Телесность человека в аксиологическом пространстве социума

Одним из важнейших звеньев в цепи социальных опосредовании телесно-двигательных характеристик человека является их рассмотре­ние и (соответствующее тому отношение) в системе инструментальных или терминальных ценностей, т.е. понимание их как инструмента для

2. Телесность человека в аксиологическом пространстве 127

реализации внетелесных ценностей или же как ценности самой по себе. Разделение на эти группы ценностей не носит абсолютного характера: одна и та же ценность для разных людей и в разных ситуациях мо­жет иметь разное значение и смысл (например, ценность физического здоровья может быть инструментальной для человека, стремящегося к определенной профессиональной деятельности, необходимо требую­щей высоких физических кондиций, и эта же ценность может стать самоценностью для индивида, «зациклившегося» на своем состоянии здоровья — так называемые «вечные больные»).

Противопоставление инструментальных и терминальных ценно­стей физических характеристик человека во многом определяется не функциями, а мотивацией субъектов ценностного отношения; с другой стороны, лишь в соотнесении между собой проявляются особенности той и другой ориентации.

Теоретическое разграничение инструментальных и терминальных ценностей человеческой телесности может достаточно значимо отли­чаться от их соотношения в реальном социокультурном пространстве, особенно если рассматривать его в динамике исторического процесса. Так на ранних этапах развития общества, для которых характерна ми­фологизация тела и телесных свойств, разделение между указанными двумя ориентациями носило несущественный характер. Но уже и тогда, как отмечают исследователи (см., например, [392]), можно говорить о выделении утилитарных, символических и магически-религиозных ценностей. Первые по своей сути совпадают с инструментальными, а последние ближе к терминальным.

Если говорить об общей тенденции культурно-исторического про­цесса, то длительный период развития соматических представлений и ориентации характеризовался постепенным нарастанием значимости, социального одобрения и формирования установок на инструменталь­ное отношение к телесности и ее атрибутам, в том числе в связи с процессами рационализации и институционализации физического воспитания.

В рамках аристократической модели поведения отношение к телу, к двигательной активности (спорт, игры, соревнования, формирование соответствующих стандартам референтной группы внешних характе­ристик, двигательных навыков и т. п.) в значительной степени опре­делялось терминальной интерпретацией телесности и связанных с ее формированием деятельностей, носило нередко чисто гедонистический характер. Однако постепенно физическое совершенствование приобре­тает иной характер — становясь одним из элементов институциона­лизированных программ деятельности, оно все более рассматривается как гражданская обязанность, как средство для достижения внешних,

128 Глава 4. «Человек телесный» в системе социальных отношений

не связанных с самой телесностью и телесной атрибутикой, целей — экономических, политических, образовательных и т. п.

В то же время, телесно-ориентированные деятельности во все вре­мена, естественно, носили адаптирующий, поддерживающий характер, связанный с обеспечением физического выживания организма (гигиена и т. п.). Не отвергая важности и той, и другой линии в развитии ин­струментального отношения к телесности, их необходимостив системе социальной жизнедеятельности, отметим, что принятые выше критерии физической (телесной) культуры не позволяют отнести эти тенденции к собственно культурному уровню бытия телесности — скорее здесь можно говорить о различных аспектах формирования и поддержания «социального тела».

Важным обстоятельством для этого утверждения является и то, что инструментальные ориентации в отношении телесности, соматической деятельности неизбежно ведут к отчуждению тела, его объективизации, отделению от субъекта этой деятельности. «Навязчивая мысль об объ­ективности и продуктивности физической активности и физических усилий отрицает живое тело; она подавляет телесную чувствительность и экспрессивность, фокусирует внимание на количественных характе­ристиках в ущерб качественным характеристикам телесной свободы, эмоциональной радости, коммуникативной выразительности; она обез­душивает движение как особый источник творческих импульсов и эсте­тического опыта и, наконец, отчуждает индивида от его тела» [409, р. 29].

