Дано мне тело — что мне делать с ним, Таким единым и таким моим?
О. Мандельштам
Придать бы плоти чуть больше сути. Ст. Ежи Лец
Вопрос поэта — ответ афориста. Сколь ни далека от строгих канонов научного мышления лирика, вынесенная в эпиграф, в этих нескольких строчках — проблема, к которой раньше или позже, явно или скрыто, в форме научного анализа или — что чаще — житейского раздумья обращается каждый из нас. И удивительного в том нет ничего — ведь вынесенный в эпиграф вопрос относится к самим основаниям человеческого бытия, к тому изначальному, что человеку и в самом деле «дано» — и уйти от этой данности невозможно. Свидетель Ренессанса или человек перестройки, футболист или нейрохирург, неф или эскимос, принц или нищий — как бы ни различались между собою люди по интеллекту и цвету кожи, по социальному происхождению и политическим пристрастиям, по религиозным убеждениям и профессиональному выбору, все они рождаются, живут и умирают вместе со своим телом. Оно — наш рок, наша судьба, оно — это мы сами.
Сколь бы ни были многообразны те эпитеты, которыми награждали мыслители разных времен человека, представляя его то как «homo sapiens» или «homo politicus», то как «homo faber» или «homo ludens» (а иногда и вовсе как «homo puchler»!), сколь бы ни различались между собою подходы к постижению человека и ракурсы, в которых он представал в зависимости от «эпох, культур и дат», реальный человек никогда не переставал быть прежде всего «homo somatikos», — «человеком телесным». Уж так распорядилась Природа (Бог, Провидение... — эти различия в трактовках здесь не суть важны), и эта данность постоянно о себе напоминает — кому намеком, а кому «наотмашь», кому — ощущением ликования жизни, а кому — немилосердной жестокостью страданий и немощи, и страданий часто отнюдь не только физических...
Понятно, однако, что внешняя очевидность факта телесного бытия человека — это лишь отправная точка, а не конечный пункт
Предисловие
в поиске ответов на множество вопросов, которые порождаются этим фактом, и вопрос «что делать с ним?» — лишь один из них. Неотвратимость, неизбежность существования в ипостаси «вотелесненности» делает вполне понятной то постоянство, с которым человек на протяжении своей жизни — как индивидуальной, так и общественно-исторической — воспроизводит такого рода вопросы, причисляя их тем самым volens-nolens к разряду «вечных».
Вообще говоря, история формирования и развития представлений о «homo somatikos» не менее многообразна, полифонична, насыщена, чем история развития идей, связанных с любыми другими измерениями человеческого бытия. Среди важнейших к тому причин отметим, прежде всего, ту, что «соматическая идеология» всегда была (и остается) встроенной во множество различных контекстов — таких, как фило-софско-мировоззренческий, социально-институциональный, культурно-нормативный, каждый из которых не является нейтральным по отношению к ней, а придает этой идеологии совершенно определенный содержательный смысл и ценностную направленность. Немаловажным обстоятельством является и то, что «телесное сознание» (а точнее — «осознание», что будет показано в последующих главах книги) выступает как важная составляющая различных по характеру социокультурных практик — педагогической, оздоровительной, религиозной, досугово-рекреативной, сексуальной и др.
Поэтому не удивительно, что содержание и смысл «соматических идей» не раз подвергались пересмотру в процессе исторического развития; что та или иная трактовка, интерпретация феномена человеческого тела, его места и роли в жизни человека, как и его ценностно-нормативные характеристики, всегда несли на себе явно выраженный отпечаток особенностей тех эпох, культур (субкультур), мировоззренческих систем, в лоне которых они зарождались и бытий-ствовали. Сопряженность этих идей с реальной практикой и прежде всего с «телесно ориентированными» видами деятельности, т. е. теми, что прямо или косвенно связаны с формированием, совершенствованием, укреплением или сохранением тела, с его репрезентацией или функциональным использованием в социокультурном пространстве, определяла периодические перемены в содержании и траектории развития «соматического сознания», обладающего не только элементами устойчивости и традиционности, но и отзывающегося всегда в той или иной мере на практический запрос времени или же непосредственно на прямой социальный «заказ».
