Дифференциальная социализация

С точки зрения социальной психологии, гендер находится под сильным влиянием как культурных норм, устанавливающих, что должны делать мужчины, а что — женщины, так и социальной информации, внушающей людям, насколько велика разница между мужчинами и женщинами. Теория нормативного и информационного давления частично объясняет, каким образом мы учимся этим нормам и что заставляет нас придерживаться их. В этой главе будет обсуждаться гендерно-ролевая социализация, процесс, в ходе которого мы научаемся тому, что социально приемлемо для мужчин и для женщин. Несмотря на то что многие из представленных здесь идей присущи скорее психологии развития, чем социальной психологии, они с полным правом заняли свое место в социальной психологии гендера.

Специалисты, занимающиеся психологией развития, обозначают термином дифференциальная социализация процесс, в ходе которого мы учим мужчин и женщин, что есть вещи, которые свойственны одним и несвойственны другим, в зависимости от пола обучаемого.

Социализация (Socialization). Процесс, посредством которого человек обучается соответствующим моделям поведения в обществе, ценностям и т. д.

С позиций сформулированной Колбергом (Kohlberg, 1966) теории когнитивного развития (cognitive-developmental theory) гендера, вся информация, касающаяся гендерного поведения, отражается у нас в сознании в виде гендерных схем (gender schemas). В них содержится все, что данный человек знает о гендере. Акцентируя наше внимание на отдельных вещах, гендерные схемы влияют на переработку информации и, кроме того, оказывают воздействие на память, так как легче запоминается та информация, которая вписывается в рамки уже имеющихся представлений. Психология развития рассматривает гендерные схемы у детей, тогда как сферу интересов социальных психологов составляют гендерные схемы и их роль в создании гендерных стереотипов у взрослых. Когнитивные аспекты гендера будут достаточно широко рассмотрены в главе 5. В 6-й главе мы узнаем, что дифференциальная социализация — явление панкультурное: девочек и мальчиков во всех культурах социализируют по-разному.

Зачатки дифференциальной социализации можно увидеть еще до рождения ребенка. Как вы думаете, почему будущие родители хотят знать, кто у них будет — мальчик или девочка? Почему окружающие тоже хотят быть в курсе? (Отчего беременную женщину все постоянно спрашивают, кто у нее будет и кого она хочет — мальчика или девочку?) Эти пытливые умы интересуются полом ребенка только потому, что, в зависимости от гендера, представляют себе детей по-разному. Родители хотят знать пол ребенка, поскольку от этого будет зависеть, как они его назовут, какую одежду, игрушки и украшения будут покупать, чем будут с ним заниматься. Исследование (Shakin et al., 1985), проведенное в пригородных универмагах, показало, что одежда 90% детей была типична для их пола по стилю или цвету. В Мексике родители прокалывают уши и вешают серьги своим маленьким дочерям, чтобы окружающие не ошибались относительно пола ребенка. В американской культуре наших дней для новорожденных девочек очень популярны эластичные ленты с бантами. Как станет ясно по ходу чтения этой книги, гендер — это чрезвычайно важная социальная переменная. И родителям очень не хочется, чтобы окружающие допускали ошибку в отношении пола их детей.

Дифференциальное усиление и дифференциальное подражание

Два основных механизма, осуществляющие дифференциальную социализацию,— это дифференциальное усиление и дифференциальное подражание (Mischel, 1970). О дифференциальном усилении (differential reinforcement) мы говорим, когда приемлемое гендерно-ролевое поведение вознаграждается, а неприемлемое — наказывается, при условии, что поощрение или наказание человека за определенные модели поведения, интересы и т.д. зависит от его биологического пола.

Вознаграждение часто выступает в форме общественного одобрения. И наоборот, всякое отклонение от модели поведения, которая в нашей культуре считается соответствующей гендерной роли, в большинстве случаев наказывается социальным неодобрением. Например, в ряде исследований было показано, что мальчики, которые, вопреки нормам, играют не только с детьми одного с собой пола, больше подвергаются насмешкам со стороны сверстников и менее популярны в их среде, чем те, кто подчиняется поло-ролевым стереотипам (Berndt & Heller, 1986; Steriker & Kurdek, 1982). Перри и его коллеги (Perry et al., 1989), наблюдая за школьниками с 4-го по 7-й класс, обнаружили, что мальчики ожидают меньшего порицания от родителей за агрессивное поведение, чем девочки. Литтон и Ромни (Lytton & Romney, 1991) сопоставили при помощи статистических методов результаты исследований родительской дифференциальной социализации, проведенных с 1966 по 1986 г., и пришли к выводу, что родители поощряют у своих детей типичные для гендера занятия.

