Может ли журналист обойтись без идеологии: проблемы профессиональной рефлексии

Теперь, после того как был дан анализ ментально–мировоззренческих структур, можно перейти к рассмотрению еще одного слоя смысловых конструктов, выполняющих роль внешней оболочки регулятивно–смысловой сферы. Речь идет о системах взглядов (то есть логико–понятийных конструкциях и ценностных представлениях), задающих журналисту долгосрочные рационализированные объяснительно–оценочные и деятельностные модели в различных сферах его деятельности, объясняющие и оправдывающие его поступки с точки зрения определенного идеала. Для обозначения этого слоя обычно используют понятие "идеология".
Существует много различных определений этого понятия. Однако, чтобы не вдаваться в анализ той поистине безбрежной литературы по проблемам идеологии, которую накопило обществоведение, ограничимся указанием на то, что идеология есть более или менее связная система идей и представлений, с помощью которых индивид объясняет себе и другим, как устроено и как должно быть устроено общество, и оправдывает, в своих и чужих глазах, направленность, формы и способы своей общественной жизнедеятельности. Другими словами, исходная функция идеологии заключается в том, чтобы обеспечивать человеку возможность думать, будто он находится в гармонии с человеческим и мировым порядком. В этом смысле идеология по своим целям противоположна совести – задача которой постоянно указывать индивиду на несовпадение реальной жизненной практики с фундаментальными законами человеческого и мирового порядка.
"Идеология – это она дает искомое оправдание злодейству и нужную долгую твердость злодею. Та общественная теория, которая помогает ему перед собой и другими обелять свои поступки, и слышать не укоры, не проклятья, а хвалы и почет. Так инквизиторы укрепляли себя христианством, завоеватели – возвеличением родины, колонизаторы – цивилизацией, нацисты –расой, якобинцы и большевики равенством, братством, счастьем будущих поколений".1
В тоталитарных обществах идеология выступает как "иллюзорный способ обретения своего места в мире, дающий человеку видимость, будто он представляет собой самостоятельную, достойную и нравственную личность, предоставляя ему тем самым возможность не быть таковой; идеология как муляж неких "общественных" и не связанных с корыстными побуждениями ценностей, позволяющий человеку обманывать свою совесть, скрывать от других и от себя свое истинное положение и свой бесславный modus vivendi. Это продуктивное – и одновременно вроде бы достойное – оправдание по отношению к "верхам", "низам" и себе подобным, по отношению к людям и Богу. Это завеса, за которой человек может скрыть свой распад, свое опошление и приспособленчество. Это алиби, годное для всех: от продавца, прикрывающего свой страх потерять место мнимой поддержкой объединения пролетариев всех стран, и до высшего функционера, который может упрятать свой интерес сохранения власти в слова о своем служении делу рабочего класса".2
В течении многих лет в нашем обществоведении была незыблемой мысль о том, что идеология – это одна из основных сфер духовной жизни, главное поле классовой борьбы, и если мы будем недооценивать ее, то можем забрести в тупик. В последние годы все отчетливее голоса тех, кто полагает, что идеология – социальный феномен, который не только выявил свою особую, подчас зловещую роль в истории, но и сегодня остается главной причиной, тормозящей динамику общественных процессов. Негативное отношение к идеологиям объясняется тем, что любая идеология обладает потенциалом авторитарности и агрессивности. Особенно это характерно для всеобъемлющих идеологических систем, которые стремятся стянуть все многообразные жизни к некоему кругу взаимоувязанных идей, логически вытекающих одна из другой.