Многообразие и разнохарактерность подходов к интерпретации тела всегда проявляли себя как на уровне обыденного, массового сознания и производных от него практик, так и в рамках специализированных,
Предисловие 5
профессиональных видов деятельности, в том числе (а, возможно, и прежде всего) — на уровне конкретно-научного и философского познания. Обширность, богатство материала, накопленного в истории изучения и осмысления феномена человеческого тела представителями разных научных дисциплин столь впечатляюще, что уже само по себе могло бы служить достаточным основанием для возникновения уверенности в том, что телесность — предмет глубоко и детально изученный, прочитанный, истолкованный.
Однако, охватывая взглядом современную науку, понимаешь, что богатство это весьма неравномерно распределилось по разным ячейкам научных отраслей: если в одних накоплен мощный пласт знаний о человеческом теле, и на этой основе происходит постоянное их умножение и приращение, то в других — а именно, в социально-гуманитарных — процесс этот имеет далеко не столь устойчивый (как в прошлом, так и в настоящем) характер и, к примеру, еще вчера впору было ставить вопрос более о реабилитации тела как объекта познания, чем о подведении сколько-нибудь значимых итогов в этой области, особенно если говорить об отечественной гуманитаристике.
Действительно, что касается изучения человеческого тела в рамках естественнонаучной парадигмы, то вряд ли можно ограничиться коротким списком, перечисляя те области научного знания, в которых оно является предметом исследования в тех или иных измерениях: анатомия и физиология, антропология и биомеханика, сексология и гигиена... Тело как материальный субстрат, значимый для изучения и понимания психических процессов, развития человеческого сознания все более широко изучается психосоматикой, психофизиологией; тысячелетия насчитывает практическая «работа» с телом в области медицины, оздоровительных технологий и т.д. Словом, для «наук о природе» человеческое тело, по вполне понятным причинам, — предмет давнего и пристального внимания, предмет, в прямом и переносном смысле разобранный «по косточкам», хотя и до сих пор таящий в себе немало непонятного и загадочного.
Что же касается знания социально-гуманитарного, то, быть может, одной из наиболее емких и красноречивых характеристик ситуации в этой области может служить название статьи одного из известных специалистов в области социологии тела А. Франка — «Возвращение к телу». Появившись в середине 80-х гг., этот аналитический материал уже одним своим названием должен был акцентировать, как минимум, два важных обстоятельства в развитии этой области знания: а) позитивное — тело вновь становится предметом для научного анализа и осмысления в социальных науках; б) негативное — процесс развития социального знания о теле имел длительный перерыв постепенности,
6 Предисловие
что и обусловливает необходимость возвращения, а не просто дальнейшего движения по сложившейся траектории познания.
Заметим, что появление упомянутой статьи уже более 10 лет назад, как и выход в свет с того момента достаточно большого числа работ зарубежных социологов, философов, культурологов и нескольких исследований отечественных специалистов (о том и о другом более подробно см. гл. 1), не означает пока в полной мере, что проблема реального возвращения тела как объекта социально-гуманитарного знания решена — в особенности это относится именно к отечественной науке. В большой степени этот феномен продолжает оставаться скорее «за скобками» аналитической деятельности гуманитариев, чем в фокусе их внимания.
Причины такой ситуации отнюдь не лежат на поверхности; они теснейшим образом связаны с особенностями социального, культурного и собственно познавательного процессов, развивавшихся на протяжении многих веков в лоне европейской цивилизации и получивших в современном социокультурном пространстве продолжение (более подробно об этом также пойдет разговор в книге). В рамках отечественного социально-гуманитарного знания эта логика была существенно дополнена еще и влиянием идеологического фактора, на протяжении длительного периода определявший саму возможность признания того или иного феномена в качестве предмета, достойного или недостойного исследовательской практики обществоведов.