Дифференциальное усиление (Differential reinforcement). Процесс социализации, в ходе которого приемлемое для данного общества поведение поощряется, а неприемлемое наказывается социальным неодобрением.

Уже в 3 года дети с уверенностью относят себя к мужскому или женскому полу (это называется гендерной идентификацией (gender identification)). В это время дети начинают замечать, что мужчины и женщины стараются по-разному выглядеть, заниматься разной деятельностью и интересоваться разными вещами. Часто взрослые непреднамеренно стимулируют гендерную идентификацию, регулярно упоминая гендер ребенка («какой(ая) хороший(ая) мальчик/ девочка») или говоря детям: «мальчик/девочка так делать не должен(а)». К 7 годам, а часто даже в 3—4 года, дети достигают гендерной константности (gender constancy) — понимания, что гендер постоянен и изменить его невозможно (Bem, 1989; Emmerich et al., 1977; Martin & Halverson, 1983 b). Еще до того, как пойти в начальную школу, дети проявляют достаточно серьезные знания о гендерных различиях в игрушках, одежде, действиях, объектах и занятиях (Serbin et al., 1993).

Как только завершается гендерная идентификация и ребенок начинает замечать различия, существующие между мужчинами и женщинами, у него обычно проявляется повышенное внимание к ролевым моделям, обладающим тем же полом, что и он сам, обусловленное желанием быть самым лучшим мальчиком или девочкой. В ходе этого процесса, который Колберг в 1966 г. обозначил термином социализация Я (self-socialization), мальчики обычно подражают поведению мужчин, а девочки — поведению женщин. Описанное явление называется дифференциальным подражанием (differencial modeling), и оно согласуется с теорией социального научения (social learning theory) (Bandura, 1977), которая постулирует, что мы можем научиться различным типам поведения путем наблюдения за людьми и за тем, наказываются или поощряются их действия. Большинство мальчиков в возрасте от двух до трех лет пробуют надевать мамины туфли, играть с ее косметическими принадлежностями, красить ногти лаком. Однако когда завершается процесс гендерной идентификации и мальчики достигают константности, то понимают, что все эти занятия предназначены для девочек, и начинают подражать поведению мужчин.

Дифференциальным подражанием объясняется, почему женщинам, как правило, нравится ходить по магазинам и заниматься подготовкой к праздникам, а мужчины этого избегают. Пока ребенок растет, он видит, что именно женщина занимается такими делами, и если ребенок — девочка, то это будет интересовать ее гораздо больше, чем если бы на ее месте был мальчик. То же самое относится и к остальной работе по дому, например к стирке. При помощи дифференциального подражания можно объяснить и тот факт, что мужчины чаще женщин смотрят по телевизору спортивные передачи.

Дифференциальное подражание (Differential modeling). Процесс социализации, в ходе которого человек выбирает ролевые модели в соответствующей ему с точки зрения общепринятых норм группе и начинает подражать их поведению.

Согласно Сметане и Летурно (Smetana & Letourneau, 1984), есть все основания предполагать, что гендерная константность побуждает детей искать социальные контакты, чтобы почерпнуть информацию о поведении, соответствующем их полу. Басси и Бандура (Bussey & Bandura, 1992) обнаружили, что поло-ролевое поведение маленьких детей контролируется извне, социальным давлением, но затем ребенок выстраивает свою собственную систему стандартов поведения. После того как это произошло, ребенок начинает контролировать поведение, используя санкции, которые он применяет к самому себе. Такая схема поведения описывается социально-когнитивной теорией гендерной саморегуляции (social cognitive theory of gender self-regulation).

Несмотря на то что дети получают информацию от представителей обоих гендеров (Maccoby & Jacklin, 1974), исследование показало, что они склонны воспроизводить в поведении именно те модели, которые соответствуют их гендеру (Martin & Halverson, 1981, 1983 а). Перри и Басси (Perry & Bussey, 1979) обнаружили, что дети наблюдают, насколько часто в поведении мужчин и женщин встречаются те или иные виды деятельности, а затем используют полученные знания для того, чтобы выстроить собственное поведение. Было выявлено, что ребенок вероятнее станет имитировать поведение взрослого, если считает, что эта модель точно отражает правильное гендерно-ролевое поведение. Именно поэтому дети тех, кто демонстрирует выходящее за рамки гендерно-ролевых стереотипов поведение, могут все же воспринять модели поведения, типичные для их гендерных ролей; наблюдая за другими взрослыми, они заключают, что поведение их родителей нестандартно, поэтому не имитируют его.

