С синеватого края полустёртого севера
Звёзд крёмлёвское зарево пустоту неба сеяло;
Заозёрного холода пробирало дыхание, -
Залихватски и молодо шуровало собрание.
Щучьим глазом глубь омута, разливался стон птичий
Протокольно в машинопись стукачом электричек.
С ароматом полыни спадшей с неба звезды
Раскрещёные церкви между свалок бурды.
Заскорузлым подлеском искорёженный лес.
Век железный клепает кандалы без желез.
Заострожного солнца осторожный прогляд.
Счастьем взвешенных порций звёзды башен горят.
Леонид (Мартынов)
Кое-кто кое-где кое-как –
Оное не про него.
Да! Да, в стихах
Умирал Колчак
Да, на пару с кой кем – с дураком
Его.
Экая, право, бывальщина
Паруса перекладка!
Обманчива
Ветра вкрадчивость,
Ну, а для водолаза – сторона
Садко.
Север, так север – севера-а…
Не ему пономарить!
Груз серебра.
От добра добра
Не искать, пора с ветра
В хмари!
Сибириада, снова где-то
Да, но не как когда-то –
Скорость света –
Другим поэтом
Весна! Лето? Нет, - это
Дата.
Алексей (Сурков)
Чуть больше брани, чем меньше
Правды в луче надежды;
Крови елей с одежды
Катится с миром прежним.
Чуть меньше мрази, чем больше
Правды, что бьётся в корче,
В зенитной расстрельной порче…
«Убей!», - рубин с броши сброшен.
Чуть позже рубиновой почкой
Вернётся на пламя смолы
В сердечные яркие строчки,
Что смолкнуть заставят стволы.
Михаил (Светлов)
По России-Расеи
Разбросал и рассеял,
Перекрестьем прицела крестил
Непроглядные дали
Кочевого идальго
Обрусевшего в красной Руси.
С порубежного Дона
Октябрины Гвидона
Сказкой судей для интербригад…
Может кто-то и судит,
Только Бог не осудит
Защищавших мечты Сталинград.
Борис (Корнилов)
Сдержать жалости журавля.
Держать слёзы за зло державы.
Двадцать первый псалом царя
За кусочек от ризы Славы.
Что он жив, говорят, и пишет;
Жало смерти поглощено –
Просто, отнято от парнишки
За житейское серебро.
У эпохи – ушлой иудины
Не сыскалось монет звонаря;
Не сыскали и нет, не спутали –
Крестит плотника воля царя.
Буреломом лес – свал поленницы
Дико изгородь городит;
У души – гроши погорелицы:
Февралём вралей порошит.
Павел (Васильев)
Резать дёрнуло
Человека, народы, быка,…
В живодёрню
На крови рыжего стиха –
От уха до уха.
Судьба ольхою
Вытянула…,
дубом дыбу надыбила
Тихохонько;
Разгуляй топора – жизнь выбила
Речей проруха.
Разлил, поплыло
Качая-укачивая
С крыла на крыло
Причитание…
…А-я-я! А-я-я! Ай, я, я, я…
Ярослав (Смеляков)
Дробилось на живых и мёртвых братство
Счастливого советского славянства;
Качался надоедливый фокстрот
В тиши из возвышенья в эшафот;
По жизни от числа нёс до числа
С привычным привкусом…
и выдохом свинца…
……………………………………………………
Из тумана грядущих парадов
Наплывала конницей степь,
В изголовье кладбища награда:
След звезды… у лисы на хвосте.
Михаил (Луконин)
У каждого?
У каждого!
Своя в груди война.
Стрельба и рукопашная;
Стрела ли, бомба страшная,
Иль с ножичком шпана.
Если бы был…
Если б было…
Может быть, вправду, была?
Русь биться в бранях любила.
Мирно ли, холодно ль… в било
Била, любила…, - была.
И каждого!
От каждого
Отчаянно ждала
Любви до часа страшного –
Веселья рукопашного,
Стрельбы по сыновьям.
Ах, если бы!
Да, если бы…
Порой не воевали б,
Не зарубали б песнями,
На пол не подал б крестик и…,
И не кричали «Сталин!».
На тогда бы…
Возможно бы
Ни за что и сверх меры
Черноморцы с «Чернобыля»
В воевавшие шнобили
Вбили бы старую пионерию.
Время?
Время!
Не каких «бы»!
Свежие гренадёры.