В то же время, оставляя в стороне конкретно-исторические обстоятельства проблемы, нельзя не отметить, что в самом общем плане периферийность проблемы человеческого тела в рамках социально-гуманитарного знания или и вовсе ее отсутствие там не являются слишком неожиданными — по меньшей мере, на первый взгляд: ведь эта область знания ориентирована на изучение не природных феноменов (одним из которых и видится человеческое тело), а на постижение специфического, искусственно созданного человеком мира, мира культуры, который и выделяет homo sapiens из мира природы.
А тело — что в нем разумного, т. е. истинно, собственно человеческого? Оно изначально, уже от рождения дано мне, и быть может, вопрос поэта — «что делать с ним?», вынесенный в эпиграф, — вопрос вовсе не экзистенциальный, а лишь риторический, востребованный для слога поэтического и нимало не значимый для слога нашей жизни? И, быть может, не много правды и в иных вопрошениях мудрецов, подобных, к примеру, размышлению Г. Лихтенберга: «Если природа не желала, чтобы голова прислушивалась к требованиям туловища, зачем же она присоединила к нему голову?»
Мыслей разного толка на сей счет, как мы уже отмечали, за века размышлений человека о самом себе накопилось немало, и в этом
Предисловие
отношении, конечно, было бы не вполне точно и не совсем справедливо говорить об отсутствии телесной проблематики в гуманитарном пространстве. Достаточно вспомнить, к примеру, что один из фундаментальных вопросов гуманитарного (прежде всего, философского) познания — это вопрос о соотношении между духом и телом,о характере их связи и взаимовлияния.
Значительное место тело традиционно занимает и в гносеологической проблематике, рассматриваясь прежде всего в связи с деятельностью органов чувств, посредством которых добывается информация «для головы». Несомненно, существенную лепту в разработку проблем, связанных с телом, внесли и исследователи вопроса о соотношении биологического и социального, природно данного и общественно сформированного. Нельзя упустить из виду и столь популярное и даже модное сегодня направление анализа, как «язык тела», проблемы невербальной коммуникации между людьми. Отметим, наконец и то обстоятельство, что на протяжении веков педагогическая теория не раз возвращалась к разработке вопросов, связанных с телесным (или, используя преобладающую сегодня терминологию — физическим) воспитанием как составной части процесса формирования гармоничного развитой личности.
Казалось бы, чего более? Ведь список этот, безусловно, может быть дополнен и другими «штрихами к портрету» рефлексии телесности в социально-гуманитарном пространстве. И тем не менее, все вышеперечисленное не отменяет актуальности постановки вопроса о необходимости реабилитации человеческой телесности как полноправного объекта гуманитарного знания, о «возвращении к телу» как особой научной проблеме в рамках этого знания имеющего свои особенности и специфику. Одной из важнейших среди них является то, что гуманитарное познание включает в себя анализ смысла, значения, ценности, т. е. специфически человеческого измерения любого изучаемого явления, наряду с поиском ответов на вопросы о содержании, структуре, функциях того или иного феномена, о причинах его возникновения и закономерностях существования (что присуще и естественнонаучному исследованию). Не специфика объекта, а прежде всего, специфика видения этого объекта отличает гуманитарное познание. Начинать свое исследование, отмечает В. Библер, гуманитарий может с орудия, с поступка, с жилья, с социальной связи. Однако чтобы продолжить это исследование, необходимо отнести все это к человеческой внутренней жизни, «к сфере замыслов, к тому, что было накануне действий» [30, с. 32]. Подлинно гуманитарный взгляд на телесность, телесную практику — это взгляд на нее с позиции смысла, с позиции анализа ее ценностного содержания, т. е. взгляд сквозь призму «мира человека», культуры, а не мира природы или мира обезличенного социума.
Предисловие
«Как истинное назначение слова состоит не в процессе говорения самом по себе, а в том, что говорится, так и любое действие важно с точки зрения того, что посредством него совершается», — писал В. Соловьев [234, т. 2, с. 545]. В полной мере это относится и к осмыслению различных проявлений телесного бытия личности как манифестации ее идеи, ориентации, «замысла», которые направляют действие, определяют характер восприятия, использования, развития человеческой телесности. Гуманитарное мышление, по определению М. М. Бахтина, — это мышление о человеке в контексте культуры. Однако именно этот тип мышления менее всего реализован применительно к изучению человеческого тела; именно этот аспект остается наиболее дефицитным и наименее востребованным среди многих подходов к исследованию человеческой телесности.
