникального, неповторимого, единственного су­щества. Влюбви, если это настоящая любовь, мы не выбираем своего Любимого из числа других, что означало бы рациональное прикидывание, калькулирование, холод­ное сравнение. Любовное переживание рождается спон­танно, оно как бы выбирает за нас с абсолютной точ­ностью. В этом смысле любовь свободна (нельзя заста­вить себя полюбить кого-то, кто вовсе не нравится!) и не­свободна (нельзя умственно-волевым усилием заставить себя разлюбить, если уж сердце заговорило).

Когда мы видим Другого как единственное, неповто­римое существо, то воспринимаем его в некотором смысле как совершенство. Это значит, что у нас нет потребнос­ти поскорее своего любимого переделать, перевоспитать, перекроить по собственным меркам. Любовь — это при­нятие Другого таким, как он есть, переживание его как абсолютной ценности. Знаменитый индийский проповед­ник XX в. Раджниш очень хорошо говорит, что в любви мы как бы слабеем перед завершенностью, целостностью и абсолютностью Любимого, мы не деятельны, потому что просто ничего не можем сделать.

Однако при таком понимании чувства любви у всяко­го думающего человека возникает правомерный вопрос: а не является ли такая завороженность просто результа­том игры собственной фантазии? Может быть, мы вы-мысливаем образ Другого, идеализируем его и влюбля­емся в свою собственную выдумку? Такая опасность, ко­нечно, есть, но если за сближением с предметом любви

19?

Влюбленность и любовь

не следует моментального разочарования, то, скорее все­го, нам выдалась счастливая возможность действительно полюбить, увидеть нашего избранника «таким, как его задумал Бог». Дело в том, что любящий глаз не останав­ливается на одной лишь эмпирической реальности, он способен заглянуть в глубину, увидеть в Любимом его луч­шие возможности, которые пока не реализованы, уловить его тенденцию к духовному, интеллектуальному и эмоци­ональному росту. Известный немецкий философ XX в. Макс Шелер замечал по этому поводу, что любовь видит не эмпирическое бытие другого, а его сущность. Любовь — это бережное проникновение в загадку чужой субъектив­ности, она не ослепляет, а, напротив, делает человека зрячим, открывает личность другого.

Безоговорочное принятие Любимого, разумеется, не сводится к любованию его умом или способностями. В любви человек воспринимается целиком, не только как духовное, но и как телесное существо с присущей ему внешностью, манерой поведения, мимикой, жестами. Здесь нет жесткого разделения на материальное и иде­альное, Пюбимый так же неповторим в чувственном от­ношении, как и в отношении личностном.

В идеале переживание любви является взаимным, лю­бовь тогда полноценна, когда она имеет адекватный ответ другой стороны. В этом случае происходит как бы взаимо­слияние душ, их счастливое гармоническое соединение. При этом индивидуальности не растворяются друг в друге, на­против, каждый из любящих сохраняет свое собственное лицо, свою неповторимость. Происходит лишь взаимное обогащение, из которого является новое качество — каче­ство отношения. Конечно, в реальной жизни любовь чаще всего бывает «несимметричной», один из любящих чувствует сильнее и ярче выражает свои переживания, но это не ме­шает любви, а лишь придает ей остроту и сложность.

Откуда берется потребность в переживании любви? Из­вестный психоаналитик Эрих Фромм считает, что чело-

Лекция б

век в силу наличия у него сознания очень остро пережи­вает свою отьединенность от мира, свое онтологическое одиночество. Осознавая свою особость и свою смертность, он испытывает экзистенциальную тревогу и страх, ощу­щает беспомощность перед силами природы и общества. Именно поэтому он так сильно жаждет единения с миром и другими людьми, хочет быть принят, признан, утверж­ден теми, кто не есть он сам. Ему необходима опора.

Человек, говорит Фромм, ищет разные способы со­единения с миром. Он пытается идти по пути экстаза: ищет самозабвения в оргиях, применяет алкоголь и нар­котики. Однако при этом мощные переживания и страс­тные состояния, размывающие границы «я», очень крат-ковременны, к тому же они разрушают организм челове­ка и плохо влияют на его психику.