Многие рассказывали мне о людях, которые мечтали вырастить своего ребенка свободным от гендерных стереотипов, но в результате получали полную противоположность. По всей видимости, дело в том, заключали они, что биологические гендерные отличия оказались сильнее попыток родительской социализации. Однако необходимо помнить, что родители — это не единственные для ребенка социализирующие фигуры и не единственные его ролевые модели. Нельзя забывать и то, что гендерно-ролевая социализация — это процесс, продолжающийся в течение всей человеческой жизни, он отражает меняющиеся обстоятельства и новый опыт. На протяжении жизненного пути материалом для построения гендера служит вся система того, что в данной культуре связывается с мужественностью и женственностью (Lott & Maluso, 1993).

Наша культура мириадами способов доносит до каждого человека утверждение, гласящее, что мужчины и женщины — разные существа и должны таковыми оставаться. А ведь без помощи социальной информации предельно сложно разобраться в окружающем нас запутанном мире и существовать в нем. Иногда упомянутая информация поступает к нам непосредственно от окружающих, но в культуре есть для этой цели и специальные средства.

Представления о психологическом типе мужчин и женщин впитались в мифы и религию, сказания и письменную литературу. Герои и героини, реальные или вымышленные, несут в себе целый набор стереотипов, что делает их потенциальными поставщиками характеристик, присущих мужскому или женскому полу (Williams & Best, 1990 а, р. 240).

Внесемейные источники гендерно-ролевой социализации

Детская литература

Учителя, другие дети, родители других детей, книги, родственники, игрушки и телевидение — из всех этих источников ребенок узнает о поведении, которое расценивается обществом как соответствующее тому или другому гендеру. В большинстве исследований, касающихся сексизма в детской литературе, основное внимание уделялось анализу содержания текстов, а о его влиянии на поведение умалчивалось. Однако эксперименты показывают, что чтение книг, в содержании которых прослеживается половая стереотипизация, приводит к увеличению доли поло-типичного поведения в детских играх (Ashton, 1983).

Сексизм (Sexism). Индивидуальные предвзятые установки и дискриминирующее поведение по отношению к представителям того или иного пола; институциональная практика (даже если она не мотивирована предрассудком), выражающаяся в том, что представителям того или иного пола навязывается подчиненное положение.

Хотя недавние исследования (см., например, Purcell & Stewart, 1990) показали, что описания гендера в книгах, изданных после 1980 г., в достаточной степени изменились, но библиотеки все еще полны книгами, созданными до этого периода. А в них обычно преобладают персонажи мужского пола и женщины изображаются исключительно в роли хранительниц домашнего очага, тогда как мужчинам предоставлены все возможности (McDonald, 1989). Эти истории могут внушить детям, что мир, за исключением воспитания детей, принадлежит мужчинам, а женщины играют в нем подчиненную роль.

Крабб и Билавски (Crabb & Bielawski, 1994) провели анализ иллюстраций в детских книгах серии Caldecott Medal and honors, опубликованных в период с 1937 по 1989 г., с целью выявить изменения в гендерном маркировании предметов. Эти издания в большом количестве стоят и на полках книжных магазинов, и в библиотеках, поэтому авторы сочли, что они достаточно полно отражают литературу, которую в настоящее время читают американские дети. Гендерное маркирование того или иного объекта дает нам представление о том, кто его чаще использует — мужчины или женщины. Важность гендерного маркирования объясняется тем, что дети наблюдают, с какой частотой определенные действия производятся мужчинами и женщинами, и с большей вероятностью будут имитировать то поведение, которое сочтут присущим людям одного с ними гендера.

По результатам исследования, среди персонажей женского пола значительный количественный перевес был на стороне тех, кого изобразили с предметами, относящимися к домашнему хозяйству (кухонная утварь, метлы и т. п.), и это соотношение не менялось на протяжении 53 лет. Мужчин чаще предпочитали рисовать с орудиями труда (т. е. предметами, используемыми для работы вне дома). И в то же время доля мужчин, нарисованных с предметами домашней утвари б руках, заметно возросла. Результаты этого исследования недвусмысленно дают понять, что, за исключением возросшего числа мальчиков, нарисованных с предметами домашней утвари в руках, изображение в детских книгах различных видов труда, соотнесенных с тем или иным гендером, претерпело минимальные изменения.