Сложившееся на протяжении длительного времени отождествление понятия «культура личности» исключительно с «внутренними» характеристиками человека — интеллектуальными, нравственными и т.д., их противопоставленность телесным атрибутам влечет за собой целую цепочку последствий как теоретического, так и практического свойства.
Что касается первого аспекта, то это — прежде всего, отсутствие в отечественной науке целостной концепции культуры, которая бы включила все базовые формы реального бытия человека, в том числе бытия телесного — хотя нельзя не заметить определенные подвижки в этом вопросе в течение нескольких последних лет; это — отсутствие проработанной социально-научной платформы для формирования концепции телесной (физической) культуры как полноправного элемента культурного пространства общества и культурной практики каждого отдельного человека. Важной составной частью такого рода концепции должна стать также пока по сути отсутствующая аксиология тела, т. е. осмысление человеческой телесности в контексте ценностно-нормативных категорий и характеристик. Восприятие, трактовка, оценка человеком своего тела, осознание его места и значимости в структуре личности и в социальном пространстве; утверждение принципа сопряженности телесного и духовного в человеке или же ориентация на их противопоставленность; «рейтинг» физического благополучия, здорового тела на общественной и личной шкале ценностей — все эти составляющие аксиологии человеческой телесности образуют своего рода «зону ближайшего развития» культуры тела, включающей в себя обширное пространство: от «соматических» ценностных ориентации и установок до реальной практики их осуществления в самых различных видах деятельности.
В этом отношении вторая — практическая — сторона является следствием, пусть даже и не всегда непосредственным, степени
Предисловие 9
теоретической осмысленности (а чаще неосмысленности) сути, смысла, ценности телесного бытия человека. Периферийность и даже определенного рода статусная «ущербность» такого рода проблематики, ограниченность масштабов тех размышлений о феномене homo somatikos, что свойственно как научному, так и современному научно-просветительскому пространству, не может не находить своего продолжения в обыденных представлениях, ценностных ориентациях самых разных групп людей, в повседневной и многих видах профессиональной практики, в целенаправленной деятельности (далеко не всегда грамотной или социально приемлемой) или же спонтанной не-деятельности по отношению к своему телу и в связи с ним.
Без реального представления об особенностях этих ориентации и установок, без знания стереотипов, сложившихся в различных субкультурах, и понимания их источников, невозможно понять, объяснить, а следовательно, при необходимости, и воздействовать в нужном направлении на «телесные практики» в этой области, т. е. строить соответствующую социальную и культурную политику, связанную со здоровьем, физическим благополучием, а в конечном итоге — с возможностями полномасштабного самоосуществления, самореализации человека. Очевидно, что культура тела, движения, внешнего облика может стать полноправной составляющей, развитой частью культуры только там и тогда, где и когда человеческое тело осознается и признается обществом, группой, индивидом как одна из базовых ценностей бытия.
Исторически закрепленная рационалистическая традиция противопоставления «человека телесного» и «человека духовного» постоянно воспроизводится в современной социальной практике, в том числе, в различных институтах социализации (в том числе в семье, системе образования, воспитания), которые закрепляют и продолжают эту традицию. Вряд ли кто-либо будет оспаривать тот факт, что распространенным и даже обычным стал подход, при котором телесно-физические качества человека являются объектом воздействия сами по себе, а интеллектуальные и духовные — сами, без какого-либо серьезного сопряжения их между собою.
Такая, на первый взгляд, частная, локальная ситуация, на деле имеет отнюдь не точечные и нередко совершенно противоположные по характеру следствия как для общества, так и для отдельной личности. С одной стороны, таким следствием является широко распространенный «телесный негативизм», который проявляет себя в самых разных сферах и областях — начиная от равнодушия к собственному физическому здоровью (конечно, до момента его потери!), недоверия к своему телесному опыту, «голосу тела», который немногие умеют услышать и понять, и до пуританского взгляда на те произведения искусства,
Предисловие
в которых, по Бодлеру, воспевается «величье наготы» (речь идет, естественно, именно об искусстве, а не о порноремесле).
