В традиционном русском обществе

Детство и отрочество.С годовалого возраста начиналась собственно социальная жизнь ребенка – он самостоятельно перемещался, ел, понимал речь и говорил, все эти качества он развивал сам и с помощью старших. В ходе взросления развивались его умственные и физические способности, происходило вхождение в социум. У русских, как и у других этносов, существовала особая субкультура детей и подростков, со своими корпорациями, участием в играх и праздничных забавах, значительная часть которых была приурочена к календарным праздникам. Исполнение обрядов со временем переходило к детям и подросткам.

Физическое развитие индивида шло бок о бок с получением знаний об окружающем мире. Освоению пространства - сначала дома, потом двора, затем селения, наконец, территории за его пределами - принадлежала большая роль в процессе социализации. Весь период от детства и до вступления в брак есть время постоянных перемещений – дети бегают и гуляют, особенно выделяется молодость как время максимальной подвижности человека: парни бегают за девками, молодые пары гуляют, ходят, молодежные собрания называются гуляниями, молодежь шатается, девушки выходят замуж, свадьбу гуляют.

Большое значение в процессе социализации подрастающего поколения имели игры, которые развивали силу, глазомер, ловкость, храбрость, умение терпеть боль, воспитывали чувство товарищества, формировали убежденность в ответственности не только за себя, но за других людей, сначала только в игре, но потом и в жизни. В играх имитировались реальные жизненные ситуации - труд, семейный и общественный быт. Мальчик «запрягал» деревянного конька в лапоть, выполняющий роль саней или телеги, «пахал» землю каким-нибудь сучком, кукла у девочки «пряла» и «шила», терпела побои пьяного мужа. Импровизированные детские игры дополнялись стереотипными.

Довольно рано начиналось приучение детей к труду, особенно в бедных семьях, где уже с 5-6 лет дети убирали в доме, ухаживали за маленькими детьми, работали на огороде и т.д. Мальчиков начинали приучать к мужским работам – пахать и боронить землю, пасти скот, обращаться с лошадьми, в лесных районах заниматься плотницким делом и т.д., девочек приучали прясть, работать за ткацким станком, ухаживать за коровой и домашней птицей и т.п. Процесс взросления имел свои внутренние границы, отражавшиеся в возрастной терминологии.

О специфике поведения в более старшем возрасте маленький человек узнавал и путем наблюдения, и получая информацию от более старших по возрасту товарищей. В значительной степени процесс воспитания шел не от отцов и матерей, занятых повсечасной работой, а дедов и бабок. Что полагалось делать в том или ином возрасте, он уже представлял как по рассказам более старших товарищей, так и по своим наблюдениям, например, будучи свидетелем молодежных посиделок, когда выгоняли «мелюзгу» из хаты, а он, затаившись за печкой, с жадным любопытством наблюдал за очередной посиделкой.

Одной из форм социализации было участие подростков и молодежи в кулачных боях и драках, в которых довольно четко проступали черты социальной самоорганизации. Образующиеся группы, которые назывались ватаги, партии, шайки, состояли из предводителя - атамана, товарищей – полноправных бойцов, и подростков-малолеток - ломальщиков (подлезал, хайков), они провоцировали драку.

Главная цель социализации в любом обществе – формирование развитой физически и умственно личности, принявшей нормы отношения, для данного общества характерные, способной к созданию крепкой семьи, самостоятельному ведению хозяйства. Разрешение на вступление в брак было санкцией общества на признание полноценности его члена.

Молодость.Рубеж перехода в статус молодежи определяется появлением осознанного интереса к противоположному полу. То, что мы называем половым воспитанием, в русской крестьянской среде отсутствовало, основы физиологии ребенок познавал, получая информацию от более старших товарищей, наблюдая за жизнью домашних животных. Определенная терминология отражала предбрачное состояние, например, для девушки – на выдание, невестящаяся и др.

Взаимное общение парней и девушек происходило в рамках традиционных для русской молодежной субкультуры встреч, именно здесь между молодыми людьми часто возникали симпатии, заканчивавшиеся установлением брачных отношений. В осенне-зимний период сборища молодежи обычно проходили в избе, специально снятой для этой цели у какого-нибудь одинокого хозяина за вознаграждение. Они назывались вечеринки, сходки, посиделки, беседки. Во время этих сборищ могли выполняться какие-то работы, устраиваться угощение собранными вскладчину продуктами, организовываться игры социализаторского характера. В теплое время года гуляния молодежи перемещались на открытое пространство и тоже в какое-либо определенное место, его называли топталище и т.п.

