Менеджмент - пусковой механизм и условие формирования предприятий как социальных организмов

Пожалуй, второй по значимости подход, реализуемый особенно интенсивно в последние два-три десятилетия в теории менеджмента (хотя его начало отслеживается со второй половины ХХ века), связан с идеями эволюционизма и другими представлениями биологической науки (например, организма и среды), назовем его условно «эволюционным». Действительно, книги по теории менеджмента заполнены обсуждениями внутренней и внешней среды предприятия, конкуренции, которая, как утверждается, становится все более жесткой, понятий эффективности и производительности, позволяющих выживать и развиваться, важности ликвидации неэффективных структур и модернизации организаций, необходимости постоянных изменений и нововведений и т.п.

Некоторые теоретики менеджмента прямо выходят на утверждение, что производство и организации представляют собой формы жизни, мало чем отличающиеся от биологических.

«Все как в природе, – пишет Р.Паскаль. – Давайте сразу же определимся. Организации представляют собой живые системы. И это вовсе не метафора”[391]. В книге “На краю хаоса: Законы природы и новые законы бизнеса”, написанной в соавторстве с М.Миллеманом и Л.Гьоджа, Паскаль предлагает теорию управления, в которой нашло отражение то, что, по его мнению нужно компаниям для адаптации к быстрым изменениям[392]. «Благодаря высокому темпу изменений, новым открытиям в естественных науках и неспособностью старой механистической модели объяснить реалии современного бизнеса, в теории менеджмента возникла революционная ситуация», – пишет Паскаль. Чтобы выявить принципы, отражающие особенности живых систем, он изучил методы управления в самых различных организациях – от Вооруженных сил США до “Capital One Financial Corp.”, от “Monsanto Co.”, до “Royal Dutch/ Shell Group”. В результате своих исследований Паскаль обосновал эти положения и подкрепил их убедительными примерами. По его мнению, основной закон природы сохраняет свое значение и в бизнесе: “приспосабливайся или погибнешь”»[393].

«Понятно, - замечает Роберт Салмон, - что сравнение экономической организации с живым организмом само по себе ничего не доказывает и в любом случае не в наших силах в точности скопировать алгоритм, предлагаемый природой. Тем не менее факт остается фактом: если учесть преобладающие сегодняшний день тенденции, участь механистической логики, выстроенной на рассмотрении вне контекста, многократном дублировании, количественном единообразии, предрешена. Сегодня в свете непрерывного процесса перемен и усложнения отношений первоочередной задачей становится развитие системного видения, в основе которого лежит качественная, органическая логика…На практике это означает, что компанию можно рассматривать как живой организм, функционирование которого зависит от независимых внутрисистемных и внешних взаимосвязей»[394].

Однако большая часть теоретиков менеджмента в силу инженерно-методологической позиции предпочитает не прибегать к прямым биологическим аналогиям, но мыслят они все именно в этом ключе. Здесь может быть поставлен принципиальный вопрос, если ли реальные основания для биологических аналогий? Чтобы ответить на него, вспомним сначала историческую последовательность концептуализаций менеджмента, отражающую, я уверен, определенные реальные стадии развития производства и управления в предприятиях. Р. Акофф намечает такой ряд: понимание корпорации как машины, как организма и как организации, причем, с его точки зрения последнее понимание исключает два предыдущих.

«Организация есть (1) целенаправленная система, которая (2) является частью одной или более целенаправ­ленных систем и (3) части которой - люди - имеют собственные цели. Первое из этих свойств отвергалось кон­цепцией корпорации как машины. Второе отрицает ее не­зависимость от среды. Третье означает недопустимость аналогии с организмом. Организации - это целенаправленные системы, кото­рые содержат целенаправленные части и сами являются частями более крупных целенаправленных систем. Корпо­рации - это организации, основными функциями которых в обществе являются производство и распределение благ. Предполагается, что именно через эти функции они вносят вклад в социальное развитие»[395].