Проявление во всем этом девальвации культурного статуса, смысла человеческого тела, его физического имиджа обнаруживает себя и в отсутствии или же крайне низкой актуализации установки на культивирование (от слова «культура», но не «культ») своих телесных, двигательных качеств, что характерно для представителей разных социальных групп. Так, по данным многочисленных исследований, среди взрослого населения процент тех, кто более или менее постоянно уделяет этому внимание, колеблется в пределах 6—15 % (!).
Другим, противоположным по своей аксиологической направленности, следствием несопряженности телесного и духовного начал в человеке является своего рода соматизация человека, возведение в абсолют его «мускульно-мышечных» или «бюстово-ягодичных» достоинств. Однако лишь при очень поверхностном взгляде эту тенденцию можно рассматривать как противоположную первой, т.е. уничижительно-пренебрежительному отношению к телесности. По сути и первый, и второй подходы имеют единую основу — априорное исключение телесного бытия человека из социокультурного пространства, вынесенность телесно-физических характеристик человека за рамки процесса культурной социализации. К сожалению, эта позиция и сегодня в значительной степени закрепляется сложившейся системой образования и воспитания — как на уровне общеобразовательном, так и в сфере профессиональной подготовки специалистов. Особенно важно, что это происходит в тех областях деятельности, где телесность человека является по самой их сути предметом, по меньшей мере, непериферийным (медицина, физическое воспитание, спортивная деятельность и др.).
Устойчивость традиции разъединения телесности и культуры, разведения «внутреннего» мира человека и его внешней явленности, влечет за собой, наряду с уже упомянутой проблемой отсутствия подлинной культуры здоровья, и иные, не менее важные социальные проблемы — к примеру, расширение платформы для роста девиантного поведения в ситуации, когда телесно-физическое развитие оторвано от других аспектов становления личности (прежде всего, интеллектуальных, нравственных); формирование «одномерной», «частичной» личности, у которой «голова» и тело находятся в дисбалансе, ведущем к существенному ограничению в раскрытии, использовании всего того человеческого потенциала, который дан каждому из нас. К такого рода последствиям — как личностно, так и социально значимым — следует отнести и отсутствие у большой части людей эстетики двигательной деятельности (притом, не только повседневной, но и нередко
Предисловие
публично-профессиональной), несформированность эстетики тела как немаловажного компонента общей культуры.
Думается, что вряд ли можно найти серьезные аргументы, чтобы оспаривать утверждение о том, что отсутствие телесной культуры является одним из проявлений «ущербности» культурного развития личности в целом, предполагающего в качестве одного из базовых принципов воспроизводство целостности человека, сопряженности его оснований и начал.
Таким образом, и состояние отечественной социально-гуманитарной теории, и реальная социокультурная практика — красноречивые свидетельства того, что тело человека пока не стало предметом серьезной гуманитарной рефлексии в науке и предметом значимого общественного и личностного отношения в реальной жизни; оно находится по преимуществу в маргинальном ценностном пространстве, будучи отдаленным, а нередко и просто отделенным — в том числе и стереотипами массовых представлений — от подлинно культуросообразной и культуроформирующей деятельности человека.
В то же время нельзя не заметить значительного оживления в последнее время интереса к проблемам телесного бытия человека как на уровне обыденного сознания, массовых форм социокультурной практики (например, рекламной), так и в отечественном гуманитарном познания. Это обусловлено, вероятно, и отмеченной выше неадекватностью уровня развития социально-антропологического знания реальному месту и роли тела в жизнедеятельности человека, и новыми обстоятельствами общественного развития, определяющими всегда если уж и не кардинальные изменения, то, по крайней мере, корректировку социального заказа на знания. Внедрение принципов рыночной экономики и широкое использование соответствующих им рычагов управления во всех областях общественной жизни; существенная децентрализация в организации и осуществлении различных видов социальной деятельности; отход от жесткого идеологического регулирования и контроля в общественной жизни (нередко воспринимаемый, к сожалению, как принцип нерегламентируемости вообще); расширение и принципиальное изменение масштаба межкультурных взаимодействий, ведущих к существенному увеличению многообразия, многоликости социокультурного пространства, к новым возможностям и вариантам в процессе самого выбора той или иной, своей системы ценностей — все эти процессы не могли не повлиять и на актуализацию проблем, связанных в тех или иных отношениях с человеческим телом.