На большие праздники, например, на Святки, гуляния под открытым небом могли происходить и зимой, они называлось улица, в них участвовали и люди старших возрастов. Для «улицы» выбиралось какое-нибудь место в селении, например, площадь около церкви. В большом селении во время «улицы» молодежь собиралась «по концам» группами по 15-20 человек, парни одного «конца» не имели права ухаживать за девушками другого, нарушившего это правило избивали. Участники под рожок, гармошку или балалайку пели и плясали прямо на снегу в шубах и валенках. В летних общественных гуляниях молодежи кроме песен и плясок присутствующие развлекались играми. Например, в некоторых местах на Пасху была традиция обязательно играть в лапту, в этой игре участвовали не только молодежь, но и женатые мужчины и молодые женщины, играли также в «горелки» и другие игры.

Особые отношения между парнем и девушкой фиксировались взаимными угощениями. Со стороны парня это могло быть покупное лакомство: пряник, леденец, конфета, а со стороны девушки - выпечное изделие. В характере этих угощений был особый смысл: парень доказывал экономическую состоятельность, если не собственную, то своих родителей, потому что тратил «лишнюю» копейку, а девушка - умение будущей хозяйки.

Кроме мест встреч молодежи невест высматривали как парни, так и их ближайшие родственники, в первую очередь родители, на общих для всей округи праздничных гуляниях, когда в крупный населенный пункт съезжались жители окрестных селений. В некоторых местах существовала традиция специальных смотрин невестящихся девушек, они назывались выставки, свозки, метища и обычно приурочивались к осенне-зимнему периоду, в частности, к Святкам. Существовала особая категория людей - свах, которые по просьбе тех или иных семей за мзду приискивали брачного партнера, но в большей степени к услугам свах прибегали в городской среде.

Супруги - «вместе запряженные», такова этимология этого слова. Брачного партнера подыскивали с такой же тщательностью, как подбирали для одной упряжи тягловых животных: сообразуясь с возрастом, физическими и моральными качествами, достатком родителей (он должен был быть примерно равным или ненамного выше), репутацией семьи: «Выбирай корову по рогам, а девку – по родам». Решающее слово принадлежало родителям, которые не всегда обращали внимание, есть ли у молодых людей взаимное влечение: «Стерпится – слюбится». В определенной степени решающая роль родителей в заключении брака была оправдана, поскольку брак – это не только и не столько личное дело двоих, но и их родителей и в целом общества, заинтересованных в создании крепкой жизнеспособной семейной ячейки, экономически самостоятельной, способной нести общинные повинности, хотя, вместе с тем существовало убеждение в воле провидения: «Суженого и конем не объедешь».

Нередко браки между молодыми людьми совершались против воли родителей. Назывались они убегом, самоходкой, самокруткой. Наказанием за самовольный брак обычно был отказ в благословлении, разрыв всяких контактов с поступившими так детьми, наконец, лишение их приданого и наследства. В дальнейшем могло произойти примирение родителей с брачной парой, но часто до самой их смерти хороших отношений между ними и семьей их детей не устанавливалось.

К концу XIX в. с изменением экономической ситуации молодожены все чаще стали отделяться от родителей и вести собственное хозяйство. Отходничество помогало таким семьям укрепиться экономически. Расширилась возможность переселиться в город, где семья могла сразу начать самостоятельное существование без материальной основы, необходимой при крестьянской жизни (земля, скот, сельскохозяйственный инвентарь и т.п.). Поэтому стало увеличиваться количество браков, совершаемых по взаимному согласию брачующихся - по любви. Брачного партнера могли найти как в своем селении, так неместного, даже из дальних мест, в этом отношении не было никаких ограничений, но само вступление в брак считалось обязательным, ибо здоровый взрослый человек, не имеющий семьи, был в народном сознании нелепой фигурой.