Второй путь к единству с другими основан на подчи­нении группе. Можно стать частью племени, семьи, рода, народа, государства. Люди сами охотно подчиняются со­циальному диктату, их не надо так уж принуждать! Когда человек становится частью мощной консолидированной группы, это дает чувство спокойствия, он следует ста­бильному, однажды заведенному порядку. Однако, по­лагает Фромм, коллективное единство — лишь псевдо­единство, оно предполагает равенство, понятое как оди­наковость, а одинаковость стирает индивидуальность. Таким образом, ради слияния с коллективом следует от­казаться от своей уникальности и своей собственной жиз­ненной позиции.

Третий путь выхода из одиночества — творческая дея­тельность. Здесь человек нередко приходит в гармоничес­кое единство с миром, и это единство зависит от него самого. Однако подобная счастливая возможность есть далеко не у всех (не все являются музыкантами, писателя­ми, художниками!). К тому же, давая гармонию с миром как таковым, творчество не обеспечивает гармонии с людь­ми, не дает успокоения в межличностных отношениях.

Влюбленность и любовь

Полное решение проблемы, считает Фромм, именно в достижении межличностного единства, т. е. в любви. Любовь — главная страсть, которая скрепляет двух любя­щих, семью, клан, общество, человеческий род.

Но любовь должна быть понята правильно. Многим людям кажется, что любовь — это просто эмоциональное состояние, и они хотят быть любимы, стать предметом чужого чувства. Но это лишь одна сторона медали. Вто­рая сторона состоит в том, что любовь — это не только переживание, но и деятельная способность. И как вся­кая деятельная способность, она может быть развита. Лю­бовь может стать наукой и искусством, умением прино­сить и другому человеку, и себе самому пользу и радость.

Если мы хотим только получать что-то от другого, то мы еще не любим. Мы просто удовлетворяем за счет дру­гого свои потребности, решаем собственные проблемы, относясь к любящему как к средству, а не как к цели. Такая «любовь» непродуктивна, она ничего не способна давать, а может только брать, заполняя чужим чувством и старанием собственную пустоту. Истинная любовь стре­мится давать, а не получать. При этом в любви дают другому отнюдь не только материальные блага, дают свое соучастие, свою жизнь, свою субъективность, и за счет взаимности «давания» происходит взаимообогащение.

В чем же выражается дающая, или истинная, любовь? (Говоря о такой любви, имеющей реальное практическое воплощение, мы неизбежно выходим за рамки рассмот­рения отношений «мужчина и женщина», далеко расши­ряя круг «любовного взаимодействия».)

Э. Фромм показывает четыре поведенческих компо­нента, свойственных, на его взгляд, всякой любви.

Первый компонент — забота. Когда мы любим, мы заботимся о любимом Заботиться — значит интересо­ваться жизнью другого, стараться уберечь его от опасно­стей и неудобств, это значит трудиться для него. Хоро­шей моделью заботливого отношения является отноше-

__________________________________ Лекция 6

ние матери к ребенку. Мать охотно и с радостью забо­тится о своем малыше, кормит его, стирает для него, воспитывает его. Она не воспринимает это как тяготу. Напротив, такая работа для Любимого доставляет удо­вольствие. Заботиться — значит способствовать разви­тию того, кого любишь, создавать для него условия.

Любовь-забота распространяется не только на людей, но и на животных, братьев наших меньших. «Общества защиты животных», ныне существующие в мире, исхо­дят из любовного, бережного отношения ко всем божьим тварям, населяющим нашу планету, из внимательного и покровительственного взгляда на них.

Любовь и труд неразделимы. Даже когда речь идет не о человеке и не о животном, а о деле, это единство вос­производится в полной мере. Так, ученый, любящий свою работу, неутомимо трудится над исследованиями, мастер не ленится довести свое изделие до совершенства, хоро­ший врач не жалеет времени и сил, чтобы поставить на ноги больного и любуется его окрепшим организмом, словно своим творением. Любовь к делу и к людям на­полняет всякий труд вдохновением. Всякая любовь пре­вращает труд в радость.

