Интервью с детским психологом Ириной Медведевой

— В каждой семье, где есть дети, рано или поздно встает вопрос о том, как с детьми начать разговор о вопросах пола, потому что дети эти вопросы рано или поздно зададут. Существует две точки зрения. Одни считают, что эти вопросы не должны обсуждаться, дети и так сами все узнают. Другие же считают наоборот, детям надо дать максимум информации по этому вопросу. Как следует решать эту проблему, на Ваш взгляд?

— Я, конечно, не могу сказать, что такой проблемы не существует вовсе. Но мне кажется, ее масштаб в последние годы сильно преувеличивается некоторыми сексуально озабоченными взрослыми. Думаю, что когда ребенок интересуется вопросами пола (а он этим интересуется в разном объеме в разное время своей жизни) тогда ему и надо отвечать, причем в как можно более общей и условной форме.

— Вопросы эти задаются тогда, когда ребенок совершенно целомудрен, и конечно дети задают их в совершенной своей чистоте. А родители в такой же (подобной детской) чистоте как правило ответить не могут. И возникают такие мифологемы: «аист» и «капуста», «тебя в магазине купили». Хорошо ли это?

— Очень хорошо! Я как детский психолог скажу, что это очень верно. Это веками говорится и про «аиста» и про «капусту». Думаю, что довольно давно стали говорить и про магазин. Очень верно. И знаете, никому из взрослых людей это не повредило. Как мы видим, человеческий род продолжается уже не первое и даже не второе тысячелетие. Плод обязательно должен быть запретным до времени, чтобы потом, когда ребенок вырастет, этот плод был сладким. Тогда род продолжается. Если этот плод перестает быть запретным, а следовательно сладким, то человек, так уж он устроен, ищет другие запретные плоды. Не поэтому ли на Западе так много гомосексуалистов. Это другой запретный плод. Впрочем, он тоже уже не запретный. Поэтому когда семь лет назад я попала в Германию на всемирный конгресс по социальной психиатрии, и европейские и американские ученые говорили о том, что проблема номер один современного западного мира — это сексуальное сожительство взрослых и детей. Вот какой запретный плод сегодня сладок людям Запада. Так что если этот плод перестанет быть запретным, а следовательно сладким… ну что ж, тогда ждите поиска других. Именно Скандинавия и в частности Швеция первая восприняла сексуальное просвещение в школе. Прямо где-то после 68–го года. Вот была так называемая сексуальная революция в Европе и Скандинавия стала прямо пионером сексуального просвещения.

Я еще хочу сказать интересную вещь, что Стокгольм — столица Швеции — три года назад на Всемирном конгрессе семей в Праге был назван первым пост — семейным городом в мире, потому что там 70 % жителей никогда не имели, не имеют и не хотят иметь семью и детей.

— Скажите, но возможен ли вне семьи такой сокровенный, интимный, умный разговор о вопросах пола, может ли он быть школьным уроком, публичным выступлением?

— Я думаю, что нет. Это никогда не может быть прилюдно. Посмотрите, в культурном русском языке не существует ни одного слова для обозначения физической стороны любви…

— …вот я все время об этом задумываюсь. Как говорить о том, что совершенно невозможно назвать?

— Лучше задумаемся о другом: что значит, когда в таком богатейшем языке как русский нет культурных слов для обозначения плотской любви? Это значит, что культура строго секретит саму тему. А на каком языке говорить? Есть мат и есть гинекологическая латынь. Ну, наши секс-просветители домашние, российские, они конечно говорят, что гинекологическая латынь — это самое оно. Но представьте себе, что ребенку говорят «пенис», «фаллос», «оргазм», «эрогенные зоны». Это вообще конец света. Я бы даже сказала, что нужно трижды подумать, что гаже, вредней для психики: мат, который ребенок воспринимает как откровенную непристойность или «культурное» просвещение на гинекологической латыни. Я считаю, что второе гаже.

— Я тоже так думаю, честно говоря. Мы часто слышим: «Плохо, если ребенок об этом узнает в подворотне. Плохо, если об этом ребенку расскажут в туалете». Но если ребенку «про это» расскажут в туалете, то это всегда будет туалетно. Если в подворотне, то это будет нести свой отталкивающий стыдливый момент. Поэтому мне кажется, что даже подворотня в какой-то степени есть сохранение того, чему даже название сегодня совсем забыли: целомудрия.

