Рационализация и секуляризация благотворительной деятельности в России

Петровские реформы существенно трансформировали и русскую куль­туру, и русское сознание. Они способствовали формированию и утверждению новой системы ценностей, среди которых образование и просвещение | «степенно выдвигаются на передний план, сливаясь с идеей служения государю и Отечеству. В совокупности все это постепенно становится благодатной почвой для интенсивного развития общественного сознания, а вместе с новой по своему содержанию и побудительным началам благотворительности, которая из стихийной и хаотической начинала превращаться в осмысленную и организованную.

Однако образовательная благотворительность в XVII - начале XVIII вв. -явление в России еще даже не типичное, спорадическое. В области планомерной организации образования и просвещения, способных обеспечить Россию необходимыми для проведения петровских реформ людьми, преобладающей оставалась государственная и церковная деятельность. Этот же тип деятельности лежал основе последующей реорганизации благотворительной деятельности вообще придании ей институционального характера.

Петровские преобразования, просветительская деятельность Екатерины II способствовали утверждению новой системы ценностей, имеющей европейское происхождение. Это нашло свое отражение и в деле дальнейшего развития благотворительности, которая начинает пользоваться поддержкой и даже поощряться государственной властью. По мнению П. В. Власова, в России на рубеже 18-19 столетий произошел подъем благотворительности. Он был обусловлен не только «развитием общественных производительных сил и укреплением материальной базы общества, но также новыми веяниями, родившимися в общественном сознании под воздействием европейского просвещения. Истоки этого подъема благотворительности лежат в смене гедонистических наклонностей общества на новые общественные духовные ценности, выразившиеся в обостренной гражданственности, в престижности идеи общественной пользы»⁶⁴.

Строительство частных больниц, приютов, устройство образовательных учреждений, покровительство искусству и наукам стало делом престижа. Сначала дворянская аристократия - крупные землевладельцы, а затем промышленники, купцы вкладывали средства в благотворительные дела, стремясь зарекомендовать себя в глазах общественности. В определенных кругах благотворительность стала признаком хорошего тона»⁶⁵.

Престиж и хороший тон, возвышавшие благотворителей в общественном) мнении, побуждали их поражать общество своим богатством, тонкостью ху­дожественного вкуса. Это побуждало многих из них привлекать к проектирова­нию и строительству благотворительных заведений лучших архитекторов и художников. «По этой причине больничные здания и богадельни, обладая сравнительно небольшой вместимостью и не решая радикально проблем оказания лечебной помощи бедному населению, по своему облику мало чем отлича­лись от дворцов и сегодня остаются для нас памятниками высокого историчес­кого и художественного значения»⁶⁶.

Среди этих памятников благотворительности, олицетворяющих не толь­ко свое непосредственное предназначение, но и имеющих еще большую ху­дожественную ценность, можно назвать Голицинскую больницу (архитектор М.Ф. Казаков), Первую градскую больницу (архитектор О. Бове), Шереметь­евский странноприимный дом (архитекторы Е.С. Назаров, Дж. Кваренги), Мариинскую больницу (архитекторы А.А. Михайлов, И. Д. Жилярди), Набилковскую богадельню (архитектор А. Григорьев), Вдовий дом (архитектор И.Д. Жилярди) и др.

Екатерина II в вопросах благотворительности ограничивалась преимуще­ственно вопросами воспитания и сравнительно мало внимания уделяла здраво­охранению. Ее преемник Павел I исправил это упущение матушки и повышен­ным вниманием к медицинскому делу укрепил свою популярность в народе. В царствование Павла I «началось крупное больничное строительство, продол­женное и после смерти Павла его супругой Марией Федоровной, поставленной Павлом I во главе благотворительного общества, в состав которого вошли мно­гие учреждения благотворительного характера»⁶⁷.

Это было первое учрежденное государством благотворительное об­щество, получившее впоследствии название Ведомства учреждений импе­ратрицы Марии. Оно неизменно находилось под покровительством особ царской фамилии и постепенно превратилось в своего рода Министерство благотворительности, которому к концу XIX века подчинялись многие сот­ни богаделен, школ, сиротских домов, больниц, мастерских, различных учи­лищ. Вторая крупнейшая государственная благотворительная организация - Императорское человеколюбивое общество - возникла по инициативе императора Александра I в 1816 году⁶⁸.

Благотворительные инициативы государственной власти «были поняты верноподданной аристократией как призыв к активности в новом направлении общественных отношений, как новые манеры, новые правила хорошего тона, от которых зависело положение в глазах императора и соответственно положение в придворной иерархии»⁶⁹.

Именно в ответ на эти инициативы государственной власти в Москве было . осуществлено строительство двух крупнейших, уже упоминавшихся благотворительных учреждений - Голицинской больницы и Шереметевского странноприимного дома.

Примечательно, что создаваемые по инициативе государства благотворительные учреждения уже тогда существовали частично на казенные средства и одновременно в значительной степени на аккумулированные ими средства частных пожертвователей. Это означало, что частные лица участвовали цивилизованной благотворительной деятельности, реализацию которой осуществляли не по собственному усмотрению и произволу, а как бы делегируя .свои права и средства государственным структурам. Самостоятельная благотворительная инициатива частных лиц и не государственных, общественных организаций в то время властями не поощрялась. Для самодержавия это было . - связано с нежелательными последствиями общественной деятельности рус-. чих просветителей.

Дело в том, что конец XVIII - начало XIX века отмечены крупными благотворительными делами просвещенных дворян-филантропов. Суть этой благотворительной деятельности заключается в том, что она стремилась стать в полном смысле общественной. Просвещенные русские дворяне по собственной инициативе, побуждаемые философско-религиозными идеями объединились в благотворительные общества, преследующие гуманистические и просветительские цели. Среди таких обществ первыми и наиболее знаменитыми были «Дружеское ученое общество» и «Типографическая компания», созданные первыми русскими интеллигентами - Н.И. Новиковым. С.И. Гамалеей, И.В. Лопухиным, Ю.Н. и Н.Н. Трубецкими, И.П. Тургеневым, Черкасскими, П.А. Татищевым, М.М. Херасковым, И.Г. Шварцем и многими известными людьми екатерининской эпохи.

Эти организации, проникнутые духом масонской идеологии и распола-1зшие значительными благотворительными средствами, ставили перед собой задачу печатания и распространения книг учебного, художественного и мистического содержания, создания всякого рода семинарий для молодых людей, издания газет и журналов, которые должны были просвещать людей разных сословий и формировать общественное мнение, отличное от мнения официального, государственного. Журналы «Трутень», «Живописец», «Кошелек», издававшиеся Новиковым на деньги его друзей и единомышленни­ке, положили начало общественной критике неограниченного самодержавного правления. В публикациях этих журналов отрицалось право помещиков на владение своими крестьянами на том основании, что высшее нравствен­ное начало в человеке несовместимо с угнетением других людей, высмеива­лось французское засилье в России.

Связь с международным масонством не умаляла того факта, что эти орга­низации пытались ставить, обсуждать и решать сугубо русские национальные проблемы. При этом деятельность просветителей не была только вербально ре­зонерской. Они и на практике делали много полезного для простого народа, открывая бесплатные больницы, школы, аптеки, организуя акции продажи де­шевого хлеба для голодающих, как это имело место в 1787 г., когда в Центральной России случился страшный неурожай.

Основу этой деятельности составляли цели нравственные, а не корыстное извлечение прибыли и наживы. Не случайно, наверное, даже Митрополит Мос­ковский Платон (Левшин) считал, что «Дружеское ученое общество» своей бла­готворительной деятельностью в значительной степени смягчает недовольство народа, а издания «Типографической кампании» успешно борются с влиянием «пагубной» французской революционной заразы на разночинцев и дворян⁷⁰. Относительно же личности Н.И. Новикова, которого Платону Екатериной II было поручено испытать в Законе Божием, Митрополит заявил, что «он молит бога. чтобы не только в его пастве, но и во всем мире были такие христиане»⁷¹.

Для такого рода оценок деятельности названных обществ и их безус­ловного лидера Н.И. Новикова у Митрополита Платона были весьма веские основания. Один из наиболее просвещенных и мыслящих иерархов в исто­рии Русской Православной Церкви, Платон прекрасно понимал необходи­мость школьного образования и книжного просвещения.

В годы правления Екатерины II русское светское общество не без влияния императрицы увлеклось модным в Европе вольтерьянством, однако освоило и усвоило его весьма специфически. В русской среде «протестующий философс­кий смех перерождается в безразборчивое зубоскальство надо всем, а отрица­ние предрассудков - в забвение приличий, - словом, из свободы мысли выходило озорство почуявшего волю холопского темперамента... Философский смех ос­вобождал нашего вольтерьянца от законов божеских и человеческих, эмансипи­ровал его дух и плоть, делал его недоступным ни для каких страхов, кроме поли­цейского...»⁷².

Навеянное столь оригинально понятым вольтерьянством русское воль­нодумство не имело ничего общего с идеями и задачами европейского просвещения. Даже знаменитое критическое отношение Ж.-Ж. Руссо к наукам и .искуствамам. ставшее для него естественным следствием осознания пределов разумного познания, было воспринято как призыв к игнорированию науки, широким распространением которой русское общество и после петровских реформ не могло похвастаться.

Однако на фоне такого массового вольнодумного безумия и невероятного нравственного одичания постепенно разгорается огонек любви к подленным наукам и серьезным книгам, особенно тех, которые на основе разума обещали нравственное возрождение, связанное с утверждением не только религиозно, но и социально детерминированных принципов уважения и любви к человеку. По мнению Н.И. Новикова и членов новых обществ, истинное просвещение должно быть основано на совместном развитии ума и нравствего чувства, на согласовании европейского образования с национальной самобытностью⁷³.

Подобное согласование европейского и национального предполагало именно усвоение и распространение в России европейской общественности и образованности в союзе с лучшими образцами русской нравственности, сложившимися на почве традиционного православия, неукоснительно учившего любви, состраданию и милосердию ко всем людям, независимо от их социального неравенства и сословного положения. И в русском обществе «среди суетливого безделья и дарового довольства нашлось десятка два большею частью богатых или
точных и образованных людей, которые решились жертвовать своим досугом и своими средствами, чтобы содействовать заботам правительства о народном просвещении»⁷⁴.

Результатом совместной благотворительной деятельности этих людей стало издание религиозной, художественной, философской литературы, книг и учебников по сельскому хозяйству, натуральной истории, химии, физике, листов для детского чтения. Эта гигантская работа способствовала приобщению всех слоев русскою общества к чтению, формированию у него новых знаний, вкусов, впечатлений, складывала разнохарактерных читателей в однородную читающую публику и вела к появлению в России общественного мнения.

Последствия общественной деятельности русских просветителей так напугали русское самодержавие, что любое сколько-нибудь значительное начинание в сфере благотворительности требовало одобрения самого монарха, лично санкционировавшего создание каждой школы, богадельни или больницы. «Такое положение сохранялось до 60-х гг. XIX века, когда процедура учреждения новых ведений значительно упростилась. К этому времени в России существовало всего восемь благотворительных организаций, заведения которых имелись толь­ко в шести крупных городах»⁷⁵.

Помимо ранней общественной и государственной благотворительности продолжала развиваться, хотя и с отмеченными ограничениями, благотвори­тельность частная. Многие из дворян того времени принимали в ней участие. Результатом становилось появление учреждений общественно-культурного на­значения, связанное с именами представителей ряда уже упоминавшихся арис­тократических фамилий.

Приняли участие в этом процессе и знаменитые Демидовы, получившие от Петра I дворянство за свои заслуги в развитии российской промышленности. Так, в 1772 г. в Москве на средства П.А. Демидова было основано Коммерческое училище для мальчиков, чтобы «сделать воспитанников из российских поддан­ных знающими купцами»⁷⁶. П.Г. Демидов в 1803 году основал юридический лицей в Ярославле, который в дальнейшем постепенно преобразовался в Ярос­лавский университет. Это лишь единичные факты дворянской благотворитель­ности, которые не составляют и тысячной части тех благодеяний, которые тайно практиковались в дворянской среде

Не остались в стороне от просветительской и благотворительной дея­тельности некоторые фавориты Екатерины II. Так, Семен Гаврилович Зорич после своей «отставки» получил от императрицы в дар город Шклов, в кото­ром «на досуге» занялся нерасчетливой благотворительностью. Как пишет доктор исторических наук И. Павленко со ссылкой на «Записки» современ­ника Зорича С. А. Тучкова, «в Шклове был учрежден кадетский корпус на 400 человек из небогатых дворян. Зорич выстроил для него огромное здание. выпускникам давал от себя мундир, офицерский экипаж, деньги на проезд к месту службы и \ 00 рублей на расходы. Дорого стоили Семену Гавриловичу и прочие его филантропические затеи: бесплатные больницы, театр, вспомо­ществования многочисленной родне и открытый стол»⁷⁷.

Истинный же расцвет «деяний на общее благо» приходится в России на вторую половину XIX века, когда на общественной сцене начинает все смелее демонстрировать себя русская буржуазия. Отмена крепостного пра­ва вызвала бурное развитие частной инициативы и предприимчивости. На­метились, казалось бы, весьма благоприятные условия для развития капи­талистических отношений и буржуазной идеологии, ориентирующей чело­веческий труд на безудержное накопительство, обеспечившее как тогдаш­нее, так и современное благополучие стран Западной Европы и Америки.

Если следовать той логике капиталистических отношений, которая была разработана на основе осознания общественных процессов, имевших место на Западе, Россия должна была бы, хотя и с опозданием, повторить этот путь занять достойное ее место в общем цивилизационном движении на основе законов капиталистического накопления.

Однако в России наряду с внешними условиями развития капиталистических отношений еще с древних времен существовало весьма специфическое и традиционно устойчивое отношение к деньгам и богатству, века формировавшееся под влиянием православия. Это было связано с особенностями российского бытия, в рамках которого «отношение «предпринимателя» к своему делу было несколько иным, чем теперь на Западе, или в Америке. На свою деятельность смотрели не только и не столько, как на источник наживы, а как на выполнение задачи, своего рода миссию, возложенною Богом или судьбою. Про богатство говорили, что «Бог его дал в пользование и потребует по нему отчета, что выражалось отчасти в том, что именно в купеческой среде необычно были развиты и благотворительность и коллекционирование, на которые смотрели, как на выполнение какого-то свыше назначенного долга»⁷⁸.

В отличие от Западной Европы, где протестантская этика, сложившаяся под влиянием критики католицизма, открывала модально-нравственные шлюзы к утверждению культа богатства и капитала, что было прекрасно осознанно и описано М. Вебером в его знаменитой «Протестантской этике», в России такого культа и его идеологического оправдания не только не было, иже наоборот, - царило поддерживаемое общественной системой ценностей неоднозначное отношение к нему. «В России человек мог заслужить общественное признание знатностью рода, высокими чинами, общественной деятельностью, ратными подвигами, научными и литературными занятиями и многим другим, но никак не успехами в коммерческой деятельности.

В России. в отличие от многих других стран мира, культ богатства не был безусловным даже в среде купцов и предпринимателей. Конечно, следуя общей логике капиталистических отношений, они и торговали, и наживали, боролись за свои капиталы, не стесняясь при этом жульничать, обманывать и обворовывать не только сограждан, деловых партнеров, но обманывать и казну, государство. Однако для русского человека, воспитанного в условиях православной культуры, вопрос о христианском спасении души стал пустым, бессодержательным. Духовное начало заставляло корректировать свои дела, а наиболее неблаговидные с морально-нравственно точки зрения поступки искупать покаянием и благотворительностью. Поскольку более всего такого рода неблаговидных дел совершалось ради накопления и приращения капиталов, то и искупление должно было совершаться путем передачи капиталов, порой весьма значительных, на благо творительные дела, стихийной помощи обездоленным или осознанной деятельности по финансированию и поддержанию общественных, государственных или церковных дел.

Именно в период капитализма благотворительность в России стала тем социальным феноменом, многие особенности которого до сих пор вызывают восхищение и удивление. В это время продолжает интенсивно развиваться такая традиционная благотворительность, как призрение бедных. Одновременно начинается дополнение традиционного понимания благотворительности новым содержанием, которое предполагает ее распространение не только на призрение бедных, но и на помощь и реализацию проектов, имеющих общественное и государственное значение, стимулирующих интенсификацию духовной и культурной жизни. Как следствие, русские купцы и предприниматели начинают безвозмездно финансировать строительство школ, институтов, исследовательских центров, библиотек, театров, музеев, картинных галерей и других центров образования, просвещения и культуры.

После отмены крепостного права в 1861 г. в России начинается бурный рост общественных филантропических организаций. Возникает множество благотворительных учреждений, ориентированных на решение конкретных социальных проблем, например: «Общество пособия несовершеннолетним, освобожденным из мест заключения», «Общество спасения падших девушек», «Общество защиты детей от жестокого обраще­ния», «Общество попечения над малолетними преступниками». Такие благотворительные частные общества, а также религиозные сообщества и отдельные благотворители создавали приюты, воспитательные учреж­дения, строили больницы и школы. « К концу XIX века в России насчиты­валось 7349 благотворительных обществ и 7505 благотворительных заве­дений, 75 % средств, расходуемых на благотворительность, составляли частные пожертвования и 25% - средства казны, земств, городов и со­словных учреждений»⁸⁰.

Ранее преимущественно религиозный смысл духовного бытия русских купцов и предпринимателей начинает наполняться государственным, обществен­ным и культурным содержанием, пониманием необходимости для России интенсивного развития образования и культуры, успех которых ставится теперь в зависимость не только, как это было в недавнем прошлом, от государственной, но и от общественной и частной инициативы. Купеческая благотворительность наполняется новым содержанием. Она становится все более цивилизованной, наполняется светским общественным содержанием.

Красноречивым примером такой цивилизованной, общественно организованной благотворительности в конце XIX - начале XX века, может служить деятельность московского городского головы Н.А. Алексеева. Это был выдающийся по российским меркам общественный деятель, внесший огромный вклад в дело благотворительности. Известный русский писатель того времени А.В. Амфитеатров писал о нем следующее: «Алексеев был не из тех, кто гоняется за дешевою, но громкою и рекламною филантропией.

Он в благотворительности был, прежде всего, делец и практик. Бестолкового швыряния деньгами, как своими, так и общественными, на дела, скрывающиеся под маской благотворительности, он терпеть не мог. Он не понимал грошовой милостыни, крохотных подачек, которых польза лишь в том одном, что несчастный человек продолжает на какие-нибудь лишние сутки агонию своего несчастья, а затем должен впасть в, еще пуще прежнего, отчаяние перед своею злополучною судьбой, - впасть к удивлению и даже негодованию грошовых филантропов помилуйте! Ведь только что помогли человеку! Чего же он неблагодарный жалуется?! Девизом алексеевской филантропии было: уж помогать, так помогать! Так помогать, чтоб человека сразу на ноги поставить - «к месту его определить и счастье его составить». Словом, все, что на здравый взгляд и практическую сметку Алексеева, стоило помощи, получало эту помощь в размерах, поистине грандиозных»⁸¹.

Будучи весьма богатым человеком, Алексеев не щадил своих собственных средств на дела благотворительности и меценатства. Но еще более масштабной была его деятельность по сбору городских пожертвований и решению с помощью их средств насущных городских проблем. «Городу был нужен дом ума­лишенных, - и город оглянуться не успел, как Алексеев преподнес ему миллион, точно роем пчел с ветру налетевший, - возникла Канатчикова дача. С каким упрямством и из каких кряжей умел Алексеев выбивать деньгу, свидетельствует лучше всего... анекдот о пресловутом поклоне Алексеева в ноги своему бывшему приказчику за пожертвование 300 000 рублей»⁸².

Действуя личным примером, Алексеев умел заставить раскошелиться русского купца, довольно равнодушного к общественной деятельности и гражданским обязанностям, но весьма ревнивого к чести своего капитала: «Али у нас денег нет?» И там, где Алексеев клал тысячу, его капиталистические ровни стара- лись идти вровень с ним, либо перешибать его деньгою. А мизинные торговые люди тоже раскошеливались более пропорционально состоянию, чем это дела­лось обыкновенно при других благотворительных затеях других, менее автори-| тетных филантропов»⁸³.

Усилиями Алексеева для города создавались больницы, богадельни, учи-) лиша. «О нем кричит каждая московская улица в каменном поясе Садовой. Он ее облагообразил и украсил. О нем напоминают москвичу грандиозные бойни, одни из лучших, если не лучшие в Европе, городские ряды, и размерами и красо­той далеко оставившие за собой петербургский гостиный двор и с невероятной быстротой выросшие на месте старых, чуть не допетровских развалин и гнилу­шек. Он оставил Москве в наследство водопровод; еще год - и это наследство было бы увенчано канализацией. Тридцать новых городских училищ, Канатчикова дача, Баевский дом призрения, новая Дума... куда не повернись, - Алексеев, Алексеев и Алексеев. Точно тень его невидимкою летает по Москве, ища приюта в созданиях рук своих»⁸⁴.

Такая масштабная деятельность требовала больших организаторских уси­лий по аккумулированию капиталов, которые в то время могли дать на нужды города только весьма состоятельные люди, задетые за живое красивой идеей, небывалым замыслом, способным возвысить и прославить тех, кто принял уча­стие в их реализации. В результате традиционная благотворительность и побуди­тельные причины к ней перерастают свои пределы и постепенно начинают вы­ливаться в деятельность, близкую к благотворительности, но все же не со­всем тождественную с ней -в меценатство. Все большее число людей начина­ет принимать участие в финансировании и поддержке культурно значимых про­ектов, имеющих не только городское, но и общероссийское значение.

Это подтверждается и тем фактом, что именно под влиянием и давлени­ем Н.А. Алексеева Москва получила в подарок знаменитую Третьяковскую галерею и сделалась тем самым центром русского искусства. Н.А. Алексеев в качестве душеприказчика С.М. Третьякова настоял на том, чтобы пожертвован­ная городу Третьяковская галерея была передана наследниками последнего в городское владение сразу же, без всяких отсрочек и промедлении.

-