Я бы задал другой ряд: корпорация как машина, как система и организация и как организм. Главный вопрос для меня такой: почему на смену механистическому пониманию приходит организмическое и эволюционное? Корпорация как машина – это всего лишь техника, а люди в ней – винтики и колесики этой машины, выполняющие строго заданные определенные функции[396]. Корпорация в органической (эволюционной) логике – это форма жизни, и люди в ней живые и активные, имеющие собственные цели и траектории, так что в целом все выглядит как симбиоз двух форм социальной жизни.

Да, в конце XIX, начале XX столетия предприятия выстраивались как машины, но затем приходит Тейлор и начинает быстро складываться инженерно-методологический подход.

«Тейлор, - пишет Владислав Тарасенко, - выдвинул и обосновал пять простых принципов научного менеджмента:

1. Переложите ответственность за результаты труда с исполнителя на управленца. Рабочие должны полностью сконцентрироваться на претворении разработанной управленцами схемы работ в жизнь, проявив для этого максимум лояльности и ответственности.

2. Используйте научные методы – наблюдения, измерение, моделирование, выявление закономерностей для того, чтобы найти самую оптимальную, самую выгодную схему работы. Детально продумайте и опишите модели работ.

3. Находите лидеров, лучших исполнителей, которые могут делать работу так, как предписано, мотивируйте и повышайте лояльность исполнителей.

4. Объясните – как можно точнее и проще, каждому исполнителю – как должна быть сделана его работа. Постоянно натаскивайте исполнителей на эффективное выполнение работ.

5. Постоянно отслеживайте производительность: оценивайте – правильные ли методы используются, достигаются ли нужные результаты.

Эти простые правила оказали колоссальное влияние на развитие человеческой культуры и техники»[397].

Итак, управление попадает в руки менеджеров, которые переходят к исследованию, проектированию и преобразованию производства. При этом они вынуждены учитывать творчество других менеджеров, которые с ними конкурируют. Выясняется, что нужно учитывать и людей (рабочих, инженеров и другой персонал), причем не как винтики. Затем выяснилось, что эффективность и конкурентноспособность предприятия растут, если учитываются и рассчитываются потребители с их ценностями и образом жизни, движение продукции на рынке, взаимоотношения с заказчиками, партнерами и поставщиками, тенденции изменения рынка и других социальных институтов, научный и проектный потенциал, информированность и многое другое.

Что же получилось? Родилось социальное образование – производство во главе которого стоят менеджеры, отслеживающие конкуренцию и постоянно меняющие производство. Сложилось производство, в которое встроено управление, с помощью которого, с одной стороны, описывается и моделируется собственное состояние производства и внешняя среда (исследования и информация), с другой стороны, производство перестраивается (роль проектирования, переорганизации, обучения) и, как следствие, меняется внешняя среда (через информацию, рекламу и товары), да и сами менеджеры вынуждены меняться (переобучение и реализация определенных установок корпоративной культуры). При этом менеджерам приходится менять не только само производство, но и выстраивать отношения с людьми. В этом принципиальная двойственность феномена управления, это всегда и организация производства и взаимоотношения с людьми. Очевидно, понятно, куда я клоню: именно менеджмент выступил катализатором, запустившим процесс становления производства как живого организма.

Так и слышу вопрос оппонента. Откуда у этого организма взялись система отражения и реагирования, органы, системы жизнеобеспечения? Отвечаю, менеджер – это не просто специалист по управлению, а человек вместе с системой управления; управление – не просто набор механизмов (исследование, проектирование, работа с информацией, принятие решений, реализация их и прочее), а механизмы на конкретных людях. (Чтобы схватить оба эти момента, А.Тихонов в теории управления вводит понятие «социальное тело»).

