Глава 2. Основные направления и дискурсы теоретического осмысления управления

1. Классический дискурс менеджмента (от Тэйлора до Питера Друкера)

Данный дискур можно отнести к ведению «частной методологии», цели которой двояки: с одной стороны, рефлексия и осмысление затруднений в конкретных дисциплинах (в данном случае в менеджменте), с другой – обсуждение путей преодоления этих затруднений и проблем. Показательной работой в рамках этого направления является книга Питера Друкера «Задачи менеджмента в XXI веке», которую мы и проанализируем. Как правило, методологическая работа начинается с критики представлений, которые по мнению мыслителя исчерпали себя и тормозят развитие дисциплины, в которой последний работает. Одновременно по оппозиции часто намечаются первые рабочие характеристики новых представлений. Подход П. Друкера не является исключением: он начинает с критики своего рода мифов управления и параллельно задает более эффективное, с его точки зрения, представление об управлении.

- Менеджмент, говорит Друкер, - это не только менеджмент бизнеса.

«Осознание того факта, что менеджмент не стоит отождествлять с менеджментом бизнеса, чрезвычайно важно по той причине, что сектор роста развитого общества в XXI веке почти наверняка придется отнюдь не на бизнес; более того, уже и в ХХ веке бизнес не был сектором роста в развитых странах…В ХХ веке сектор роста в развитых странах приходится на «некоммерческие» сферы – работу в государственном секторе, здравоохранении, образовании…Именно там практическое применение менеджмента, построенного на прочных принципах, опирающегося на теорию, может в кратчайший срок дать самые лучшие результаты…Менеджмент – это специфическая и определяющая структура всех и каждой организаций»[364].

- Не существует единственно правильного типа организационной структуры и единственно правильного способа управления персоналом, причем людьми лучше вообще не управлять.

«Сегодня, наконец, стало ясно, что такого явления, как единственно правильная организационная структура не существует. Есть просто разные виды структур, каждый из которых имеет свои сильные и слабые стороны. Стало очевидным, что организационная структура – не самоцель. Это инструмент, с помощью которого можно повысить производительность труда работников. В этом качестве любая организационная структура годится для решения определенных задач в определенных условиях и в определенное время»[365].

- «Разными группами работников нужно управлять по-разному; одной и той же группой работников следует управлять по-разному в разных ситуациях. Все чаще «служащими» следует управлять как «партнерами», а партнерство уже исключает «управление», поскольку предполагает равенство участников. Партнеры не могут приказывать друг другу. Они могут только убеждать друг друга…Людьми не надо «управлять». Задача – направлять людей»[366].

- Технологии и конечное использование не являются постоянными и заданными.

«Все чаще одна и та же потребность удовлетворяется несколькими разными способами. Уникальна только потребность, а не средства ее удовлетворения…менеджмент сегодня должен исходить из представления о том, что не существует какой-то одной технологии, которая принадлежала бы только какой-то одной индустрии, и что, напротив, все технологии могут – по крайней мере, теоретически – иметь важнейшее значение для любой индустрии…не существует ни одного заданного и неизменного типа конечного использования ни для одного товара либо услуги и что ни один тип конечного использования не может быть связан ни с одним конкретным товаром либо услугой»[367].

- Менеджмент не ограничен внутренней средой организации, не менее важно воздействие на внешнюю среду.

«Но если в то время представление о том, что «полем деятельности» менеджмента является внутренняя среда организации, имело смысл (или по крайней мере таковой можно было найти), то сегодня оно смысла не имеет. Оно противоречит функции и природе организации. Менеджмент должен быть ориентирован на результат и эффективность деятельности организации…к числу специфических функций менеджмента относится мобилизация ресурсов организации для получения результатов вне этой организации, во внешней среде»[368].

Методологический подход предполагает рефлексию сложившейся деятельности на предмет ее совершенствования или реорганизации. Питер Друкер в своей работе реализует один из вариантов такой рефлексии – «методической подход», представляющий собой анализ и обобщение конкретного опыта управления. Прежде чем мы посмотрим, как П.Друкер реализует его относительно управления, поясним что это такое.