Но вернемся к межличностным контактам. Второй важнейший компонент любви — ответственность. Она непосредственно вытекает из заботы. Мы всегда чувствуем себя в ответе за Любимого, что бы с ним ни происходи­ло. Однако это не просто формальное выполнение дол­га, а живое переживание, чувство тесной связанности с предметом любви. Ответственность выражается в нашей способности чутко и тонко улавливать потребности, ин­тенции и стремления Любимого, помогать ему.

Забота и ответственность выступают проявлением люб­ви, когда они ненавязчивы и в них нет подспудного жела­ния поработить другого. Дело в том, что забота очень лег­ко перерастает в гиперопеку, а ответственность — в агрес­сивную требовательность. Это хорошо прослеживается на

Влюбленность и любовь

отношениях родителей к детям. Чрезмерно страстная мать способна лишить своего ребенка всякой инициативы, до самой взрослости отказывать ему в самостоятельности, аргументируя свое поведение тем, что она о нем заботит­ся. Таким образом, забота может стать веригами, про­сто-таки душить человека, не давая ему развиваться, при­обретать собственный опыт, «обжигаться о свои свечки». Дети, подвергавшиеся гипертрофированной заботливости, долго остаются инфантильными, неприспособленными к жизни. Удушающая забота является, по существу, не лю­бовью, а видом манипуляции, когда в Любимом не видят субъекта, личности. Такая гиперопека часто выступает под флагом ответственности: «Я же за тебя отвечаю!» Од­нако истинная любовь всегда соблюдает разумную меру в соотношении своего влияния и чужой свободы.

Третий компонент любви — уважение. Уважение — это способность видеть другого таким, как он есть, осо­знавать его индивидуальность. Мы нередко смотрим на любимых нами людей через призму собственных жела­ний, потребностей, амбиций. Мы настойчиво хотим, чтобы они были такими, как нам примечталось, и пото­му стараемся переделать, перестроить их на свой лад. Но подобное отношение на самом деле далеко и от уваже­ния, и от любви. Другой — не вещь, которую можно использовать в своих целях, и не игрушка, которой за­бавляются и даже порой ломают. Тот, кого мы любим — личность, обладающая своим внутренним миром, созна­нием, волей, собственным Жизненным путем, судьбой, предназначением. И если мы действительно любим, то любим реального человека со всей его своеобычностью и неподатливостью внешнему напору. Только образ, создан­ный воображением, только фантом можно безболезнен­но перекроить на свой лад, и он станет таким, как вы задумали. А человек способен сопротивляться всем сво­им существом желанию любящего изменить его личност­ное ядро, сделать из него нечто иное. Любящий любит

Лекция б

того, кто есть, а не того, кто был бы нужен для реализа­ции каких-то расчетов и планов.

И здесь снова яркий пример являют родительско-дет-ские отношения. Нередко родители хотят видеть в ре­бенке воплощение своих собственных нереализованных стремлений и совсем не считаются со спецификой от­прыска, с его способностями и желаниями. Кому не из­вестен безудержный напор матерей, твердо решивших обучить свое чадо музыке во что бы то ни стало! Мама хотела в детстве играть на фортепиано, но не смогла реа­лизовать мечты, зато теперь она изо всех сил старается принудить сына получить музыкальное образование. Мальчишке медведь на ухо наступил, он вопит, отбива­ется и старается сломать пианино, но мама непреклон­на. Она же хочет сыну добра! Это типичный пример не­уважения. Уважение состояло бы в том, чтобы чутко при­слушаться и понять, а к чему способен мой ребенок? Может быть, он гениальный бегун, художник или у него есть организаторский талант. Но для такого понимания следует отвлечься от себя, от своей нереализованности и обратить внимание на индивидуальность сына.

Подобные проблемы бывают и в супружеских парах, когда, например, женщина выходит замуж, желая сде­лать из мужа крутого бизнесмена, в то время как он ти­пичный исполнитель, ничего не смыслит в деньгах и бо­ится всякого риска. Попытки настоять на своем и сломать другого в таких случаях чаще всего кончаются разводом.