Телевидение

Гербнер и Гросс (Gerbner & Gross, 1976) приписывали телевидению уникальную способность изменять фундаментальные представления о природе социальной реальности. Оно обладает этим даром благодаря тому, что не только отражает status quo, но и многократно преувеличивает существующие тенденции, телевизионные образы кажутся реальными, а людям доступно широкое использование телевидения и возможность выбора. Альберт Бандура (Bandura, 1969) высказал идею, что телевидение вполне способно соперничать с родителями и учителями в качестве источника ролевых моделей для подражания. Исследования показали, что средства массовой информации очень важны в гендерно-ролевой социализации, а анализ информации, поступающей к нам по телевизионным каналам, продемонстрировал, что телевидение создает стереотипные, традиционные образы мужчин и женщин. Одна из моих студенток написала о том, какое влияние оказал телевизионный сериал «Брэди и их друзья» (The Brady Bunch) на ее гендерно-ролевую социализацию. В первый раз этот сериал демонстрировался на телеканале ABC с 1969 по 1974 г., и время от времени его повторяют на других каналах.

"Когда я была ребенком, моим любимым занятием было раз за разом смотреть повторы мыльной оперы «Брэди». В то время я точно знала, что моя цель в жизни — стать совершенной женой, как Кэрол Брэди, иметь шесть или семь детей и позволить мужу обо мне заботиться. Когда я начала учиться в колледже, это все еще было моей целью. Собственно, только в прошлом году я всерьез задумалась о карьере и сменила специализацию с домоводства на психологию."

Синьорелли (Signorielli, 1989) провел анализ недельных выборок телевизионных программ, которые занимали в эфире лучшее время в период с 1969 по 1985 г., и обнаружил, что 71% появлявшихся на экранах людей и 69% главных героев — были мужчинами. Анализ тенденций выявил лишь незначительные изменения в этих пропорциях за 16-летний период. Женщины на телевидении были в среднем моложе, чем мужчины; обладали более привлекательной внешностью и мягким характером; их показывали в контексте романтических интересов, дома, семьи; они же чаще оказывались в роли жертвы. Из 10 замужних героинь только три имели какую-либо работу за пределами дома (в реальной жизни работают более половины замужних женщин), и даже если женщины работали, то им, как правило, отводились традиционные женские занятия. Мужчины же не только значительно чаще появлялись на экране, но и имели уважаемую в обществе профессию (адвокат, врач) либо подвизались в специфически мужской области деятельности, например полицейскими. Аткин и его коллеги исчерпывающим образом проанализировали и описали 555 телевизионных персонажей. По поводу женских ролей в их отчете говорится следующее: «Подавляющее большинство отражает мужские фантазии о полуодетой глупышке, которую необходимо спасти» (Atkin et al., 1991, p. 679).

Вандеберг и Штрекфусс (VandeBerg & Streckfuss, 1992) провели анализ 116 телевизионных программ, которые за две недели транслировались в лучшее эфирное время по одному из трех крупнейших американских телеканалов. По их подсчетам, ни в одной из этих программ соотношение мужских и женских ролей не превысило 2:1 (т. е. 65% мужчин и 35% женщин). При этом работающих женщин стараются значительно реже изображать принимающими решения, утверждающими рыночную политику корпорации, выполняющими социально и экономически результативную работу. Более того, исследователи отметили, что телевизионные героини, занимающие руководящие посты высокого уровня, как правило, унаследовали их от своих мужей или родственников. Несмотря на то что мужчины гораздо чаще появляются на телеэкранах и при этом их показывают более сильными личностями по сравнению с женщинами, образы мужчин также оставляют желать лучшего. Вандеберг и Штрекфусс заметили, что мужчин часто изображают жесткими, эгоцентричными, настроенными на агрессию и соперничество. Наконец, отрицательными персонажами предпочитают делать мужчин, тогда как женщин стремятся показать чуткими и добросердечными.

Дэвис (Davis, 1991) провел анализ всех телевизионных программ, вышедших в эфир весной 1987 г. Он насчитал значительно больше мужских персонажей, чем женских (65% против 35%). Кроме того, он обнаружил, что взрослые женщины в целом значительно моложе, чем взрослые мужчины (примерно на 10 лет), что женщина имеет в четыре раза больше шансов оказаться блондинкой, чем мужчина — блондином, и наконец, женщины в четыре раза чаще оказываются провокационно одетыми, чем персонажи мужского пола.