Обосновать, нормировать, осознать, организовать предметный материал методист может, лишь обратившись к представлениям и конструкциям, лежащим вне данного предмета. Причем все эти представления и конструкции влекут за собой новые для данной предметности смыслы. Проецируя разделение предметных и внепредметных представлений и конструкций на сознание методиста, можно предположить, что его сознание организовано в двух уровнях, в нем образуются два смысловых слоя: слой предметных представлений и конструкций и слой внепредметных (обосновывающих) представлений и конструкций. Характерно, что в плане профессионального общения и понимания именно второй слой сознания должен обеспечивать сближение расходящихся индивидуальных способов деятельности. Если предметный слой сознания у каждого практика свой, индивидуальный, то внепредметный слой в силу нормативности и основательности его смысловых конструкций оказывается сходным у разных практиков, работающих в одной области. За счет этого, вероятно, и происходит сближение индивидуального понимания и способов деятельности.

Сознание и деятельность методиста интересны еще в одном отношении. Ему, как правило, приходится иметь дело с многообразием смысловых характеристик и членений. С одной стороны, он должен получить рефлексивное описание предметно-профессиональной деятельности (это задает одну группу требований к организации предметного материала), с другой - обосновать такое описание в различных внепредметных дисциплинах – логике, философии, психологии, системном подходе и пр., каждая из которых диктует свои требования к организации материала, с третьей стороны, методист должен переосмыслить все компоненты описания и обоснования в рамках предметного видения (третья группа требований к организации материала). Чтобы идеально удовлетворить всем этим требованиям, методист должен склеить, т.е. конфигурировать множество разнородных смысловых характеристик, как предметных, так и внепредметных, и главное - предметные с внепредметными. Другими словами, он должен построить понятия, снимающие все указанные разнородные значения.

Практически же методист действует другим способом: он строит не понятия (как ученый), а методические представления (например, методические представления метода, способа, приема, операции, понятия), склеивает не все смыслы, которые необходимо склеить, а лишь некоторые. Недостатки склейки методист компенсирует тем, что, как правило, дает не одно описание предметно-профессиональной деятельности, а несколько: чисто рефлексивное, практически не аргументированное описание, описания, обоснованные в тех или иных отношениях (скажем, в предметном плане, в логическом, психологическом и т.п.), синтетическое описание крупным планом и т.д. Лишь все вместе эти описания образуют методику.

Проиллюстрируем один из рассмотренных здесь моментов, а именно обращение методиста к внепредметным дисциплинам, на материале истории преподавания математики. Анализ методической литературы в начале XX века показывает, что в этот период предлагались два разных способа введения в курс арифметики понятия о числе. Один способ опирался на представление числа как совокупности, в другой - на идею счета. Каждый способ имел своих защитников и противников, свое методическое обоснование, диктовал свои требования к организации учебного материала, выбору содержаний обучения и последовательности их усвоения. Русский методист Ф.А.Эрн, убежденный, что истинная метода объединяет оба способа (это убеждение он, очевидно, вынес из личного опыта преподавания), поставил своей задачей ввести такое представление о числе, из которого бы следовало принятие и соединение двух представлений. Для этого он обратился к трем дисциплинам - логике, основаниям арифметики и психологии.