В брак в народной среде вступали относительно рано: парни в возрасте 18-19 лет, девушки - 16-17 лет, разница в возрасте между мужем и женой была, обычно невелика - 1-2 года. Случались и более ранние и более поздние браки, но они вызывали комплекс «недогула» или «перегула» («гулять» - в смысле быть свободным от семейных забот). Человек, рано женившийся, начинал наверстывать недополученное, уже будучи семьянином. Вместе с тем, тому, кто вышел из обычного брачного возраста (особенно женщине, трудно было найти партнера, поскольку у окружающих появлялось подозрение в наличии у него тайного изъяна. Девушки в таком положении назывались перестарки, вековухи, засидевшиеся.

В семье существовал определенный порядок вступления в брак: дочерей старались выдать замуж, а сыновей женить по очереди в порядке старшинства. Существовала и пословица на этот счет: «Через сноп не молотят». Повторные браки были редки: «Первая жена – от Бога, вторая – от черта», хотя при определенных обстоятельствах православная церковь разрешала до трех браков. Вступали во второй брак вдовые с одной или с обеих сторон, особенно имевшие детей, если девушка выходила замуж за вдовца, то такой брак сопровождался свадебной обрядностью, в остальных случаях ее обычно не требовалось.

Свадебная обрядность

Описание русской свадебной обрядности при всей его конкретности не может не быть в значительной степени условным. Совершенно справедливо утверждение, что русская свадьба нередко отличалась даже в двух соседних деревнях, более того даже в одном населенном пункте свадьба могла проводиться по-разному в силу тех или иных причин.

Регионально наибольшие различия прослеживаются у южнорусской свадебной традиции, близкаой к украинской и белорусской, и северно-среднерусской.

Для южнорусской был характерен каравайный обряд (главным блюдом на свадьбе было хлебное изделие, его выпечка сопровождалась разнообразными обрядовыми действиями, им благословляли молодых, во время свадебного пира его частями наделяли участников), плетение свадебного венка, в день свадьбы жених и невеста ехали раздельно на венчание, после чего разъезжались по домам, а вечером жених ехал за невестой и вез ее на свадебный пир.

Для северно-среднерусской традиции были характерны прощальные поездки невесты к родственникам, большая вербальная активность невесты, девичник, прощание с красотой - символом девичества, которую представляли елочка, головной убор, льняная кудель и др., банный обряд накануне или в день свадьбы, в день свадьбы жених и невеста из-под венца сразу отправлялись к свадебному столу. Своеобразием отличалась свадьба западных районов, отличия в свадебном обряде наблюдались у групп русского населения Сибири.

Различия могли быть не только регионального характера, нередко они наблюдались даже в одном населенном пункте в силу разных причин: 1) имущественного фактора - в зажиточной семье, как правило, старались полностью соблюдать обрядовую сторону, что для бедной было затруднительно, поскольку вызывало дополнительные расходы; 2) социальной принадлежности (различались свадьбы в среде однодворцев, казаков и бывших помещичьих крестьян на юге России); 3) сезона - в горячую летнюю пору свадьбу стремились сыграть как можно быстрее; 4) по причине субъективного порядка, например, невеста была «не честна», а то и беременна, тогда свадьбу устраивали более скромную, естественно, не производилось ритуальных манипуляций с ее рубахой и т.д.

Однако при всех этих различиях русская традиционная свадебная обрядность укладывалась в некое структурное единство. Все свадебные действия проходили в три этапа: сватовство (от предложения о заключении брака до дня свадьбы), сама свадьба (от утра свадебного дня до конца свадебного пира) и послесвадебные обряды, выполнявшиеся в течение примерно года после свадьбы. Каждый из этапов, в свою очередь, состоял из обрядовых действий, их количество и названия было разными у разных групп русского населения.

В качестве примера можно привести зафиксированные на Орловщине следующие этапы свадебной обрядности, имеющие соответствующие названия. На этапе сватовства, который назывался великая неделя, хотя он мог длиться и значительно большее время, производились следующие действия: 1) сватовство (засватанье, засватки), 2) смотрины (глядины, погляд), 3 сговор (договор, порученье, лад, пропой), 4) домогляденье (дворосмотренье, подворье, околыши, мерить загнетку), 5) девичник (сидины, плаканье, подвенеха, прощанье). Ритуальными действиями собственно свадьбы были: 1) уводины, 2) малый/первый обед, 3) княжной обед (княжник, вечер, гулянье, игра), 4) целованье (класть на кашу), 5) отводы (отводье), 6) складчины, 7) отгулять молодых. Непосредственно после свадьбы производилось обрядовое действие, которое называлось идти с кошелками.