Разумеется, сказанное нами об уважении не означает, что люди в ходе жизни не влияют друг на друга и что родители не должны воспитывать детей. Отец и мать во многом формируют личность своего ребенка, муж и жена прилаживаются, притираются друг к другу, постепенно изменяясь. Однако любовь присутствует только тогда, когда изменения ненасильственны, когда они не разру­шают ядра индивидуальности, не идут наперекор спо­собностям и стремлениям человека, а, напротив, помо-

Влюбленность и любовь

гают ему развить до совершенства то хорошее, что в нем, несомненно, есть.

Понять, в чем же нужно способствовать развитию Лю­бимого, позволяет четвертый компонент любви — зна­ние. Конечно, это знание не является строго рациональ­ным, логическим, скорее, это интуитивное постижение. В познании другого мы проникаем через поверхностные слои его проявлений, как бы прикасаемся к чужой душе. Другая личность всегда тайна. Эту тайну можно пытать­ся открыть жестокостью, но тогда мы не находим именно того, что ищем: жестокость убивает душу другого, и ищу­щий не обретает ничего, кроме мертвых останков. Толь­ко любовь — бережное и милующее отношение — спо­собна прикоснуться к сокровенному в другой личности, понять ее живую субъективность и отозваться на ее стрем­ления и порывы. Это проникновение-понимание может состояться лишь тогда, когда мы отрешаемся от собствен­ных амбиций, от претенциозности и обидчивости и мо­жем встретиться с внутренним миром Любимого, видя его таким, как он есть, без искажающей призмы наших страстей и желаний.

Таковы основные компонеты любви как деятельной способности, как поведения по отношению к другому.

Любовное поведение, как мы уже отмечали, имеет одно существенное ограничение. Любовь не должна и не мо­жет быть насильственной, запрашивающей, навязываю­щей свое. Иногда человек попадает в ситуацию, когда era любовь, щедро изливающаяся из сердца, просто не нужна другому, Любимый не принимает ее. Любовь ока­зывается неразделенной, безответной, а любящий оста­ется в одиночестве. Что тогда? Нужно ли убить в себе любовь, отказаться от нее, если она не нужна тому, кого любишь? Можно ли ожесточиться и возненавидеть, ког­да твои забота и внимание отвергнуты?

Я думаю, что убивать любовь всегда плохо. И не толь­ко потому, что современные экстрасенсы грозят «убивцу

•______________________________ Лекция 6

любви» ужасными кармическими последствиями и нега­тивными энергоинформационными программами, пресле­дующими его детей и внуков до седьмого колена. Убить любовь — значит прежде всего лишить себя самого ог­ромного вдохновения и большой радости, ибо хорошо, конечно, быть любимым, но любить самому — лучше. Это не значит, что следует раздувать в себе безответные чувства и долго мучиться сознанием отверженности. Ос­трота сожаления о том, что ты не принят Любимым, со временем пройдет, но останется доброе чувство к нему, восхищение, очарованность, и эти чувства могут долго-долго украшать жизнь.

Кроме того, истинная любовь, даже если она безот­ветна, всегда великодушна. Она признает за Любимым право жить своей жизнью и идти своим путем, искать собственную судьбу. Если тебе не дано заботиться о Лю­бимом, вспомни об уважении, которого он заслуживает, о его праве быть собой. Поэтому мы можем грустить и сожалеть о безответности, но не должны ненавидеть и про­клинать человеческое существо, которое еще вчера пред­ставлялось нам самым прекрасным на свете. Злобясь и обижаясь, желая вчерашнему Любимому несчастья, мы не просто разрушаем собственную душу, мы еще и пре­даем саму суть любви. Настоящая любовь — та, которая сохраняет свет и тепло, несмотря на безответность, ис­пытания и разочарования. Любишь — люби! Любовь и благожелательность превозмогают любую боль, любое время и любое расстояние.

Противоречия любви

Реальные любовные отношения, складывающиеся меж­ду людьми, полны противоречий и трудностей. Совре­менные психологи и психотерапевты написали множе­ство книжек, посвященных разным граням любовных и семейных конфликтов. Мы же остановимся на одном-

Влюбленность и любовь

единственном противоречии, носящем нравственно-фи­лософский характер, но представленном в трех ракурсах. Это противоречие между бескорыстностью и обладатель-ностью.