— Совершенно верно. Зачем пугать подворотней? Почему некоторые оправдывают сексуальное просвещение тем, что, мол, иначе дети узнают «про это» из подворотни. Подворотня, как сказал бы культуролог — это неотъемлемая часть подростковой субкультуры. Проходит подростковый возраст, вместе с ним проходит подворотня, и уже юноша по ночам вздыхает о любимой девушке, стихи пишет, гуляет под ее окнами, сходит с ума. И представляет ее себе неземным, бесплотным существом. Но если он в семь — восемь, в двенадцать лет видел учебное пособие с половыми органами в разрезе, учил на эту тему параграф, отвечал у доски… Представляете, приходит учительница в очках, в нарядной блузе, развешивает эти пособия, они открывают учебник… И я кстати, хочу сказать, что и картинки в этих учебных пособиях намного непристойнее, чем фотографии в порножурналах. Это просто смещение черного и белого. Полное смешение черного и белого! Пол и потолок меняются местами! Потому что одно дело порнографический журнал, который мальчишки смотрят под партой и, опять же, знают, что это непристойность. А другое дело, когда в учебнике. Учебник для детей — эталон. Эталонная информация. И когда там это все в характерной манере учебника, так серьезно, с рисунками и схемами… Я видела всю эту мерзятину. Между прочим, когда мы с моей коллегой Татьяной Львовной Шишовой в Германии читали курс для студентов Гамбургского университета, они с нами как-то разоткровенничались после лекции. И я помню, как один очаровательный, похожий на героев Томаса Манна, какой-то благородных кровей юноша сказал: «Какие вы в России счастливые, вы знаете, что такое любовь. Мы тоже это знаем, но только по классической литературе. Мы очень хотим полюбить, но не можем, потому что получили сексуальное образование в школе и когда видим девушку, вспоминаем, что нам говорили про эрогенные зоны и про то, как устроены фаллопиевы трубы».

— Проблема очень знакома. В начале 90–х годов родители были в полном ужасе, когда их дети вернулись из школы. Скажем, ученики первого класса показали своим родителям красивенький буклетик под названием «Мой друг презерватив».

— Как сейчас помню, это было в середине 90–х.

— А откуда такие буклетики появляется в наших школах? Откуда эти программы появились, откуда эти учебники? Кто их издает? Кто и зачем растлевает детей?

— Да, детей растлевают. И это очень страшно. Я как детский психолог могу сказать, происходит ядерный взрыв в психике детей. Иначе не назовешь. Но для тех, кто это делает, растление и провокация психического шока — как бы побочные продукты. Задача другая: снижение рождаемости. Это такой, я бы сказала, геноцид с цивилизованным лицом.

— А как зовут это «цивилизованное лицо»?

— Его зовут Международная федерация планирования семьи. А на нашей почве существует филиал, который называется Российская ассоциация планирования семьи. Ну, конечно, у этой организации очень много спонсоров, помощников. Скажем, такой важный спонсор, как Фонд народонаселения Организации Объединенных Наций. Он представлен и у нас в стране, и в других странах, в которых существуют центры планирования семьи. Также очень помогает в уничтожении населения ЮНЕСКО. Хорошо помогает ЮНИСЕФ. Хорошо помогают Фонд Рокфеллера, Фонд Форда, Фонд Маккартуров, с успехом работающие на нашей территории. Бывают какие-то парадоксальные спонсоры. Например, английский принц Филипп, который возглавляет Фонд защиты диких животных. И все о нем говорят как о замечательном человеке: ему так жалко носорогов, ему так жалко леопардов, он так заботится об экологии. Но давайте спросим себя, кто больше всего нарушает экологию? Конечно, люди! Чем меньше будет людей, тем чище будет воздух, вода, трава…

— …и будет больше диких животных?

— Конечно. Так что принц Филипп теснейшим образом связан с Международной федерацией планирования семьи. И таких, на первый взгляд неожиданных связей очень много.

— Я знаю, что в Москве были такие «пилотные» школы, в которых программы РАПСа (Российской ассоциации планирования семьи) просто внедрялись через личные отношения с директорами этих школ. А есть у Вас, как у детского психолога — специалиста, данные о горьких плодах такого просвещения в России?