Наиболее яркое выражение инструментальные ценности телесно­сти приобретают в сфере профессиональной деятельности, что особенно характерно для социальных организмов со значительной долей физи­ческого труда. Очевидно, что динамика этой характеристики в таком контексте напрямую связана с процессами изменения характера про­изводства: если на первых этапах тело выступало для человека прежде всего как орудие труда (причем орудие почти единственное), то по­степенно инструментальная, производственная значимость тела как бы отступает на задний план — сначала для определенных социальных групп (так называемый «праздный класс»), а затем все более и для общества в целом по мере совершенствования средств производства, автоматизации, интеллектуализации труда и т. п. Понятно, однако, что даже при максимальном развитии этих процессов, сохранение «челове­ка телесного» как элемента производства не потеряет своей значимости, хотя его инструментальность, естественно, приобретает все более отно­сительный смысл.

Смещение акцентов с инструментального отношения к телесности на ее неинструментальные интерпретации связано с характером про­изводственной деятельности и в ином аспекте: уменьшение количества

2. Телесность человека в аксиологическом пространстве 129

необходимого рабочего времени и увеличение досугового пространства создает объективные условия для отношения к телу как к некоторой са­моценности, для усиления тенденции де-инструментализации телесных практик и увеличения возможностей для культивирования телесности в ее личностных и культурно-значимых измерениях. Однако эти потен­циально увеличивающиеся возможности, как показывают исследования (например, [7, 22, 49, 213 и др.]) далеко не полностью актуализируются в реальной практике, в том числе, и вследствие отсутствия соответ­ствующих ценностных ориентации на культуросообразные телесные практики, несформированности аксиологии телесности, о чем уже шла речь выше.

Наряду с трудовой, производственной деятельностью, другим исто­рически закрепленным направлением функционального отношения к телесности является рассмотрение физических качеств человека как инструмента борьбы с противником. Объединенные вместе, эти две инструментальные ценности — производственная и военная — нашли отражение в распространенном длительное время лозунге «Будь готов к труду и обороне!», являвшимся не только призывом и декларацией, но и своего рода квинтэссенцией программы физического воспита­ния, сведенной по сути к этим двум целям и ставшей своего рода отечественным суррогатом сферы физической культуры.

Однако сам по себе признак профессионального использования еще не может, естественно, служить достаточным основанием для утверждения о чисто утилитарном, инструментально-функциональном отношении к телу. Иной характер может приобретать инструментальная «означенность» тела в таких «телесно-окрашенных» видах деятельно­сти, как спорт и пластические виды искусства (прежде всего, танец, пантомима). Хотя в этих специализированных видах деятельности те­ло также, безусловно, выступает инструментом, однако, смысловая нагрузка его функциональности существенно меняется: вместо утили­тарно-окрашенного целерационального действия человек посредством своего тела продуцирует одновременно и символическое, коммуника­тивное действие, в котором телесность обретает в определенной мере самоценный характер.

Спортивная деятельность нередко отождествляется в обыденном сознании с физической культурой на основе их принадлежности к сфе­ре, связанной с проявлением телесных характеристик человека. Не под­вергая в данном контексте вопрос о соотношении этих видов деятель­ности между собой, сделаем, однако, несколько оговорок, необходимых для рассмотрения обозначенного в данном разделе аспекта проблемы:

а) на основе принятого выше определения физической культуры, спорт как соревновательная деятельность, ориентированная на выявле-

130 Глава 4. «Человек телесный» в системе социальных отношений

ние максимальных возможностей человека (прежде всего, физических), может быть отнесен к сфере соматической (физической) культуры лишь в тех его пределах, в которых он отвечает критериям культуросообразно-сти, обеспечивает гармонизацию природного и социального в человеке, а не ведет к их разбалансированию (что весьма типично для современ­ного спорта и что ставит под большой вопрос его принадлежность к сфере культуры);

б) термин «спорт» не менее амбивалентен, чем термин «физичес­
кая культура»; это связано не только с многочисленными смысловыми
нагрузками, отражающими нередко весьма разнохарактерные виды де-­
ятельности, ассоциирующиеся с данным понятием (к примеру, профес­-
сиональный спорт высших достижений или рекреационный, досуговый
спорт), но и его неунифицированность, связанную с международным
словоупотреблением: так, в англоязычной литературе традиционно сло-­
вом спорт обозначают скорее досуговую, рекреационную деятельность,
а собственно соревновательный спорт — термином «атлетика»;

в) в контексте данного исследования под спортом мы подразуме­-
ваем специализированную, профессиональную деятельность, а не до­-
суговую, рекреационную оздоровительную.