Исследуя это противоречие, мы последуем за тремя разными авторами, комментируя и интерпретируя их точ­ки зрения, выявляющие различные грани бескорыстия и обладательности. Представление о бескорыстной любви (агапе) и обладательной любви (эросе) идет из античной древности, от диалогов Платона, но в наши дни этот сю­жет приобрел как бы второе дыхание, он фигурирует у многих современных мыслителей, занятых этическими проблемами. Следует сразу подчеркнуть, что в реальном поведении людей присутствуют и моменты обладатель­ности, и моменты бескорыстия, просто в разной мере. Теоретический подход позволяет нам вычленить эти про­тивоположные стороны любви в чистом виде, но не сто­ит ни на минуту забывать о том, что в жизни они связаны и переплетены.

Итак, следуя рассуждениям английского автора Клай-ва Льюиса, мы можем выделить такие виды любви, как любовь-дар и любовь-нужда, где первая представляет со­бой полюс бескорыстия, а вторая тесно связана с обла-дательностью. Любовь-дар — это та бесконечно щедрая, безоглядная любовь, которой Господь Бог любит людей и сотворенный им мир. По убеждению представителей са­мых разных религий, а также согласно эзотерическим уче­ниям, Бог создал мир лишь затем, чтобы любить его и даровать ему блаженство и радость. Сообразно взглядам христианства, Бог есть полнота, абсолютная безущерб­ная целостность, он — само бытие, и создание им мира — акт его свободы, бескорыстный дар, проявление вели­кодушия. В соответствии с целым рядом оккультных представлений, Бог не творит мир, а сам воплощается в нем, принося таким образом самого себя в жертву. Но это радостная, счастливая жертва, Бог не ограничен ни-

______________________________ Лекция 6

какой конкретной формой, и потому он дает жизнь ми­риадам разных форм. Бог дает людям все, что они есть и чем владеют, он держит их в бытии и ничего не просит в ответ. Любовь-дар, примененная к человеку, — это лю­бовь максимально дающая и ничего не требующая для себя самой. Она возникает от избытка душевных сил, эмоций, деятельных способностей. Любовь-дар излива­ется человеком на Любимого и на других людей и не про­сит благодарности, она полна сама собой и разбрасывает свои богатства, не заботясь о возможности исчерпаться. Да она и не может исчерпаться, потому что так любить способен лишь человек, открытый для высших сил и по­стоянно черпающий свое духовное и эмоциональное бо­гатство из бездонных кладовых самого бытия. В ситуа­ции обыденности ярким примером любви-дара является любовь матери к своему младенцу, для которого она пред­ставляет целую вселенную и которому она дает жизнь, питание и тепло.

Любовь-дар предполагает огромное внутреннее богат­ство любящего, который может отдавать, не требуя ком­пенсации, не настаивая на ответе, не надеясь на взаим­ность.

Любовь-нужда — прямая противоположность любви-дару. Она происходит от нашей слабости, неувереннос­ти в себе, боязни пропасть без сильной и доброй поддер­жки. Любовью-нуждой верующий любит Бога, и такой же любовью ребенок любит мать. Любя кого-либо любо­вью-нуждой, человек при помощи другого достраивает себя до целостности, избавляется от тревоги и страхов. Тот, кто слаб и зависим, крепко держится за Любимого, старается владеть им, никуда от себя не отпускать. Он страшится потери и всячески караулит свою опору, боясь, что ее похитят, отберут.

Моменты дарственности и нужды присутствуют прак­тически во всех межличностных любовных отношениях. И это понятно. Даже самый лучший человек — не Гос-

Влюбленность и любовь

подь Бог. Быть может, только святые способны подни­маться до полного, абсолютного бескорыстия, а обычно­му индивиду всегда нужен ответ другого, его взаимность, его благодарность. Что там говорить, даже самому Хрис­ту необходима протянутая ему навстречу рука человека!