— Конечно, и очень много. Вы упомянули о пилотных школах в Москве. В одной из них школ учился сын моей подруги — психолога. И он был единственным в классе, кто не заполнил омерзительную секс-просветовскую анкету. Я не могу вслух повторить ни одного вопроса, который был задан детям. А этот мальчик, поскольку он воспитан хорошей мамой, не стал заполнять анкету. И именно благодаря тому, что он ее не заполнил, а следовательно не сдал, он вынес ее из класса. Другие дети сдали, и все шито-крыто. Родители понятия не имели, о чем спрашивали их детей. А этот мальчик пришел домой и швырнул матери анкету в лицо, представляете? Он был в таком жутком состоянии… Сказал: «Вот, до чего вы, взрослые, докатились!» И у него, как у человека тонкого, были очень тяжелые психические последствия, даже после одной такой незаполненной анкеты.

СПРАВКА : Последние три года в государственных школах России под разными названиями стали вводить сведения сексологии и контрацепции. Кроме того, зачастую по инициативе школы дети посещают разного рода занятия, семинары и уроки в так называемых медико-педагогических школах и центрах планирования семьи. Цель преподавания во всех случаях одна: манипулирование психикой ребенка. Перевод его внимания с высших духовных ценностей на низшие плотские удовольствия, их культивирование. Когда человек рассматривается лишь как биологическая единица. Внимание детей, акцентируется исключительно на вопросах секса, грубо попирается стыдливость. При этом осмеивается целомудрие, семья. Будущие дети представляются как ненужная, тягостная обуза. Детям рассказывают о страшных вещах. Пример: «Основными формами половой жизни человека являются экстрагенитальные, плотаническая любовь, танцы, гейшизм, генитальные, суррогатные формы полового акта, вестибулярный, бедренный половой акт, анальный, орагенитальные контакты, сексуальные действия с животными». На каждую тему в школе выделено по часу, а то и по два. На Западе ситуация не лучше. В Сан — Франциско, например, где большой процент гомосексуалистов, сексуальные «меньшинства» добились того, что им разрешили в школах преподносить какую-то свою особую программу сексуального просвещения. В класс к семилетним приходят «специалисты» и говорят: «Вам не стоит беспокоиться, если у вас будет сексуальный контакт с вашим же полом, может быть даже с партнером более взрослым…» Т. е. практически преподаются основы гомосексуализма. Ребенок-то об этом вообще не думает. А если ему начинают об этом говорить, то у него, конечно же, могут спровоцировать желание попробовать. Получается не просвещение, а откровенная пропаганда.

— Сегодня секс-просветители научились маскироваться, поскольку есть уже какая-то реакция Церкви, ученых — экспертов, общественности, родителей. И теперь это называется «Основы здорового образа жизни», «Уроки здоровья», «Гигиена», «Валеология», «Программа „Изменения“», «Лекции о СПИДе». И родители думают: как хорошо! Им ведь внушили, что дети сейчас все рождаются больными. Вот здорово, что их будут учить «здоровому образу жизни», а, следовательно, оздоровлять, учить, как стать здоровыми.

— Было бы важно понять, чем мы можем себя защитить, насколько мы вправе протестовать, какие у нас есть юридические возможности не допустить экспериментов над нашими детьми, над нашим народом.

— Вы можете мне поверить, что это не менее страшно, чем крысиный яд. Вот родители должны себе представить, что детей могут на таких вот уроках «здоровья» накормить крысиным ядом. Когда речь идет о спасении ребенка, родители просто обязаны его защитить, да и других детей тоже. А для этого они должны знать: если в школе что-то вводится экспериментальным порядком, об этом школа должна оповестить всех родителей. Причем, им не просто должны сказать, что с завтрашнего дня или с послезавтрашнего вводятся «Уроки здорового образа жизни». Каждому из них должны показать программу, и от каждого должны получить не устное согласие, а письменное. И если хоть один родитель в классе не согласен — ему не имеют права сказать; «Пускай ваш ребенок гуляет в коридоре в это время». Ничего подобного! У нас пока еще образование государственное. И у родителей сейчас как раз больше прав, чем было раньше. Если директор школы заявляет, что он, несмотря на протесты родителей, не хочет отменять этот экспериментальный урок, у родителей есть все основания подать в суд. Не на учителя, а на директора школы. Потому что учитель — тоже подчиненное существо.

— В православной гимназии однажды на уроке закона Божия все ученики седьмого класса принесли с собой журнал «Cool». Оказалось, они не знали, что это за журнал, им его бесплатно в метро раздавала какая-то добрая тетя.