Это в полной мере относится и к марксизму в той его модификации, которая господствовала в нашей общественной науке. Попытка представить учение Маркса как обобщение всех достижений человеческой мысли была чистой идеологий, поскольку не может все многообразие совокупного духовного опыта человечества влиться в нечто одномерное, ибо уже само по себе это исключает идею плюрализма, многообразия. "Провозгласив необходимость учета всех достижений человеческого ума, мы тут же произвели грандиозное усекновение этого и выломились из поступательного цивилизованного развития, отвергли то, что не соотносилось с этой традиций".3
Из этого следует один важный вывод: нельзя допускать, чтобы какая бы то ни было идеология становилась единственным источником правил организации жизни. Идеология как интерпретация действительности с точки зрения власти в конечном счете всегда подчинена интересам власти, поэтому в ее сущности заложена тенденция отрыва от действительности, порождения иллюзорного мира, ритуализации. В демократических системах, где идет публичное соперничество за власть, существует и публичный контроль за властью и, разумеется, публичный контроль за тем, как осуществляется идеологическое оправдание власти. В таких условиях постоянно действуют определенные компенсирующие механизмы, которые не позволяют идеологии оторваться от действительности.
В тоталитарных условиях подобные механизмы отсутствуют, ничто не препятствует все большему отрыву идеологии от действительности и превращению ее в иллюзорный мир, в чистый ритуал, в формализованный язык, не связанный содержательно с действительностью и представляющий набор ритуальных знаков, заменяющих реальность псевдореальностью. Поэтому "жизнь в такой системе пронизана лицемерием и ложью: власть бюрократии именуется властью народа, рабочий класс эксплуатируется именем рабочего класса, полное унижение человека выдается за его решительное освобождение, полная изоляция от информации именуется доступностью информации, манипуляция органами власти провозглашается общественным контролем за этими органами, а произвол именуется поддержанием правопорядка; подавление культуры прославляется как ее развитие, экспансия имперского влияния именуется поддержкой угнетенных, отсутствие свободы слова – высший формой свободы; выборный фарс выдается за высшую форму демократии, запрет на свободомыслие – за научное мировоззрение, оккупация – за братскую помощь."4
Соглашаясь со всеми инвективами в адрес государственной идеологии, не стоит однако на этом основании отказывать человеку в праве иметь более или менее осознанную систему взглядов по основным сферам его жизнедеятельности. Более того, в принципе вряд ли возможно осознанное существование индивида, неотрефлексированное на уровне какой–либо идеологии. Тем более, если речь идет о журналисте – человеке, который постоянно пребывает в мире мнений, объяснений, оправданий и т.п. Общество в целом также не может жить без идеологии, социального клея, как называл ее Мераб Мамардашвили.
В контексте данной работы наибольший интерес представляют профессиональные и социально–политические представления журналиста.
Эти представления возникают в процессе рефлексии журналиста по поводу процесса и результатов своего творчества. Поскольку в ходе этой рефлексии осмысливаются как внешние, так и внутренние, личностные факторы профессиональной деятельности, в структуре рефлексии принято различать "сознание" и самосознание".5 (С этой точки зрения само осуществление профессиональной деятельности предполагает наличие у его субъекта во–первых, определенной программы этой деятельности, во–вторых, способности посмотреть на эту программу со стороны.)
Сознательное отношение к своей деятельности предполагает выделение себя как относительно самостоятельного субъекта профессиональной деятельности, способного оценить деятельность других субъектов сквозь призму собственных профессиональных критериев. Без преувеличения можно сказать, что профессиональное самосознание является одним из основных показателей профессиональной зрелости журналиста.
Профессиональное самосознание выступает, с одной стороны, средством профессионального самоопределения, а с другой – средством профессиональной саморегуляции.
Движущей силой профессионального самосознания является общепрофессиональная и индивидуальная практика журналистской деятельности.
Потребность в самопознании переживается журналистом тем острее, чем яснее он сознает противоречие между личными притязаниями и оценкой его профессиональных действий со стороны профессиональной группы и потребителей информации, чем более он сам испытывает неудовлетворенность своими действиями.
Степень профессионального самопонимания определяется глубиной проникновения журналиста в свою профессиональную сущность, полнотой охвата многообразных проявлений профессиональной деятельности, упорядоченностью знаний о собственной профессиональной деятельности и эффективностью применения этих знаний для саморегуляции профессиональных действий. Чем полнее журналист реализует в своем творчестве закономерные черты профессии, тем достовернее профессиональный автопортрет, в котором отражается не только уникальный мир профессиональных ориентаций индивида, но и мир профессиональных исканий всего журналистского сообщества.