Из логики Эрн берет представление о понятии, как состоящем из объема и содержания, причем по его мнению, «во всяком правильно построенном определении, определяемое понятие сводится к понятию более общему, т.е. к понятию с большим объемом и меньшим содержанием»[369]. Из оснований арифметики Эрн заимствует представление о числе, как основывающемся на идеях существования, множественности и счета. Из психологии, которая уже в то время ориентировалась на педагогику (Лай, Беетц, Книплинг, Танк, Шнейдер и др.), он берет ряд идей о способах формирования представлений о числе, операциях абстракции, анализа, синтеза, сопоставления и др. Характерно, что заимствованные представления и знания Эрн переосмысливает, соотнося с материалом школьной педагогики, уровнем понимания будущего читателя, а также со своей собственной отчасти педагогической, отчасти методической идеей синтеза двух разных способов введения понятия о числе. Например, исходя из идеи единицы, последовательно уменьшая содержание понятия (соответственно увеличивая его объем), Эрн получает идею существования: из идеи числа он тем же приемом получает идеи существования и множественности, из идеи определенного числа - идею счета. По форме его рассуждения напоминают и рассуждения философа-метафизика, и выводы специалистов, занимающихся основаниями наук.

«Совершенно тем же приемом, который мы только что применили, - пишет Эрн, - к исследованию логической стороны понятия единицы, мы можем установить объем и содержание понятия "число". Для этого мы снова должны наш процесс постепенного отвлечения от признаков и последовательного обобщения понятий начать с понятия какой-либо совокупности, положим, кучи яблок. Постепенно и последовательно мы придем к понятиям: "несколько плодов, несколько органических тел, ряд предметов и т.д. - и, а конце концов, остановимся на понятии: ряд существующих "нечто". Содержание этого понятия состоит уже из двух признаков, мыслимые нами элементы существуют и притом существуют совместно, т.е. к признаку существования прибавляется еще признак сосуществования, иначе говоря, к идее бытия присоединяется идея множественности...»[370].

Очевидно, такая форма не случайна: в ней проявляется тенденция, с одной стороны, к методической рефлексии и с другой - к ее обоснованию. В результате Эрн делает вывод, необходимый для обоснования собственной методической идеи: «...понятия "единица", "число", "совокупность" и "счет" тесно, почти неразрывно связаны между собой»[371]. Сравнивая все эти рассуждения с теми, которые были развиты в логике и основаниях арифметики, можно заметить, что хотя Эрн использовал ряд представлений из названных дисциплин (например, формально-логическое определение понятия, идею обоснования понятия числа в теории множества, в аксиоматике типа Пеано, в генетических теориях построения числа), тем не менее, в целом развитые им представления и рассуждения не могут быть строго описаны в этих теориях и аксиоматике. В ряде случаев связи между отдельными признаками понятия числа устанавливаются Эрном чисто эмпирически или же в ценностном плане. Вернемся теперь к Питеру Друкеру.

Методическую рефлексию он оформляет в виде ряда принципов. Перечислим некоторые из этих принципов: «организация, несомненно, должна быть прозрачной» («служащие должны знать и понимать структуру учреждения, в котором работают»), «в организации обязательно должно быть лицо, принимающее конечное решение в сфере своей компетенции», «каждый работающий должен иметь только одного начальника», «количество уровней управления должно быть минимальным» («другими словами, организация должна быть как можно более плоской»), «каждый отдельный работник должен иметь возможность работать одновременно в различных структурах организации», «необходимо работать в команде», принцип ориентации на партнерство как в отношении людей своей организации, так и в отношении других организаций, «сочетание перемен и стабильности» («чем лучше организация приспособлена к политике перемен, тем сильнее она нуждается в установлении стабильности внутри себя и во внешней среде, тем сильнее ей требуется уравновешивать быстрые изменения некоей неизменностью»), не столько предсказывать изменения, сколько «сознательно строить будущее», обеспечивать управлением «целиком весь процесс» («менеджмент должен ориентироваться на результат и эффективность на всех этапах экономической цепочки»), необходимость постоянного обновления и перемен («если предприятие – будь то коммерческая компания или любое другое учреждение, - не обновляется и не участвует в предпринимательской деятельности, оно долго не протянет»), «для разных работников и для разных целей одну и ту же информацию надо организовывать по-разному», «работники умственного труда должны сами собой управлять (они, так сказать, сами себе менеджеры. Им необходима независимость. Производительность работника умственного труда должна быть в первую очередь нацелена на достижения качества, причем не минимального уровня качества, а оптимального, а лучше максимального») и другие[372].