— Очень наивны чаяния и надежды православных людей, что они своих детей вырастят в золотой клетке. И что они должны только как следует присматривать за своими детьми. Не усмотришь! Это повсюду и везде. А сколько к психологу обращаются родителей тех девочек и мальчиков (но особенно почему-то девочки психически страдают), которые читают журнал «Cool» и ему подобные издания. Вот приведу Вам один пример. Приходит мама с девочкой 12–ти лет и говорит: «Не понимаю, что с ней произошло? Она такая была хорошая девочка. У нас такая хорошая семья. Она себя вдруг начала вести, как профессиональная проститутка. Мы не знаем, что с нашим ребенком, мы не знаем, как ее укротить, и вообще что с ней делать, она уже кандидат в колонию и все это случилось как-то стремительно и на ровном месте». Я спрашиваю и то и это. И вроде не нахожу никаких «улик». Вдруг мне приходит в голову спросить: «Скажите, а ваша девочка не читает в последнее время журнал „Cool“?» Мама с гордостью отвечает: «Конечно! Это же журнал для девочек — подростков. Она его покупает раз в неделю, я ей сама даю деньги на него». — «А Вы туда заглядывали?» Она в недоумении отвечает: «А зачем заглядывать в детский журнал? Что, наши родители заглядывали в журнал „Мурзилка“, „Пионер“ или даже в „Юность“?» Я говорю: «Ну Вы загляните, потом мы, может быть, вернемся к разговору, почему Ваша девочка стала себя так вести». На следующий день она пришла заплаканная: «Вы знаете, я этот журнал сожгла прямо у себя во дворе, все номера, что нашла». Я говорю: «Все сжечь невозможно, они на каждом лотке».

— Журналы «Cool» и «Cool Girl» — молодежные проекты Издательского дома Бурда в России, рассчитанные на подростков одиннадцати — пятнадцати лет. В народе эти журналы называют «мусорными». Прочел — выбросил. Тираж «Cool» — около миллиона экземпляров. Раскупают быстро. Хотя содержание старого номера от нового почти не отличишь. Те, кто читал его пару лет назад, с трудом вспоминают о чем он. Это журнал, который чрезвычайно безответственно подходит к своей редакционной политике. Потому что детям внушаются вещи несопоставимые и с минимальным уровнем культуры. Что нам делать? Мы сегодня живет в таком мире, где эта информация доступнее любой другой…

— Я призываю все контролировать. И школьные новации, и детские журналы, и детские передачи по телевизору, и даже, представьте себе, детские мультфильмы. Ну, я уж не говорю о том, что у нас всех есть возможность позвонить депутату Государственной и городской думы. Ведь депутаты (теоретически) представляют наши интересы. Т. е., как говорят дети, «бузу надо поднимать». Если мы не хотим сдавать своих детей. Вообще, предательство — страшный грех. Но уж предательство своего ребенка — это последнее дело.

С Ириной Яковлевной Медведевой беседовал священник Алексий Уминский

18 / 06 / 2002

«ОСКОРБЛЕНИЕ СВЯТЫНИ МОГУТ ОДОБРЯТЬ ТОЛЬКО ОДЕРЖИМЫЕ ЛЮДИ». Интервью с протоиереем Александром Ильяшенко

— Отец Александр, храм Всемилостивого Спаса, в котором вы служите, находится неподалеку от Савеловского вокзала. Насколько я знаю, у вас довольно большой приход, в котором много молодежи. Каждую неделю проходят службы. Но не в храме, а в полуразрушенном доме причета, стоящем поодаль от храма. Почему? Почему храм до сих пор не передали вам?

— Этот храм раньше, до революции, принадлежал к Скорбященскому монастырю. Он был построен в византийском стиле в конце XIX века. В храме было освящено три престола, три алтаря. Главный алтарь был площадью около 100 кв м, а площадь всего храма составляла примерно 650 кв м. Сегодня же, кроме храма, от монастыря сохранилось здание монастырских келий и до неузнаваемости перестроенное здание гимназии. 10 гектаров земли, которая принадлежала ранее монастырю, частично принадлежит Станкоинструментальному университету. На остальной территории разбит детский парк и построены жилые дома.

— А что случилось с монастырем?

— В монастыре было много построек, но после революции их уничтожили. Понятно, что советской власти, которая боролась с религией, храмы были не нужны, но почему уничтожались большие, прекрасные хозяйственные постройки, остается загадкой. Храм был огорожен большой, красивой стеной. Она тоже была полностью уничтожена, хотя представляла собой великолепное архитектурное сооружение. В ней было несколько очень красивых ворот с арками и башенками. Тогда строили со вкусом и с размахом…

— А какие святыни были в монастыре?