Для познания своей профессиональной деятельности журналист нуждается в профессиональной рефлексии, посредством которой он сравнивает, анализирует, обобщает свои действия, создавая целостную концепцию своего профессионального "Я". Но в отрыве от профессиональной практики рефлексия вырождается в бесплодное самокопание, обдумывание каждого шажка, приводит к повышенному профессиональному высокомерию, потере твердых ориентиров профессиональной самооценки.
Рефлексия, т.е. осознание журналистом законов своей деятельности, предполагает прежде всего достаточный уровень развития самой деятельности. Однако не менее важно и то, как журналист относится к собственной деятельности. Выявление и осмысление объективных оснований деятельности невозможно до тех пор, пока она выступает для журналиста как докучная, не затрагивающая глубин личности, работа, а не как миссия, призвание. Еще одним условием осуществления рефлексии является наличие средств, позволяющих объективно зафиксировать сам процесс деятельности и сделать его предметом специального анализа, а также методов такого анализа.
Профессиональное самосознание (как и сознание вообще) неотделимо от оценочно–эмоционального отношения журналиста к себе. Поэтому фундаментальным структурным компонентом индивидуального самосознания является самооценка. Содержание профессиональной самооценки обусловлено, с одной стороны, оценкой данного журналиста в референтной для него профессионально–творческой среде, а с другой – социальными, профессиональными и индивидуально–психологическими особенностями самого журналиста (его ценностными ориентациями, полнотой и точностью знаний о себе, установками по отношению к собственному "Я" и др.).
Предметом профессиональной самооценки журналиста является и сам творческий процесс и различные ( в том числе нравственные) моменты профессионального поведения: все, что является значимым для данного журналиста и его творческой среды с точки зрения эффективности осуществления профессиональной деятельности. Различаясь по уровню обобщения, полноте, глубине, стабильности, профессиональная самооценка выступает и как процесс развернутой автохарактеристики, и как его конечный результат – профессиональный автопортрет, как отдельная оценка отдельных важных в профессиональном отношении качеств, и как целостная концепция профессионального "Я".
Эмоциональная сторона самооценки реализуется в понятии "профессиональная честь", то есть специфическом эмоциональном отношении журналиста к своей профессиональной репутации в конкретной профессиональной среде. Если глубинную основу чувства профессионального достоинства составляют потребности журналиста в реализации своих профессиональных потенций и самоуважении, то в основании чувства профессиональной чести лежат потребности в утверждении своей профессиональной ценности перед лицом мнения профессионального сообщества.
Наиболее рационализированной и в то же время остро переживаемой формой самооценки является самокритика. Отношение к критике, способность к самокритике – важнейший показатель уровня профессиональной (а также интеллектуальной, моральной и социальной в целом) зрелости журналиста.
Разумеется, образ своего профессионального Я, имеющийся в сознании журналиста, может довольно сильно отличаться от его действительной сущности. Адекватность индивидуального самопознания труднодостижима, потому что субъект самопознания является вместе с тем объектом для себя, а это неизбежно порождает опасность субъективизма в наблюдении и объяснении своих действий.
В качестве субъекта профессиональной деятельности журналист не способен одновременно реализовывать практические действия и глубоко размышлять над причинами принимаемых им решений. Подобное раздвоение личности на "Я" познающее и "Я" познаваемое, действующее и наблюдаемое, создает парадоксальную ситуацию, в которой либо страдают полнота и точность самопознания либо существенно понижается эффективность профессионального поведения. Это одна из причин того, что по мере развития журналистской деятельности функция самопознания частично переходит от журналистов–практиков к исследователям журналистского труда.
С другой стороны, каждый представляет себя в известной степени таким, каким он предстает перед другими в своих поступках, и судит о себе по тому, как оценивается его поведение общественным мнением. Поэтому мера адекватности в оценке себя зависит от того, каков профессиональный престиж данного журналиста, несколько верно значимые для него люди определяют его профессиональное достоинство. Неравномерность и противоречивость профессионального развития журналиста, сложность осуществляемых им действий обусловливают динамизм и разноречивость самооценок, трудность, а порой и невозможность однозначной целостной автохарактеристики.