Помимо методической рефлексии П.Друкер обсуждает и необходимость рефлексии мыслительной деятельности. Физический труд (деятельность), показывает П.Друкер, проанализировал и оптимизировал еще Фредерик Тейлор, очередь теперь за умственным трудом. Надо сказать, что некоторые представители российской теории управления, например, А.Тихонов, иронически отзываются о научности менеджмента и не видят никакой особенной науки в работах его первопроходца Тейлора. Питер Ф. Друкер, напротив, оценивает вклад Тейлора очень высоко, обращая внимание, что последний на основе науки создал настоящий метод.

«То, что Тейлор увидел, по-настоящему заинтересовавшись трудовым процессом, вызывающее не соответствовало тому, что об этом писали поэты (Гесиод и Вергилий) и философ (Карл Маркс). Все они прославляли «мастер-ство». Тейлор показал, что никакого мастерства в физическом труде нет, а есть простые, повторяющиеся движения. Производительными их делает знание, точнее, знакомство с оптимальными способами исполнения и организации. Именно Тейлор был первым, кто соединил знания и труд…В последнем столетии только одно философское течение могло конкурировать с учением Тейлора – марксизм. Однако в конечном счете Тейлор победил и Маркса»[373].

Думаю, знания и труд соединяются уже в инженерной деятельности (Галилей, Гюйнгенс), задолго до Тейлора, другое дело, что, вероятно, для разных случаев эту задачу необходимо решать заново. Тейлор, действительно, осуществил в области совершенствования производства настоящую революцию, и вот в чем она заключалась. Он перевел естественный процесс формирования производства в культуре в процесс искусственный. Для этого он предложил исследовать производственную деятельность (на материале физического труда), оптимизировать ее на схемах, созданных на основе исследования, затем с помощью этих схем организовать новую деятельность. В изложении Друкера принципы Тейлора таковы.

«Первый принцип повышения производительности физического труда гласит: надо изучить задачу и проанализировать движения, необходимые для ее выполнения. Второй принцип: надо описать каждое движение и составляющие его усилия, а также измерить время, за которое оно производиться. Третий принцип: устранить все лишние движения; каждый раз, начиная изучать физический труд, мы обнаруживаем, что большинство освященных временем процедур оказываются пустой тратой времени и мешают производительности труда. Четвертый принцип: каждое из оставшихся движений, необходимых для выполнения поставленной задачи, снова соединяются вместе – так, чтобы работник тратил на его выполнение как можно меньше физических и умственных усилий и минимальное количество времени. Потом все движения снова соединяют в единую логическую последовательность. Наконец, последний принцип гласит: необходимо соответствующим образом изменить конструкцию всех инструментов, используемых в данной работе»[374]

Друкер прав, утверждая, что все последующие творцы в менеджменте шли вслед за Тейлором. Они, действительно, исследовали сложившуюся производственную деятельность и организацию, затем на основе знаний, полученных в таком изучении, проектировали новое производство и организацию, потом внедряли этот проект, кардинально перестраивая производство. Понятно также, почему в менеджменте такое значение приобрели, с одной стороны, научные исследования, с другой – проектирование и организация работ.

Друкер пишет, что Тейлор решил указанную задачу (соединение труда и знания) только для физического труда, сам же Друкер хочет распространить тейлоровский подход и на умственный труд. Однако, оказывается, что сделать это не так-то просто. Умственный труд плохо поддается измерению, да и вообще не понятно, что это такое: какова логика умственного труда, от чего он зависит, как формируется и изменяется. Одно Друкеру ясно, что существует связь качества интеллектуального труда с заданием «результата» деятельности данного предприятия, но попытки понять характер этой связи, как правило, говорит Друкер, «противоречивы и неоднозначны»[375].