— Этот монастырь — самый последний в Москве. Поэтому каких-то древних святынь там не было. Однако имелось богатейшее убранство, золотые и серебряные оклады, золотые богослужебные сосуды. После революции, когда происходило изъятие церковных ценностей, монастырь был полностью разграблен. А в 1929 году закрыт.

— Я слышала, как старушки говорили, что в этом парке дети играют на костях…

— Совершенно верно. Раньше на той территории, где сейчас разбит парк, было кладбище. Причем не только монастырское. На этом кладбище были похоронены такие знаменитые люди, как адвокат Плевако, философ Николай Федоров и другие. Когда часть монастырской территории отдали Станкостроительному институту, он начал расширяться, и храм Всемилостивого Спаса хотели снести. Его спасло от уничтожения только вмешательство общественности и покойного архитектора, академика архитектуры Томского. Новый корпус института построили немного в стороне, и здание храма сохранилось.

— А как сейчас обстоит ситуация с храмом? Почему его не отдают Русской Православной Церкви? Ведь почти все сохранившиеся московские храмы уже вернули?

— Пока в Москве Церкви не вернули порядка тридцати храмов. И один из них — наш. Храм разделен на четыре этажа. На четвертом этаже — столовая, а три остальных сдаются в аренду коммерческим фирмам, и это приносит огромные прибыли. Я пытался договориться с ректором Юрием Михайловичем Соломинцевым о том, чтобы хотя бы первый этаж, который практически не используется, отдали для богослужения. Но он разговаривать не стал, заявив, что сдает помещение в аренду и получает по 500 долларов с 1 кв. метра в год. Так что ему не выгодно возвращать храм…

— А предпринимались какие-нибудь попытки решить этот вопрос на более высоком уровне?

— Да, мы обращались и в Министерство образования, и в Правительство РФ, и в Госкомимущество. Даже отправляли письмо Президенту! Ведь храм находится не в собственности правительства Москвы, а в общефедеральной, поэтому и действовать надо на федеральном уровне.

— А кто подписал письмо Президенту?

— Патриарх.

— Сам Патриарх?! И что же ответил Президент?

— Письмо до Президента не дошло. Оно попало к Валентине Матвиенко, она наложила на него какую-то расплывчатую резолюцию, дело зависло. Потом мы обратились к полномочному представителю Президента по Центральному округу Георгию Полтавченко. Он направил бумагу в Госкомимущество, там создали специальную комиссию. В нее вошли представители заинтересованных министерств — Министерства образования, Министерства культуры, Госкомимущества, самого Станкина и нашего прихода. Комиссия поработала и выяснила, что первый этаж здания практически не используется. Но, тем не менее, был составлен акт о том, что передача этого помещения приходу не представляется возможным. При этом никто из прихода ни к составлению, ни к подписанию этого акта допущен не был.

— На основании чего вам отказали?

— Формулировка в документе написана в духе журнала «Воинствующий безбожник»: «Богослужение несовместно с образовательным процессом».

— А как же все более тесные контакты Министерства образования с Патриархией? У Соломинцева своя позиция по этому вопросу?

— Видимо, да. Впрочем, это имеет серьезную «материальную базу»: общая площадь храма — примерно две тысячи двести пятьдесят метров, умножьте хотя бы какую-то часть этой площади на сумму аренды, и вам многое станет понятным.

— А учебный процесс, на который ссылались в решении комиссии, в здании производится?

— По нашим сведениям, нет. Хотя в бумаге говорилось, что в помещении создана уникальная структура — Институт конструкторов технологической информатики, сокращенно ИКТИ РАН. Но из другого документа следует, что этот институт научно-производственная, коммерческая структура. То есть, буферная структура для обналичивания денег.

— Христос, как известно, изгнал торгующих из храма. А Соломинцев, выходит, пустил?

— Выходит, что да.

— Какую позицию по отношению к конфликту заняло Министерство культуры?

— Оно занимает жесткую, непримиримую позицию, заявляя, что Церковь не способна правильно обращаться со своим бывшим имуществом. Хотя именно силами Церкви сейчас восстанавливаются тысячи храмов, и тысячи строятся заново. А при советской власти, когда наш храм сперва хотели взорвать, а потом изуродовали, снесли колокольню, пятиглавие, изящные хоры и очень красивые лестницы к ним, тогда, значит, было культурное обращение с памятником архитектуры?!

