Глава 20. Культура как возрождение конкретного: П.М. Бицилли
В вопросе о том, что такое культура и, в частности, «средний человек», позицию, отличную от Л.П. Карсавина, занимал его современник П.М. Бицилли (1879—1953), примыкавший по своим взглядам к «школе Гревса»: И.М. Гревс и Л.П. Карсавин были его оппонентами при защите магистерской диссертации о средневековом монахе Салимбене, первый — официальным, второй — неофициальным.
«Школа Гревса» задавала определенный критерий, состоявший прежде всего в отличном знакомстве с мировой историко-философской литературой, чего не скажешь о западных мыслителях (в частности, в старых номерах журнала «Анналы» не было ссылок на русских исследователей-медиевистов, что, казалось бы, должно было входить в их компетенцию). Основные публикации и Карсавина, и Бицилли в то время осуществлялись именно на Западе. Причиной тому, скорее всего, отношение к России как к задворкам интеллектуального мира, с чем решительно нельзя согласиться, но что остается нередко и по сей день.
И все же, когда книга П.М. Бицилли «Место Ренессанса в истории культуры» вышла в Софии в 1933 г., ее в парижских «Современных записках» отрецензировал лишь русский же эмигрант В. В. Вейдле, заметивший, что «глубиной мысли и мастерством исторической характеристики» она «превосходит большинство написанных на эту тему объемистых трудов», в наши же дни она практически до переиздания
1996 г. не была известна1. П.М. Бицилли, напротив, как о том напоминает Б.С. Каганович, «уже в 1914 г. оценил и приветствовал французскую школу исторической географии Видаль де ла Бланша (которая, как известно, оказала значительное влияние на формирование взглядов Л. Февра и М. Блока) и идейно связанные с ней историко-литературные исследования. Из позднейших работ Бицилли, не относящихся прямо к медиевистической культурологии, видно, что он внимательно читал работы И. Хёйзинги и Л. Февра»2.
Как и большинство историков того времени, П.М. Бицилли отрицал философию истории в ее гегелевском варианте. «Философия истории была способом постижения Абсолюта sub specie истории. В наши дни Клио стала строга и не разрешает этого»3. Внимание он переключает с общего на конкретное. Именно конкретное становится ячейкой культурологического анализа. В конкретном выражает себя всеобщее. Культура при этом — не некая совокупность археологических данных, но полагается творческим субъектом, сообщающим ей свое авторство. Так, критикуя эволюционистскую позицию истории, при которой, например, сущность Реформации зависела от того, что «Лютер мог взять и взял от «немецкого богословия», и от гуманизма, и от мистиков ранней поры, и у Августина, и у Павла», Бицилли утверждал: главное состоит в уяснении, «что он взял у самого себя и что сделало его тем, чем он стал, — не «завершителем», но зачинателем и творцом. Сводить всю реформацию Лютера нацело к развитию «средневековых идей» или к Возрождению — значит обезличивать Лютера и его дело»4.
Понятие культуры претерпело существенное переопределение в двух его книгах: одно в «Элементах средневековой культуры» (1919) и другое в монографии «Место Ренессанса в истории культуры» (1933). И дело не в том, что средневековую культуру он рассматривал в свете ее принципов, а Возрождение — в свете «исторической динамики»5: разные ракурсы исследования не всегда задевают концепцию. Дело именно в переопределении.
В «Элементах...» он практически полностью следует за мыслями Л.П. Карсавина, включая понятие «среднего человека». К идее культуры он прилагает термин «ментальность», правда оставляя его без пе-
------------------------------------
1 См.: Каганович, Б. С. П. М. Бицилли и культура Ренессанса // Бицилли, П. М. Место Ренессанса в истории культуры. СПб., 1996.
2 Там же. С. IX.
3 Бицилли, П. М. Очерки теории исторической науки. Прага, 1925. С. 199.
4 Там же. С. 162-163.
5 См.: Каганович, Б. С. П. М. Бицилли и культура Ренессанса // Бицилли, И; М. Место Ренессанса в истории культуры. С. IX.
ревода, — просто mentalite1. С этим связано и противоречивое употребление сопутствующих терминов: с одной стороны, mentalite — подсознательное, общее, типическое, с другой — осознанное, уникальное, творческое, то, что вместе составляет строй мысли.
Культура в «Элементах...» рассматривается прежде всего как оппозиция понятию природы. Обычно одно из мест в такой оппозиции занимала история. Сама понятийная замена одного из членов оппозиции есть свидетельство о кардинальной смене угла зрения. Историк поместил себя внутри какого-то иного пространства, которое он еще должен освоить. «Мы строим наш мир, мир «культуры», по аналогии с «данным нам» миром, миром "природы"»2. В чем здесь аналогия — не совсем понятно, поскольку природа именно дана, она есть, потому не ясно, как она строится.
Враг метафизики, П.М. Бицилли все же допускает некую онтологическую предпосылочность, что делает уязвимой его критику Л. П. Карсавина за «догматизм». Однако очевидно отличие культурного от природного. «Область культуры» — та область, которая «носит на себе отпечаток нашего отношения к тем данным непосредственного восприятия, из которых слагается наше представление о реальности, нас окружающей»3. Но отношение ума к некоему предлежащему объекту издавна называлось познанием.
