Гендерные различия в математических способностях

Находки исследователей

Изучение гендерных различий в математических способностях ведется уже более 30 лет. В целом, исследования мальчиков и девочек в возрасте до окончания неполной средней школы либо совсем не обнаруживают различий между полами (Callahan & Clements, 1984, Dossey et. al., 1988; Siegel, 1968), либо обнаруживают различия, говорящие в пользу девочек (Brandon et. al., 1985, Friedman, 1989; Hawn et. al., 1981). Что касается исследований, проведенных с учениками старших классов, в некоторых из них девочки выполняли задания лучше мальчиков (Tsai & Wahlberg, 1979), в других — мальчики лучше девочек (Hilton & Berglund, 1974), в третьих — различий вообще не обнаружилось (Connor & Serbin, 1985). Более последовательные результаты были получены со студентами: молодые люди выполняли задания в целом успешнее, чем девушки (Friedman, 1989).

Это расхождение в математических способностях, внезапно проявляющееся в период полового созревания, может быть либо следствием того, что изменение гормонального фона влияет на подобные навыки, либо результатом усиления социальных различий между юношами и девушками. «Гормональная» теория кажется неубедительной хотя бы потому, что, по данным недавних исследований, эти различия за последние годы значительно уменьшились (Becker & Hedges, 1984; Friedman, 1989; Hyde et al., 1990 а), и такая тенденция повсеместно наблюдается в странах, продвинувшихся по пути гендерного равноправия (Baker & Perkins-Jones, 1993). Метаанализ — незаменимый инструмент для изучения временной перспективы гендерных различий в выполнении математических заданий. Главное его достоинство в том, что данные многочисленных исследований за один период времени можно статистически сравнить с результатами большого числа исследований за другой отрезок времени.

Вплоть до окончания школы девочки учатся лучше, чем мальчики, по всем предметам, включая математику, а в институте молодые люди начинают обгонять девушек по математическим дисциплинам (Stockard & Wood, 1984; Wentzel, 1988).

Фридман (Friedman, 1989) был произведен впечатляющий метаанализ 98 исследований гендерных различий в выполнении математических заданий за период с 1974 по середину 1987 г. Эта работа впечатляет тщательностью и особым вниманием к тем факторам, у которых предыдущие исследователи обнаружили способность повышать валидность метаанализа. В число проанализированных научных работ входили диссертации, статьи в журналах и обширные национальные исследования, в которых участвовали ученики всех ступеней образования: от младшей начальной школы до выпускных старших классов. Результаты, полученные Фридман, говорят о том, что средние половые различия в выполнении математических заданий в настоящее время очень малы. Более того, при сравнении значений величины отличий, полученных путем метаанализа в разные периоды времени, становится ясно, что половые отличия в математических успехах в пользу мужчин с течением времени заметно сократились. Например, если у Хайда (1981) среднее значение (d) равнялось 0,43 (вспомним, что 0,20 считается малой, а 0,50 — средней величиной отличий), то в работе Фридман (1989) сообщается уже цифра 0,22, а по результатам метаанализа 100 исследований, проведенного Хайдом и его коллегами (Hyde et al., 1990 а), эта величина упала до 0,05. Фейнгольд (Feingold, 1988) по итогам метаанализа с использованием норм для некоторых широко применяемых стандартных методик (среди них PSAT, SAT, DAT) также обнаружил, что гендерные отличия в математических способностях с годами стираются.

Валидность (от англ. valid — пригодный, имеющий силу). Комплексная характеристика методики, включающая сведения об области исследуемых явлений и репрезентативности диагностической процедуры по отношению к ним (Бурлачук Л.Ф., Морозов С.М. Словарь-справочник по психодиагностике).

Несмотря на уменьшение величины гендерных различий в области математических дисциплин, Фейнгольд (1988) и другие ученые (Becker & Hedges, 1984; Benbow & Stanley, 1980, 1982) столкнулись с тем, что среди одаренных в математике подростков оказывается непропорционально большое число мальчиков. Что-то подобное обнаружилось у Хайда и его коллег (Hyde et al., 1990 а): когда они сопоставили результаты исследований начиная с младших классов и заканчивая вузами, то полученные гендерные различия в большинстве случаев равнялись нулю. Однако когда результаты исследований, проведенных в вузах и школах, были проанализированы отдельно, то различия в том, насколько успешно решались задания (как в словесной, так и в письменной форме), обнаружились и в вузах (d = 0,29), и в школах (d = 0,32), причем и там и там мужчины были успешнее. (Заметьте, что величина различия не является большой, она лежит в пределах от средней до маленькой.) Различий в счетных способностях и улавливании сути математических понятий обнаружено не было. Впрочем, как отметили Экклз и ее сотрудники, в этих исследованиях не измерялись ни усилия, ни возраст, когда ребенок в первый раз столкнулся с математикой, поэтому мы не можем заключить, что полученные различия коренятся действительно в способностях, а не в разнице в опыте (Eccles & Jacobs, 1986; Eccles et al., 1990).