В качестве еще одного фактора, влияющего на адекватность самооценки, следует указать на стереотипы и предубеждения, искажающие представление журналиста о себе и далеко не всегда осознаваемые им. У одних людей преобладают защитные установки на утверждение собственного престижа, и в определенных условиях они способствуют тому, что притязания журналиста на признание приобретают извращенный характер переоценки собственного профессионального уровня и недооценки недостатков – от самомнения до мании профессионального величия. У других неадекватность самооценки обнаруживается в явном преуменьшении своих достоинств и преувеличении недостатков, выражаясь порой в комплексе профессиональной неполноценности.
Осмысление профессиональных действий и отношений, профессиональный самоанализ возможны только в том случае, если существует некий понятийно–оценочный комплекс, задающий язык, на котором может быть осуществлена рефлексия, и система координат, определяющих направленность рефлексивных процессов. Этот понятийно–оценочный комплекс идей и представлений о роли, функциях, принципах журналистской деятельности мы и обозначаем понятием "профессиональная идеология". Эти идеи и представления, включающие особые критерии и способы оценки различных явлений, как правило, выражены с помощью специфической понятийно–терминологической системы. Другими словами, для осуществления присущих ей познавательной, оценочной и регулятивной функций профессиональная идеология создает свой познавательный аппарат, свою систему ценностей, свои методы управления профессиональной деятельностью.
Соответственно трем упомянутым функциям профессиональной идеологии определяются ее основные компоненты. Познавательный компонент складывается из определенной суммы профессиональных знаний и умений ими пользоваться, то есть определенной профессиональной подготовки. Оценочной функции соответствует система оценочных суждений и мнений по профессиональным вопросам, то есть критерии отношения к определенным явлениям практики использования норм и стандартов профессиональной деятельности. Регулятивная функция осуществляется за счет использования норм и стандартов профессиональной деятельности.
Таким образом, под профессиональной журналистской идеологией мы понимаем ту часть индивидуальной регулятивно–смысловой сферы, в которой профессиональная деятельность отражается в форме профессиональных знаний, оценочных отношений к профессиональной деятельности и регулирующей ее нормативной системе. Так понимаемая профессиональная идеология служит непосредственным проводником в практику сложившихся представлений о деятельности журналиста. Поэтому логично предположить, что как правильное, так и отклоняющееся профессиональное поведение детерминируется в той или иной степени совокупностью свойств и особенностей профессиональной идеологии.
Приведем лишь несколько примеров того, что мы называем профессиональной идеологией. Декларация "Ваши обязанности как журналиста" была принята Международной федерацией журналистов как кодекс принципов, которым должны следовать работники средств массовой информации, занимающиеся сбором, передачей, распространением, комментированием новостей и описанием событий. Вот как сформулированы некоторые из зафиксированных в ней положений:
"1. Уважение правды и права общества знать правду – первая заповедь журналиста.
2. Во исполнение этой обязанности журналист должен отстаивать принципы свободы. Это касается сбора и публикации новостей, а также комментирования и критики.
3. Журналист обязан передавать лишь выверенные факты, в достоверности которых он убедился. Он не должен утаивать общественно важную информацию, фальсифицировать, искажать документы."6
Сотрудникам Эн–би–си предписывается: "Не передавайте в эфир информацию, полученную извне, если она не подтверждена полицией, вашим собственным корреспондентом или другим признанным авторитетным лицом или источником. Непроверенные слухи могут привести к катастрофе... Следует всегда помнить, что они особенно страшны в передачах средствами телевидения и радиовещания, так как эти средства имеют огромное распространение и скорость".7
Отечественная теория журналистики имеет в своем активе ряд работ, в которых рассматриваются проблемы профессиональной журналистской идеологии. Это публикации Е.П.Прохорова, В.М.Горохова, Г.В.Лазутиной, Л.Г.Свитич, В.В.Ученовой, А.А.Ширяевой и др., в которых сформулирован ряд фундаментальных положений, позволяющих приступить к целостному, всестороннему исследованию сущности этого комплекса регулятивно–смысловой сферы, его взаимосвязи с другими комплексами, отношений между общежурналистской, групповой и индивидуальной профессиональными идеологиями и т.д.