— Если посмотреть телевизионную передачу «Культурная революция», которую ведет наш министр культуры Швыдкой, удивляться не приходится. Он не постеснялся заявить на всю страну, что ругается матом и не видит в этом ничего плохого, никакого бескультурья… Скажите, батюшка, а какие последствия могут ожидать людей, которые работают в оскверненном храме?

— Церковь говорит, что есть грех ведомый и неведомый, осознанный и неосознанный. Так же, как преступление может быть умышленным и неумышленным. Большинство сотрудников, которые работают в бывшем храме, не задумываются над тем, что это за место. Но что бы они ни думали и как бы ни относились, грех остается грехом. Я бы привел такое сравнение: в каком-то помещении разлита ртуть, а люди не знают об этом и дышат ядовитыми парами. Они медленно отравляют свой организм. Так и здесь, медленно «отравляется» духовная составляющая человека. Приборов измерительных в этой сфере не существует, но очевидно, что люди наносят себе вред. И потом не понимают, отчего у них не ладится жизнь, болеют дети, распадаются семьи…

— Когда-то в Казани одна монахиня показывала мне храм, в котором устроили квартиры. Там даже на месте алтаря жили люди. Но жизни у них там все равно не получалось: кто сошел с ума, кто покончил жизнь самоубийством. Конечно, люди не связывали эти события с Божьей карой, не верили, но…

— Но для человека духовного это было бы очевидно. Людям, работающим в стенах храма, не мешало бы призадуматься.

— Какие фирмы «окопались» в храме?

— Например, немецкая фирма «Хейнц Людвиг Шудт». Она является официальным дистрибьютором фирмы Джей — Ви — Си (JVC), торгующей домашними кинотеатрами и прочей электроникой. Не знаю, как сейчас, а раньше там арендовала офисы фирма «Эппл» (Apple).

— Принято считать, что иностранцы у себя дома, в той же Германии, очень уважают старину, ревностно охраняют памятники культуры. Хотелось бы их спросить, почему дома они ведут себя нормально, а в России в помещении храма устраивают торжище? И как на такое посмотрели бы их соотечественники?

— Я думаю, если бы эта информация распространилась на Западе, она не прибавила бы популярности фирмам «Хейнц Людвиг Шудт» или «Эппл».

— А, может, наоборот? Может, немцы сочтут это своеобразным реваншем, отыгрышем за поражение во второй мировой войне?

— Не думаю. Осквернение святыни могут одобрять только одержимые люди. Вряд ли на Западе духовное помрачение настолько велико. Скорее всего, руководители фирм, принимая решение об аренде помещения, руководствовались прагматическими соображениями, не приняв во внимание морально-этический и духовный аспект проблемы. В этом случае дело вполне поправимо. В Москве много зданий, сдающихся внаем. Нашла же себе другое помещение фирма «Хьюлет Паккард» (Hewlett Packard), тоже до недавнего времени располагавшаяся в нашем храме.

— В последние годы мне приходится много ездить по стране, и я вижу, что в годы советской власти очень часто детские парки или роддома устраивались именно на месте кладбищ. Что это: дурная бесконечность случайностей или вполне определенный умысел?

— Такое отношение было характерно не только для советской власти. Еще Лев Толстой в романе «Война и мир» написал, что маршал Даву устроил свой кабинет в одном из алтарей разоренного московского храма, и престол служил ему письменным столом. Это, конечно, не случайность, а сознательное надругательство, одержимость. Для деятелей французской, октябрьской и отчасти февральской революции характерно глумливое отношение к святыням. Например, кладбище на территории Скорбященского монастыря. Оно было разрушено еще до Великой Отечественной войны, когда, как вы знаете, надругаться над памятью предков считалось нормальным. Людей призывали порвать с прошлым, целиком устремиться в будущее, и многие вняли этим заклинаниям, не почуяли подвоха, оторвались от своих корней и, тем самым, нарушили одну из основных заповедей — «чти отца твоего и матерь твою». Надругательство над могилами и над верой отцов — свидетельство очень глубокого нравственного падения.