По мнению Кенрика (Kenrick, 1988), половые различия в математической производительности не являются следствием отличий в когнитивных способностях. Он придерживался точки зрения, что половые различия в этой области напрямую связаны с половыми различиями, касающимися агрессивности и производного от нее стремления к соревнованию. Более того, Кенрик заявил, что это «гиперактивное влечение к доминированию» существует у мужчин благодаря повышенному уровню гормона тестостерона у них в крови. В поддержку своей позиции он приводит тот факт, что у женщин успеваемость лучше, чем у мужчин, в том случае, если они учатся в рамках не очень загруженного учебного плана школьной математической программы, но она резко снижается при обучении по более насыщенной программе SAT-M. Хотя есть основания верить тому, что мужчины более подвержены духу соревнования, чем женщины, мы не можем с такой же уверенностью сказать, что природа этого отличия является гормональной хотя бы потому что мужская гендерная роль несомненно предполагает соревнование в гораздо большей мере, чем женская роль. Более того, вопреки всем историям на эту тему, которые вы могли почерпнуть из СМИ, исследования связи между половыми гормонами и когнитивными способностями (Golub, 1976; Hampson & Kimura, 1988; Heister et al., 1989) смогли предоставить лишь очень слабые доказательства, говорящие в пользу гормонально-когнитивной гипотезы (обсуждение этого исследования см. в: Halpern, 1992, р. 120—133). Из последующего обсуждения станет понятно, что есть веские причины полагать: далеко не последнюю роль в появлении половых различий в математической сфере в пубертатный период играют социальные факторы.

Почему в высшем учебном заведении успеваемость мужчин и женщин начинает различаться

Какими могут быть причины внезапного появления различий между мужчинами и женщинами в успешности решения математических задач? Тому есть несколько убедительных объяснений.

1. Женщинам недостает уверенности в своих математических способностях, и они не рассчитывают на успех в этой области. По результатам некоторых исследований (Eccles, 1989; Fennema & Sherman, 1977, 1978), женщины реже посещают лекции по математике не только потому, что в противном случае они рискуют почувствовать, что уклоняются от социальных норм, но и из-за того, что им просто недостает уверенности в своих математических способностях и они не рассчитывают на успех. Экклз (1989) в своем исследовании продемонстрировала, как уверенность женщин в своих математических способностях снижается начиная с седьмого класса и далее, включая период обучения в высших учебных заведениях. Феннема и Шерман (1977, 1978) обнаружили доказательства наличия связи между уверенностью в усвоении математических дисциплин и успеваемостью в этой области знаний. По результатам одного исследования (Meehan & Overtoil, 1986), мужчины вообще имеют более высокие ожидания успеха в решении задач, чем женщины. Экклз и ее коллеги (Eccles et al., 1990) обнаружили, что из-за гендерных различий в восприятии своих способностей мужчины и женщины выбирают различные учебно-тренинговые программы и стремятся к различным родам деятельности.

В ходе метаанализа гендера и отношения к математике Хайд и его коллеги (Hyde et al., 1990 b) обнаружили лишь малые гендерные различия, касающиеся уверенности в своих математических способностях, однако во время институтского обучения эти различия оказались на порядок больше. Ученые пришли к выводу, что существуют другие факторы (часть из которых рассмотрена ниже), более убедительно объясняющие появление таких гендерных различий в пубертатный период.