«Предложение» вместо «принуждения», «выбор» вместо «единственности», «привлекательность» вместо «обязательности» и т. п. изменения в наборе ключевых слов, характеризующих современную
Предисловие
российскую реальность, уже сами по себе достаточно красноречиво говорят об объективной неизбежности роста интереса к феномену человеческого тела. В то же время и в общемировом контексте многими исследователями отмечается та же тенденция, которая подпитывается такими обстоятельствами, как обострение проблем здоровья; повышение ценности человеческой индивидуальности в современном мире и обостренное восприятие всего, связанного с личным самовыражением (а собственное тело является одним из таких средств); повышение значимости проблем сексуального поведения и сексуальной культуры в условиях современной цивилизации; развитие феминистского движения, заострившего проблему тела и его эксплуатации и ряд других. Как отмечает известный английский исследователь в области социологии тела Крис Шиллинг, возрастание значимости тела в современной культуре потребления связано также и с приобретением им особого смысла в качестве носителя символической ценности, что сделало проблему «вотелеснивания» социальных смыслов и ориентации одной из фундаментальных для современного социального познания.
Весьма любопытным полигоном для исследователей и этого аспекта проблемы является также сегодняшняя Россия, где интенсивность процесса социальной дифференциации и появления новых, стремящихся к утверждению не только своего статуса, но и внешней атрибутики групп, бурное развитие технологий ведения избирательных кампаний, борьбы за политическое реноме; все большее осознание необходимости наличия, в том числе, и внешне привлекательных характеристик для успешной «продажи» себя на рынке труда и многие другие новые общественные феномены, сделали вопросы имиджа, умения представить себя покупателю (трудодателю, избирателю и т. д.) в соответствующем состоянии здоровья, духа и тела, куда как более значимыми, чем в прежние времена.
Словом, и теоретические пробелы, и социальный запрос, и личностный интерес делают, на наш взгляд, вполне оправданной и понятной ту задумку, которую мы стремились реализовать в этой книге: посмотреть на телесность человека как на явление социокультурное, имеющее свои природные предпосылки и историко-культурные модификации, характеризующееся своим социокультурным статусом и смыслом, определенным (хотя и весьма подвижным) местом в аксиологическом пространстве общества, отличающееся тесной взаимосвязью с современными общественными процессами, сопряженностью с тенденциями общекультурного и специфически субкультурного толка.
Хотелось бы верить, что это позволит не только более глубоко осмыслить феномен телесности как таковой, но и заставит нас пристальнее взглянуть на самих себя как на homo somatikos, т. е. как на
Предисловие
существ телесных, но обладающих при этом еще и человеческим разумом. В своем «Смысле любви» В. С. Соловьев писал: «Конечно, прежде всего, это есть факт природы (или дар Божий), независимо от нас возникающий естественный процесс; но отсюда не следует, чтобы мы не могли и не должны были сознательно к нему относиться и самодеятельно направлять этот естественный процесс к высшим целям» [234, т. 2, с. 595]. И хотя эти слова отнесены философом не непосредственно к тому явлению, что станет предметом нашего анализа в этой книге — к телу человека, однако, мы позволили себе процитировать их, поскольку они, как нельзя лучше, отражают центральную идею, которая является своего рода «стяжкой» всей нашей работы — идею преобразования тела как природной данности в собственно человеческую, социализированную и «культивированную» телесность, являющую собою такое осуществление «человека разумного», в котором бы эта «разумность» не только о-звучивалась, но и т-площалась, была бы не только явственно «слышна» в словах и речах, но и «видна» — в движении, образе, теле Человека.
Глава 1