Согласно Таврис (Tavris, 1992), анализ телепередач, проведенный Бреттом Силверстайном (Silverstein) в конце 80-х гг., показал, что худых женщин на телевидении 69%, тогда как мужчин — всего 17,5%. Дэвис (Davis, 1991) высказал мнение, что из всего этого складывается портрет молодой, сексуально привлекательной женщины, которая во многих программах служит скорее украшением, чем действующим лицом. Дэвис приходит к выводу, что такой телевизионный образ внушает нам, что женщина ценится, пока она молода и удовлетворяет принятым в данной культуре понятиям о красоте и женственности. Спросите знакомых женщин, что они думают по этому поводу.

Стоит также остановиться на том, как изображают мужчин и женщин спортивные программы. Анализируя результаты исследования мужского образа в спортивных программах, Сабо и Янсен (Sabo & Jansen, 1992) пришли к выводу, что в спорте мужчины показаны доминантными, мужественными, значимыми, тогда как женщин показывают управляемыми, женственными и обесцениваемыми. В частности, они сообщают, что спортивные СМИ нередко низводят женщину до уровня сексуального объекта (ярким примером может быть печально известный выпуск Sports Illustrated о купальниках) и что от 85 до 95% времени, которое СМИ уделяют спорту, занимает информация о мужском спорте. Из видов спорта, в которых участвуют женщины, полнее освещаются в СМИ те, что более женственны, как, например, фигурное катание. Если анализировать содержание репортажей, то результаты весьма показательны. В репортажах о мужских видах спорта преобладают описания физической силы и доминирования. Когда речь идет о женском спорте, описание часто разворачивается вокруг внешнего вида, привлекательности, грации, а о силе практически не упоминается (Sabo & Jansen, 1992).

Контент-анализ (Content analysis). Метод систематизированной фиксации и квантификации единиц содержания в исследуемом материале, в частности, выявляющий случайные и неслучайные элементы (Бурлачук Л.Ф., Морозов С. М. Словарь-справочник по психодиагностике. СПб.: Питер, 1999).

Контент-анализ рекламных роликов на телевидении показал, что их создатели, изображая мужчин и женщин, также широко используют половые стереотипы. В исследованиях подобного рода (Bretl & Cantor, 1988; Lovdal, 1989) обнаружилось, что властный голос в рекламе всегда принадлежит мужчине, подавляющее большинство роликов с участием женщин рекламируют товары для дома, а диапазон занятий для мужчин в рекламных роликах в три раза шире, чем для женщин. Бретл и Кантор подсчитали, что средний американец в неделю успевает просмотреть примерно 714 рекламных роликов. Стрейт (Strate, 1992), проведя всеобъемлющий анализ рекламы пива, пришел к выводу, что подобные ролики эксплуатируют традиционный образ мужественности, указывая, что именно надо делать (в том числе и пить пиво), чтобы стать настоящим мужчиной.

Что говорят исследования об изменениях, которые претерпело изображение гендеров на телевидении? Аткин и его коллега (Atkin et al., 1991) выявили, что за 80-е гг. среди телевизионных ведущих возросло количество женщин. Более того, они указали на тот факт, что продюсерами большинства программ, где участвовали женщины, отклоняющиеся от стереотипов, были также женщины. Мур (Moore, 1992) провел анализ того, каким образом показывалась семья в программах, занимающих в эфирной сетке лучшее время. По его данным, в 1950 г. из всех показываемых матерей семейств было лишь 3% работающих; к 1980 г. эта цифра возросла до 30%. Проведя анализ семейных телешоу с 1950 по 1990 г., Мур пришел к выводу, что реальные изменения мужской роли сильно преувеличены телевидением, которое в большом количестве показывает отцов-одиночек и мужчин, ставящих семейные обязанности выше работы.

Действительно ли телевидение влияет на людей? Принимая во внимание, в каких объемах американцы его поглощают, этого, бесспорно, следует ожидать. В расчете на одну семью время, ежедневно проводимое перед экраном телевизора, достигает более 7 часов, а студенты, к тому времени как их обучение подходит к концу, проводят перед телевизором больше времени, чем на лекциях (Davis, 1991).