2. Девочки могут считать математические достижения неподходящими для своей гендерной роли. Это объяснение предполагает веру многих женщин в то, что хорошо учиться по математике — это гендерно-несоответствующее поведение, и, следовательно, они и не стараются добиваться успехов в этой области. Примечательно, что мальчики и девочки вплоть до подросткового возраста не различаются в своем отношении к математике (Etaugh & Liss, 1992). Хайд и его коллеги (Hyde et al., 1990 b) установили, что среди студентов юноши с большей уверенностью считают математику мужским занятием, чем девушки (значение величины отличий для всех групп достигало 0,90, а наиболее высокие значения наблюдались в группах от 15 до 18 лет). Исследователи предположили, что мужчины указывают своим ровесницам на несоответствие математических достижений их женской роли. По словам Венцель (Wentcel, 1988, р. 693), данные исследований наводят на мысль, что «области деятельности, характеризуемые как мужские (например, математика), могут по мере взросления студенток становиться для них камнем преткновения и начинают восприниматься в отрицательном контексте». Другими словами, для девочек-подростков очень важно нравиться мальчикам и быть привлекательными, а успехи в математике, как им кажется, значительно уменьшают их привлекательность для окружающих. Действительно, девочки реже, чем мальчики, изъявляют желание посещать факультативные занятия по математике, учась в институтах, менее охотно записываются на углубленные курсы лекций по математике, реже хотят сделать карьеру в областях, связанных с математикой, например стать инженером (Eccles, 1984 а, 1984 b). Холперн (Halpern, 1992) упомянула в своей работе об одной экскурсии по Калифорнийскому университету в Лос-Анджелесе, где ее гидом была студентка, которая рассказывала, что девушек, специализирующихся в областях, смежных с математикой, у них называют «дрессированными собачками». Опыт одной из моих студенток (специализировавшейся по домоводству) будет не менее яркой иллюстрацией.

"В течение всей учебы, начиная от детского сада и заканчивая институтом, у нас с сестрами были совсем другие ожидания, чем у братьев. Мои сестры определенно не были уверены в своих интеллектуальных способностях и больше интересовались популярностью и общественной жизнью, чем успехами в учебе. К сожалению, к концу школы или в институте большинство девушек осознает, что они вынуждены выбрать одно из двух. По тестам, которые ежегодно проводятся по всей стране для сравнения школьной успеваемости, я всегда получала хорошие баллы, и из-за этого меня определили в образовательную программу для одаренных и талантливых детей. Это «позорное пятно» я старалась смыть в течение всего отрочества. У меня были хорошие оценки по математике вплоть до восьмого и девятого классов, когда социальные потребности наконец взяли верх и моя успеваемость по математике резко упала."

В подтверждение мысли о том, что некоторые женщины считают математические достижения социально неприемлемыми, можно также привести исследовательскую работу Селкоу (Selkow, 1985), которая показала, что гендерные различия в решении задач могут быть сокращены, если контролировать поло-ролевую идентификацию. Другими словами, женщины с сильной традиционной поло-ролевой идентификацией решали задачи хуже, чем те, у кого не было настолько сильной идентификации, и возможно, причиной такого положения дел послужило представление первых о том, что успехи в математике не соотносятся с женской ролью. Конечно, мы не исключаем и возможности, что девочки со слабыми математическими способностями сильнее идентифицируются с традиционной женской ролью, так как в рамках этой роли у них просто больше шансов на успех.

Не менее примечателен и тот факт, что девочки, вопреки неопровержимым доказательствам того, что их математические способности не хуже, чем у мальчиков, реже становятся учеными или инженерами (Kimball, 1989). Бейкер и Перкинс-Джонс (Baker & Perkins-Jones, 1993) высказали мнение, что успешность студента в той или иной дисциплине связана со специальностью, которую он планирует выбрать. Экклз (Eccles, 1989) обнаружила, что после восьмого класса девочки все меньше и меньше включают математику в свои планы на будущее и, что закономерно, все менее охотно посещают факультативы по математике. Как писали Бейкер и Перкинс-Джонс:

"Если студентам предоставляется возможность получить в будущем хорошее дополнительное образование или работу при условии, что они показывают высокую успеваемость по математике, они с большой вероятностью будут стараться, учителя станут поддерживать их в этом начинании, а родители и друзья будут со своей стороны утверждать в мысли, что математику как область применения знаний необходимо воспринимать серьезно. Студентки же, наоборот, имея меньше возможностей такого рода, могут посчитать математику бесполезной во взрослой жизни, а учителя, родители и друзья будут всячески поддерживать их в этом убеждении" (Baker & Perkins-Jones, 1993, p. 92).

