Миф есть порождение человеческой души.
Эти теории исходят из очевидных фактов. Миф существует в сознании человека, неотделим от психических процессов. И в то же время в мифах есть некая обязательность. Человек не придумывает их, а берет откуда-то словно бы готовыми. Один из крупнейших представителей этого направления Джозеф Кэмпбелл, писал, что мифологические символы – не продукт произвола; их нельзя вызывать к жизни волею разума, изобретать и безнаказанно подавлять. Они представляют собой спонтанный продукт психики, и каждый из них несет в себе в зародыше нетронутой всю силу своих первоистоков. Как же соединить одно с другим, где та сила, которая вызывает к жизни эти неизбежные фантомы души?
К числу основоположников психоаналитики в объяснении мифа относятся Пьер Жане и Вильгельм Вундт. В частности, Вундт истолковывал, как создаются мифопредставления. Он видел в мифе проекцию действительности, характер которой продиктован психологической ситуацией мифотворчества. Миф – порождение разного рода аффектов, произвольных ассоциаций и сновидений (ониризма). Он оказывается следствием самовнушения, продиктован переменчивыми состояниями души. Техника мифотворчества – перенесение личных переживаний на объекты природы и общества. По Вундту, миф принимает за действительность то, что в поэзии признается лишь за простую игру воображения. Мифологическая фантазия проецирует чувства, аффекты, волевые стремления в объекты, отчего эти объекты в мифе оживают. Вундт называл этот процесс «оживляющей апперцепцией», которая создает мифические предметы. В итоге вся личность в своем мгновенном состоянии сознания вкупе с влияниями предшествующих переживаний переходит в объект; все чувства и аффекты, которые возбуждает данный предмет, становятся свойствами самого предмета.
В России также были сторонники такого подхода (Ф. К. Кессиди и др.). Итак, миф оказывается свидетельством о внутреннем мире человека. Но Вундт не объяснял, откуда берутся столь специфические состояния сознания, которые порождают мифы и как конкретно идет процесс от чувства к определенному содержанию мифа. Получилось, что реакции и их последствия связаны произвольно, отчего трудно понять общераспространенность мифов и их авторитетность. Еще Шеллинг спрашивал: если миф есть порождение сна, безумия, то откуда в сне и безумии взялось именно такое содержание, по чьей воле, природы или богов?
В XX веке теория получила развитие в трудах Фрейда, Юнга, Вильгельма Штекеля, Отто Ранка, Карла Абрахама, Гезы Рохайма и других. Более конкретный, чем вундтовский, вариант психосубъективистской теории был предложен Зигмундом Фрейдом.
Теория Фрейда. Миф и психоанализ. Важнейшее открытие Фрейда состоит в следующем. Фрейд предположил, что в душе человека существует такой глубинный слой сознания, который называется подсознательное, бессознательное. Это нижний этаж человеческого сознания, иррациональная неосознаваемая стихия, «неизведанные пещеры Аладдина». Конечно, и без Фрейда было известно, что человеческая душа не сводится к рассудку, что она таит загадки, но Фрейд придал этому пониманию такую форму, которая удовлетворила научный вкус эпохи.
Далее Фрейд делает вывод: именно эта-то стихия бессознательного и выходит наружу, объективируется, воплощается в образную ткань образами сна и грез, образами мифов. Таким образом, не сны и фантазии есть источник мифов, как говорил Вундт, а сны, фантазии и мифы есть продукт бессознательного. Кроме того, получается, что существование мифов в такой же степени неизбежность для человека, в какой и обладание им бессознательным. С одной стороны, миф у Фрейда оказался порождением индивидуальной психики (психика – по сути, псевдоним понятия «душа» в науке XIX–XX вв.). С другой – эта психика в основе своей универсальна. Сходство мифов разных народов есть отражение универсальности этой стихии бессознательного.
С тех пор как эти положения были сформулированы Фрейдом, их редко оспаривают. Другой вопрос, как конкретно объяснял Фрейд содержание бессознательного какпроцесс объективации. Здесь начинается область гипотетических, спорных предположений.
Во-первых, Фрейд пробовал объяснить, что такое бессознательное, какова природа этой бездны, откуда берется тамошнее содержание, каков исток пестроты и яркости образов, явившихся оттуда. Он считал, что бессознательное насыщено первичными позывами, и больше всего – сексуальной энергией, либидо, что выражается в стремлении к продолжению жизни и к удовольствию.
Далее Фрейд пытался расшифровать те импульсы, которые производят случайные, на первый взгляд, фантазии. Наитие, прозрение, откровение Брожение «нервов»
Фрейд абсолютизировал мысль о том, что содержание мифов есть исключитель4 но отражение бессознательных желаний, страхов и конфликтов человека. Никакого другого смысла в образах мифов он не видел. Мифология для него есть внешняя, опредмеченная психология, и только. Энергия либидо выходит наружу, воплощаясь в образах мифа: сублимируется. (Также она воплощается и в других культурных формах, скажем, в искусстве.) Таким образом, миф – метаморфоза сексуального инстинкта, его материализация, овнешнение.
Интерпретируя бессознательную жизнь человека, Фрейд обратился к греческому мифу об Эдипе, убившем отца и женившемся на матери. Либидо хранит детскую память – эдипов комплекс. Для мальчика это влечение к матери и восприятие отца как опасного соперника, грозящего кастрацией. Отсюда – стремление к кровосмешению и отцеубийству, которые нередко находят выход и в жизни, и в сновидениях, и – не в последнюю очередь – в образах мифа (например, соперничество богов в греческой теогонии). Говорил Фрейд и об альтернативном, гамлетовском комплексе (отец-защитник, мать-искусительница), однако эта его идея получила меньшую популярность.