Теоретические сложности анализа такого объекта, как профессиональная идеология, очевидны и многочисленны. Они начинаются с решения задачи, связанной с выделением самого предмета изучения – профессиональной идеологии. Последняя предстает перед исследователем то как воплотившаяся в результатах и методах их достижения логика деятельности, то как свойство, атрибут, всеобщее достояние профессионального сообщества, то как способ существования разнообразных связей членов профессионального сообщества и т.д.
Кроме того, следует иметь в виду, что профессиональная идеология входит в систему, которую можно обозначить понятием "профессиональная культура", под которой мы понимаем всю совокупность материальных и духовных образований (являющихся результатом деятельности многих поколений), обеспечивающих эффективное функционирование журналистики. В этом – широком – значении слова понятие "журналистская профессиональная культура" охватывает и структуру системы "журналистика", и организационные формы подготовки и переподготовки кадров, и профессиональный опыт, (то есть совокупность различных норм, правил, стандартов деятельности), и формы передачи этого опыта, и набор целей и идеалов профессиональной деятельности, и многое другое. (Естественно, профессиональная культура закономерно вписывается в общую культуру общества, которое и задает масштаб человеческой деятельности вообще, условия общественного воспроизводства каждой личности, в том числе и журналиста).
Так понимаемая профессиональная журналистская культура предстает как единство, которое может быть обращено к исследователю одной из трех граней: материальной, организационной, духовной. Речь идет о качестве материальной базы журналистской деятельности, об организационных формах, в которых она протекает (и которые представляют собой такой же итог многолетней истории развития) и о способах осуществления духовных процессов, результатом которых становятся разнообразные профессиональные действия, призванные разрешить поставленные перед журналистикой задачи.
Вместе с тем живой мир профессиональной культуры – это не только типичные формы деятельности, не только хранилище стандартов и стереотипов профессионального поведения, не только "память" журналистского сообщества, но и индивидуальное своеобразие, творческое воплощение и развитие норм профессиональной деятельности. Диалектика профессиональной культуры такова, что универсализация, типизация, обобщение способов деятельности могут осуществляться только в индивидуальных формах, через индивидуальные достижения.
Все эти рассуждения понадобились для того, чтобы констатировать, что профессиональная идеология выражается не только и не столько в словах (которые довольно часто лишь затемняют существо дела), а в профессиональных действиях: выборе тем, методах получения и анализа информации, структуре текстов, используемых выразительных средствах и т.п. Поэтому анализ профессиональной идеологии должен опираться на изучение не столько деклараций о функциях и принципах журналистики, сколько на рассмотрение действий журналистов в реальных (или экспериментальных) ситуациях и выявление стоящих за этими действиями моделей поведения. Другими словами, исследование профессиональной идеологии может проходить не иначе, как через ее реконструкцию по реальным действиям конкретных журналистов.
В этом плане хорошей иллюстрацией подлинной профессиональной идеологии определенной части российских журналистов могут послужить следующие примеры.
Геннадий Бочаров, наблюдавший за действиями своих коллег во время пребывания бывшего Президента СССР М.С.Горбачева в Японии, вспоминает: "День встречи М.Горбачева с императором Японии. Каждому из фото– и тележурналистов (включая советских) было объяснено: в 10.05 император выходит из резиденции. В 10.05 начинается съемка. В 10.08 заканчивается. Белую черту не пересекать.
За минуту до появления императора появляются советские мастера объектива. Ряды дисциплинированных, аккуратных японцев трещат, лучшие позиции для съемки захватываются перекликающимися, как в лесу, парнями в потных майках и задрипанных джинсах.