Эшелоны…
Столбы…
Столбы…
Снова взрывы, сердца в разрыв.
Скорый скоро ль? Скоро…
…Время брэндовых и бредовых.
Булат (Окуджава)
Трудно душе труды творить на вынос
К тому на чьих стихах мужал и вырос…
……………………………………………
Трудно к тому идти душой на вынос
На чьих стихах ты возмужал и вырос…
……………………………………………
……………………………………………
Борис (Чичибабин)
Дерьмом в проруби одни во времени,
Другие Пацюка варениками.
Но устройство мира такое:
Всё равно одно переходит в другое.
И разница только в том:
Вырастит на тебе, и кто.
Так пускай выгорит трава,
По помидоры вкусит братва,
Чтоб ступать по сотам бредовым
Светлым… в небо из тьмы коридора.
P.S.
Речь Руси порой немногословна.
Словно в хватке немоты паралича:
Или для приличия условна,
Иль до неприличия… в речах.
Исключая из членов клуба,
И судьбе другой не поруча,
Крепко-крепко на прощанье в губы,
Как целует поле саранча.
Владимир (Корнилов)
Ладное – надвое:
Двое – гроздь виноградная.
Горькое – какао,
Кое без сахара хавать
До дна одному.
Не делить, а спалить
Неделями тихих молитв.
Не в слезе жизнь – в лозе;
Слез в одиночество слёз след –
Одно к одному:
К одному одно привью
Очей сладостью – любовью.
Р.S.
Умирают Великие – это нормально
Нивелировать аномалии.
Кляп, пуля, под зад ногой, -
Стать пророком в земле другой,…
Непосильное им, нам по силам;
Из руки рукой стило брать силой.
Пусть пока живут мало-мальски, но…
Умирать Великим – это нормально.
Роберт (Рождественский)
Гул?
Гул…
возможно,
Но то что-то выколачивает – это точно.
Афродита?
Почему бы нет.
Бред?
Бреда никакого нет.
В принципе, даже не так далеко.
И достать до,
до добежавшей волной –
Волной стихов –
Легко.
Он?
Он!
Илион!
В дне Эллада, да! Языческий Сион. Он….Он ли?
Пигмалион!
Почему бы не…
Бред!
Галатея? Перен…, нет!!!
В принципе, да, она ничего,
Вид и стать, но…
но накатывает волной!
Прощайте все,
Всего…!
Евгений (Евтушенко)
Ёщё качаются качели,
И ёкнет сердце невзначай;
«Да» - «нет», «нет» - «да» свет от луча
На солнце проникает в щели.
Увидеть их – цена полёта.
В раскачку, милая Ассоль!
Над елями на алом взлётом
Увидел солнца я заход.
Минута и… нет «да» нет и…
«Нет», однако «да» в ответ лети-и-и…т.
Иосиф (Бродский)
Неучастие, неприятие –
Проходные и предприятия.
Нет ни гнева, ни вкуса горечи;
Коли сами такие сволочи.
Неприемлем и не меняем –
Мимо, мимо…, мир невменяем.
Мир голема безбрежной дали –
Аз из тысяч – еврейский Алеф.
И шумит кухонная вотчина –
Век трындящая ничевочина.
ПОСЛЕСЛОВИЕ
Под ветром времён
Падали с каплями слов
С серебряной цепи имён,
Которую Ангел сковал – Зверолов.
Сколько несказанного за кадром?
Столько смысла в словах, -
Космос в космах коней – в власах:
Белых, рыжих, чёрных, безликих – в каждом.
Имеет, - сочтёт,
Не раним под взглядами львов;
Был звериным век, но ещё
Осыпала тот век серебром – Любовь.
Где-то рассеял Бог века краски…
А как…, как сложил его Аннинский?!
Часть вторая
Продолжая сказанное, я не могу не вспомнить ещё одно имя - Владимир. Культура взращивается, если питается от чистых источников своего основания. Если же творец противопоставляет себя этому неохватному стволу, то со смертью творца школа, построенная на его наследии, неизменно вырождается в бескультурье. «У Лукоморья дуб зелёный…» - краеугольный камень русской словесности. Исторические сломы уродуют, закручивают, но не могут вырвать с корнем жизнелюбивое древо; войны – это эпидемии аморальности, они опаляют крону, оставляют кровоточащие зарубки:
«Лукоморья больше нет, от дубов простыл и след,
Дуб годится на паркет, так ведь нет -
Выходили из избы здоровенные жлобы,
Порубили все дубы на гробы.