Свадьба, согласно народному лексикону, не «праздновалась», не «отмечалась», а игралась. И это очень точное ее определение. Она игралась, как играется пьеса в театре, а актерами в ней, за которыми были закреплены определенные действия и определенные тексты, правда, с элементами импровизации, являлись свадебные чины. Количество свадебных чинов и их названия различались у разных групп русских, всего насчитывается более 400 их названий, но в каждой конкретной свадьбе количество свадебных чинов составляло обычно полтора-два десятка. Приведем названия наиболее распространенных из них.

Сваты – лица, которые от семьи парня делали предложение о заключении брака. Перезовщиков посылали приглашать гостей на свадьбу. Важную роль играл тысяцкий (большой боярин), им часто был крестный отец жениха, обычно зажиточный человек, потому что он нес расходы во время свадьбы - платил за свечи и т.п. Поезжане - родственники и близкие жениха, которые вместе с ним отправлялись за невестой. Родственники и близкие невесты назывались рожниками. Дружки - помощники жениха при поездке за невестой, один из них назывался большой дружка, во время поездки, а потом и на свадьбе он был главным распорядителем, он должен был постоянно шутить и балагурить, уметь найти выход из любой затруднительной ситуации. Нередко у него были атрибуты насилия – ружье, сабля, на худой конец, кнут. Бояре - друзья и приятели жениха. Подруги невесты назывались боярки (подневестницы). Среди них могли выделяться подголошницы, они в зависимости от обстоятельств величали или хулили гостей. Каравайницы с исполнением обрядов выпекали свадебный каравай. Коробейники (приданки, численики) везли приданое в дом жениха. Гвоздари были виночерпиями. Стряпуха (куховарка) - руководила приготовлением свадебного угощения. Вежливец, колдун, должен был защищать свадьбу от «порчи» недоброжелателей, колдовства других колдунов ими нанятыми, и «нечистой силы», его звали, чтобы обойденный приглашением, он сам ее не испортил. Колдун как свадебный чин мог также называться опасный, или клетник, если провожал молодых в клеть на постель. В других случаях эту роль выполняла постельница (роговуша) или дружка. Наконец, главными лицами на свадьбе были жених и невеста, их самый высокой статус утверждался в названии князь и княгиня (боярин и боярыня). Не приглашенные на свадьбу односельчане, но пришедшие посмотреть на свадебное действо как на спектакль (и в этом не видели ничего зазорного), назывались глядельщики, или запорожцы, в разгар свадьбы щедрая зажиточная семья могла вынести им угощение.

Особая роль при проведении свадьбы отводилась колдуну, поскольку всегда боялись «порчи», которую могли наслать на ее участников, особенно на молодоженов, недоброжелатели, сами или при помощи колдуна. Верили, что от брошенных им под ноги заговоренных иголок, клубков волос, щепы жених и невеста станут чахнуть, разлюбят друг друга, будут не способны к соитию. Если организаторы свадьбы не приглашалди колдуна, то следовали угрозы: «У вас лошади в день свадьбы со двора не пойдут, вы из самовара чаю не напьетесь». Зачастую это не были пустые слова. Лошади, запряженные для поездки за невестой, храпели, упирались, и вывести их за ворота не было никакой возможности, у внесенного из сеней и поставленного на стол кипящего самовара вдруг переставал поворачиваться кран. Никакой мистики здесь, конечно, не было: лошади не шли в ворота, потому что ночью колдун смазал их медвежьим жиром, кран самовара не поворачивался, потому что зашедший в суматохе незамеченным в сени подросток – помощник колдуна, быстро окунул в принесенный туесок с водой горячий самоварный кран, а потом вставил его обратно, при нагреве кран заклинивало наглухо.

Для русской свадьбы характерна развитость вербального сопровождения, за многими чинами закреплялись те или иные фольклорные тексты, певшиеся или произносившиеся. Это были стереотипные или импровизированные побудительные формулы, тексты-обереги, шуточные и эротические речения, песни величальные, корильные, шуточные, плясовые, а также частушки, плачи, приговоры и присказки, заговоры. Свадьба сопровождалась разнообразными играми и танцами.