Ошеломленные японцы не успевают опомниться: церемония встречи окончена. На их суперпленках – лишь широченные спины веселых и энергичных советских коллег.
Париж. Встреча в верхах. Президент СССР дает интервью в своей резиденции. Французское телевидение ведет прямую трансляцию, советское – запись. Я был там и видел то же самое. Французы – с иголочки. Наши – в "варенках". Французы – верх корректности: перед ними президент великой страны. Наши – верх лишь слегка опасливого панибратства."8
Прекрасный анализ профессиональной идеологии (то есть правил профессиональной "игры") на примере деятельности тележурналиста А.Невзорова содержится в публикации А.Тимофеевского: "Поразительнее всего, что этот литовский репортаж кого–то поразил... Сразу после эфира Невзорову предъявили множество претензий... Невзорова обвиняют в том, что он показал фальшивку. С позиции любого хроникера–документалиста, любого вообще профессионала его репортаж, мягко говоря, некорректен. Это жизнь, не "застигнутая врасплох", а старательно и плохо подстроенная. Причем подстроенная откровенно плохо. вызывающе плохо, не скрывая, а выпячивая "постановку". Но обвинения в отсутствии "правды жизни" так же несостоятельны, как и обвинения в отсутствии логики. Потому что ни то, ни другое не входит в предлагаемые правила игры. По этим правилам Невзоров играет вот уже несколько лет, вызывая реже возмущение, а чаще восторг той самой интеллигенции, которая сейчас от него в негодовании отвернулась. Правила эти весьма необычны для репортера, который призван как бы исчезнуть, раствориться в своем материале. С Невзоровым происходит нечто прямо противоположное. Он всегда подчиняет себе информацию, которую выливает по ту сторону экрана, как из сосуда в сосуд, изо рта в ухо.
Эта передача, точнее благовестие имперсонального знания, не имеет ничего общего с бесхитростным репортерством, так что диву даешься, когда даже умные критики дружно называют его высоким профессионалом. Он именно не профессионал, а герой, подвижник, страстотерпец, Робин Гуд, который один против всех – против большевиков и проституток, против расхитителей народного мяса и авангардистов, против демократов и кооператоров, против подлых алиментщиков, окопавшихся в Ленсовете, один против всех и один за всех говорит Правду. Тройная миссия Противоборства – Заступничества – Благовестия определяет в Невзорове все: и его собственное оформление – вид, как бы драматически усталый, как бы три дня небритый; и оформление судьбы – преследуемый врагами, он "принял пулю близко к сердцу"; и оформление передач – гремит музыка, в огне горит кольцо, наезжает надпись "600" (почему не библейское "666"?). Все готовит нас к зрелищу мифологическому, к кинематографу пырьевско–чиаурелевскому, к серии откровенных заведомых инсценировок, к аффектированным мелодраматичным монтажным фразам, к прямым лобовым метафорам, к неизбежной Родине–матери в финале, бредущей со своей нищенской котомкой."9
Лев Аннинский, осмысливая основные установки, в соответствии с которыми делалась "Независимая газета" на первом этапе своего развития, отмечает некоторые, как он говорит, "сюжеты": "Редактор газеты Виталий Третьяков, в первом номере декларируя цели и пафос издания, дает почувствовать остроту предлагаемого блюда. Ставка сделана, правила игры объявлены. Факты и мнения – в противовес мифам и уловкам. Спокойный разговор – в противовес экстазу и воплю. Все – без гнева и пристрастия. Sine ira et studio – девиз Тацита стоит там, где обычно соединялись пролетарии всех стран. Тут никто ни с кем не соединяется: ни с ортодоксией, ни с оппозицией. Тут – независимость...
...Невиннейшая информация способна нести яд иронии в порах текста. "Позавчера на сессии Верховного Совета Приднестровской Республики, упраздненной указом Президента СССР, обсуждалось...". Или идет подзаголовок, неуязвимый по синтаксической беспристрастности: "На столичных вернисажах ощущаешь единство муз, бизнеса и удовольствия"...
