Подумайте, где мы находимся сейчас

• Мы все состоим из солнечного света, и все от чего мы зависим, питается солнечным светом
• Сотнями тысяч лет мы жили, пользуясь только текущим солнечным светом
• Затем мы открыли залежи древнего солнечного света, хранящиеся глубоко в земле, и начали потреблять его для получения тепла, а также в качестве сырья, чтобы заменить ткани из растений.
• «Захват» древнего солнечного света увеличил нашу производительность, но и наши аппетиты возросли. Хуже того, это спровоцировало все ускоряющийся рост населения.
• Это также привело к климатическим изменениям, дестабилизирующим популяции других форм жизни.
• Сейчас последние часы солнечного света уже не за горами, возможно, они истекут еще при нашей жизни. И даже с развитием «альтернативных источников энергии» проблема может продолжать ухудшаться (ввиду продолжения роста населения), если вместе с ними не изменится наша культура. Пока мы продолжаем использовать солнечный свет или любой другой «ресурс» для завоевания природы и преобразования природных ареалов в обиталище человека, мы ставим под угрозу свое существование и существование всего остального мира из-за нашей численности, варварского отношения к ресурсам, конкуренции с другими видами за территорию, воду и питание.
• Если нефти не найти немедленную альтернативу и мы больше не сможем производить и поставлять пищу нашему растущему населению, что произойдет?

Давайте посмотрим, как на этот вопрос отвечает одна большая страна.

Путешествие в страну, у которой есть план выживания: Китай

Китайцы планируют ступить в будущее. Несколько лет назад я обнаружил, что они намного более целеустремленные и заботятся об этом больше, чем какая-либо другая страна в мире. У них взгляд с перспективой, они заботятся о своих запасах пищи, энергии и ресурсов на десятки лет и поколения вперед, а не на год или даже на один квартал, как это делают корпорации в Америке, отвечая на сиюминутные запросы потребителей.

Серо-пестрый слой облаков давил на Пекин, как гигантская рука, почти бездвижный, он висел всего в нескольких сотнях футов от крыши Великого дворца народов. Я стоял на площади Тяньаньмэнь в желто-коричневом пальто с поднятым воротником и казачьей шапке, чтобы хоть как-то защитить голову от ледяной мглы. Был ноябрь 1986 года, и прошлую неделю я провел в одном номере с тремя докторами из Колумбии и Япониив одном из крупнейших в мире медицинских центров, обучающему акупунктуре. По утрам я учил китайский, запоминал акупунктурные точки и меридианы, после полудня практиковался ставить иглы пациентам в палатах, и по вечерам гулял по городу. В этот день был мой первый за неделю выходной, и я собирался посетить места, которые вечерами были закрыты.

Туман от облаков слегка очищал воздух от густого запаха миллионов маленьких угольных костров: в основном, жители города отапливали свою единственную комнатушку выдаваемыми им раз в неделюнесколькими кусочками угля, и дым волнами поднимался в воздух, отчего иногда было больно дышать.

Рядом со мной стоял доктор Ву*, худой, высокий энергичный мужчина под тридцать, предложивший свои услуги гида по городу в обмен на возможность попрактиковать свой английский. Холод сырого воздуха проникал в каждый мускул и кость моего тела, несколько дней после этого я чувствовал постоянный озноб.

Площадь Тяньаньмэнь – это широкое открытое пространство, вымощенное камнем и окруженное грандиозными строениями. Великий дворец, могила Мао, Народный музей.

- У вас есть дети? - спросил я его. Мы прошли в тишине несколько минут, поскольку он думал, что за нами следят. Теперь вокруг не было никого в радиусе 20 футов.

- Да, - ответил он и вздохнул, как будто вспомнил что-то давнее и душещипательное. – У нас с женой дочка. Они живут в дне пути отсюда.

- Один ребенок?

Он на мгновение уставился в землю , изучая камень, словно человек, боящийся ступить на что-то хрупкое.

- Да, один ребенок.

- Что вы думаете об этой политике? – спросил я.

Он метнул на меня виноватый взгляд, потом огляделся вокруг и ответил:

- Это мудро. Это необходимо для будущего Китая.

- Вы хотите сына?

Он пожал плечами:

- Все хотят сына. Вероятность – 50 на 50.

- И все же среди детей больше мальчиков, чем девочек, - на площадке начальной школы через улицу от госпиталя я заметил: около двух третей детей были мальчиками.

Он резко кивнул:

- Мы об этом не говорим. Особенно люди с моей профессией.

Я еще раз осмотрелся, чтобы убедиться, что за нами не следят, но похоже, нас оставили в покое.