Подготовка к свадьбе длилась от недели до месяца и более. Обычным временем свадеб были периоды от Покрова до Филиппова заговенья (14/27 ноября) и от Крещения до Масленицы, другое время считались не очень благоприятным, потому что оно приходились либо на посты, либо на горячую пору полевых работ.

Сватовство. Собственно сватовство, т. е. предложение о заключении брака, производилось стороной парня. Сватались чаще всего осенью или в начале зимы, потому что это было время свободное от полевых работ и обеспеченное продуктами, которые будут выставлены на свадебный стол. К тому же окончание срока вынашивания первого ребенка в новой семье в таком случае приходилось на конец лета-начало осени. Для родов время не самое благоприятное, потому что не завершены еще многие полевые работы, и рожать крестьянке, действительно, иногда приходилось на поле во время жатвы. Зато в период этот, еще достаточно теплый, не было необходимости постоянно держать новорожденного в дымном и смрадном жилище, можно было просушить тряпье из люльки, он опять же был обеспечен продуктами нового урожая.

Предложение о заключении брака делали сваты. Судя по терминологии родства, некогда ими были родители молодых людей, но к концу XIX в. в состав сватов они входили только у некоторых групп русских. Обычно же свтать девушку отправлялись другие старшие родственники жениха: дядя, старший брат, крестные отец и мать. Если они были людьми скромными, теряющимися в трудных ситуациях, то брали с собой родственника дальнего, а то и вовсе чужого человека, но бойкого на язык, из тех, что, как говорится, за словом в карман не полезет. Могла в дом девушки засылаться и сваха – профессиональная сватальщица, для которой это занятие было существенным источником доходов. Число сватов было невелико – два-четыре человека, но у южнорусского населения оно могло достигать 10-12 человек – родители парня биологические и крестные, дяди и старшие братья, их жены и др.

Обычно шли сваты под вечер, чтобы застать дома родителей девушки, своих намерений не афишировали, но в некоторых случаях имели отличительные знаки, например, повязанное через плечо полотенце. Скрытное начало свадебного действа объясняется и соображениями рационального характера: отказ ударял по статусу семьи парня, снижал его, сватов в таком случае называли «пустосваты», на обратном пути они подвергались насмешкам. Но действовал и иррациональный фактор: считалось, что недоброжелатели могут навредить делу неведением «порчи».

Для удачи в предприятии производились различные магические действия - сватов били старыми лаптями, ножки стола опутывали вожжами, сваха садилась под матицу, держа ухват рогами вверх и т.п. Перед сватовством иногда производилось гадание, например, насыпали две кучки зерна в избе - одну у порога, другую в красном углу и смотрели, куда пойдет принесенная курица: если к порогу, то сватовство будет неудачным, а если в красный угол, то завершится успехом.

Сватов в некоторых местах называли «поезжане», что было пережитком дальности их пути. К концу XIX в. часто сватали девушку в той же деревне, либо в соседней, дальним же путь был в древности, когда жену брали из другого рода, а он локализовался обязательно в другом и нередко дальнем селении.

Придя в дом девушки, сваты о своем намерении иногда не говорили прямо, а сообщали о них косвенно – действиями или вербально. Например, проходили, не дожидаясь приглашения, и садились в передний угол, или клали на матицу рукавицу большим пальцем вверх. Или они спрашивали: «Где у вас тут матица?», при этом, конечно, прекрасно видели, где она находится, но им надо было показать, что они люди чужие, попавшие в незнакомое им пространство.

Затем сваты заводили разговор с родителями девушки, но их согласия на брак спрашивали иносказательно: «У вас серая уточка - у нас ясный сокол», представлялись охотниками, ищущими лисицу, хозяевами, у которых потерялась ярка (овца) и т.д. Для родственников девушки приход сватов редко был неожиданностью, иногда хозяевам предварительно давали знать об этом, так что ответ, положительный или отрицательный, был уже готов. Его могли дать родители девушки, но к концу XIX в. традиция требовала спрашивать согласия у нее самой. Ответ ее не всегда был словесным, он мог выражаться каким-либо действием. Например, перед девушкой растягивали полотенце, и она с лавки перепрыгивала через него в случае согласия, или мать девушки держала перед ней поневу, при положительном ответе дочь прыгала в нее.