По данным Кимбалл (Kimball, 1986), у детей, которые смотрят телевизор, проявляется гораздо больше аттитюдов, типичных для гендерных норм, чем у их сверстников, которые не смотрят телевизор. В ряде других исследований (см., например, Cobb et al., 1982; McGhee & Frueh, 1980; Sleeves, 1987) обнаружилась положительная корреляция между тем, что человек подвергается воздействию средств массовой информации, насквозь пронизанных гендерными стереотипами, и появлением у него стереотипного восприятия, аттитюдов и моделей поведения. Речь, естественно, идет только о наличии взаимосвязи между двумя явлениями, и не исключено, что следствие в данном случае является причиной [исследователи называют это проблемой направленности (directionality problem)]. Другими словами, люди со стереотипными аттитюдами могут отдавать предпочтение программам, пропагандирующим те же гендерные стереотипы. Возможно, впрочем, что дети, которым родители позволяют смотреть подобные передачи, оказываются во власти гендерных стереотипов более, чем те, чьи родители запрещают просмотр, отнюдь не из-за влияния телевидения, а вследствие отношения родителей (исследователи называют это проблемой третьей переменной).

Аттитюд (Attitude). Специфический образ действий, который человек реализует или хочет реализовать в конкретной ситуации. Аттитюд включает в себя стимул или ситуацию, интерес (интенсивное желание), реакцию и объект.

Экспериментальные исследования (где «третьи» переменные и проблема направленности были под контролем) показали, что телевизионные модели могут влиять на восприятие ребенком гендера. В эксперименте Рабл и коллег (Ruble et al., 1981) ребенок меньше играл с нейтральной игрушкой после просмотра телевизионного ролика, где с нею играл ребенок противоположного пола. Ниже в этой главе будет обсуждаться похожее исследование, проведенное Кобб и другими учеными.

В экспериментах Гейс и коллег (Geis et al., 1984), Дженнингс и соавт. (Jennings et al., 1980) обнаружилось, что просмотр рекламных роликов с выраженными гендерными стереотипами оказывает определенное влияние на стремление участниц эксперимента к карьерному росту, их отношение к существующему порядку вещей и уверенность в себе. В частности, Дженнингс и его коллеги начали свой эксперимент с того, что случайным образом отобрали две группы женщин. Роль независимой переменной играл просмотр записанных на видеопленку четырех телевизионных рекламных роликов. Первая группа увидела эти ролики в первоначальном виде, в котором они демонстрировались по телевидению, т. е. изображающими женщин по отношению к мужчинам в традиционных ролях (домохозяйки или сексуального объекта). Например, одним из показанных в эксперименте роликов была реклама замороженных обедов Hungry Man, где многократно уменьшенная женщина подает на стол своему гигантскому мужу не менее огромное блюдо. В другой группе демонстрировались те же самые рекламные ролики, только все роли в них исполняли актеры противоположного пола.

В качестве исходной гипотезы исследователи предположили, что женщины, просмотревшие традиционные ролики, проявят меньшую независимость в суждениях и меньшую уверенность в себе (зависимые переменные), чем женщины, которые видели ролики с переменой ролей. Чтобы измерить уровень независимости суждений, исследователи предложили половине испытуемых принять участие в фиктивном эксперименте, в котором якобы изучалось, какие мультфильмы люди считают смешными. Участницы должны были оценить «веселость» 16 мультфильмов. Объясняя условия, экспериментатор попутно указывал на большую доску с начерченной на ней таблицей, которая якобы отражала оценки предыдущих испытуемых, и говорил каждой участнице, что ее ответы тоже будут внесены в соответствующую колонку. Женщины, смотревшие традиционные ролики, оказались под гораздо более сильным влиянием этих фальшивых оценок.

Другая половина испытуемых приняла участие в исследовании мнений относительно СМИ (тоже, естественно, фиктивном), которое было предпринято с целью измерить воздействие просмотренных рекламных роликов на уровень уверенности в себе. Участницам предлагалось произнести 4-минутную импровизированную речь на одну из двух тем (по выбору): «опасная и вводящая в заблуждение телевизионная реклама» или «демонстрация насилия в телевизионных программах». Экспериментатор, ничего не зная о том, какие ролики смотрел испытуемый, определял уровень уверенности говорящего, оценивая семь невербальных показателей в поведении (движения глаз, нервозность и т. д.). Те из женщин, кто смотрел традиционные ролики, были значительно менее уверены в себе, чем остальные участницы эксперимента.