С учетом этих уточнений обратимся к некоторым характеристикам спортивной деятельности как одному из наиболее ярких примеров ин­струментального отношения к человеческому телу. Соревновательная сущность спорта предопределяет ориентацию на максимальное выраже­ние, предельное раскрытие человеческого (прежде всего, физического) потенциала, что, в свою очередь, требует доведения до совершен­ства того инструмента — тела, пользуясь которым спортсмен и может реализовать имманентные цели спортивной деятельности.

Отмеченная выше общая тенденция усиления инструментального отношения к телу ярко обнаруживает себя в этой сфере деятельности. Если на ранних этапах развития самого института спорта для него была характерна в значительной мере гедонистическая окраска, связанная с получением удовольствия от самой включенности человека в эту дея­тельность (т.е. она имела определенную самоценность), то постепенно терминальные ценности спортивных занятий и связанного с ними отно­шения к телесности все более вытеснялись чисто инструментальными ориентациями, связанными с внешними для данной телесной практи­ки целями: материального вознаграждения, социальной компенсации, достижения определенного социального престижа (особенно для выход­цев из слоя «парий» общества), коммерческого эффекта и т. п. Особую окраску инструментальному использованию телесности в рамках дан­ного вида деятельности придала его социальная ориентированность на достижение политических и пропагандистских целей.

2. Телесность человека в аксиологическом пространстве 131

В то же время, инструментальное использование телесности в рам­ках спортивной деятельности не исчерпывает всего спектра этой сома­тической практики: в отличие от рассмотренных выше производствен­ной и военной функций «социального тела», телесность в рамках спор­тивной деятельности (в той своей части, которая может быть отнесена к специализированным областям культуры) не ограничена собственно инструментальным использованием, а встраивается самой этой деятель­ностью в символическое пространство социума, полагается в ней как элемент коммуникативного и экспрессивного пространства, становится внешней формой выражения внутренних характеристик личности, ее эстетических и нравственных нормативов.

К такого рода результатам спортивной деятельности могут быть отнесены рекорды как символизация максимальных возможностей че­ловека (если они достигнуты вне нарушения принципов культуросо-образности, что, как уже отмечалось крайне редко в современном спорте); порождаемые здесь эталоны красоты тела, движения; норма­тивы «маскулинности» и «фемининности», характерные для той или иной культуры и т. д.

Спорт потенциально, но далеко не всегда реально, заключает в себе символизацию принципа гармонии природного (телесного), со­циально-нравственного (к примеру, принцип равенства возможностей и уважения к сопернику), эстетического (стремление к совершенству, ориентация на идеалы красоты, пропорциональности и т. п.). Отмечен­ная в ходе исторического анализа близость античности к «дешифровке» этого символа и ориентации на него в телесных практиках, в очень небольшой степени, как уже отмечалось, может быть распространена на современный спорт, более ориентированный в своем инструмен­тализме на расщепление, чем интегрированность, на воспроизводство частичного человека, чем целостного, и тем самым — все более расхо­дящегося со сферой телесной (соматической) культуры.

Различение инструментальных и терминальных ценностей телес­ности — это различение отношения разделенности субъекта действия и его тела как объекта, с одной стороны, и соединения их в контексте телесной практики, с другой.

Однако отношение к телу как к ценности самой по себе в то же время может также иметь различную смысловую нагрузку, обладать раз­личной модальностью: от абсолютизации этой ценности, превращения ее в самоцель (я — это, прежде всего мое тело, и на него должна быть сориентирована моя личностно-значимая деятельность) и до признания невторостепенности, ценностной значимости тела в общей системе со­циально-коммуникативных, личностно-экспрессивных, нравственных, эстетических ценностей.