Скрытность, замаскированность действий брачующихся сторон (а она характерна и для других этапов свадебной обрядности), выражающаяся в метафоричности их диалога объясняется представлением о недоброжелательстве злых духов «нечистой силы», которая только и ждет момента, чтобы навредить людям, сорвать их намерения.

Часто традиция предписывала при первом приходе сватов давать отказ, но, если брак был желательным, то с намеком об этом. Реальный отказ оправдывался какой-либо формальностью, чтобы не заставлять сватов ходить попусту. В случае положительного ответа устраивалось богомолье перед иконами в знак ответственности перед Богом обеих сторон за принятое решение. Оно сопровождалось целованием сосватанных парня и девушки, иногда обменом кольцами. Потом сваты выставляли на стол угощение, которое они брали с собой - хлеб, вино, другие продукты. Свою еду выставляли и родственники девушки, совместный прием пищи фиксировал установление новых социальных связей между двумя семьями. Потом они укреплялись другими совместными трапезами, как в процессе свадебных обрядов, так и после их завершения. Другим способом их установления и закрепления был обмен дарами между сторонами: женихом и невестой, родственниками жениха и невесты, женихом и подружками невесты и т.д.

После успешного сватовства парень и девушка приобретали новый статус, что фиксировалось в их названии - они становились женихом и невестой, а после свадьбы в течение примерно года были молодыми. В некоторых случаях использовалась более дробная терминология. Так девушка до сватовства называлась на выданье, просватанная - сговоренка, во время свадьбы - княгиня, после окручивания (одевания женского головного убора) - молодая, молодуха.

Новое состояние парня и девушки могло отражаться в оформлении их домов – на них вешались полотенца, перед входом сооружались специальные ворота-арки, поздним нововведением был «телефон» - от дома невесты к дому жениха протягивалась нитка.

Но главные изменения происходили в одежде невесты, а в некоторых случаях и жениха, и в их поведении.

Одежда просватанной девушки отличалась от обычной некоторыми деталями, они были разные у разных групп русских. Например, она начинала носить рубаху убивальницу (долгорукавку) с длинными до трех метров длины рукавами, суживающимся к кисти,в ней она должна была «убиваться», т. е. выражать свои страдания свадебными причетами, сопровождая их взмахами рук. В других местах невеста носила горемычную паневу с белой холщевой прошвой; платок-ревун; головной убор плачею копытообразной формы, открытый сверху; повязку с натемником, как назывался кружок из ткани, покрывавший макушку, иногда вместе с повязкой носился вязаный, конической формы честной колпак. Все эти элементы одежды должны были выражать «печальное» состояние просватанной девушки. Одежда жениха только у некоторых групп русских отличалась от обычной, одним из таких элементов был накинутый на плечи красный платок, который закреплялся иголкой без ушка, иногда его пришивали к одежде на спину.

После сговора невесту часто освобождали от домашних работ, на Русском Севере она объезжала родню, прощаясь с ней. Иногда невеста не ела вместе с родными, для приема пищи ее уводили в голбец, или она принимала пищу за столом, но сидела, даже в летнее время, в теплой одежде – полушубке, валенках, рукавицах. Неучастие в хозяйственной деятельности семьи, принятие пищи в голбце, зимняя одежда – все это символизировало «умирание» невесты, пребывание ее в «полночной», т. е. северной стороне – мире мертвых, это было необходимым условием ее перехода в новое состояние.

Главной задачей девушки было закончить приготовление приданого, в чем ей помогали подруги. Часто их разговоры прерывались причитаниями невесты, и подружки присоединялись к ней. В причете невеста упрекала родителей, которые выдают ее в «дальнюю сторонушку» (хотя жених мог жить в той же деревне), просила отсрочить свадьбу, дать ей погулять «хоть одну зиму студеную, хоть на одну весну красную, хоть одно лето теплое», будущего мужа называла «чужой чуженин».