С протоиереем Александром Ильяшенко беседовала Татьяна Шишова

24 / 10 / 2002

«РОМАНТИЗАЦИЯ НАРКОМАНОВ ПРОИСХОДИЛА ОТНЮДЬ НЕ СТИХИЙНО»

Интервью с главным детским наркологом Минздрава РФ Алексеем Валентиновичем Надеждиным

— В 2001 году в Российской Федерации отчетливо — в полтора раза (!) — сократилась заболеваемость наркоманией, особенно среди несовершеннолетних. Об этом свидетельствует и статистика самой наркомании, и те данные, которыми нельзя манипулировать, потому что статистика вообще-то штука лукавая. Так, стало гораздо меньше смертей несовершеннолетних от наркотиков. В нынешнем году данная тенденция продолжается и даже усиливается. Наблюдается сокращение прироста темпов за болеваемости и среди взрослых. Хотя в целом количество взрослых наркоманов растет, темпы прироста снижаются. Скажем, если раньше в каком-нибудь населенном пункте за один год появлялась тысяча новых наркоманов, а за второй — уже тысяча сто, то сейчас появилась не тысяча и не тысяча сто, а допустим, шестьсот. Причем средний возраст наркоманов стал старше. А по мнению ведущих эпидемиологов (как наших, так и зарубежных), увеличение возраста потребителей наркотиков является косвенным признаком того, что эпидемия наркомании идет на убыль.

— Почему?

— Да потому что «рекрутируются» в наркоманы, как правило, подростки и молодежь. Тогда расползание эпидемии идет не в верхнюю возрастную границу, а в нижнюю. То есть, чем младше возраст потребителей наркотиков, тем больше населения вовлекается в этот порок. Если же дети начинают приобщаться к наркотикам позже или вообще не приобщаются, значит, распространение эпидемии прекращается и возраст наркоманов стареет.

— Но почему сократилось количество наркоманов?

— Ответить достаточно сложно. МВД, например, считает, что была засуха в Афганистане и урожай опиумного мака сгорел на корню. Может быть. Хотя мне лично кажется, что в обществе и в мировоззрении молодежи произошли фундаментальные изменения. Я стараюсь отслеживать умонастроения в молодежной среде: провожу опросы, выясняю отношение молодых к наркотикам. Три года назад примерно 15 % опрошенных мною студентов говорили, что наркотики — это нормально и признавались в их употреблении. Сейчас таких менее 1 %. Интересно, что антинаркотическая позиция связана с двумя очень важными факторами: с ростом патриотических настроений в молодежной среде и с ростом традиционной религиозности. По моим наблюдениям, молодежь стала меньше смотреть телевизор, меньше покупать иностранные кассеты, больше любить пусть даже жестокие, китчевые, но русские фильмы, которые сейчас весьма патриотичны.

— Я разговаривала на ту же тему с молодыми людьми, и они сказали мне, что еще недавно образ наркомана был овеян романтической дымкой. Я думаю, это было связано с романтизацией западного образа жизни, свободной любви и прочих «достижений демократии». А сейчас (во всяком случае, в Москве) большинство молодежи относится к наркоманам как отбросам общества. А когда смотришь на что-то сверху вниз, то, конечно, подражать уже не будешь.

— Надо понимать, что романтизация наркоманов происходила отнюдь не стихийно. Я склонен видеть сознательное внедрение наркомании и наркоманической философии в молодежную субкультуру. Изначально это действительно шло к нам с Запада, а затем поддерживалось определенными кругами внутри нашей страны.

— Зачем?

— На мой взгляд, в основе борьбы за легализацию наркотиков лежит стремление изменить менталитет народа, что бы потом с ним проще было справиться. Ведь недаром разные народы традиционно, веками употребляет те или иные психоактивные вещества. Вероятно, это связано со строем их души, с национальным характером и оказывает определенное воздействие на формирование сознания. Когда-то известный русский историк Сергей Михайлович Соловьев писал о влиянии ландшафта на душу народа. Я думаю, нечто подобное можно сказать и о психоактивном веществе, которое употребляется в той или иной культуре. Поэтому попытки убрать или вытеснить традиционные психоактивные вещества новыми — а как правило, это бывают наркотики — в значительной степени направлены на изменение менталитета. Приведу всего один пример. Я вполне могу себе представить выпивших русских людей, идущих в атаку (хотя вообще-то я противник пьянства!), но совершенно не представляю курильщиков марихуаны в роли защитников России.

— Наверное, неслучайно идеологи так называемой «глобализации» рано или поздно приходят и к идее легализации наркотиков. В глобальном обществе будущего — если его удастся образовать — наркотики, вероятно, будут узаконены.