И речь не о стиле того или иного журналиста, речь – об общем "стиле жизни", о концепции бытия, воплощаемой в новом органе печати, о совершенно новых для нашего бытия вариантах поведения.
Давайте выберем. Вариант первый: в театр приходит чинный, старомодный, корректный завсегдатай: даже если он забыл показать билет, контролерша не выволакивает его с придушенными криками, а светски провожает на место, тихо беседуя о новинках сезона. Вариант второй: на галерке и в ложах "гроздьями" висят неистовые зрители, надрываясь в криках восторга... Ясно, что "НГ" выбирает первый вариант. Театр – не метафора вселенной; театр – особый мир, волшебный уголок, это форма, упорядоченность и компетентность...
Глобальный сюжет "Независимой газеты" – здравомыслящий человек в потоке невменяемости. Логика независимости в хаосе непредсказуемости...".10
Таким образом, анализ процесса и продуктов журналистской деятельности без труда выявляет стандартные, стереотипные формы деятельности и профессионального поведения, опирающиеся на совокупность устойчивых представлений о должном образе текста, должном образе деятельности, должном образе поведения и т.п. Набор этих представлений о "должном" мы и обозначаем понятием "профессиональная идеология". Очевидно, что чрезвычайный интерес и в практическом и в теоретическом аспектах имеет, во–первых, анализ самой этой системы, предопределяющей многие действия журналиста, а во–вторых, анализ истоков ее формирования.
Профессиональная журналистская культура включает в свой состав различные виды и формы смысловых структур, функционирующих в качестве профессиональной идеологии как на уровне журналистского сообщества в целом, так и на уровне редакционных коллективов и конкретных журналистов.
Наличие единства, тесной связи между этими видами профессиональных смысловых структур не дает однако оснований для сведения общежурналистской и групповой профессиональной идеологии к простой совокупности профессиональных знаний отдельных журналистов или, наоборот, формулирования утверждения о том, что все особенности индивидуальной и групповой профессиональной идеологии обусловлены общежурналистской идеологией. Между ними существуют различия и по условиям формирования и по объему содержания.
Различие по условиям формирования заключается в том, что индивидуальная профессиональная идеология, в отличие от общежурналистской и групповой, определяется не только общежурналистским профессиональным бытием, но и конкретными условиями групповой и индивидуальной деятельности. Творческая микросреда, специфические условия труда накладывают существенный отпечаток на индивидуальную профессиональную идеологию, делая ее неповторимой, хотя основные представления о профессиональной деятельности журналист черпает из общежурналистской и групповой профессиональной идеологии.
Различие в объеме содержания общежурналистской, групповой и индивидуальной профессиональной идеологии определяется тем, что журналистская деятельность на современном этапе представляет собой переплетение и взаимодействие самых разнообразных отношений, вся совокупность которых находит полное отражение только в общежурналистской профессиональной идеологии.
Групповая профессиональная идеология, хотя и складывается в результате активного творчества конкретных журналистов, но также представляет собой качественно отличное явление, в которое входят элементы индивидуальной и общежурналистской профессиональной идеологии. Профессиональная идеология редакционного коллектива содержит в себе кроме общепризнанных знаний, ценностей и норм, выражающихся через обязательные для всех сотрудников принципы, нормы и правила, также и несходные, а иногда и конфликтующие по своему содержанию наборы элементов, что, разумеется, не исключает возможность их сосуществования и взаимодополнения.
Аналогичное положение существует и на уровне журналистики в целом. Различные редакционные коллективы рассматривают собственную профессиональную идеологию как наиболее адекватную, а вытекающие из нее принципы, нормы и правила в качестве наиболее правильных и эффективных.
Так же как внутренним источником развития общежурналистской профессиональной идеологии являются противоречия между профессиональной идеологией различных редакционных коллективов (что является отражением противоречивости самой социальной действительности), так внутренним источником развития профессиональной идеологии редакционного коллектива являются противоречия между профессиональной идеологией конкретных журналистов, входящих в его состав.