Фейсизм

Целый ряд исследований показывает, что мужчины и женщины изображаются в разных социальных ролях и занятыми разной деятельностью, но вместе с тем существуют еще более искусные способы, при помощи которых культура усиливает различия в восприятии полов. Арчер и его коллеги (Archer et al., 1983) обнаружили, что в изображениях мужчин и женщин лицо выделяется в разной степени, и назвали это явление фэйсизм (face-ism). В частности, они указали на тот факт, что фотографии в прессе подчеркивают у мужчины лицо, а у женщины — тело, так как мужчины на них обычно изображаются от шеи и выше, а женщины — во весь рост. Во всех двадцати странах, где было проведено исследование, дело в печатных изданиях обстояло именно так. Нигро и его коллеги (Nigro et al., 1988) также подсчитали, что в 70—80-х гг. в журналах Time, Newsweek, Good Housekeeping и Ms лицо больше подчеркивалось у мужчин, чем у женщин.

Фэйсизм (Face-ism). Тенденция в разной степени выделять в изображениях мужчин и женщин лицо и тело. Фотографии в прессе обычно подчеркивают у мужчины лицо, а у женщины — тело, так как мужчины на них обычно изображаются от шеи и выше, а женщины — во весь рост.

На первый взгляд может показаться, что этот факт не имеет большого значения. Однако, как справедливо замечает Арчер, голова и лицо являются «центром душевной жизни — там локализуется интеллект, личность, идентичность и характер» (Archer et al., 1983, p. 726), и, таким образом, становится ясно, что средства массовой информации ассоциируют эти понятия скорее с мужчинами, чем с женщинами. Более того, эксперименты показали, что акцентирование лица индивида приводит к тому, что испытуемые более высоко оценивают его ум, амбиции и внешность.

Язык

Язык, на котором мы говорим, также может внести свой вклад в стереотипное восприятие мужчин и женщин. Хенли (Henley, 1989) указывает, что в английском языке есть обширный диапазон средств, которые позволяют по-разному описывать мужчин и женщин, а если точнее, изображать женщин мелкими, заурядными или вовсе их игнорировать. Отчего, к примеру, для замужней женщины существует специальное название (миссис), а для женатого мужчины аналогичного названия нет? О чем это говорит? Уж не о том ли, что семейное положение женщины, в отличие от мужчины, влияет на то, какой нам следует ее воспринимать и как с ней общаться? Хенли также упоминает об исследовании, показавшем, что слов, описывающих женщин с плохой стороны, в 6—10 раз больше, чем слов, при помощи которых можно сказать плохо о мужчине (вспомните, сколько существует способов, чтобы сказать о женщине, что она распутна). В этих словах содержится информация о том соответствующем гендеру поведении, которое принято в нашей культуре.

Игрушки

Есть все основания полагать, что в процессе дифференциальной социализации очень велика роль детских игрушек. Согласно проведенным исследованиям, игрушки и игры помогают девочкам практиковаться в тех видах деятельности, которые касаются подготовки к материнству и ведению домашнего хозяйства, развивают умение общаться и навыки сотрудничества. Совсем иначе дело обстоит у мальчиков: игрушки и игры побуждают их к изобретательству, преобразованию окружающего мира, помогают развить навыки, которые позже лягут в основу пространственных и математических способностей, поощряют независимое, соревновательное и лидерское поведение (Block, 1979; Connor et al., 1978; Emmot, 1985; Miller, 1987; Peretti & Sydney, 1985; Pitcher & Schultz, 1983).

Пойдите в магазин и посмотрите, какие игрушки там продаются. Вы сразу же увидите, что большинство из них конкретно предназначено либо для мальчиков, либо для девочек. Игрушки для девочек видны сразу. Их упаковка выполнена обычно в розовых или пастельных тонах, на коробке — изображение девочки, а по смыслу они связаны либо с уходом за собой (например, игрушечная косметика), либо с заботой о ребенке (куклы-малышки), либо с домашними делами (игрушечные пылесосы, маленькие кухонные плиты, посуда и т. п.). Игрушки для мальчиков находятся в ярко раскрашенных коробках с изображением играющего мальчика, бывают часто связаны со строительством (различные конструкторы, кубики) или активной деятельностью (спортивный инвентарь, оружие и т. п.). Миллер (Miller, 1987) показала, что детские игрушки все еще разделяются по гендерному признаку: из 50 игрушек, использованных в ее исследовании, 41 были определены участниками как предназначенные исключительно для мальчиков или для девочек. Игрушки, которые испытуемые стереотипно классифицировали как девчоночьи, характеризовались тем, что они относились к дому, как например чайные приборы, куклы и мягкие игрушки. В то же время в число мальчишечьих игрушек испытуемые включили транспортные средства, мячи, оружие и строительные игры.