Бейкер и Перкинс-Джонс (1993) заключили, что если их гипотеза верна, то в культурах, предоставляющих женщинам больше возможностей сделать карьеру в математической сфере, должны обнаруживаться меньшие различия полов в решении математических задач, чем в странах с сильным гендерным расслоением, где карьеры в математической сфере раз и навсегда закреплены за мужчинами. Что и было подтверждено их собственным исследованием, в котором приняло участие 77 602 ученика восьмых классов из 19 стран (математическая производительность измерялась при помощи стандартного теста). В таблице 2.1 отражены средние для мальчиков и девочек показатели по тесту, состоящему из сорока пунктов, и величина отличия для каждой страны. Как мы можем убедиться, были обнаружены значительные кросс-культурные вариации половых различий в математических навыках: в семи странах у мальчиков были лучшие результаты, чем у девочек (Франция, Израиль, Люксембург, Нидерланды, Новая Зеландия, Канада, Свазиленд); в восьми странах половых различий обнаружено не было (Британская Колумбия, Англия, Гонконг, Япония, Нигерия, Шотландия, Швеция, США); а еще в четырех странах девочки обогнали мальчиков (Бельгия, Финляндия, Венгрия, Таиланд). Авторы соотносят эти результаты с данными, отражающими сокращение половых различий в математической сфере в странах, где растет диапазон возможностей для женщин, и утверждают, что полученная общая картина противоречит биологическим моделям когнитивных отличий, которые ставят социальные факторы на второе место после биологических.

3. Родители и учителя редко поощряют девочек в изучении математики. Возможно, причину того, что женщины мало верят в свои математические способности, следует искать в ожиданиях и поддержке со стороны родителей и учителей. Хайд (1990 b) обнаружил, что именно в институте родители и учителя начинают считать математику исключительно мужской областью. В целом ряде исследований Двек и ее коллеги (Dweck & Bush, 1976; Dweck et al., 1978; Dweck et al., 1980) показали, что учителя поощряют мальчиков гораздо больше, чем девочек, давая им понять, что их успехи являются следствием хороших способностей, а ошибки, допущенные мальчиками, предпочитают объяснять в основном различными преходящими факторами, например недостаточным старанием. Такие атрибуции снижают уверенность девочек в своих академических способностях, несмотря на то что успеваемость девочек обычно выше, чем у мальчиков. В результате — понижение устойчивости или нарушение производительности после совершения ошибки либо переживания из-за ожидания ошибки. Для афроамериканок это проблема еще большего масштаба, так как их шансы получить слово на уроке и ответить на вопрос учителя еще ниже, чем у белых девочек, а ожидания учителей относительно таких девочек тоже низки (Белл, 1989).

Парсонс и соавторы (Parsons et al., 1982) обнаружили, что содействие родителей и их вера в способности ребенка оказывает сильное влияние на веру ребенка в свои собственные способности и в конечном счете на те дисциплины, которые он выберет для изучения. Метаанализ, проведенный Хайдом и его коллегами (Hyde et al., 1990 b), показал, что мужчины более, чем женщины, склонны приписывать математические успехи своим способностям. Исследователи отмечают, что восприятие родителей все равно остается гендерно-дифференцированным, даже если их сыновья и дочери одинаково хорошо учатся и одинаково выполняют стандартные тесты (Eccles et al., 1990; Eccles-Parsons et al., 1982). В уже упоминавшемся ранее исследовании Бейкер и Перкинс-Джонс (Baker & Perkins-Jones, 1993), в котором участвовали школьники 19 стран, также обнаружилась связь между поддержкой родителей в изучении математики и гендерными различиями в успеваемости по данному предмету. Половые различия в родительской поддержке оказались связанными с половыми различиями в доступности программы по математике. Однако вселяет надежду то, что Хайд и его коллеги в своем метаанализе (Hyde et. al., 1990 b) обнаружили тенденцию к сокращению гендерных различий в поддержке со стороны родителей и учителей.

В дополнение к вышесказанному следует упомянуть об исследовании Экклз (Eccles et al., 1990), в ходе которого выяснилось, что родители в том случае, если успехи в математике делает их дочь, предпочитают относить их за счет старания, а не способностей. Что касается сыновей, для них действительно обратное. Подобные родительские ожидания и атрибуции влияют на самовосприятие ребенка и с большой вероятностью оказываются причиной того, что девочки впоследствии стараются избегать «мужских» занятий, в данном случае — математики и науки вообще. Однако следует отметить, что, согласно Рэймонд и Бенбоу (Raymond & Benbow, 1986), родители в равной степени поощряли математические достижения мальчиков и девочек, если они были экстраординарными.