Вокруг нас все люди шагали с какой-то целью. По главной улице, идущей вдоль площади, проезжали сотни одинаковых черных велосипедов, а на них - люди, облаченные в поношенные пиджаки и мешковатые штаны. Каждые несколько минут мимо проезжала машина или автобус. Эта картина представляла собой разительный контраст с немецкими городами, где я тогда жил, где оживленный город означал постоянное скопление машин, велосипеды, кроме как в деревне, увидеть было сложно.

Это вернуло меня к мыслям о различии Востока и Запада. Я подумал, задумывались ли эти молодые родители об убийстве своего ребенка, когда родилась их дочь, как сделали это многие другие китайские семьи. Я также подумал, что бы почувствовал я, если бы мое государство сказало мне, что я не могу заводить больше одного ребенка. Я знал, что я бы восстал против этого. Но в Китае неподчинение карается ссылкой в трудовые или образовательные лагеря, настолько суровые и жестокие места, что часто смерть кажется приятной альтернативой.

- Вы думаете, государство имеет право диктовать, сколько детей может заводить семья? – спросил я, намереваясь разрешить этот вопрос в своей голове.

Доктор Ву поглубже засунул руки в карманы своего горохово-зеленого пальто и громко вздохнул, словно почувствовал сильную боль в животе.

- Возможно, вы забыли про 1960 год, - сказал он, пройдя несколько шагов. – Тогда был ужасный голод, и погибло много людей.

У меня были смутные воспоминания о голоде в Китае в 1959-1961 годах, от которого умерло целых 30 миллионов человек. Однако для меня все это было воображаемым: в то время мне было 10 лет. Я никогда не слышал никаких подробностей, не видел фото и не встречался ни с кем, кто был очевидцем.

- Я слышал об этом времени, - сказал я.

- В Китае сейчас больше миллиарда человек, - сказал он, и его шаги гулко звучали на мокром цементе. – Это пятая часть населения мира, только в нашей стране, и в два раза больше, чем было во времена голода. И сегодня мы из кожи вон лезем, чтобы этот миллиард прокормить. Что-то нужно делать. Вы понимаете?

- Да, - сказал я. – Но как насчет просто увеличить производительность вашего сельского хозяйства? Многие в вашей стране до сих пор пашут на волах или даже на своих женах, в то время, как у Китая такие огромные запасы нефти и угля. В своих путешествиях по Китаю я видел в полях сотни людей, но едва ли один-два трактора.

- Нет, - ответил он. – Это только ухудшит положение. Произведите больше пищи - и появится больше людей. Их уже и так слишком много в Китае, вот почему мы такие бедные.

- Но у вас огромные запасы природных ресурсов…

- У нас своя судьба, - заговорил он, выпрямившись. В его голосе появились новые нотки, властные и повелевающие, будто он разговаривал с существом, отстающим от него в умственном развитии, я слышал, как таким тоном он давал указания медсестре или санитару в госпитале. – Китай не повторит ошибок Запада. Мы научились на своем прошлом.

- Ошибок?

- Когда приходит зима, и вы сделали достаточно запасов пищи, чтобы пережить эту зиму вместе со своей семьей, позволите ли вы своим детям съесть все запасы в первый же месяц?

-Ну, конечно, нет!

- Китай не совершит этой ошибки с нефтью. – сказал он ровно. – Мы построим гидроэлектростанции, будем использовать некоторое количество своей древесины и угля, но сохраним свои запасы для зимы.

- Когда будет зима?

- Когда у Америки, Европы и Ближнего Востока кончится нефть. Мы выживем. Некоторые даже говорят, что тогда Китай станет править миром. Это будет Третьей Китайской империей, - он вздрогнул и опустил взгляд. –Но это опасный разговор.

-Как Третий Рейх? – спросил я и тут же пожалел о сказанном.

Он посмотрел на меня, словно оценивал врага на поле боя:

- В Китае, как и в любой стране, есть националисты.

Мне стало не по себе от его резкого тона, и я постарался сменить тему.

- Вы знакомы с исследованиями США о том, как порядок рождения влияет на психологию?

Он кивнул, и мы подошли к музею, огромному зданию, в котором выставлены самые древние образцы технологий, когда-либо произведенные всеми существовавшими цивилизациями.

- Да, я знаком с этими исследованиями, - ответил он.

- У вас есть братья и сестры?

- У меня два старших брата и младшая сестра, - ответил он осторожно. – А у вас?

- У меня три младших брата, - сказал я.

- Рождены быть лидером.

-Что?

- Старший в такой большой семье рождается лидером, - сказал он. – Вот что говорят ваши исследования. Старший учится управлять младшими.

Я пожал плечами, не желая заниматься психоанализом наших личностей.

- Но у нас обоих есть братья и сестры. А вы знаете, как формируется психология у детей, которые единственные в своей семье?