132 Глава 4. «Человек телесный» в системе социальных отношений

В первом случае терминальность ценности телесного в человеке носит столь же а-культурный характер, как и в случае функционального отчуждения тела от субъекта; такого рода отношение становится осно­ванием для превращения индивида в самодостаточную «сому». Однако уже этот признак самодостаточности делает проблематичным отнесение такого типа соматической ориентации к сфере культуросообразности, ее совместимость с понятием культуры как по сути своей открытой, диалогической системы.

Феномены «здоровья ради здоровья», «мускулов ради мускулов» и т. п. — явления социального, но не культурного пространства. Более того, вероятно, самоценность телесного начала в человеке вообще не может быть атрибутом и основой для формирования «культурного тела», будучи одной из форм, проявлений принципа абсолютизации, противоречащего самой сущности феномена культуры.

Таким образом, можно говорить о том, что выделение инструмен­тальных и терминальных ценностей телесности не определяет «демар­кационной линии» между «социальным телом» и «культурным телом». Хотя принцип отношения к телесности как к самоценности в его абсолютизированном значении и означает неразделенность субъекта (соматической деятельности) и объекта (тела), однако эта слитость имеет по сути биологическое, а не культурное основание, не выводит характер этого отношения за рамки собственно животного, связанного с жизнеобеспечением и жизнеподдержанием.

Выделение инструментальных и терминальных ценностей не явля­ется единственно возможным ракурсом рассмотрения телесности в ак­сиологическом пространстве социума. Очевидная уже в его рамках ге­терогенность ценностей человеческого тела, становится еще явной при рассмотрении связи характера соматических представлений, ориента­ции и телесных практик от ориентации субъекта деятельности на экзи­стенциальные, социальные или символические ценности телесности¹*.

Первая группа лежит в основе тех видов деятельности, которые связаны с обеспечением необходимых условий для человеческого су­ществования как такового (физическое здоровье, работоспособность, адаптивность); вторая группа ценностей имеет отношение к функци­онированию телесности, формированию и использованию физичес­кого имиджа в пространстве социального взаимодействия индивидов (использование физических, двигательных характеристик в структуре социальных ролей личности, в ее коммуникативном пространстве; зна­чение «телесного потенциала» для достижения социального престижа,

') Такое структурирование имеет в основе аксиологическую концепцию культуры А. Клосковской, развитую 3. Кравчиком [392].

2. Телесность человека в аксиологическом пространстве 133

роль телесного фактора в процессе социализации и т. п.); наконец, тре­тья группа включает символическиесмыслы телесности, двигательной деятельности человека.

Отмечаемая психологами тесная связь ценностных структур со смысловыми образованиями личности, их регулирующей ролью [42], наглядно обнаруживает себя и при рассмотрении аксиологии телес­ности, рассмотрении проявления этой взаимосвязи применительно ко всем трем указанным выше группам ценностей. Для примера обратимся к одной из важнейших экзистенциальных ценностей — ценности здо­ровья, которая в значительной степени носит опосредованный смысло­выми нафузками характер и лишь на первый взгляд имеет объективное, соотносимое с реальным состоянием тела, содержание.

Действительно, понятие здорового или нездорового тела суще­ственно зависит от особенностей того социокультурного контекста, в котором сформировано и используется само это понятие, в котором на основе этой конструкции происходит рефлексия тела субъектом. Хо­тя, безусловно, природа тела не может быть полностью редуцирована к социокультурной практике, однако, в большой степени «здоровое» (или «нездоровое») тело — это не сама по себе характеристика физио­логической нормы или нарушения, а своего рода социальная конструк­ция, которая может быть связана как с реальным, так и со мнимым нарушением в режиме работы биологического тела человека, с его вос­приятием и пониманием в рамках тех модальностей, которые приняты в конкретном социокультурном пространстве.

Исследователи в области социальной медицины обращают вни­мание на то, что в цивилизационно-продвинутых странах больной теперь далеко не всегда рассматривается как жертва болезни. Более общая ценностная ориентация на то, что каждый должен быть от­ветственен сам за себя, в том числе, за свое здоровье, определяет и подход к ценности здорового тела, его восприятия как необходимого атрибута и свидетельства социальной адаптирован ности индивида, его инкультурированности в данном пространстве; напротив, отсутствие такого тела весьма часто рассматривается как собственная вина субъ­екта, но не основание для сострадания со стороны общества. «Быть больным» все чаще означает «больше, чем просто экзистенциальное со­стояние; эта позиция воспринимается как определенный образ жизни и особое место в обществе» [367, р. 30].