«Введение понятия социальное «тело» обусловлено тремя тенденциями в познании проблем управления; 1) признанием ограниченности содержательных возможностей системного подхода к управлению; 2) неудовлетворительными попытками представить социальную систему объектно, безлично; 3) ограниченными возможностями самого деятельностного подхода как основы построения общественных наук, в которых деятельность внесистемна и внесубъектна…Как в наращивании мощности физического тела человека приняла участи техника, создавшая средства для искусственного усиления его естественных органов, так и в социальном плане для управления все более сложными объектами биосоциотехнической и социокультурной природы и созданы искусственные конструкции (организации) для усиления ограниченных возможностей отдельного человека в управлении сложными социальными объектами и процессами… «Социальное тело» отличается от «естественного тела» прежде всего тем, что оно строит себя и свое окружение по своему усмотрению, тем, что оно в значительной мере создает и включает в себя искусственные компоненты…

Мы считаем влед за П.Бурдье с учетом его теории «габитуса» и социального капитала, что в обществе нет действий без их носителей – людей, наделенных общественным положением, связями и способами их осуществления. Если признавать существование «социального поля» (П.Бурдье). то нельзя не признать и его заселенность социальным «телами»»[398].

Другими словами, отражение обеспечил человек (менеджер), способности которого расширились и усилились за счет системы управления; в качестве органов выступили подразделения организации, направляемые менеджерами, системы жизнеобеспечения («питания», «связи», «выделения отходов» и прочее) сложились на основе производства и его подсистем, организованных менеджментом в логике управления, наконец, схождение всех подсистем в единое целое, адаптация органов друг другу (без чего организм никогда бы не сложился) обеспечивались становлением, направляемым и структурируемым с помощью концептуализаций «машина», «система», «организация» (бюрократическая организация, организация-община, организация-система, естественная организация и др.[399]), «организм».

Таким образом можно сделать вывод, что переход от трактовки предприятия как машины к трактовке предприятия как социального организма был вполне закономерен. Поэтому можно согласиться и с биологическими аналогиями и с проецированием на управление идей эволюции. Что же касается законов, определяющих эволюцию современного производства как формы социальной жизни, то с этим дело обстоит значительно хуже. Да, как и в первой природе: конкуренция видов и борьба за существование. Но не только и не столько. На развитие производства влияет масса других факторов, которые плохо поддаются прогнозу или не поддаются вообще. Научно-технический прогресс, информационная революция, процессы глобализации и дифференциации, изменение взглядов и потребностей потребителей, воздействие самого менеджмента и много чего другого. В целом вырисовывается очень сложная картина, ориентироваться в которой становится практически невозможным.

Тем не менее, теория менеджмента наметила три основные решения. Иногда, правда редко, все же можно прогнозировать будущие изменения. Один из таких удачных случаев прогнозирования приводит в своей книге П.Друкер, хотя акцентирует он здесь правильную работу с информацией (что только еще раз подтверждает, что дело не в информации, а в построении на ее основе прогнозов, моделей, концепций и прочее).

«Всего лишь для трех или четырех - в общем, для очень немногих - финансовых учреждений США не стал неожиданностью экономический кризис, разразившийся в конце 90-х годов в азиатских странах. Эти учреждения своевременно проанализировали (что предполагало и прогнозирование. – В.Р.) поступающую к ним «информацию» об экономической ситуации и валютах азиатских стран…они усилили сбор информации о таких предметах, как соотношение между фиксированными и портфельными инвестициями в этих странах, соотношение между портфельными инвестициями (например, краткосрочными ссудами) и платежным балансом страны, а также количестве денег, имеющимся в распоряжении страны для обслуживания зарубежных краткосрочных долгов. Задолго до того, как эти соотношения приняли опасный характер (именно здесь и нужен был прогноз. – В.Р.), руководители поняли, к чему все идет»[400].

Чаще, однако, прогнозирование будущих изменений является неэффективным и приходится действовать в условиях неопределенности.