В ситуации чистой любви-дара таятся некоторые пара­доксы. Я дарю любовь, но совсем никак не завишу от того, кого люблю. Если я совсем от него не завишу, то мне, в сущности, все равно, он это или другой, есть он или нет, реален человек, на которого из моего сердца щедро излива­ются благодеяния, или же он фантом моего собственного воображения. Полная независимость, абсолютная непри­вязанность, отсутствие стремления задержаться рядом, а также воспоминаний и сожалений хотя и являются призна­ками чистой любви-дара, одновременно выступают при­знаками равнодушия. Да-да, любовь-дар, взятая в своем идеале, без примеси нужды, очень напоминает безразли­чие: нет тебя — люблю других, всегда найдется, кого лю­бить! Такая любовь надчеловечна и сверхчеловечна. Да к тому же, как верно замечает Раджниш, она еще и неинте­ресна, так как исключает индивидуальные страстные про­явления. Ее можно просто не заметить... Вот поэтому для нормальной, горькой и радостной человеческой любви смер­тных к смертным всегда характерно сочетание дарственно-сти и нужды. Хорошо, когда дарственности много больше, но без малой толики нужды любви вовсе не получается.

Второй ракурс в различении бескорыстия и облада-тельности представлен в работах Н. Бердяева. Он гово­рит о каритпатшной любви («каритас» — жалость, состра­дание) и любви-эросе.

Каритативная любовь — это любовь неизбирательная, распространяющаяся на весь мир и всех людей. Легко любить умных, красивых и добрых, легко и приятно лю­бить друзей и тех, кто отвечает на наше благорасположе­ние. В легкой любви, конечно, нет прямой корысти, но есть некоторая психологическая выгода, есть радость са-

_________________________________ Лекция 6

мого межличностного отношения, удовольствие от об­щения со значимыми людьми. Для них нам и потрудить­ся не лень. Для них нам и расстараться — не труд.

Несравненно сложнее любить глупых, уродливых и злых, еще труднее — противников, недругов, врагов. Подобная любовь как бы противоречит нашей психоло­гии. Это совершенно четко подчеркивал в своих работах 3. Фрейд. Он считал, что любовь ко всем без разбору теряет в цене и несправедлива к своему объекту. Кроме того, не все люди достойны любви. Я могу любить того, кто лучше меня, или того, кто на меня похож, или чело­века, делающего мне добро; но любить чужака, не обла­дающего никакими достоинствами, мне чрезвычайно трудно! Для Фрейда любовь ко всем — это не более чем сексуальное влечение, заторможенное по цели и дающее общее чувство счастья без катаклизмов реальных инди­видуальных отношений. И все же идеал любви ко всем с момента возникновения Евангелия стал одним из глав­ных ориентиров в европейской культуре.

Неизбирательная бескорыстная любовь носит назва­ние милосердия, или христианской любви. Это любовь без психологических и практических выгод, глубокое добро­желательство, уважение и внимание к той богоподобной частице духа, которая есть в каждом человеке. Карита-тивная любовь отвлекается от предпочтений, забывает о различиях и благоволит к любому, видя в нем страдаю­щего Христа. Любовь-жалость, любовь-снисходительность — это видение Бога в людях, даже самых скверных, пад­ших, неприятных. Каритативная любовь духовна, она поднимается над уровнем дифференцированного телесно­го мира к единству в духе. Совершенно очевидно, что милосердие — это та же самая любовь-дар, но взятая в другом своем аспекте: как предназначенная для всех. Милосердным возможно быть только тогда, когда силы любви в тебе столь велики, что ты не ищешь ничего сво­его, а, напротив, можешь щедро одарить любовью того,

Влюбленность и любовь

кто не имеет собственной созидательной силы, можешь бестревожно отдать любовь тому, кто нуждается в ней. Несомненно, любить такой любовью трудно, и в чистом виде ее могут реализовать немногие: например, такие подвижники и святые, как Франциск Ассизский, Рама-кришна или Серафим Саровский. Каритативная христи­анская любовь выступает как идеал, как моральный ре-гулятив, а в практической действительности, сосуществуя в единстве с избирательной любовью, реализуется в мяг­ком, глубоко человечном отношении ко всякой личности.