В этой связи, как методолог, я не могу не отметить, что исследование умственного труда – мышления и объявляется основной задачей методологии, начиная с Ф.Бэкона и Декарта[376]. В конечном счете решение этой задачи выливается у Г.П.Щедровицкого в концепцию научного изучения и перестройки мышления, то есть как раз в то, о чем мечтает Питер Друкер.

Для Щедровицкого возможность не только организовывать, но и управлять мышлением кажется очевидным.

«Это, - пишет он, - очень важный и принципиальный момент в понимании характера методологии: продукты и результаты методологической работы в своей основе – это не знания, проверяемые на истинность, а проекты, проектные схемы и предписания. И это неизбежный вывод, как только мы отказываемся от слишком узкой, чисто познавательной установки, принимаем тезис К.Маркса о революционно-критическом, преобразующем характере человеческой деятельности и начинаем рассматривать наряду с познавательной деятельностью также инженерную, практическую и организационно-управленческую деятельности, которые ни в коем случае не могут быть сведены к получению знаний. И естественно, что методология как новая форма организации мышления и деятельности должна охватить и снять все названные типы мыследеятельности»[377].

Здесь стоит вспомнить исходный замысел методологии. Философы нового времени, начиная с Ф.Бэкона, пытались управлять мышлением, так сказать, стоя в мышлении, не покидая его территории[378]. При этом само мышление они понимали как константное образование, задаваемое или правилами логики или законами разума. Однако в ХХ веке под влиянием гегельянства, марксизма и технологического подхода складывается убеждение, что мышление можно не только направлять, но и перестраивать, кроме того, мышление теперь считается развивающимся и рассматривается как естественно-исторический феномен. Себя философ, а затем и методолог понимает или как направляющего и нормирующего мышление или даже как своеобразного демиурга, создающего новые типы мышления.

Утверждение, что мышление развивается и является естественно-историческим феноменом, для своего времени, безусловно, было революционным, оно заставляло исследовать, как мышление возникло, какие стадии прошло, под влиянием каких факторов развивается. Тем не менее, марксизм предопределил подход, в соответствии с которым искались законы развития мышления. Вторая особенность замысла методологии – убеждение, что работа философов и методологов по уяснению мышления, их представления о последнем, и задают сущность мышления (смотри, например, соответствующие утверждения Канта и Щедровицкого). Методолог считал, что поскольку он владеет самыми эффективными и современными способами мыслительной работы, постольку его знания о мышлении являются наиболее правильными.

Но что показывает реальная практика методологической работы и методологического изучения мышления. Во-первых, то, что мышление – это не естественно-исторический, а культурно-исторический и психологический феномен. В этом отношении нельзя говорить о единых законах мышления, а лишь о закономерностях, характерных для той или иной культуры, а внутри ее для определенного типа мыслящей личности. Во-вторых, как культурно-исторический феномен мышление обусловлено не только нормами, но различными факторами, многие из которых слабо контролируемы: предшествующими традициями мысли, вызовами и требованиями самой культуры, социальными проектами, структурой культурной коммуникации и другими. Как психологический феномен мышление зависит от проблем и особенностей мыслящей личности. В-третьих, мышление можно направлять, понимая, однако, что эта детерминация мало что имеет общего с управлением и, тем более, созданием новых типов мышления.

Хотя в мышлении важную роль играют критика, рефлексия, нормирование и конституирование (а в методологии даже сознательное построение определенных структур мыслительной деятельности), то есть искусственные аспекты, тем не менее, на развитие мышления и его строение оказывают влияние также другие, уже плохо контролируемые человеком факторы - например, культурные условия, особенности коммуникации, личность мыслящего индивида, особенности его деятельности и творчества. В результате мышление никогда не удается привести к состоянию, строго соответствующему замыслу или проекту методолога. Живая мысль только отчасти напоминает спланированную, а реально всегда выскальзывает из рук “строителей”, уклоняясь в стихиюмышления.