«В тех пределах, - пишет Р. Акофф, - в каких мы можем контролировать будущее, не стоит заниматься его предсказанием (как не прогнозируем мы погоду в собственном жилище, поскольку контролируем ее). В тех границах, в каких удается быстро и эффективно реагиро­вать на не контролируемые и не ожидаемые нами изме­нения (как при езде на автомобиле), мы не нуждаемся в их прогнозировании. Чем лучше наша способность адап­тироваться к не контролируемым нами событиям, тем меньше мы нуждаемся в контроле над ними. Поэтому задача данной книги - не предоставление управляющим возможности разрабатывать лучшие прогнозы на будущее и лучше подготовиться к тому, что предсказывается. Она состоит в том, чтобы расширить их возможности контро­лировать будущее и эффективно реагировать на то, что не находится под их контролем»[401].

В этом случае на помощь приходят теории хаоса, фрактальная математика, представления о сложности (комплексности), наподобие тех, которые обсуждает Луман.

«Согласно сделанным выводам, - пишет Р.Салмон, - лучше всего для описания эволюции подходит модель именно хаоса, а не модель чистой случайности или чистого детерминизма влияния факторов внешней среды. Применение представлений о хаосе привело исследователей к выводу, что он способствовал оптимизации всего многообразия видов на Земле в любой отдельно взятый момент времени и их приспособляемости, компенсируя «вспышки» вымирания видов, обусловленные внешними факторами»[402].

«Системой, - пишет Н. Луман, - является не всякое взаимоотношение, а лишь то, которое вычленяется на фоне окружения. Впрочем, основной фактор в создании социальной системы кроется в ее функции - очертить определенный сектор комплексности в целях его последующего упрощения (редуцирования). Согласно Луману, невозможно, чтобы все занимались всем. Поэтому каждая подсистема (политика, право и т.п.) позволяет провести секторальный анализ и тем самым упрощает "свою часть комплексности". Другие подсистемы будут воспринимать данную часть комплексности уже как редуцированную. В результате генезис систем есть не что иное, как "функциональная специализация с целью редуцирования комплексности". Только таким способом общество может эволюционировать, и только таким образом оно может стать "более комплексным"[403].

Ханс-Юрген Варнике обсуждает, как можно управлять комплексностью на основе учения о хаосе, теории самоорганизации и учения о фракталах. Основные идеи здесь следующие. Хотя реальная система не может рассматриваться как замкнутая, ее параметры можно упорядочить: некоторые параметры изменяются во времени быстрее, а некоторые медленнее, свойство долговременности в комплексных системах часто определяется небольшим количеством параметров, строение и динамика биологических и социальных систем определяется самоорганизацией, теория фракталов может описывать процессы самоорганизации. Опираясь на эти принципы, в некоторых случаях удается упорядочивать хаос и получать прогноз поведения сложных систем[404].

Наконец, все больше завоевывает мысль и стратегия - создание будущего. «Лучший способ угадать будущее, - замечает Р.Салмон, самим его изобрести»[405].

Любое предприятие, утверждает Друкер, «должно быть выстроено таким образом, чтобы изменения для него стали нормой и чтобы оно само провоцировало изменения, а не занималось поисками новых форм и решений после того, как изменения уже произошли». «Управлять переменами нельзя. Но их можно опережать». «Единственная политика, которая может обеспечить успех, заключается в сознательном строительстве будущего»[406].

Но что такое будущее? То, что складывается само собой, или то, что мы создаем? Можем ли мы, однако, создавать будущее сами, ведь помимо наших усилий имеют место другие воздействия, часто направленные против нас? Как все-таки не просто действовать и смотреть, что получиться, а действовать, если не наверняка, то во всяком случае попасть близко к цели? Как действовать в «зоне ближайшего развития» (в этом случае наши усилия, вероятно, будут плодотворными) и каким образом ее определить? Если будущее нельзя прогнозировать, то нельзя ли его сценировать, и как превратить наши сценарии и действия в факторы эволюции?

Поскольку принятие эволюционного дискурса означает выбор определенного направления развития теории и практики управления, имеет смысл обсудить проблемы, которые возникают при таком подходе.