Следующим после удачного сватовства этапом свадьбы часто были дворосмотрины (печеглядины), когда родственники невесты шли ревизовать хозяйство семьи жениха, ведь зачастую именно сюда ей предстояло перебраться после вступления в брак. Осматривался дом и надворные постройки, узнавалось количество скота в хлевах и запасов в амбаре, оценивалось содержимое сундука и т.д. При этом сторона жениха не гнушалась обманом, беря у родственников и соседей на время скот, одежду, продукты, деньги.

Дворосмотрины сопровождались трапезой, во время которой, если состояние хозяйства жениха признавалось удовлетворительным, договаривались о следующей встрече, которая называлась малый запой, обычно он происходил в доме невесты.

Во время «малого запоя» обговаривались условия предстоящей брачной церемонии. «Малый запой» тоже сопровождался трапезой: часть продуктов выставляла сторона невесты, часть приносили с собой родственники жениха. Иногда это были блюда, обусловленные традицией, например, на Севере сторона жениха приносила жирницу - блюдо из каши с жаренными на жиру грибами. Встреча сопровождалась распитием покупных спиртных напитков (откуда и пошло название), что свидетельствовало о серьезности намерений сторон.

На «малом запое» обговаривалось приданое невесты. В некоторых местах сохранялось его архаическое название скрута, или скута, как некогда назывались женские украшения. Обычно девушка начинала готовить приданое сама чуть ли не с детства, значительная часть предметов была сделана ее собственными руками.

В состав приданого входили пряжа и холсты, готовая одежда, в основном женская, постельные принадлежности, полотенца, столешники (скатерти), настилальники (простыни), всего этого хватало лет на десять. В приданое могли также входить сельскохозяйственные и другие орудия труда - соха, коса, цеп, кросна и т.п., транспортные средства - сани, телега, в Мещерском крае обязательно лодка. В зажиточной семье за невестой могли дать предметы городской мебели - комод, посудный шкаф, большое зеркало в деревянной раме. В приданое могли входить постройки - жилая и хозяйственные, домашняя скотина, участок земли, деньги.

Кроме зажиточности размер приданого определялся еще личными качествами невесты - за ущербную, физически или умственно, его увеличивали, если, конечно, была такая возможность. Приданое зависело также от отношения родителей к браку девушки - при недовольстве им его уменьшали, в случае брака «самоходкой» могли вообще лишить.

От размеров приданого часто зависел статус женщины в новой для нее семье, большое приданое давало ей известную экономическую независимость, поскольку доходами с него она имела право распоряжаться без чьего-либо разрешения. Бесприданной невесте помогали собирать приданое родственники, если девушка была сирота, ее крестная мать обходила женщин в деревне, и те давали пряжу, холсты, изделия из ткани, а также продукты для свадебного стола. Иногда сбор приданого и в целом устройство такой свадьбы брал на себя мир.

Приданое по мере собирания укладывалось в специальный короб, отец мог купить его дочери в подарок. Некоторые части приданого готовились непосредственно перед свадьбой - одежда жениху, подарки свекрови и свекру и др. Отвозить приданое могли в разное время - накануне свадьбы, перед венчанием, иногда после хлебин, т. е. свадебного пира. Вещи окропляли святой водой и клали на сани или телегу горкой повыше. Все, что входило в приданое, считалось собственностью женщины, доходы с него, как уже отмечалось, принадлежали ей лично, оно не подлежало дележу в случае распада большой семьи. Если женщина возвращалась к родителям, то забирала его с собой. После смерти женщины его получали дети, а при их отсутствии оно возвращалось ее родителям.

На «малом запое» обсуждалась также кладка - взнос жениха на свадебные расходы. Он мог называться запрос, приплата, столовые деньги, вывод, калым и состоял из денег, продуктов и вещей, предназначенных в качестве подарков родителям невесты, часто это были шуба, шаль, валенки, ткани.

Через некоторое время после малого запоя устраивался большой запой (рукобитье, запивание, пропивание). На нем уточнялись детали свадебной церемонии - когда играть свадьбу, кого приглашать в гости, какие будут расходы на свадебный стол, сколько дней будет длиться свадебный пир и т.д. Это был окончательный договор о заключении брака, после чего в знак его нерушимости били по рукам, руки при этом оборачивали полами одежды, чтобы не были голыми, поскольку считалось, что это приносит бедность и другие несчастья. Затем молились, целовались, садились за угощение. Хлеб и пироги, которые обязательно были на столе, разламывали пополам.