Даже когда женщины посещают тот же объем лекций по математике, что и мужчины, их преподаватели и классные наставники реже рекомендуют им продолжать занятия наукой в областях, смежных с математикой. Совсем недавно одна студентка — будущий инженер-самолетостроитель — рассказала мне, что преподаватель по профилирующему предмету заявил в первый же день занятий: «Я сомневаюсь, что женщины смогут хорошо ориентироваться в моем предмете». По словам другой моей знакомой студентки-инженера, когда у ее подруг случались трудности в понимании специальных предметов, им рекомендовали подумать о смене специальности, в то время как их однокашникам-мужчинам в тех же ситуациях советовали «напрячься и выкарабкаться». То, что произошло с этими женщинами, хорошо соотносится с результатами исследования, проведенного Матиас (Matyas, 1987), которое показало, что учителя в колледже, преподаватели математики, научных и инженерных дисциплин уделяют больше внимания студентам-мужчинам и гораздо настойчивее рекомендуют им заниматься наукой и продолжать обучение.

Большинство учителей намеренно пытаются вести себя с учениками и ученицами одинаково, но исследование показывает, что они все-таки исподволь больше содействуют мальчикам, особенно в отношении математики (Brophy, 1985; Eccles & Blumenfeld, 1985). Парсонс и его коллеги (Parsons et al., 1982) сравнили классы, в которых ожидание математических успехов от мальчиков было выше, чем от девочек, с классами, где ожидания учителей никак не были связаны с половыми различиями. Исследователи обнаружили, что в классах, где не было разницы в ожиданиях, девочки более активно взаимодействовали с учителем и чаще удостаивались похвалы. Обратная ситуация наблюдалась в классах, где от мальчиков заранее ожидали больших успехов, чем от девочек. В одном из исследований (Becker, 1981) было подсчитано, что на уроках геометрии мальчиков чаще спрашивали и вызывали к доске (несмотря на то что девочки так же активно тянули руки), они получали больше отзывов, похвалы, индивидуальных указаний и поощрений, чем девочки. В этом исследовании также обнаружилось, что из всего числа неодобрительных комментариев со стороны учителей 84% получили девочки, а вот из одобрительных им досталось только 30%. По отношению к мальчикам учителя проявляли больше настойчивости; оказалось, что только мальчики могут рассчитывать на более чем 5-минутный разговор с учителем.

Ассоциация женщин американских университетов провела длившееся две декады исследование, в отчете о котором (1992) говорится, что учителя уделяют больше внимания мальчикам, чем девочкам, и что образовательная система ориентирует девочек на традиционную, отведенную для женского пола работу, отстраняя их от областей, изучение которых открывает путь к карьере в науке и производстве. Учителя часто поощряют у девочек пассивность и наказывают за настойчивость (Sadker & Sadker, 1982), чем серьезно усложняют им процесс соревнования с мальчиками за внимание учителя (Bell, 1989).

4. Есть основания полагать, что жизнь девочек за пределами школы менее богата опытом в математической области и сфере решения задач. Этот факт может частично объяснять наличие гендерных различий в решении математических задач. Хотя такая возможность не была еще всесторонне изучена, некоторые исследования все же показывают, что мальчики обладают более богатым опытом в отношении математики и наук, нежели девочки (Kahle et al., 1986; Linn & Petersen, 1986). В первой главе мы обсуждали, как детские игрушки могут стимулировать развитие различных навыков у мальчиков и у девочек.

Эмпатия и экспрессивность

Общепринятые стереотипы содержат и идею о существовании множественных гендерных отличий в сфере эмпатии и эмоциональности. Дейв Барри однажды сказал, что женщины в принципе могут оставить попытки дождаться от мужчин эмоциональности: «Если бы вам представилась возможность проникнуть глубоко в душу мужчины, то там, далеко внизу, под этой оболочкой мачо и слоем бесконечных занудных бесед о разных вещах вроде чемпионата мира 1978 года, вы бы обнаружили страстную и горячую увлеченность... чемпионатом мира 1978 года. Да, приходится признать, что мужчинам недоступны эмоциональные мысли и переживания. Пора вам, женщинам, понять это!» (Barry, 1991).

Слова Дейва Барри в точности отражают то, что думает большинство людей. Говоря о различиях между мужчинами и женщинами, мы часто считаем, что женщины лучше выражают эмоции и более восприимчивы к чувствам окружающих (эмпатичны), чем мужчины. Действительно, вера в то, что женщины более эмоциональны, чем мужчины, является одной из наиболее тривиальных находок в ходе изучения гендерных стереотипов (Birnbaum et al., 1980; Fabes & Martin, 1991). Айкс и Барнс (Ickes & Barnes, 1978) объяснили, что мужественность обычно связывают с достижениями, автономностью и стремлением к контролю — причем такому, в котором на первом месте стоит способность влиять на осознанное выражение или сокрытие своих чувств. О женственности они писали, что она, наоборот, ассоциируется с межличностной коммуникацией, стремлением к объединению и активным выражением своих чувств.

Различия в эмоциональности между мужчинами и женщинами можно рассматривать на нескольких уровнях. На одном уровне мы имеем дело со способностью понимать эмоциональные состояния других (эмпатия) и умением выразить это понимание (эмпатическая экспрессия). На другом уровне нас интересует переживание самим человеком своих эмоций (эмоциональные переживания) и его способы эти эмоции выражать (эмоциональная экспрессия). Оба уровня имеют большое значение для душевного здоровья и межличностных отношений, что мы будем подробно обсуждать в главе 4, когда пойдет речь об ограничениях, накладываемых традиционной мужской ролью.

Эмпатия

Действительно ли женщины более эмпатичны, чем мужчины? Если это и так, то причиной, вероятно, являются социальные нормы. От кого вы ожидаете большей эмпатии и более глубокого понимания эмоционального состояния других — от мужчин или от женщин? Как и большинство людей, вы наверняка испытываете полную убежденность в том, что женщины более эмпатичны, чем мужчины. Исследователи, однако, вашей уверенности не разделяют. Данные, касающиеся гендерных различий в эмпатии, на первый взгляд кажутся непоследовательными, а при ближайшем рассмотрении становится ясно, что они меняются в зависимости от используемого в каждом конкретном случае метода измерения эмпатии. Айзенберг и Леннон (Eysenberg & Lennon, 1983), проводя всеобъемлющий обзор исследовательских работ в данной области, обнаружили, что чем более очевидно было, что тест измеряет уровень эмпатии, тем меньшие гендерные различия выявлялись. Например, серьезные различия наблюдались в исследованиях с использованием шкал, где обследуемый должен был сообщить, насколько эмпатичным он стремится быть, сравнительно скромные различия — у исследователей, использовавших шкалы, где надо было сообщить о своих чувствах после переживания определенной эмоционально насыщенной ситуации, а в работах, в которых использовались измерения физиологических показателей или мимических реакций, различий вообще не было обнаружено. Иначе говоря, подобные наблюдения могут означать, что мужчины не желают, чтобы окружающие видели их эмпатичными, потому что это не соответствует гендерной роли. Забота и ласка — это важные части женской гендерной роли. Таким образом, мужчины не хуже женщин способны определять чувства других и внутренне сопереживать им, но они заинтересованы в том, чтобы окружающие никак не заметили этого по их поведению. В первую очередь вышесказанное относится к мужчинам, приверженным традиционной гендерной роли и, следовательно, считающим эмпатийную отзывчивость качеством, не согласующимся с этой гендерной ролью. В главе 4 мы будем обсуждать более глубокие аспекты мужской гендерной роли, включая ту ее часть, которая заставляет избегать поведения, ассоциируемого с женственностью.

На мой взгляд, вовсе не удивительно, что мужчины проявляют меньшую, чем женщины, эмпатию. Прежде всего, немалая часть опыта социализации развивала в мужчинах способность подавлять эмпатийную отзывчивость.

Выше уже обсуждались игрушки, традиционно предназначенные для мальчиков или для девочек. «Женские» игрушки (например, куклы) развивают эмпатическую экспрессию, тогда как «мужские» игрушки обычно ее не развивают. Еще одна причина состоит в том, что мужчины постоянно оказываются в ситуациях, требующих от них проявления силы, независимости, властности, стремления к соревнованию — качеств, которые едва ли сочетаются с эмпатийной отзывчивостью. Давление со стороны, принуждающее быть независимым и стремиться к соревнованию, часто начинается уже в детстве.

Блок (Block, 1973) следила за развитием группы мальчиков и девочек в течение 40 лет. За это время она обнаружила, что родители вели себя по-разному с сыновьями и дочерьми. В частности, дочерей воспитывали так, чтобы они выражали свои чувства и были в хороших отношениях с окружающими. Воспитывая сыновей, их поощряли за проявление независимости и учили, что надо контролировать свои эмоции. Возможно, у мужчин менее богатый, чем у женщин, опыт в сфере эмпатийной отзывчивости, и в результате они просто не знают, как реагировать на эмоциональный дискомфорт другого человека.

Таврис (Tavris, 1992) высказала мнение, что за различия в эмпатии между мужчинами и женщинами ответственны гендерные роли. Так называемые «женские занятия», вроде ухода за детьми, требуют эмпатийной отзывчивости. Она упомянула об исследованиях, объектом которых были одинокие мужчины, вынужденные заботиться о своих детях, так как остались вдовцами или были брошены женами (причем когда эти отцы еще были женаты, то и не думали брать на себя заботу о детях). У таких мужчин были обнаружены типично женские черты, например заботливость и сочувствие. Иначе говоря, они стали ухаживать за детьми совсем не оттого, что были такими заботливыми, а наоборот, стали заботливыми, лишь начав ухаживать за детьми. В этом случае социальная роль требует эмпатийного поведения, а подобные социальные роли присущи почти исключительно женщинам.

Теория социальных ролей

Рассуждения Таврис полностью соответствуют теории социальных ролей (social roles theory) Игли (Eagly, 1987). Согласно этой теории многие гендерные различия являются продуктами разных социальных ролей, которые поддерживают или подавляют в мужчинах и женщинах определенные варианты поведения. Другими словами, разные для двух полов виды опыта, проистекающие из гендерных ролей, приводят к тому, что навыки и аттитюды у мужчин и женщин отчасти различаются, и именно на этом основываются различия в поведении (Eagly & Wood, 1991). Теория социальных ролей также говорит, что социальные роли нередко приводят к образованию социальных стереотипов (не считая тех случаев, когда стереотипы приводят к формированию социальных ролей). Иначе говоря, мы видим, как мужчины заняты одними делами, а женщины — другими, и заключаем из этого, что они суть разные люди. В исследовании До и Льюиса (Deaux & Lewis, 1984) испытуемые оценивали личность женщин, принявших на себя мужские роли, как более мужественную в сравнении с личностью женщин, исполняющих женские роли. Подобным же образом личность мужчин, взявших на себя женские роли, они считали более женственной, чем у мужчин, исполняющих традиционно мужские роли. Сходные результаты получили Игли и Штеффен (Eagly & Steffen, 1984), которые просили испытуемых описывать выдуманных мужчин и женщин, работающих вне дома либо занимающихся целый день домашним хозяйством. Независимо от гендера выдуманных персонажей, тех из них, кто работал вне дома, описывали в более мужественных категориях, а тех, кто весь день сидел дома, — как более женственных.

Теория социальных ролей (Social roles theory). Концепция, разработанная А. Игли, согласно которой большинство гендерных различий являются продуктами социальных ролей, поддерживающих или подавляющих различие в поведении мужчин и женщин. Социальные роли нередко приводят к образованию социальных и гендерных стереотипов.

Уильямс и Бест (Williams & Best, 1986) предположили, что стереотипы о гендерах развились как механизм для поддержания поло-ролевой дифференциации. По их мнению, женщина пришла к роли домохозяйки потому, что уход за младенцем накладывал ограничения на ее мобильность, а ведение домашнего хозяйства прекрасно удовлетворяло требованию оставаться дома. Обнаружив, что такое распределение ролей очень удобно, общество пытается убедить себя в том, что эти роли подходят их носителям. Для этого оно порождает верования о неких качествах мужчин и женщин, которые служат для обоснования того, что их роли подходят им как нельзя лучше. Устоявшись, эти верования начинают служить нормами поведения для взрослых и моделями для социализации детей.

Таврис (Tavris, 1992) описала следующее явление: независимо от гендера люди, не наделенные властью, обладают тонкой чувствительностью к невербальным сигналам. Эта чувствительность обоснованна, так как, чтобы выжить, «подчиненным» необходимо уметь воспринимать знаки поведения власть имущих и должным образом на них реагировать. Другими словами, восприимчивость женщин к чувствам других — это не более чем адаптивная реакция на их слабое и подчиненное положение. Например, до недавнего времени считалось общепринятым, что в семье почти вся власть сконцентрирована в руках мужчины. Женщины, которые не хотели покоряться и подчиняться, испытывали упреки со стороны мужа и родителей. Чтобы получить возможность заговорить о некоторых вещах, имея при этом хоть какие-то разумные шансы на успешное завершение беседы, женщине в такой семье приходилось внимательно следить за поведением мужа, ожидая, когда он будет в «нужном» настроении. Эксперименты с разнополыми парами, в одних из которых лидером был мужчина, а в других эту функцию выполняла женщина, обнаружили, что подчиненные, независимо от их гендера, были более чувствительны к невербальным сигналам, чем лидеры, независимо от гендера последних (Snodrgass, 1985). В главе 3 мы будем говорить о фактах, показывающих, что женщины все еще обладают меньшей властью, чем мужчины.

Несмотря на неочевидность всех доказательств существования гендерных различий в эмпатии, проведенный Холл (Hall, 1984) анализ 125 исследований гендерных различий в чувствительности к невербальным сигналам показал, что женщинам в целом свойственна лучшая способность к чтению эмоций окружающих, нежели мужчинам. Если женщины лучше «расшифровывают», то логично было бы ожидать, что их уровень эмпатии выше (Eysenberg et al., 1989). Однако не будем забывать, что в большинстве исследований не было обнаружено гендерных различий в эмпатии, а если таковые и проявлялись, то были очень слабыми. Вспомните сейчас всех женщин и всех мужчин, с которыми вы знакомы. В числе этих знакомых у каждого из нас найдутся чрезвычайно эмпатичные мужчины и крайне эгоистичные, никому не сочувствующие женщины. Действительно ли различия между известными вам мужчинами и женщинами настолько велики, чтобы мы имели право считать мужчин менее эмпатичными, чем женщины? Действительно ли мы хотим гендерные различия в эмпатической экспрессии поставить в ряд фундаментальных биологических отличий? Не следует ли в каждом человеке, независимо от гендера, поощрять способность правильно реагировать на эмоциональные трудности и самораскрытие других людей?

Эмоциональность

Верно ли, что женщины эмоциональнее мужчин? Когда как. Эмпатия подразумевает чувствительность к эмоциональным состояниям других. А как насчет переживания и выражения человеком своих собственных эмоций? Вы верите, что женщины эмоциональнее мужчин? Верите ли, что женщины более склонны к выражению эмоций, чем мужчины? К несчастью, этот сюжет мало разработан, но результаты тех немногих исследований, которые все же были проведены, говорят о том, что мужчины и женщины обладают равной эмоциональностью, но выражают свои эмоции с разной степенью интенсивности, что объясняется различиями в нормах, касающихся эмоциональной экспрессии.

Айзенберг и соавторы (Eisenberg et al., 1989) обнаружили по мимическому показателю и в самоотчете испытуемых достаточно скромные межполовые отличия, говорящие в пользу большей отзывчивости женщин. Один из самых интересных выводов, сделанных в этом исследовании, состоял в том, что эти гендерные различия с возрастом увеличивались. Например, у детей дошкольного возраста обнаруживалось очень мало гендерных отличий, но уже ко второму классу они начинали проявляться все более открыто. Авторы также отметили, что «маскировка и подавление негативных мимических реакций за время детства заметно возрастает, особенно у мальчиков» (Eisenberg et al., 1989, p. 115). В других исследованиях, в которых участвовали как подростки (Stapley & Haviland, 1989), так и учащиеся колледжа (Snell, 1989), и взрослые (Saurer & Eisler, 1990), выяснилось, что женщины более эмоционально экспрессивны, чем мужчины. Эти исследования, в особенности те из них, которые локализуют важнейшие поворотные моменты детства, говорят о том, что в процессе социализации мы учимся выражать или подавлять эмоции социально приемлемыми способами. В нашем обществе существуют различные ожидания и нормы относительно эмоциональной экспрессии для мужчин и женщин. Эти различные ожидания передаются нам в течение всей жизни. Например, эмоциональная жесткость считается одной из важнейших описательных характеристик «настоящего мужчины» (об этом еще пойдет речь в главе 4), и в определенной социальной среде отклонения по этому показателю низводят их обладателя до положения «не мужика» (многие из нас были свидетелями того, ка