Припев:
Ты уймись, уймись, тоска у меня в груди,
Это только присказка, сказка впереди.
Распрекрасно жить в домах на куриных на ногах,
Но явился всем на страх Вертопрах,
Добрый молодец он был - бабку-ведьму подпоил,
Ратный подвиг совершил, дом спалил.
Припев:
Ты уймись, уймись, тоска у меня в груди,
Это только присказка, сказка впереди.
Тридцать три богатыря порешили, что зазря
Берегли они царя и моря,
Каждый взял себе надел, кур завел и в нем сидел
Охраняя свой удел не у дел.
Ободрав зеленый дуб, дядька ихний сделал сруб,
А с окружающими туп стал и груб,
И ругался день-деньской бывший дядька их морской,
Хоть имел участок свой под Москвой.
Припев:
Ты уймись, уймись, тоска у меня в груди,
Это только присказка, сказка впереди.
А Русалка, вот дела - честь недолго берегла,
И однажды, как смогла, родила,
Тридцать три же мужика не желают знать сынка,
Пусть считается пока сын полка.
Как-то раз один колдун, врун болтун и хохотун,
Предложил ей, как знаток бабских струн,
Мол, русалка, все пойму и с дитем тебя возьму,
И пошла она к нему как в тюрьму.
Припев:
Ты уймись, уймись, тоска у меня в груди,
Это только присказка, сказка впереди.
Там и вправду ходит кот, как направо, так поет,
А как налево - так загнет анекдот,
Но ученый, с*кин сын, цепь златую снес в торгсин,
А на выручку - один в магазин.
Как-то раз за Божий дар получил он гонорар,
В Лукоморье перегар на гектар,
Но хватил его удар и чтоб избегнуть Божьих кар
Кот диктует про татар мемуар.
Припев:
Ты уймись, уймись, тоска у меня в груди,
Это только присказка, сказка впереди.
А борадатый Черномор, лукоморский первый вор,
Он давно Людмилу спер, ой, хитер!
Ловко пользуется, тать, тем, что может он летать,
Зазеваешься - он хвать - и тикать.
А коверный самолет сдал в музей в запрошлый год,
Любознательный народ так и прет,
И без опаски старый хрыч баб ворует - хнычь, ни хнычь,
Ой, скорей его разбей паралич!
Нету мочи, нету сил - Леший как-то недопил,
Лешачиху свою бил и вопил:
"Дай рубля, прибью а то, я ж добытчик, али кто?
А не дашь, тоды пропью долото!"
"Я ли ягод не носил?",- снова Леший голосил
"А коры по сколько кил приносил!
Надрывался издаля все твоей забавы для,
А ты жалеешь мне рубля, ах, ты тля!"
И невиданных зверей, дичи всякой нету ей,
Понаехало за ей егерей,
Так что значит не секрет - Лукоморья больше нет,
И все, о чем писал поэт - это бред.
Припев:
Ты уймись, уймись, тоска, душу мне не рань,
Раз уж это - присказка, значит дело дрянь.»
Я помню то жаркое олимпийское лето, когда не стало Владимира Высоцкого. Впереди нас ждало время перемен, но оно ещё ждало…
Баланда неуклюжих
«Упадут сто замков и спадут сто оков»
В. Высоцкий "Баллада о времени"
"Садитесь неуклюжие со мной травить баланду"
В. Высоцкий "Баллада об оружии"
Упадут сто замков и спадут сто оков
И бессчётно полков, словно стаи волков,
По бескрайним просторам рванут не тайком
За флажки, за рубеж на ура – далеко.
Брат на брата пойдёт, а народ на народ
НаноСколково строить в отдельной стране.
Время камни кидать, но в чужой огород,
Поднимая знамёна, не хлеб в целине.
Не сотрут в порошок и не в лагеря пыль,
И не выстрелят в спину за строчку стихов.
Девяностых годов привередливый пыл
Отвернёт от баллады к баланде стрелков.
И к границам прокатится огненный пал
По законам понятий изъятых!
Но пока…
олимпийский огонь полыхал,
Кто-то землю лопаты штыком протыкал
В настоящее восьмидесятых.
Но сколько верёвочка не вейся, а 90-е пришли. Многие размышляли, а если бы он был с нами, то как бы написал о наступившем времени?
Может быть так: