Авторитеты науки и кочевой быт.

Один из великих авторитетов западно-европейской этнологии Вейле в своей книге «Элементы человеческой культуры» пишет: «Очаг развития человеческого рода мог находиться лишь в теплых областях, на что ясно указывает исчезновение волосяного покрова». Не ясно ли, что почтенный профессор слишком торопится с отысканием теплого очага культуры?

А затем, очень спорный вопрос, где человек прежде обзавелся одеждой, чтобы у него вылезла ненужная шерсть, на севере или на юге? Дальше, на стр. 16 и 17-ой той же работы великий ученый смешивает в одну кучу и функции тропического жара и полярного холода, плодособирателей Африки и Австралии и номадов северной Азии. Он пишет: «Эскимосы Северной Америки, лапландцы и самоеды Северной Европы, остяки, якуты, юкагиры, чукчи и тунгусы северного побережья

Азии, австралийцы, бушмены и жители Огненной Земли по своей культуре стоят вовсе не высоко, во всяком случае не выше, чем негры, индейцы и жители Океании». В виду того, что тунгусы — манжуры, а якуты — тюрки, приведенный список самых нижайших по культуре племен остается дополнить османами, которые по сию пору владеют чуть ли не всей территорией древних цивилизаций древнего Востока, а также манжурами, которые 600 лет властвуют над культурным Китаем. Это смешение двух крайностей тем более непростительно, что через несколько строк сам Вейле подчеркивает, что суровость окружающей природы вынуждает человека превратиться в изобретателя. Эти удивительные противоречия большого знатока фактов первобытной культуры, по-видимому, об'ясняются привнесением вредных для науки элементов самовосхищения: на 6-ой стр. того же труда он пишет— «Даже наша техника, бесспорно триумф белой расы». Научная мысль не занимается установлением чьих-либо «триумфов», она бьется как рыба об лед, чтобы отыскать истину в сложных и запутанных путях развития человеческой культуры, независимо от того — люди какой масти были ея носителями в разные ея стадии. Наука и научные деятели заранее обрекут на неудачу все свои потуги, если они в своих трудах будут выражаться приблизительно так, как пишет некая, тоже труженица на ниве науки, 3. Рагозина в своих популярных очерках по истории древнего Востока: «Значит, мы тут встречаем роковой закон, который во все времена как бы ставил грани развитию желтокожих, узкоглазых, широкоскулых людей, говоря им: «доселе и ни шагу далее». Так и здесь: дело цивилизации и духовного развития, начатое шумиро-акадянами, в свое время перешло в иные руки и было доведено до гораздо большего совершенства новыми пришельцами, теми самыми потомками Ноя, которые... Эти же пришельцы одухотворили грубый материализм туранской чертовщины». (История Халдеи. Стр. 217). Но к величайшему сожалению, так писалось не только в дни торжествующего великороссийского патриотизма. Судя по огромному, толстому ученому труду известного ориенталиста Грум-Гржимайло под заглавием «Монголия и Урянхайский Край», вышедшему в 1929 году, старая закваска продолжает отравлять науку и теперь. Почтенный ученый, раздувая из мухи слона и используя ничтожную по своему значению легенду о мифических динлинах, пытается всю китайскую цивилизацию приписать индоевропейцам. Дальше, в виду того, что искони веков ближайшими соседями Китая были тюрки, которые в виду своей воинственности могут претендовать на звание предшественников как манжуров, так и монголов по части организации китайской государственности в дали прошедших веков, Грум-Гржимайло даст им такую характеристику:

«По меткому выражению Viollet le Due, относившемуся впрочем к другим тюркским племенам, представители этой расы были всегда «трутнями человечества», пользовавшимися только чужими изобретениями и не создавшими ни одного собственного оригинального памятника». (Ibid 216— 217 стр).

Не приходится отрицать, что выражение очень меткое, но с другой стороны весьма сомнительно, чтобы меткими словами возможно было изменять ход исторических событии. Почтенный ориенталист считает научно доказанным, что Минусинская металлическая культура создана гением тех самых — «светловолосых, голубоглазых и длинноголовых» динлинов (Ibid 77 стр.). Основанием для подобных заключений, по-видимому, служат данные о курганных черепах, добываемые археологами. Но тут не мешает напомнить археологам и данные этнологии и истории, что большие курганы всегда насыпались при похоронах князей. Умирал один человек, но с ним «соумирающих» было очень много. История китайских хунну свидетельствует, что обрекались на смерть и жены, добытые войной из далекого Китая, Туркестана, и рабы из захваченных на войне пленников. Даже римляне, как известно, до поздней поры закалывали на могилах своих вождей — пленников. У тюркских племен было обыкновение самого князя покойника хоронить в стороне от кургана, где-то в скрытых и потайных местах. Это делалось потому, что при кочевом быте невозможно было сторожить могилы, оставаясь на одном месте. Из той же истории степных народов древней Монголии мы знаем, что раскопать могилы предков и разбросать их кости было равносильно casus belli. Вот почему не мешало бы предостеречь археологов от роковой ошибки — принятия курганных костей за кости и черепа того народа, который насыпал эти курганы и занимал эту территорию. Вообще странно было бы при похоронах степных феодалов — их потомкам посекать на могилах отцов свои собственные живые силы, людей имеющих хозяйство, жен и детей. Кто же стал бы кормить их, быть воинами, челядью и т. д? Как быть с кровавой местью живых потомков умерщвленных туземцев. Иное дело пленные одиночки, захваченные из дальних стран: их не всегда легко удержать в качестве работников, небезопасно и умножать их, некому и мстить за них. Вот почему «метким» стрелкам не мешало бы свои стрелы хранить в колчанах, не торопясь с окончательными выводами.

Грум-Гржимайло, видимо, почитает за большую культурную ценность дела и личность исторического Чингис-Хана монголов. Поэтому он, намекая на бородатость и высокий рост Чингис-Хана, довольно прозрачно высказывается, что он был динлинской крови, и дальше пишет: «Их кровь иссякла в Монголии и население ее быстро опустилось»... (См. стр. 77.) Родословная исторического Ч. X. вряд ли когда будет точно восстановлена наукой, может быть он — потомок китаянки, индиянки или персиянки? Кто их знает? Вообще очень трудно разбираться в родословиях больших людей древнего быта при наличия княжеских обычаев жениться на иностранках. Так было наверное не только на востоке, но и на западе, и на юге, и на севере. Чистота крови может быть только у простолюдинов, которые женятся, живут и умирают в своей собственной среде, а все князья по своей крови всегда были интернационалистами. Но мы не можем согласиться с научным положением, чтобы единоличный гений Ч. Х-а или ему подобного мог бы создавать историю и определять величие или ничтожество того или другого народа. Ч. X. был, несомненно, человек бытовой культуры и жил заветами своих отцов, он не получил, конечно, заморского книжного воспитания, чтобы разниться от своих соплеменников. Он мог использовать лишь те культурные ресурсы, которые были до него нажиты степными народами. Он жил на земле и творить чудес не мог. Если судьба вознесла его до звания владыки тогдашнего полумира, мы не можем отказать в доле лавров и выгодному стратегическому расположению Монгольских степей, и взрощенным ими неутомимым коням, и предшествующим многим урокам империалистического владычества степных народов над оседлыми. Без быстрой конной связи и способов передвижения вряд ли историк-экономист смог бы объяснить, как военные успехи монголов в Китае, так и татар в древней Руси? Материя и экономика порождает в народах тот или другой дух, а не наоборот. Кочевой империализм был всегда порождением степной природы. Вот почему попытка Грум-Гржимайло мало чем отличается от поступка одного анекдотичного чукчи, который увидев в мундире якутского губернатора Крафта, прибывшего в их кочевья, блестящую пуговицу, попросил подарить ему эту штучку. Что ответил на это губернатор, предание обывателей г. Якутска умалчивает, но мы не находим ничего предосудительного и в желании полярного обитателя иметь у себя интересную вещицу, ибо его хозяин всегда имеет возможность пришить себе новую. Так и с Ч. Х-ном: признание его прямым потомком какой либо динлинки отнюдь не убавит количества заматерелых разбойников, которыми всегда был богат степной, скотоводческой быт. Тамерланы, Аттилы. Османы, вероятно только видимые на историческом горизонте звезды древнего кочевничества, а сколько их было в неведомой для нас дали веков, вряд ли возможно и сосчитать?

Миф о «белой расе».

Останавливаясь выше на исторической роли северных кочевников, которые, по-видимому, через Кавказские ворота вторгаясь в пределы цивилизаций древнего Востока, производили там опустошения, уподобляемые поэтами разрушительному всемирному потопу и родившие идею страшного суда над грешниками, мы отнюдь не высказываемся за их обязательное туранство или, наоборот, за индо-европейство, ибо, когда были обнаружены секреты приручения ездовых животных, даны ключи для их обуздания, быководов и конников было, конечно, не мало среди народов разного этнического происхождения. Сплошь и рядом ученики будут превосходить своих учителей... А которые из них ученики, которые учителя — науке придется тоже решать с большой осторожностью. В этих вопросах решающее слово должны иметь лингвисты, ибо культурные скотоводские термины, как мы удостоверились выше, чрезвычайно консервативны. Например, немецкое «окс» можно ли отождествить с тюркским «огус», огс — тоже бык? Турко-монгольское «буга» не только с быком, но с «бог» («бага»), багайос, латинским «bos» и т. д.? Монгольское «морин» с русским «мерин», чувашское «лаша», волжско- татарское «алаша», русское «лошадь» с ассирийским — «алаhа»— бог (откуда и Аллах.)? Древне-германское «Тор» с остякским «Торум» (несомненно заимств.), с казано-татарским произношением — «таара» (носовое придыхание «нг» едва слышится), следовательно с общеизвестным—тэнгри, тангра (небо-бог)? Не является ли ассирийское «тора», «торэ» — бык тем же наименованием бога-быка таурос, тангра? Бог луны древних арамейцев и луна у соврем, сиро-халдеев «Сара» — не в тесном ли родстве с монгольским «сэра»— луна, не отсюда ли ассиро-вавилонское «шарра», САРгоны, САРданапалы, Сарды и славянское «царь»? Можно ли тюрко-монг. чар, сар, шар — бык сопоставить с древнееврейским— «шэр», «шор»? (Луна и бык имеют почти одинаковое наименование). Все это — вопросы, которые входят в компетенцию лингвистов. Мы, не имея специальных знаний, не можем решать научные вопросы за лингвистов. Некоторые из поставленных вопросов лингвисты, по-видимому, уже давно решили, как, наприм., тождество — лаша с лошадь, морин- мэрин, буга-бык. Мы на правах простых любопытных кустарей не лишены права предъявлять патентованным специалистам запросы по тем научным вопросам, которое требуют специальной подготовки по тем или другим отраслям знания.

Строго говоря, с точки интересов современных поколений было бы лучше эти спорные вопросы, затрагивающие расовое и прочее самолюбие, совсем не поднимать. Не все ли равно турки или арийцы впервые догадались надеть носовое колечко в ноздри быка или обуздать коня? Полезный факт отсюда не потеряет своей ценности. Научным работникам совсем не к лицу, уподобляясь сказочной царевне, вертеться перед зеркалом и устанавливать пределы «до селе» «туранской чертовщины», или начало «индо-арийских ангелов». Тем более наука должна отказаться от употребления пудры и белил, когда речь идет о цвете и масти тех или других народов, ибо понятие «белая кость» в пределах центральной Евразии повсюду — классовое представление. Этим именем всегда отделяли себя от «черной — кости», «черни» — белоручки аристократы. Белую масть совсем не трудно отыскать, как среди монгольских княжен, так и знатных китаянок, которые не загорают от ветра и солнца, ходя за скотом. Тот народ, предки которого много тысяч лет бродят под открытым небом, пася свой скот, не может не загореть, какая бы кровь не текла — желтая или белая. Автор этих строк, забредши однажды в г. Симферополе в особый цыганский квартал, был поражен смуглостью кожи у бродячих арийцев, которая далеко оставляет за собой не только северных юкагирей, но и киргиз и бурят. Следовательно, белизна кожи и желтизна от загара — не исконные природные признаки тех или других рас, но благоприобретенное свойство, присущее тому или другому хозяйственному занятию. Северные юкагиры были всегда сидячими рыболовами, поэтому они белые, цыгане вечно бродят — потому и темнокожие. Современные греки и итальянцы совсем не могут похвалиться белизной своей кожи, чтобы украшать собою великую белую расу. Причисляя греков и римлян к белой расе, ученые видимо путают натуральных греков и римлян с их бело мраморными богами и героями. Наконец, деление рас на белую и цветных есть ничто иное как возрождение старого религиозного предрассудка, дуалистического распределения духов — на светлых ангелов и темных дьяволов.

В действительности все расы цветные с разными оттенками кожи: у одних сказывается отсутствие постоянного жилища — отсюда вечный солнечный загар вплоть до темноты, или видимая желтизна кожи у рабочей, трудящейся массы, у других тонкая кожа обусловливает просвечивание крови в сосудах, отсюда — розоватость, доходящая до бронзовой красноты и т. д. А светлая (отнюдь не молочно-белая) кожа в пределах Евразии всегда была привиллегией высших классов.

Крылатый пегас и вопросы культуры.

(Заключение)

Теперь мы можем резюмировать все изложенное. В начале в древнем Востоке жил-был бог—бык, потом явился бог конь. Они оба имели своих излюбленных детей, которым давали возможность сделаться господствующим классом над «черно-головым» человечеством того географического района. Но бог-конь оказался сильнее и изгнал своего предшественника с его поклониками на острова. Отсюда родился энергический народ, «просвещенные мореплаватели» древности, которые позже, теснимые сзади все новыми и новыми беглецами, переправились на Южно-Европейские полуострова и на побережье Африки. Здесь эти ранние восточные беглецы образовали культурные городские оазисы среди отсталых дикарей, большею частью обращенных ими в рабство. Огромное преобладание мужчин среди беженцев и явление женского голода имели своим последствием массовое похищение туземных женщин и быструю утрату ими как своего родного языка, так и национального самосознания. Весь греческий героический эпос отмечен борьбой из-за женщин и исканием их. У эллинского народа, состоящего из культурных горожан, сознание своего единства обусловлено лишь общими мифологическими преданиями и этнической однородностью порабощенных ими первобытных туземцев, от которых они восприняли свой язык. Политический быт колонистов — самостоятельные города или их союзы является отражением многочисленных островов Архипелага. Группировка по племенам, по-видимому, обусловливалась лишь территориальной близостью мелких островов, как Спорадские, Цикладские или значительной емкостью такого острова, как Крит, в результате чего образовались в течение многих веков искусственные этнические единицы. Взаимная борьба и соперничество греческих городов, проявляющиеся в их истории в неслыханных у других народов размерах, и постоянная их политическая разобщенность доказывают искусственное происхождение ложного этнического единства, известного под именем греков. По греческой истории трудно даже установить, каким племенем они раньше прозывались, ибо наименование — Эллины, судя по Илиаде и Геродоту, только культурно-исторический термин, характеризующие культурных беглецов с Востока в отличие от туземцев края, которые вероятно составляли основную массу свободного и порабощенного сельского населения. Немногочисленные воинственные дорийцы, явившиеся позже с севера, народ неведомого происхождения (вероятно отрасль этрусков, разделившаяся в Средне-Дунайских степях), тоже усвоив язык аборигенов края и культуру горожан, усложняют этническую неразбериху всего Эллинского народа. Наступательная энергия дорийцев, конечно, обусловлена наличием у них верховых коней. Дорийцы и этруски для Балканского и Аппенинского полуостровов вероятно сыграли роль хеттов и гиксов в переднем Востоке, принадлежа к одной и той же эпохе великих переселений, обусловленных борьбой бронзовых и железных коней в Евразийских степях. Оба названные народа, одержав верх над разобщенными городскими общинами восточных моряков-колонизаторов, внесли в их общественный строй принципы континентальной степной монархии. Период владычества степняков в истории греческого и римского народа известен под названием эпохи царей. С течением времени и там и тут одержали победу принципы морского демократизма восточных бычьих беглецов, но влияние царского периода сказывалось и в позднюю эпоху в империалистических тенденциях некоторых республик поглотить мелкие. Этот процесс успешно закончился в Аппенинском полуострове, где латинизированное этрусское дворянство и конница дали возможность городу Риму стать главой всех латинских и греческих городов. Равновесие сил монархической Спарты и республиканских Афин помешало греческим городам выступить на путь империалистических захватов по примеру города Рима. Но эту задачу успешно выполнила маленькая Македония, основное ядро которой нужно рассматривать, как самостоятельную отрасль наступления укротителей степных буцефалов из тех же центральных Евразийских степей.

Таким образом, степной конь, который, дал себя знать в странах древнего Востока, имел решающее влияние и на судьбы античной морской культуры грецированных и латинизированных семитических беглецов. Победа Рима над морским купеческим Карфагеном тоже, несомненно, обусловлена наличием хорошо организованной степной конницы, подкреплявшей пехоту, выросшую на почве тесного содружества судовой команды.

Бык, конь, корабль, степь и море — вот главнейшие матерально-экономические базисы культурной истории древнего Востока, так и Античного мира.

Греческие, Аппенинские и Карфагенские бюргеры по своему общему происхождению из семитического Востока являются тремя родными братьями, которые своей культурноисторической закваской, исключительной энергией, развитой мореходным делом, и своими талантами создали всю Античную культуру, прародительницу Ново-Европеской цивилизации. А языки отсталых туземцев, усваиваемые оседавшими моряками, в представлениях ученых историков создают своеобразный оптический мираж, на подобие ложного вращения солнца вокруг земли. Говорить же о каких-то исключительных талантах тех народов, которые искони веков говорили по-гречески и по-латински, по меньшей мере странно.

У всех беженцев с Востока старые бычьи воззрения осложнились в новой обстановке культом корабля, который спас старую восточную культуру от копыт степных коней. Поэтому корабль стал ковчегом завета у морского ответвления Семитического народа, а иероглифический знак корабля — мачта с перекрестом реи, с дугой внизу и двумя рыбами (предметный комментарий к условной геометрической фигуре корабля), мешаясь с восточным «тау» (дышло пары быков с лобным ярмом и плуг в то же время), стал верховным священным символом морского быта и культурного эллинизма. В этом знаке сливаются понятия — техника, экономика, культура, подневольный труд, которые и есть спасители людей. (Ср. Ассиро-Вавилонские знаки корабля, изображения судов, а также у Карфагенян). Древние люди, будучи плохими рисовальщиками, постоянно сопровождают рисунок корабля фигурами рыб, чтобы подсказать мысль — «се судно и плавает по воле, где водятся рыбы». На восточной родине корабельщиков колесницу культуры (и плуг) тащила пара быков, сынов божиих, а на море быков заменили военнопленные туземцы, которые двигали судно под ударами воинов-надсмотрщиков, будучи прикованы к сиденьям цепями. По этой причине культ быков должен был перейти в новую фазу своего развития — к идее прикованного к кораблю (т. е. к кресту, который позже был известен под названием якоря) человека. Позже с развитием парусного плавания галерно-каторжный режим гребцов— рабов должен был смягчиться, а вместе с тем утратилось и представление древних моряков о распятом на кресте— корабле человеке, который стал заменяться ветром (откуда бог — дух). Но однако древне-христианский символ Христа с его 12-ю апостолами, посаженные на судно в образе кормовщика и 12 гребцов, есть правильное идеологическое выражение судовой рабочей силы, которая и была обожествлена первыми мореходами в качестве страдающего на земле бога. Страдающее тотемное божество, как на старой родине (на Востоке), так и на новый — на море, передавалось одним и тем же тремином «сус», будь то конь, военнопленный раб или что другое.

Гибель крупных торговых городов дельты Нила и Сирийского побережья у беженцев образовало понятие священного Илиона (город Ила. Ср. Вал-ил-он — ворота Ила), тогда как новая конская аристократия то же самое явление выразила в форме мифа о Содоме и Гоморре, которые были разрушены господом (т. е. конем) за грехи бычьего человечества. Имеется немало оснований для научного вывода, что под именем Илиона в греческом эпосе был воспет сначала разрушенный гиксами древнеегипетский город Ану, известный у греков под созвучным именем Илиополя или Гелиополя. (Илион, Илиополис — город солнца или солнечной стороны, откуда пришли сами греческие горожане).

Исторические финикияне (отрасль семитов) вероятнее всего образовались из египтян — судовладельцев и семитической массы. Этот смешанный народ постепенно должен был очень рано колонизовать Кипр, Крит и многие острова Архипелага. Средиземноморское кораблестроение и судоходство, по справедливому замечанию Тэйлора, выплыло из берегов Нила. Этому обстоятельству должны были способствовать,— во первых, вечная борьба северного и южного Египта: побежденные северяне (жители богатой дельты Нила) не имели иного исхода, как уходить в море и селиться по берегам Сирии и далее на островах; во вторых, наступление высшей скотоводческой культуры и металлической техники из северных центральных степей Евразии, которое, отдаваясь в конечном итоге и на жителях дельты Нила, также толкало их дальше в море. В греческой культуре господствуют египетские мотивы. (В особенности в архитектуре, скульптуре и в мифологии.) Малая Азия, которую занимали всегда сравнительно бедные по культуре пастушеские народы, не могла дать многих колонистов на острова при нажимах северных народов. Если считаться с удобством морского сообщения, Сирийское побережье и дельта Нила гораздо ближе к островам Архипелага, чем соседняя Малая Азия.

Семитический народ искони веков вероятно был автотохтоном как Месопотамского двувречья со времен древних сумеров, так и Сирии. Постепенное распространение семитов из Аравии, или откуда-то из другого места — не исторический ли мираж, обусловленный простым поглощением древне-сумерийских колонистов туземными семитами? Отсутствие семитических писанных памятников в Сумерийскую эпоху еще не доказывает, что семиты, как подвластный народ, не существовали, ибо пока сумеры не успели ассимилироваться с семитами, у последних не могло быть и своей письменности, чтобы подать историкам знак о себе. При господстве в городах Месопотамского двуречья кастового строя можно ли говорить о численном преобладании сумеров над туземными племенами? Семитическая же кровь наверное преобладала и в господствующем классе древнего Египта, на каком бы языке он не говорил, ибо скотоводческая культура из северных Евразийских степей могла доходить до Египта, пройдя через семитское же море.

По вопросам происхождения культуры в науке господствуют лингвистические методы. Научная заповедь лингвиста проста: на каком языке говорили и писали древние культуртрегеры, тот самый народ и является творцом культуры. Лингвисты не дают себе труда подумать над смыслом и значением детской повести о Робинзоне Крузо. Выбросило Робинзона в оторванный от его родного мира остров, где живут тысячи голых дикарей. И Робинзон, найдя себе помощника в Пятницах, создает среди дикарей культуру. Научить человека плотничать, пользоваться инструментами куда легче, чем научить его собственному языку. Да и зачем свой язык, если дело культурного воспитания сводится к простому подражанию. Гораздо проще Робинзону самому усвоить язык своих тысяч Пятниц, чем создавать для них школу для преподования английского языка. Автор английской повести заставляет своего Робинзона благополучно вернуться на родину... Но в жизни культурным Робинзонам вряд ли удавалось совершить обратное плавание на родину, тем более в древнейшие времена, когда пути сообщения были не исследованы и не было быстрых пароходов и поездов? Именно сюжет Робинзона и господствовал всегда в прошлой истории, где, в какой бы стране мы не взяли дело продвижения и распространения культуры.

Греческие мифы сохранили сюжет об амазонках, сказочном народе, состоящем сплошь из женщин. Эту странную идею мы имеем право рассматривать, как оборотную сторону суровой действительности: семитические беглецы, которые были народом, подобранным исключительно из взрослых воинов — мужчин, не могли не мечтать о своих антиподах. Если, скитающийся по морям и скалистым островам, Одиссей все время находится в объятиях прекрасных нимф, что вскрывает основную горечь бродяжеского быта моряков и может быть уподоблено навождениям бесов, одолевающих в образе прекрасных дев монахов — отшельников, то и — народ воинственных дев, невинных и безпорочных, должен быть постоянной мечтой не сказочного, но живого народа храбрых моряков, потерявших своих Елен прекрасных. Былые поклонники Илиоса (восточного Иля) на гладкой поверхности вод, как в зеркале, видели обратное отображение своего собственного быта. Но однако законный повод этим мечтам могли дать конники, которые по наружным антропологическим признакам — отсутствию бороды и длинным одеждам (холодных стран) смахивали больше на женщин. Греки не оставили нам сюжета о воинственных девах, ездящих на быках, но за то самое понятие амазонки предполагает верхового коня. Греческий миф об амазонках не проливает ли свет в темный вопрос о расовых признаках того народа, который вызвал бегство основоположников античной культуры?

Изучая тщательно греческие и римские героические сказания, можно отыскать и более подробные подтверждения проводимого нами научного положения о происхождении эллинской и вообще античной культуры, а также и разобраться в бычьих, конских и корабельных мотивах в их мифологических сказаниях.

Мы позволим себе дополнительно указать, что в Илиаде Гомера о врагах греческих мореходов по подстрочному переводу Мирского сказано:

«Двиньтесь вперед, о троянцы, коней укротители резвых». (Песня А, стих. 102).

(Настоящая статья является продолжением и дальнейшим развитием положений, изложенных в другой работе автора — «Хрестес, шаманизм и христианство». Иркутск, 1929 г).

Иркутск,

10 мая 1929 г.

Заказ 480

Типография РосНИИПМ, 113095, Москва, Б. Полянка, 43

ОГЛАВЛЕНИЕ

1.Предисловие4

2.Легенды и рассказы о шаманах у якутов, бурят и тунгусов 36

3.Хрестес. Шаманиз и христианство95

4.Культ сумасшествия в урало-алтайском шаманизме.

(К вопросуоб«умирающем и воскрешающембоге»)237

5.Пастушеский быт и мифологические воззрения классического

Востока253

www.e-puzzle.ru

www.e-puzzle.ru

[1] Эргис Г. У. О научной деятельности и рукописном архиве Г. В. Ксенофонтова // Очерки истории русской этнографии, фольклористики и антропологии. Вып, VIII. М 1978, С. 122-135.

[2] Архив ЯНЦ РАН. Ф. 4. Оп. 1. Ед. хр. 133. Л. 1—7.

[3] Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 4. Оп. 1. Ед. хр. 133. Л. 6.

[4] Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 4. Оп. 1. Ед. хр. 133. Л. 4.

[5] Ксенофонтов Г. В. Иркутский университет и Якутская область // Якутские вопросы. 1916, № 13.

[6] Там же.

[7] Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 4. Оп. 1. Ед. яр. 133. Л. 7.

[8] Подробнее см.: Макаров Г. Г. Октябрь в Якутии. Ч. 1. Якутск, 1979. С. 234-253; Ч. П. Якутск, 1980. С. 19—26.

[9] Эргис Г. У. Указ. соч. С. 125.

[10] Попов Б. В. О научно-исследовательской работе Г. В. Ксеиофонтова// Бурятоведение. 1928. № 1—2. С. 72.

[11] Ксенофонтов Г. В. Изображения на скалах р. Лены в пределах Якутского округа // Бурятоведение. 1928. № 3—4.

[12] Эргис Г. У. Указ. соч. С. 126.

[13] Архив ЯНЦ СОРАН. Ф. 4. Оп. 1. Ед. хр. 133. Л. 7.

[14] ЦГА Республики Саха (Якутия). Ф. 468. Оп. 1. Ед. хр. 8. Л. 4.

[15] Эргис Г. У. указ. соч. С. 127.

[16] Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 4. Оп. 1. Ед. хр. 136. Л. 4.

[17] Там же. Ф.4. Оп.1. Ед. хр. 133. Л. 7.

[18] Там же. Ф. 4. Оп. 1. Ед. хр. 134. Л. 7.

[19] Там же. Ф. 4. Оп. 1. Ед. хр. 136. Л. 17.

[20] Сафронов Ф. Г. Ойунский П. А. как ученый // Полярная звезда, 1962. № 6. С. 119

[21] Ксенофонтов Г. В. Легенды и рассказы о шаманах у якутов, бурят и тунгусов. Иркутск, 1928. С. 6—7. В 1930 г. в Москве вышло второе дополненное издание этого сборника.

[22] Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 4. Оп. 1. Ед. хр. 24. Л. 36.

[23] Ксенофонтов Г. В. Указ. соч. С. 65.

[24] Ксенофонтов Г. В. Указ. соч. С. 67.

[25] Кулаковский А. Е. Научные труды. Якутск, 1979. С. 19.

[26] Ксенофонтов Г. В. Указ. соч. С. 67—68.

[27] Гоголев А. И. Историческая этнография якутов. Якутск, 1966, С. 13—15.

[28] Дугаров Д. С. Что такое загалмай?//Тюркология-88. Фрунзе, 1988, С. 147—148.

[29] Ксенофонтов Г. В. Указ. соч. С. 68.

[30] Мори Масао. Политическая структура древнего государства кочевников Монголии. М., 1970. С. 1.

[31] Ксенофонтов Г.В. Указ. соч. С. 69.

[32] Ксенофонтов Г.В. Указ. соч. С. 70.

[33] Ксенофонтов Г.В. Указ. соч. С. 71.

[34] См.: Гоголев А. И. Указ. соч. С. 36.

[35] Потанин Г. Н. Происхождение Христа//Сибирские огни. 1926 С. 131.

[36] Ксенофонтов Г. В. Хрестес. Шаманизм и христианство. С. 100—101.

[37] Пекарский Э. К. Из преданий о жизни якутов до встречи с русскими //Записки РГО по этнографии. Т. 34. С. 146—147.

[38] Ксенофонтов Г. В. Хрестес. Шаманизм и христианство. С. 124.

[39] Ксенофонтов Г. В. Указ. соч. С. 128.

[40] История Древнего Востока. Зарождение древнейших классовых обществ и первые очаги рабовладельческой цивилизации. Ч. II. Передняя Азия, Египет. М., 1988. С. 282.

[41] Ранович А. Б. Очерки истории древнееврейской религии. Л, 1937. С. 184—219.

[42] Ксенофонтов Г. В. Хрестес. Шаманизм и христианство. С. 130

[43] Ксенофонтов Г. В Хрестес. Шаманизм и христианство. С. 129.

[44] Ксенофонтов Г. В. Эллэйада. Материалы по мифологии и легендарной истории якутов. М., 1977.

[45] Ксенофонтов Г. В. Ураангхай-сахалар. Очерки по древней историй якутов. Иркутск, 1937.

[46] См.: Степанов И. И. Происхождение нашего бога. Изд. 3. М., 1925.

[47] Архив ЯНЦ СО РАН. Ф. 4. Оп. 1. Ед. хр. 137, 2—3 главы Введения.

[48] Косидовский З. Библейские сказания. М., 1975. С. 76.

[49] Окладников А. П. «Эллэйада» Г. В. Ксенофонтова // Ксенофонтов Г. В. Эллэйада. М., 1977. С. 6.

[50] Фрэзер Джеймс Джордж. Фольклор в Ветхом завете, 2-изд. М., 1989.

[51] Ксенофонтов Г. В. Пастушеский быт и мифологические воззрения классического Востока. Иркутск, 1929. С. 5—6.

[52] Ксенофонтов Г. В. Хрестес. Шаманизм и христианство. С. 109

[53] Ксенофонтов Г. В. Пастушеский быт... С. 17—18.

[54] Там же. С. 37.

[55] См.: Массон В. М Первые цивилизации. Л., 1989.

[56] Г.В. Ксенофонтов часто пользуется термином «пастушеские племена, но в значении «скотовод-кочевник».

[57] См.: Косидовский З. Когда солнце было богом. Пер. с польского. М., 1970. С. 61-65. Фрэзер Дж. Фольклор в Ветхом завете. С. 69—170.

[58] См.: Гоголев А. И. Дуализм в традиционных верованиях якутов// Язык-миф-культура народов Сибири. Якутск, 1991. С. 110—121.

[59] Алексеев Н. А. Традиционные религиозные верования якутов XIX—нач. XX в. Новосибирск, 1975. С. 77—102.

[60] Михайлов Т. М. Бурятский шаманизм: история, структура и социальные функции. Новосибирск, 1987. С. 103—104.

[61] Дугаров Д. С. Исторические корни белого шаманства. (На материале обрядового фольклора бурят). М., 1991. С. 19.

[62] См.: Ксенофонтов Г. В. Культ сумасшествия в урало-алтайском шаманизме (К вопросу об умирающем и воскресающем боге). Иркутск, 1924. С. 4.

[63] Ксенофонтов Г. В. Культ сумасшествия в урало-алтайском шаманстве. С. 15.

[64] Токарев С. А. Ранние формы религии. М., 1990. С. 281.

[65] См.: Токарев С. А. Указ. соч. С. 281.

[66] См.: Токарев С. А. Указ. соч. С. 282.

[67] См.: Токарев С. А. Указ. соч.

[68] Для зауральских обитателей, которые не езживали в Сибирь и мало интересовались историей до-русской Сибири, может показаться странным, что мы, сравнивая шаманизм с христианством, пользуемся, главным образом якутскими и бурятскими материалами, как будто якуты и буряты в ряду многих других народностей Сибири представляли особое исключение. Для простых обывателей имена гиляков, орочен, чукчей, остяков, якутов, бурят, тунгусов и многих других мелких племен, конечно, звучат одинаково. Но однако, с точки зрения их экономического быта и культурно-исторических традиций, было бы непростительной ошибкой смешивать в одну кучу якутов-коневодов и бурят, представителей, по преимуществу, культуры рогатого скота, с прочими мелкими племенами — рыболовами, охотниками и примитивными оленеводами. Все остальные племена Сибири являются автохтонами края, которые в культурном отношении были далеко не автономны и самобытны. Как народы средней и северной Европы долгое время жили за счет южно-европейской культуры, так и многочисленные племена обширной Сибири до прихода русских должны были испытать на себе культурную гегемонию южных монгольских степей, которые время от времени давали непрекращающиеся волны беженцев. Этот исход народов из древней Монголии продолжался даже после завоевания Сибири русскими. Например, при Алексее Михайловиче, в период войн Халхи с Ойратами, бежали в пределы Иркутской губернии довольно многочисленные монгольские роды Хонгодар, которые с течением времени обратились и образовали основное ядро Аларского аймака. (В первой главе, стр. 1—8. нами описано поклонение духу умершего шамана, именно в пределах Аларской степи. Следовательно, здесь идет речь о религиозных обрядах древних воинственных монголов, м. б., об отголосках верований эпохи Чингис-Хана).

Якуты же по своему происхождению являются тюрками, этнический и исторический центр которых в настоящее время находится в Туркестане с заходом далеко на запад. Но когда-то, как это установлено данными археологии и лингвистики, центр турецкой народности и культуры находился в современной Монголии. Последние отряды тюрков эвакуировались из Монголии, начиная с середины 9-го века по Р. X., когда пало последнее турецкое государство уйгуров. Якуты представляют северную ветвь волны турецкого беженчества из степной Монголии, протолкнутую эпохой монгольского возвышения в долину далекой Лены. Кроме того, якуты вероятно ассимилировали в пределах Ангарского края и более ранних беженцев из той же Монголии. Ангарская равнина, по-видимому, испокон веков была отдушиной Монголии благодаря близости политического и культурного центра ее — долины Орхона и Селенги. (Центры скотоводческого быта надо искать там, где находится вода).

В дальнейшем монгольский империализм создал целое культурное столпотворение, усвоив южный буддизм с его религиозными сказаниями и мифами. Кроме того, и тюрки пред эпохой своего падения усваивали христианство несторианского толка, значительно позже и магометанство. Поэтому религиозные воззрения южно-сибирских народов обогатились совершенно чуждыми элементами. В бурятском шаманизме чувствуется сильное влияние буддийских религиозно-философских воззрений, а у алтайских тюрков застряли в переработанном виде христианские космогонические сказания.

Если возьмем эпоху русского завоевания, то южная Сибирь, по своим климатическим условиям вполне удовлетворяющая запросам славян- земле дельцев, заполняется велико-русской колонизацией. Здесь русские везде составляют преобладающее большинство населения, оказывая на туземцев свое культурное влияние. Туземцы Сибири, сталкиваясь с