Спрашивается, а почему нельзя адекватно отрефлексировать свои установки, деятельность и научно описать условия культуры и коммуникации? Для этого, как показывает М.Бахтин, необходимо занять “позицию вненаходимости”, что практически невозможно для самого мыслящего. Кроме того, как утверждают М.Хайдеггер и М.Фуко, мыслящий всегда обусловлен институционально, своей практикой, в интеллектуальном отношении. Преодолеть эту обусловленность не так-то просто. Конечно, методолог постоянно рефлексирует себя, изучает обусловливающие его факторы, старается преодолеть выявленную обусловленность, но, к удивлению через некоторое время каждый раз обнаруживает, что не смог учесть того-то, не видел то-то, вообще “тогда” понимал все не так, как сейчас.

Не менее существенный момент - невозможность перестраивать существующее мышление и строить новое в смысле социально-инженерного (социотехнического) подхода. Здесь два затруднения. Во-первых, исследование мышления позволяет получить не законы, напоминающие естественно-научные, а схемы и представления, фиксирующие сложившие на данный момент (или раньше) структуры и процессы мышления, а также условия, определяющие их. Эти схемы и представления, конечно, можно использовать при конституирование новых структур и типов мышления (и используются), но только как знания гипотетические, для разработки сценариев развития мышления, анализа границ и прочее. Во-вторых, мышление вообще не похоже на объекты техники, мышление можно конституировать, в каком-то смысле “выращивать”, но не строить.

Немаловажным, как показывает анализ, является и влияние на методологическую работу "методической рефлексии". Осознание и конституирование собственной работы методолога (понимаемое часто как описание методов) существенно влияет на его представления о мышлении. Одно из методологических истолкований мышления состоит в том, что мышление есть способность, определяющая особенности и логику работы и мышления самого методолога; но фактически все наоборот, мышлению методолог приписывает именно те характеристики, которые оправдывают (обосновывают) его собственную работу и мышление.

Однако помимо этой методической обусловленности имеет место и другая – исследовательская. Мышлению приписываются характеристики, не только оправдывающие реальную работу и мышление методолога, но и характеристики, полученные при методологическом изучении мышления, например, как культурно-исторического феномена или функционирующей «машины», или как «события-встречи». Мои исследования показали, что в мышлении нужно различать две стадии: «становления» и стадию «функционирования и развития мышления». На первой мышление складывается под влиянием различных факторов: новой культурной и эпистемологической ситуации, вызовов времени, диктующих актуальные потребности и задачи, реализации личности мыслящего, требований коммуникации, не исчерпавших себя традиционных средств и представлений, наконец, самого процесса творчества (поиски, пробы, построения, ошибки, их преодоление и прочее). Необходимое условие перехода ко второй стадии – рефлексия и нормирование, причем последнее имеет разные формы – образец, рефлексивные знания (то есть знания о деятельности и мышлении), собственно правила логики и другие. На стадии функционирования и развития мышление включает в себя два компонента: сложившиеся нормы и деятельность мыслящегося индивида.

Представители традиционной логики главным в мышлении считают нормирование, по сути, они отрицают стадию становления, не относя ее к мышлению. Напротив, постмодернисты мышление понимают прежде всего как творческий процесс, как становление новых форм мышления. Функционирование мышления для них простой процесс узнавания, процедура воспроизведения на разном материале одних и тех же правил логики и схем, то есть не мышление. Психологи тоже правы, поскольку без активности и творчества личности мышление ни сложиться, ни существовать, ни действовать не может. Ведь образцы мышления и нормы создаются не сами собой, другое дело, что и личность обусловлена мышлением и более широко культурой. Но и Г.П.Щедровицкий отчасти прав, обращая внимание на то, что образцы и нормы мышления живут по законам деятельности и ее воспроизводства.

Все это говорит о том, что мышление довольно сложный культурно-исторический феномен. Значение его в наше время постоянно возрастает, но формы осознания явно отстают. На мой взгляд, современная методология не должна брать на себя задачу полностью определять человеческое бытие и жизнь (но Щедровицкий утверждал именно это), понимая, что это невозможно. Однако она не отказывается вносить посильный вклад (наряду с философией, наукой, искусством, идеологией, религией, эзотерикой и т. д.) в структурирование и конституирование жизни, бытия и, конечно, мышления. Более того, признает свою ведущую роль в таких вопросах как критическое и позитивное осмысление сложившейся практики мышления, понятийная проработка мыслительного материала, проектирование новых структур мыслительной деятельности, обсуждение способов реализации этих проектов. При этом методология должна стремится обеспечить культуру и эффективность мышления.

Эффективное мышление можно определить как мышление методологически оснащенное, содержательное и современное. В настоящее время, по сути, каждая серьезная интеллектуальная задача для своего решения предполагает методологическую работу: методологический и дисциплинарный повороты, проблематизацию, выбор средств и стратегий решения, методологический контроль и рефлексию, обсуждение неудач и проблем, возникающих при реализации методологических программ или предложений и прочее[379]. Современное мышление эффективно также тогда, когда оно является прямым или опосредованным средством решения современных социальных и общественных задач (экологических, экономических, образовательных, охранительных и т. п.).

Но культуру и эффективность мышления методолог может продемонстрировать прежде всего на себе, в своей работе и мышлении. Поэтому, как и прежде рефлексия собственной работы и мышления являются необходимыми условиями конституирования мышления. Другое дело, что методолог должен понимать, какие характеристики, обязаны этой рефлексии, а какие он получает в ходе методологического исследования мышления, а также, как первое влияет на второе. Нужно понимать, что характеристики мышления, полученные в ходе объективации схем методической рефлексии, как правило, не совпадают с теми, которые получены в ходе методологического исследования мышления. Кроме того, методолог должен быть предельно критичен к самому себе, стараясь понять, действительно ли его способы работы входят в зону ближайшего развития современного мышления или это ему только кажется.

Остановимся еще на двух сюжетах, рассматриваемых П.Друкером. Первый, попытка понять роль в управлении информации, второй – что такое компетенция организации. Друкер на разные лады разъясняет, что дело не в информационных технологиях или увеличении объема информации, а в том, что для разных задач и специалистов в системе управления необходима разная информация.

«К сожалению, далеко не все работники информационных отделов осознают, что им требуется вовсе не увеличение объема данных, развитие информационных технологий или быстродействия компьютеров. А требуется им новое определение понятия «информация»; им необходимы новые концепции…какие-то сведения поступают из бухгалтерии, но в большинстве случаев для того, чтобы руководитель мог их использовать в своей работе, они должны быть переосмыслены, представлены в другой форме и выражены в других показателях…Для разных работников и для разных целей одну и ту же информацию надо организовать по-разному»[380].

Если продумать примеры, которые в книге разбираются, то складывается впечатление, что речь у П.Друкера идет вообще не об информации, а о чем-то другом, возможно, концепциях, моделях и других средствах, необходимых в управлении. Недаром он связывает вопрос об информации с темой эффективности, определения целей и компетенции организации. Друкер приводит такой пример.

«Тщательно отслеживая неожиданные успехи, американская компания – производитель инструментов обнаружила, например, что небольшие японские механические мастерские покупают ее высокоточные и дорогостоящие инструменты, хотя при создании инструментов подобное их использование не планировалось, а японцы даже не рассматривались в качестве потенциальных покупателей. Проанализировав ситуацию, компания поняла, что обладает исключительной компетенцией: ее товары просты в установке ремонте, несмотря на сложность и высокую точность. Эту информацию учли при разработке новых товаров, в результате чего компания стала лидером на рынке небольших заводов и мелких мастерских в США и Западной Европе. Прежде об этих огромных рынках компания даже не думала»[381].

Из анализа этого примера мы можем понять, чем, с точки зрения менеджмента, является компетенция. Это не просто некоторые способности и возможности предприятия, а также специалиста. Компетенция не известна заранее, она устанавливается в процессе анализа и осмысления информации, успехов (или неудач) и работы предприятия (специалиста), а затем «доводится», что часто предполагает переобучения персонала и частичную перестройку организации.

По Друкеру получается, что оптимизация управления тесно связана не просто с информацией, а с определением целей и эффективности предприятия, его компетенции, учетом тенденций изменения внешней среды.

«Два явления – возникновение многочисленного (и, безусловно, богатого) класса работников интеллектуального труда и увеличение продолжительности жизни – привели к возникновению таких институтов, как пенсионные фонды и фонды взаимного страхования. Сегодня именно они стали в современном обществе законными «владельцами» ключевого вида собственности – корпораций, находящихся в общественном владении…сегодняшние дебаты относительно управления корпорациями – не более чем пробный камень. Мы должны по-новому определить «эффективность» данного предприятия, в особенности крупного и находящегося в общественной собственности. Нам предстоит уравновешивать ближайшие задачи с долгосрочными целями выживания и процветания предприятия. Ведь мы имеет дело с совершенно новым явлением – новым даже с финансовой точки зрения: необходимостью для предприятия выживать на протяжении ближайших 30-40 лет, другими словами, до того времени, когда нынешние инвесторы достигнут пенсионного возраста…в тоже время эффективность и производительность не должны выражаться в финансовых показателях, иначе они не будут иметь смысла для работников умственного труда и не получат поддержки. А эффективность в «нефинансовом» смысле этого слова – это потребительская ценность. Следовательно, все организации должны решить, что означает для них эффективность и производительность. Определение этих понятий должно быть очевидным и простым. Пока таких определений нет. А между тем стратегия в будущем будет базироваться именно на новом определении производительности»[382].

Данное рассуждение – пример методологического дискурса, но явно методического характера. В отличие от методической рефлексии, больше характерной для «частной методологии», обслуживающей конкретные дисциплины, в «общей методологии», разрабатывающей «средства методологии» (понятия, подходы, методы, схемы и прочее), практикуются другие виды рефлексии, основанные на опосредовании предметного материала идеями мышления или деятельности. На этот тип рефлексии указали еще Ф.Бэкон и Декарт.

В «Великом восстановлении наук» Френсис Бэкон утверждает, что руководящей наукой является «наука о мышлении», но само мышление предварительно должно быть подвергнуто сомнению и «новому суду»[383]. И о методе Бэкон заговорил первым, а вовсе не Декарт, как обычно считается.

«Здание этого нашего Мира, - пишет Бэкон, - и его строй представляют собой некий лабиринт для созерцающего его человеческого разума, который встречает здесь повсюду столько запутанных дорог, столь обманчивые подобия вещей и знаков, столь извилистые и сложные петли и узлы природы... Надо направить наши шаги путеводной нитью и по определенному правилу обезопасить всю дорогу, начиная от первых восприятий чувств... но, прежде чем удастся причалить к более удаленному и сокровенному в природе, необходимо ввести лучшее и более совершенное употребление человеческого духа и разума... путь к этому нам открыло не какое-либо иное средство, как только справедливое и законное принижение человеческого духа»[384].

Хотя Бэкон, говоря о методе, имел в виду прежде всего способы изложения знаний ("мудрость сообщения"), однако, в его работах намечается и более привычное для нас понимание. «Знание же передается другим, подобно ткани, которую нужно выткать до конца, и его следует вкладывать в чужие умы таким же точно методом (если это возможно), каким оно первоначально найдено»[385]. Стоит обратить внимание: с самого начала метод задавался на пересечении двух подходов – педагогического и гносеологического. С одной стороны, метод – это, что можно передать другим и воспроизвести в их деятельности, с другой – это направляющая и операциональная характеристика философского или научного мышления.

Декарт подобно Ф.Бэкону, пожалуй даже энергичнее, утверждает, что только правильное мышление (метод), выведет человека на столбовую дорогу жизни.

«И, право, - пишет Декарт, - мне кажется удивительным нрав большинства лю