Питие пива или водки на рукобитье было целым ритуальным действием: напиток выливали в чашу, старший со стороны жениха разливал его каждому из присутствующих. Выпить его означало решить дело окончательно, о чем говорил причет невесты:

Ты, родимый батюшко,

Не ходи к дубову столу,

Не поднимай золотой чары,

Не пей зелена вина,

Не пропей меня, молоду...

Если в дальнейшем от брака отказывались, виноватая сторона должна была возместить противоположной ее расходы и вдобавок уплатить определенную сумму денег - за бесчестье.

После сватовства жених часто приходил к дому невесты, это называлось побывашки, или проведки, приносил угощение - разные сладости, но передавал их не лично, а через посредника, невеста обычно отдаривалась пирогом.

Накануне свадьбы у невесты устраивался девишник, к ней приходили подруги, это был обряд ее прощания со своей социально-возрастной группой. В скором времени на нее ложилась ответственность за женскую часть хозяйства, за рождение и воспитание детей, и это отделяло ее от бывших подруг. Зафиксирован вариант, когда невеста на девишнике сидела одна в заднем углу избы и даже летом в зимней одежде.

Во многих местах во время девишника невеста и ее подруги делали красоту (воля, гильце, репейник). Этот предмет представлял собой небольшое деревце, часто елочку, но мог быть еловой лапой, клубком пряжи, с воткнутыми в него спицами, венком и т.д. «Красоту» украшали разноцветными тряпочками, ленточками, поясками, вешали на нее перстеньки, сережки. Во время свадьбы она стояла на столе перед невестой, и в определенный момент уничтожалась – разрывалась на части и разбрасывалась, в других случаях невеста передавала ее лучшей подруге или младшей сестре. Иногда делали две «красоты» – для невесты и жениха, манипуляции с ними были те же. В некоторых вариантах свадебной обрядности «красота» представляла собой головной убор в виде обруча из бересты или картона, обтянутого декорированной материей и разноцветными шелковыми лентами, спускавшимися по спине, он надевался на голову невесты после рукобитья. Во время прощания с красотой, она торжественно снималась и передавалась сестре, а присутствующие подруги невесты получали ленты от нее.

Жених устраивал мальчишник, или парневник. Он угощал своих сверстников, и эта встреча тоже символизировала его прощание со своим социумом - молодых неженатых парней.

Свадьба. Само свадебное действие длилось в зависимости от достатка семей, рабочего или не рабочего времени года и других обстоятельств от двух-трех дней до недели. Праздновать ее даже в бедных семьях старались пышно, и в этом сказывалась так называемая магия начала, в рамках которой успешное начало предприятия определяло его благополучное продолжение и завершение.

Утро свадебного дня знаменовали шум и беготня в доме невесты и жениха. Во многих губерниях России этот день начинался банным обрядом, во время которого производилось прощание невесты с косой. Ее прежняя девичья прическа состояла из одной косы, перед тем как идти в баню, волосы ей распускали, и если это делала сваха, то она одаривала невесту, что называлось положить на косу. Затем невеста с плачем и причитаниями шла в баню. В воду, которая там использовалась, могли добавить мед и вино, чтобы жизнь ее была сладкой и веселой. Мыли невесту подруги и после одевали ее к венцу. На Севере было принято готовить в бане баенник, который представлял собой скатерть с зашитыми в нее хлебной выпечкой (это мог быть собственно «баенник», т. е. чисто ржаной хлеб, или два пшеничных калача), солонкой с солью, двумя новыми ложками и другими предметами, ассоциирующимися с домашней жизнью и зажиточностью.

Обряжание невесты к венцу тоже было обрядовым действием. Ее именно обряжали, сама она не одевалась, что демонстрировало ее переходное «мертвое» состояние. Это действие производилось либо в бане, либо в другом месте - в куту или на «полу». Однотипной свадебной одежды у русских не было, это была либо просто лучшая одежда, либо свадебный характер ее подчеркивали отдельные элементы. Например, на Севере на голову невесты поверх повязки одевался специальный головной убор коруна/ конура, возникший, видимо, как п