Гендерную принадлежность игрушки часто содержит в себе ее название или упаковка. Достаточно вспомнить о карманной электронной игре, которая приобрела популярность под названием Game-Boy. [Одной из смысловых частей названия является слово «мальчик», можно перевести как «Игра для мальчиков».] Когда моему сыну было пять лет, он заинтересовался названием: «Девочкам ведь можно в нее играть, правда?» — «Конечно»,— ответила я. «Ну, тогда надо было назвать ее Game-Child [Сын исследовательницы заменил в названии игры слово «мальчик» на слово «ребенок».], чтобы девочки знали, что им тоже можно играть»,— сказал он. Проблема не только в том, что в процессе игры с гендерно-соответствующими игрушками ребенок впитывает традиционные половые роли, но еще и в том, как это влияет на навыки, которые приобретают девочки и мальчики (Eccles, 1990). Например, по данным Спрафкин (Sprafkin et al., 1983), такие игрушки, как кубики и паззлы, которым традиционно отдают предпочтение мальчики, хорошо развивают визуально-пространственные навыки ребенка. Этоу и Лисс (Etaugh & Liss, 1992) обнаружили, что дети, получившие в подарок «мужскую» игрушку, отказывались от традиционно женских занятий, а те, кому подарили «женскую» игрушку, не хотели заниматься мужскими делами. Макклэрг и Чейл (McClurg & Chaille, 1987) обнаружили, что мальчики и девочки в пятом, седьмом и девятом классах показывали значительные успехи в пространственных навыках, поиграв в компьютерные игры пространственного типа. Кроме того, Линн (Linn, 1985) приходит к выводу, что мальчики охотнее, чем девочки, играют в компьютерные игры.

По статистике, взрослые покупают маленьким детям больше игрушек, типичных для пола ребенка (Pomerleau et al., 1990; Thompson et al., 1988). Например, Брэдбард (Bradbard, 1985) обнаружил, что среди детей в возрасте 9—16 месяцев большая часть мальчиков получала в подарок на Рождество машинки и пространственные игры, тогда как девочки — предметы домашнего обихода. Совершенно естественно с вашей стороны будет предположить, что это является следствием того, что мальчики и девочки предпочитают различные игрушки и поэтому просят подарить именно их. Действительно, исследование Этоу и Лисc показало, что девочки хотят и просят «женские» игрушки, а мальчики — «мужские». К примеру, мой сын Кен признается, что очень не любит кукол Барби, а вот его подружка Саманта их просто обожает. Кен никогда не просил купить ему Барби, тогда как Саманта при каждой удобной возможности выпрашивает Барби или аксессуары для нее. Другими словами, мальчики и девочки, по всей видимости, действительно предпочитают разные игрушки. Но является ли это предпочтение «естественным» или создается социальным окружением?

Целый ряд исследований (Bell & Carver, 1980; Culp et al., 1983; Seavey et al., 1975; Sidorovicz & Lunney, 1980) показали, что детские предпочтения в области игрушек начинают формироваться взрослыми. Например, в исследовании Сидорович и Ланни (1980) испытуемые общались с 10-месячным ребенком. Участников случайным образом поделили на три группы. Одной группе сказали, что ребенок — девочка, другой группе — что мальчик, а третьей вообще ничего не сказали о гендере ребенка. Общаясь с ребенком, взрослый имел в распоряжении три игрушки: резиновый мяч, куклу и кольцо для жевания. Если бы мы давали мальчикам и девочкам разные игрушки, исходя из разницы в их поведении, то следовало бы ожидать, что испытуемые будут выбирать игрушки, опираясь на реальное предпочтение младенца, а не на гендерную метку, которой их снабдили. Однако этого не произошло. В результате реальный пол ребенка практически не влиял на выбор испытуемых, чего нельзя сказать о гендерной метке. Из той группы, которая считала, что перед ними мальчик, 50% мужчин и 80% женщин выбрали футбольный мяч (20% из всех, кто так считал, выбрали для «мальчика» жевательное кольцо). В группе, которой ребенок был представлен как девочка, 72% женщин и 89% мужчин выбрали куклу. Лишь 28% женщин из этой группы предложили «девочке» мяч, а из мужчин этого не сделал никто.

Случалось ли вам испытывать негативную реакцию со стороны своих родителей, когда вы играли в игры, считающиеся присущими другому гендеру? Когда я была маленькой, брат моей подруги однажды решил поиграть с нами и предложил наряжаться в разные костюмы. Реакция его родителей была такая, будто бы мы совершили тяжкое преступление. И действительн