У девочки же развивается комплекс Электры. Его источник – зависть к мужскому органу и желание его иметь, которое разрешается символической подменой. Если это не мифотворчество, то – желание иметь ребенка. И для этой цели она выбирает в качестве любовного объекта отца, а мать становится объектом ревности.
Вся культура, по Фрейду, – результат некоего события, случившегося в архаике. Это следствие угрызений совести, мучавших сыновей старого отца–родоначальника. Они ненавидели отца, подавлявшего их желания, и убили его, съели отца и овладели его самками, а потом испытали чувство вины. Так зародилась совесть, которой была передана власть отца.
Прорыв либидозных аффектов в миф имеет терапевтическое действие. Мифотворчеством спускается лишний пар, гасится жар страсти. Вместо того чтобы убивать отца, человек трансформирует свою страсть в отвлеченные от практики образы. Тем самым человек адаптируется к жизни в обществе.
Справедливо, вероятно, считают, что учение Фрейда возникло из практики лечения неврозов современного человека. По аналогии Фрейд и древнего человека полагал невротиком, а архаические обряды – массовым неврозом. Отметим также, что Фрейд считал миф переходной формой сознания, на смену которой должна придти строгая наука (идея трех фаз: на анимистической фазе человек приписывает себе могущество, на религиозной – он покоряется богам, на научной – признает свое ничтожество и смиренно покоряется смерти). В его представлениях о человеке отразилось и его атеистическое мировоззрение. Утверждают также, что Фрейд перевел в план индивидуального сознания теорию И. Я. Бахофена об эволюции мифологических представлений в соответствии с развитием общества от гетеризма через матриархат к патриархату (об идеях Бахофена см. ниже, в главе «Эволюция мифологических представлений»).
Идеи Фрейда иногда подвергались религиозной переработке. Так, эдипов комплекс связывался с богоборчеством древнего человека, который восстает на Бога и переносит почитание на Великую Богиню.
В поздний период своей деятельности Фрейд определил два основных инстинкта, инициировавших мифы: инстинкт самосохранения (Эрос) – и инстинкт разрушения, влечение к смерти (Танатос). С последним, например, связывался фольклорный мотив выбора невесты или жениха, когда выбирается худший, немой и бессловесный: это символ смерти. Женские образы мифа, по этой логике, имеют три символических аспекта: любимая – мать – мать-земля; мотивы любви и смерти оказываются взаимно обратимыми.
Развивая этот сюжет, Отто Ранк указал на травму рождения как на главную причину мифотворчества. Человек отрывается от матери и потом стремится вернуться в лоно, интерпретируемое как эротически, так и в контексте жизни и смерти.
Можно сделать опорными и другие человеческие инстинкты, предположив, что их необходимо нейтрализовать. Еще Ницше в этой связи говорил, что образы мифа лишены реальной значимости; это – сублимация воли к жизни (деиндивидуализирующая стихия мифа) и власти (Дионис), стремления к порядку (отсюда олимпийцы). «Грек знал и ощущал страхи и ужасы существования; чтобы иметь вообще возможность жить, он вынужден был заслонить себя от них блестящим порождением грез – олимпийцами».
Также и продолжатели Фрейда пытались расширить ряд инстинктов и состояний, порождающих миф. К. Хорни писала о том, что миф связан не с эдиповым комплексом, а с чувством тревоги, возникающим у ребенка, ощущающего себя изолированным и беспомощным в потенциально враждебном мире. Человек пребьшает в тревоге. Глубинный исток мифа, по этой логике, – потребность в безопасности и свободе от страха жизни. Э. Фромм видит в мифе средство спасения от чувства одиночества, оторванности от Других, путь к ощущению безопасности. По А. Адлеру, миф –средство компенсации чувства неполноценности. Это способ стать большим и сильным. Так миф удовлетворяет главным жизненным целям человека.
Популярную версию психосубъективистской теории предложил психолог и философ, протестантский мистик и гностик Карл Густав Юнг.
Теория Юнга. Миф есть, по Юнгу, язык души. Он подобен сновидению. Юнг, так же как Фрейд, считал, что мифы – непроизвольные высказывания о событиях в бессознательном человека. Но он постулирует наличие коллективного бессознательного.
Бессознательное, говорил Юнг, имеет два уровня. Первый – поверхностно-пер-сональный, связанный с личным опытом и являющийся вместилищем психопатологических комплексов. Второй – коллективный наследуемый слой – глубинные недра. Коллективное бессознательное принадлежит всем людям, более или менее одинаково у всех и каждого, имеет врожденный характер. Это третий ярус сознания, его дно. Оно вмещает уже не комплексы, а архетипы, является кладовой архетипов, число которых равно числу «типичных жизненных ситуаций».
Архетип, пока он пребывает в коллективном бессознательном, есть форма без содержания, чистая возможность образно выраженного смысла. Архетип, писал Юнг, есть «сосуд, который никогда нельзя ни опустошить, ни наполнить. Сам по себе он существует лишь потенциально и, обретая вид некой материи, он уже не то, что был ранее. Он сохраняется в течение тысячелетий, непрестанно требуя всё нового истолкования». Со дна сознания непостижимым путем архетипы всплывают и принимают форму образов мифа, «когда встречается ситуация, соответствующая данному архетипу». Архетип приобретает разнообразные конкретные содержания, превращается в символ. Иначе сказать, бессознательные состояния ассимилируются мифическими мотивами и сюжетами.