Неоднозначность понятия «здоровое тело» имеет и иной аспект, связанный уже не столько с характером социальной оценки и соци­ального признания, сколько с личностными смыслами его понимания и трактовки. Большинство людей, как свидетельствуют многочислен­ные исследования, не видят в самом понятии здорового тела какой-либо

134 Глава 4. «Человек телесный» в системе социальных отношений

сложности; они полагают, что «это есть нечто само собой разумеющее­ся — просто не страдающее тело» [387, р. 17]. Однако если рассматривать ценность здорового тела не в биологическом контексте, а в собствен­но человеческом, социокультурном, то ее смысл будет существенно иной — и в модальности «социального тела», и «тела культурного». В первом случае необходимо говорить не просто об отсутствии страда­ния, но о готовности, пригодности «человека телесного» к выполнению тех или иных функций, социальных предписаний и т. п., во втором же, связанном со сверх-утилитарным, не определяемым собственно праг­матикой подходом — о способности и внутренней мотивированности, ориентированности субъекта, обладателя этой личностной ценности, к самосовершенствованию, самореализации, к «репрезентированности своего я» посредством своего тела [там же, р. 27].

Особое место в контексте обсуждения социокультурных смыслов ценности здоровья, здорового тела в его оппозиции анти-ценности не­здоровья, занимает проблема инвалидности, телесного увечья, на про­тяжении длительного времени практически не обсуждавшаяся, как и проблема телесности в целом, в социокультурном контексте (хотя сдвиги в этой более общей проблематике, безусловно, все же более заметны, чем в теме телесной неполноценности). Уже упоминавшаяся выше традиция сведения физической культуры к достижению физи­ческого совершенства как соответствия некоторому заданному иде­алу естественным образом оставляла пределами самого обсуждения этой проблемы вопросы физической ограниченности, увечности и т. п. (т. е. проблему телесного бытия порядка 10 процентов населения ка­ждой страны, о чем свидетельствует статистика). Отношение к калеке как к ущербному, «не соответствующему» и т. п. субъекту имеет прямое отношение к сведению нормативов, трактовок телесности к их соци­ально-функциональной означенности и в этом отношении такого рода понятие — такой же социальный конструкт, как и рассмотренные выше.

Аксиология тела, идущая от ренессансного эстетизма и проявляв­шая себя в том числе и отвержением (или по крайней мере, игно­рированием существования) дефектного тела: достаточно вспомнить, к примеру, «Город Солнца», в котором калеки отправляются за пределы идеального города, дабы не вредить идеальнойкрасоте, сформирова­ла определенную модальность восприятия и отношения к телесности с дефектами (как со стороны общества, так и самого ее обладате­ля). Мир телесно «не соответствующих», ограниченный «нелигитим-ностью» своих соматических проявлений, не признаваемых обществом (а не объективно несостоятельных), формирует определенные социаль­ные и индивидуальные стереотипы в трактовке ценностей человеческо­го существования (а не только телесности как таковой), в восприятии

3. Тело и кинесика: значения, нормы, символы

(а точнее — невосприятии) этого мира внешними, т. е. «нормаль­ными» субъектами социальной жизни. Множественность проявлений этих стереотипов в различных социолькультурных контекстах [233, 239, 367, 384 и др.] свидетельствует о существенной «социальности» данных восприятий, трактовок, ценностных ориентации.

Рассмотрение отдельных аспектов аксиологии человеческой те­лесности как одного из существенных «срезов» ее социокультурного бытия, в определенной мере позволило конкретизировать и дополнить исходные методологические конструкции «социального тела» и «куль­турного тела», соотнести их с определенным содержательным подходом к проблеме телесности. Возможно, еще более рельефно эти исходные концептуальные конструкты телесности как социокультурного феноме­на предстают в связи с рассмотрением таких опосредующих восприятие и формирование телесности звеньев, как нормы, значения, символы.