Любовь-милосердие основана на сострадании, на со­чувствии ко всякому человеку, а в пределе — к любому живому существу. Она не пассивна, а деятельна, пред­полагает не просто сочувствие, но помощь. Сострадание в милосердной любви не означает, что мы просто начи­наем страдать вместе с другим человеком. Такое второе страдание, наверное, не принесло бы другому блага. Со­переживая и сострадая, мы, тем не менее, не отождеств­ляемся с другим, которому нужна поддержка, а остаемся сами собой. Чужая боль переживается здесь по-иному, чем своя собственная. Поэтому милосердный человек не садится рядом со страдальцем, чтобы поплакать вместе с ним над его бедами, но активно ищет пути для действен­ной помощи, для того, чтобы прекратить или смягчить чужое страдание, он старается применить все средства, дабы спасти тело и душу другого. При этом милосерд­ный не ждет похвал и не рассчитывет на них. Карита­тивная любовь осуществляется естественно, по велению сердца, по принципу «не могу иначе». Тот, кто начинает кичиться своей добродетелью перед другими, хотя бы даже тайно гордиться ею, впадает в грех гордыни. Бескорыст­ная христианская любовь без предпочтений самоцельна и самоценна, она реализует избыток добра, живущий в душе человека, и оттого даруется.

Любовь-эрос противоположна жалостливой и снисхо­дительной христианской любви. Она глубоко избиратель-

__________________________________ Лекция 6

на, выделяет одного из немногих и требует от него соот­ветствия определенному идеалу. У Платона эрос — это не только сексуальная страсть, но и притяжение мира идей. Любовь-эрос жаждет, чтобы Любимый возносил, возвышал, был интересен, разнообразен, неповторим. Любовь-эрос предъявляет к избраннику высочайшие тре­бования и придирчиво следит: а таков ли ты, мой милый, каким явился передо мной впервые? Ну-ка, соответствуй! Старайся! Тянись! Показывай уровень и пилотаж!

Выражения «он должен» или «она должна» очень ха­рактерны для любви-эроса. «Он должен быть прекрас­ным возлюбленным, зарабатывать много денег, блистать В элитарных кругах, оказывать внимание жене и помогать ей...» Все как в песенке: «Чтоб не пил, не курил и цветы всегда дарил, чтоб все деньги отдавал, тещу мамой назы­вал, и к тому же чтобы он и красив был и умен!» То же самое относится к жене или возлюбленной: она должна хорошо зарабатывать, быть ослепительной красавицей, домовитой хозяйкой, отличной любовницей, а при этом тихой, кроткой и незлобивой... Ну где вы видали такой идеал во плоти?

Вот почему любовь-эрос может страшить и отпугивать. Она предъявляет порой непомерные требования, она стро­га, безжалостна и даже тиранична. Она запрашивает, тре­бует для себя, желает решить свои вопросы за счет друго­го, заполнить пустоты своей жизни чужими стараниями и достоинствами. Потому мы и вправе говорить о ней как об обладательном полюсе в отношениях. Здесь нет одного лишь чистого восхищения уникальными достоин­ствами другого, а есть жадное желание обратить их себе на пользу.

Именно поэтому любовь-эрос не в состоянии суще­ствовать без момента христианской любви. Обычная че­ловеческая любовь всегда включает в себя оба начала — избирательное, требовательное и снисходительное, жа­лостливое. Мы видим своего Любимого не только иде-

Влюбленность и любовь

альным «героем», не только успешным, сильным и весе­лым, но и слабым, подавленным, несовершенным ре­альным человеком, у которого есть свои проблемы и труд­ности. И мы принимаем его таким, потому что в любви естественно присутствует жалость, снисходительность, умение прощать, все то, что называют милосердием. Любимому, как бы он ни был совершенен и силен, часто нужна помощь, внимание, ласка и даже наше простое терпение. Без этого невозможно быть вместе, и если воз­любленные или супруги не умеют быть милосердны друг к другу, они как правило, скоро расстаются, скандально разбегаются, взаимно предъявляя обвинения во всех смер­тных грехах.