— Глобальному обществу будущего нужны послушные члены. Тут вспоминаются самые мрачные футурологические романы: и «Мы» Замятина, и произведения Хаксли…

… который и сам был наркоманом, и ратовал за свободу наркотиков для всех остальных…

— Да, конечно, в первую очередь вспоминается именно он. После Второй мировой войны неоднократно предпринимались попытки найти такой психоактив, который не только физически, но и душевно держал бы людей в починении. В ряде стран уже поставлены массовые эксперименты. Напр., крупнейшим полигоном является Голландия. Там ведь легализована не только марихуана. Об этом не принято говорить, но в Голландии узаконена целая группа психоактивных веществ: и различные галлюциногенные растительные композиции, и психостимулирующие композиции типа «экстази».

— Но неужели на Западе все поддерживают либерализацию наркотиков?

— Нет, даже в Голандии не все «за». Официальные голландские исследовательские центры, которые выступают категорически против легализации наркотиков, регулярно печатают доклады, проводят аналитические семинары, дают вопиющие цифры, но… практически не имеют выхода на международную арену. Им не удается донести свою точку зрения до между народной общественности. И Министерство здравоохранения Голландии крайне негативно настроено, но почему-то его мнение не учитывается.

— А как обстоят дела с попытками легализации наркотиков в нашей стране?

— В последние пару лет наши «легализаторы» несколько притихли, замаскировались, сменили тактику. Еще недавно открыто говорилось, что наркомания неизлечима, эпидемию победить невозможно, а потому надо ввести заместительную терапию и выдавать наркоманам наркотики. Тогда, дескать, они перестанут участвовать в криминальном наркобизнесе, и общество успокоится.

— Если не ошибаюсь, к этому призывали «Врачи без границ».

— И не только они. Множество международных структур активно проводили эту линию. Но потом ситуация стала меняться. Общество с колоссальным трудом, ценой огромного количества жертв, начало вырабатывать иммунитет против наркотиков. И «легализаторы» вдруг резко поменяли точку зрения. Теперь они говорят о массовом распространении СПИДа, о плохой профилактике ВИЧ — инфекции среди наркоманов. И призывают к срочной раздаче наркотических веществ и одноразовых шприцов.

— То есть, изменилась мотивировка, но не суть позиции?

— Да, и давление по-прежнему огромно. Мне говорят: «Доктор, вы хотите, чтобы большинство ваших пациентов умерло от ВИЧ — инфекции? Вы им что, зла желаете?» Хотя темпы распространения ВИЧ — инфекции в Российской Федерации в нынешнем году тоже замедлились. Изменилась и структура заболеваемости. Если раньше массовое заражение происходило за счет внутривенного потребления наркотиков, то сейчас этот процент сократился, а процент передачи ВИЧ — инфекции половым путем вырос. Это, кстати, тоже косвенно свидетельствует в пользу отступления эпидемии наркомании. Однако требования ввести метадоновые программы по-прежнему продолжаются. А ведь введение метадоновых программ в Европе совершенно не улучшило ситуацию!

— Пожалуйста, расскажите немного подробней о метадоновых программах. Я думаю, большинство читателей не в курсе этой проблемы.

— Метадон был предложен двумя американцами, Доулом и Нисвандером, в 1964 году. Хотя нельзя сказать, что это было такое уж необыкновенное новаторство. Когда был выделен чистый кокаин, им пытались лечить зависимость от опиума и морфина. Но заканчивалось это лишь переходом одной формы заболевания в другую. Когда появился героин, им тоже пробовали лечить опиоманию и морфинную наркоманию. Что опять-таки завершилось плачевно: героин просто оттеснил другие наркотики и вышел на первый план, поскольку он сильнее. Аналогичная история произошла и с метадоном.

— Это наркотик?

— Да, это опиоидный наркотик с очень неблагоприятным психофармакологическим профилем. Мало того, что при его употреблении возникает состояние как после приема опиатов, так у метадона есть еще и психостимулирующий компонент. Поэтому при попытке отменить больному метадон у него возникают ужасающие депрессии и интенсивное влечение к наркотику. Влечение гораздо более сильное, чем при отмене героина! Вот очень типичный пример. Больной готов лечь в больницу, но просит отсрочки на две недели. «Зачем? — спрашиваю я. — Вы не первый раз лечитесь и спокойно переживете абстиненцию.» — «Видите ли, — отвечает он, — я сейчас употребляю метадон.» — «Ну и что?» — «Я хочу за две недели сменить метадон на героин, чтобы мне потом было легче». Когда это слышишь не от одного десятка больных, начинаешь подозревать, что метадон — гораздо более худший вариант, нежели геро