- Да, - ответил он. – Это зависит от того, как их воспитывают, конечно. Но в основном, они весьма доминирующие, поскольку все внимание в семье всегда доставалось им одним. У них индивидуальная психология.

Мы поднялись по лестнице и зашли в музей. Огромное здание из кирпича и мрамора не отапливалось, и наши голоса смешались с эхом сотен других людей, шагающих по холодному каменному полу, рассматривающих экспонаты и тихо переговаривающихся. Мы остановились перед часами с водяным приводом, которым было пять тысяч лет. Сделанные из меди и камня, они были четырех футов в высоту и трех в ширину. Вода капала внутри, смещая уровни и наполняя емкости, и стрелки показывали, который час.

- И каким станет Китай, когда все правители, менеджеры и все население будет состоять из детей, единственных в семье? – мягко спросил я.

Он долго смотрел на часы.

- Будет зима, а у нас останутся наши запасы, в то время, как остальной мир уже израсходует свои. Это будет время нашего триумфа.

Кто прокормит Китай

Это было в 1986 году, за два года до того со-основатель и автор Института Worldwatch Лестер Р. Браун начал говорить и писать о конфликте увеличивающихся потребностей Китая в пропитании и его сокращающихся возможностях производить пищевую продукцию. В 1994 году, когда он опубликовал свою статью «Кто прокормит Китай?», указывая на то, что тенденция к индустриализации в Китае неизбежно приведет тому, что он станет страной, импортирующей продукты питания, его раскритиковало само китайское правительство как паникера.

Однако с тем, как неуклонно продолжались индустриализация и замещение сельскохозяйственной земли фабриками и дорогами, а население росло, Китай сменил тон в 1995 году. В этом году самая многонаселенная нация на Земле была вынуждена импортировать продовольствие, чтобы прокормить себя, и это вызвало потрясение на мировых рынках зерна.

За последующие 20 лет, как говорит Браун, потребность Китая в импортном зерне возрастет с нескольких миллионов до 200 миллионов тонн, а возможно даже достигнет 300 миллионов. Однако согласно Департаменту сельского хозяйства США, в 1994 году совокупный экспорт зерна в мире был меньше 230 миллионов тонн. И он шел на то, чтобы прокормить более 100 стран, ставших импортерами продовольствия. Экспортеров же всего несколько десятков, и только Канада и США экспортируют зерно в большом количестве.

Более того, возможности Канады и США выращивать достаточно продовольствия для экспорта сильно зависит от капризов погоды. В 1988 году, ставшем самым жарким в истории, засухи на американском Среднем Западе сократили урожай зерна в Канаде на 37%, а в США на 30%, в результате чего США впервые за 300 лет потребили больше зерна, чем произвели.

Когда Китай проголодается в течение ближайших нескольких лет, его потребность в пище, как считают Браун и другие, сильно поднимет мировые цены на продовольствие. А когда цены вырастут по всему миру, в странах, не обладающих возможностью компенсировать дорожающее продовольствие, начнется голод, в то время как Китай, ставший мощным промышленным экспортером, сможет на это заработать.

Продовольствие может стать дефицитным товаром еще задолго до того, как иссякнет нефть. Однако, к сожалению, так мало людей в самых богатых частях света, которые держат в своих руках финансовую и политическую власть и которые действительно могли бы помочь в сложившейся ситуации, имеют о ней хоть смутное понимание как.

В 1997 году журнал National Geographic опубликовал еще одну статью о том, как далеко может зайти Китай, чтобы гарантировать свое выживание: о проекте дамбы Три ущелья на Ян-Цзы. Эта дамба высотой в 600 футов создаст резервуар длиной 370 миль (как озеро Супериор) с серией шлюзов, чтобы торговые суда могли проходить из океана глубоко в континент. Внутри дамбы будет установлено 26 крупнейших в мире турбин. При весе каждой в 400 тонн, они будут производить 18,200 мегаватт электричества, что равняется мощности 18 атомных станций, и все это в одной дамбе.

Это эквивалент 90 миллионов баррелей нефти в год. Это также соответствует мощности солнечной батареи площадью 10 000 квадратных миль, работающей со 100% эффективностью. Критики пророчат катастрофические последствия таких безрассудных попыток загородить настолько широкую и мощную реку. Некоторые говорят, что это будет просто открытой канализацией размером с озеро Супериор: сейчас ущелья обеспечивают проточность воды, но «стоячая вода – грязная вода». А National Geographic подчеркивает, что «канадская экологическая группа прогнозирует отравление воды промышленными токсинами, вытекающими с затопленных фабрик: мышьяком, цианидом, метилмеркурием». Однако проект идет своим ходом.

Очевидно, что Китай готов заплатить практически любую цену, чтобы избавиться от зависимости в ближайшие десятилетия.