Милосердная каритативная любовь в индивидуальных любовных отношениях имеет еще один момент. Нельзя по-настоящему любить друг друга, если при этом отсут­ствует доброжелательное любовное отношение ко всем остальным. В таком случае это эгоизм вдвоем, а не лю­бовь. По сути своей он является конфронтацией со всей реальностью, которая мыслится как чужая и враждебная. Но люди в этом случае оказываются в зависимости друг от друга. Они не свободны, а связаны, как два заговор­щика, своим заговором против всех. Но ситуация взаим­ной несвободы тягостна и легко разрушима. Как только любой из подобной пары надоедает другому и перестает быть страстно любимым, он тотчас переходит в разряд частицы враждебной среды и вместо любви Принимает на себя весь удар неприязни и ненависти. Истинная лю­бовь всегда шире, чем любовь к данному, избранному человеку. Благожелательство к миру вообще как бы со­здает тот позитивный эмоциональный фон, на котором способно расцвести настоящее индивидуальное чувство.

Третий ракурс в рассмотрении бескорыстия и облада-тельности в любви прекрасно проанализирован в творче­стве Э. Фромма. В работе «Иметь или быть» он говорит о «любви в модусе быть» и «любви в модусе иметь».

Лекция 6

«Любовь в модусе иметь» — это, собственно, и есть любовь обладательная. Она предполагает отношение вла­дения другой личностью, т. е. рассмотрение ее по ана­логии с вещью. В нашей повседневной жизни мы редко задумываемся о том, сколь велик момент обладательнос-ти в привычных нам отношениях. Обладательность вы­ражается, во-первых, в доминировании над другой лич­ностью, во-вторых, в контроле над ее поведением, и в-третьих, в возможности эксплуатировать другого, исполь­зовать его как средство. Все эти черты широко присут­ствуют в том, что мы обычно именуем любовью, хотя подобная «любовь» резко отличается от тех благородных, великодушных и уважительных отношений, о которых мы уже говорили на предыдущих страницах.

Стремление безраздельно доминировать нередко счи­тается нормой поведения как со стороны властных муж­чин, так и со стороны амбициозных женщин. Один из мыслителей XX в. прямо высказался о том, что любовь — это долгая борьба во тьме за превосходство и первен­ство и лишь затем успокоение. Любовь в этом случае мыслится как самоутверждение за счет укрощения, по­давления и унижения другого. При этом полагается, что если мужчина действует прямой силой, то женщина при­бегает к хитрости и коварству. При подобной борьбе отношения становятся амбивалентны (двойственны), превращаются в любовь-ненависть, во взаимное страда­ние. Случается, что люди всю жизнь ведут бои местно­го значения, кто кого одолеет в схватке характеров, в борьбе сознаний. В семьях подобного рода к войне ча­сто подключаются дети, которые, в свою очередь, вы­растают с убеждением, что любовь — это не ласка, за­бота и уважение, а психологический бокс, где то одна, то другая сторона празднуют временную победу. Побе­да, конечно, пиррова, это любовный проигрыш для обо­их участников, а для детей вдвойне. Однако есть мно­жество людей, для которых «мирное счастье» кажется

Влюбленность и любовь

пресным, и они постоянно подсыпают в свою жизнь соли и перца.

Если вечный бой характерен для равно уверенных в себе и сильных натур, то при слабости характера одного из участников наступает торжество полной обладатель-ности. Например, муж к жене может относиться в пол­ном смысле слова как к предмету: авторучке, зубной щетке или домашним тапочкам. Он полностью контролирует ее жизнь, норовя знать мысли, а не только поступки, беспрепятственно пользуется ее телом, когда пожелает, запрещает ей встречаться с подругами и родственника­ми, а «на люди» выводит только под своим бдительным присмотром (например, вывозит на «мерседесе» для встре­чи с богатыми семьями, ведущими такой же образ жиз­ни). Обладательность лишает другого свободы и возмож­ности самостоятельных решений. Муж-обладатель не просит, а приказывает, не уговаривает, а бьет, не решает семейные вопросы, а наказывает за непослушание. Стра­дательной стороной ч<