Творческое познавание, по П.М. Бицилли, или, что одно и то же, «творческий акт духа», есть культурный акт, тождественный «построению мира человеческих ценностей»4. Правда, неясно, чем собственно познание отличается от творческого акта духа. Создается впечатление, что, как и в возникшей параллельно школе «Анналов», философская, даже просто теоретическая подоплека этого вопроса кажется ненужной: общие слова заменяют силу правильного суждения. Тем более, что в книге речь пойдет — и совершенно справедливо — о том, что «неповторимое своеобразие той или иной эпохи составляют некие свойственные только этой эпохе формы и приемы мышления и свойства человеческого духа», одинаково обнаруживаемые «во всех ее продуктах». Они, эти формы и эти продукты, т.е. право, мораль, религия, искусство, гражданский, государственный и домашний быт, и подлежат исследованию. Именно в них «субъект раскрывает себя, воплощает во внешних формах свою внутреннюю сущность и обогащает данный
--------------------------
1 См.: Бицшши, П. At. Элементы средневековой культуры. СПб., 1995. С. 65.
2 Там же. С. 11.
3 Там же.
4 Там же.
ему мир результатами творческой переработки тех элементов, которые он воспринял от него»1.
Обратим внимание: к быту и продуктам относятся не материальный быт, а духовный, то, что обозначено термином mentalite, сами реальные, земные вещи не стали предметом анализа — не то, что в «Анналах» или в семиотических концепциях культуры.
Итак, культура — творческий акт духа, творчески перерабатывающий элементы данного мира. Смысл подобной переработки двойственно ориентирован: во-первых, на подсознательное упорядочение данного бесформенного многообразия действительности и, во-вторых, на направленное волей (т.е. сознательное. — Авт.) созидание ценностей, отвечающих поставленным личностью целям, способствующих «преодолению субъектом хаоса собственных переживаний»2.
Творческий акт духа, заметим, не создает нечто заново, а лишь — правда, и это немало — переводит мир от хаоса к порядку, т.е. совершает негэнтропийный процесс. И, по П.А. Флоренскому, в этом состоит дело культуры — теоретическое родство П.А. Флоренского, Л.П. Карсавина и П.М. Бицилли здесь очевидно, несмотря на то что первые исходили из идеи Богом данного мира, а последний отрицал любую теологическую и метафизическую его предположенность. Дело творческого акта состоит даже не в создании неких произведений как некоего вызова ради выявления и осмысления каких-либо проблем, а в утилитарных целях: перевода бессознательного в сознание, означающего получение представлений о мире в виде знаков или символов.
В таком плане символистическая трактовка средневекового мира, полностью отвечающая идеям Карсавина, совершенно естественна: с ее помощью легко объяснить тяготение средневековых людей к универсальности, понимаемой как некое «законченное всеединство»3, где «мир живых людей и феноменов природы», или опытный мир, символизирует «мир чистых понятий», или мир сверхопытный, а все вместе является символом Бога. Элементами средневековой культуры, по П.М. Бицилли, и являются мировой универсум, человеческий универсум, универсальная история. Причем «символ» понимается не в смысле «совета», речевого деятельного стремления проблематизировать данность, а в филологическом смысле подведения частного и множественного под целое и единое.
«Символизм и иерархизм — такова формула средневекового мировоззрения»4. Собственно, это не формула средневекового мировоззрения, а
-----------------------------
' Бицилли, П.М. Элементы средневековой культуры. С. 11.
2 Там же. С. 11-12.
3 Там же. С. 12.
4 Там же. С. 14.
формула автора, с этой меркой подходящего к средневековому мировоззрению, что вполне созвучно его определению культуры как «отпечатка нашего отношения к данным непосредственного восприятия».
Если же символизм и иерархизм — все же формулы, то «задача познающего субъекта» облегчена: она «сводится к раскрытию... истинного значения» вещей, которые все суть символы. Символ, по П.М. Бицилли, есть место преодоления двух миров, земного и небесного; материальное и духовное в символическом истолковании есть только градации на единой лестнице бытия, где посредством ряда переходов символизируемое связывается с символическим. В таком смысле символ — не знак, чья функция состоит в передаче прямого указания на смысл без заботы о его выражении или соответствии означаемого с означаемым.
В текстах, как правило, значения символов отыскивались легко, и без должной внятности дело тоже может быть легко сделано. В таком ладно упорядоченном мире нет места критике, и культура предстала как тот анахронизм, от которого в ужасе отталкивался сам П.М. Бицилли. Культурная позиция заступила место религиозной, которая — вопреки философско-теологическому негативизму автора — оказалась в «Элементах...» основополагающей. Но при таком понимании идея творения сводится к нулю, поскольку нет востребования человека к творчеству, лишь к упорядочению и существованию в виде то ли марионеток, то ли теней.
При таком понимании и личность у Бицилли — скорее не субъект творчества, но посредник, или, как он называет его, «медиум» между низшим и высшим мирами. Этот «медиум» олицетворяет «социальную среду» (в приложении к Средневековью — церковь), что вполне согласуется с идеей Карсавина о «симфонической личности». «Поэтому, — пишет Бицилли, — и озаренная благодатью единичная личность, и церковь обозначаются одними и теми же именами — невесты Христовой, Возлюбленной, и Песнь Соломонова толкуется одними и теми же интерпретаторами и применительно к личности, и применительно к церкви»1. Отождествив личность и посредника и акцентировав внимание на идее всеобщего упорядочения, Бицилли, как кажется, снизил накал творчества, отделяющего творение от своего творца, устраняющего границы между желанием сделать так-то и сделанным. Можно, конечно, возразить, что Бицилли раскрывает именно и только средневековое содержание личности. Но все же, по-видимому, есть нечто, что позволяет объединить этим термином античного героя, средневекового мастера, ученого Нового времени или современного технолога: со-
--------------------------------
1 Бицилли, П. М. Элементы средневековой культуры. С. 53.
пряжение моего (нашего) отношения к наличности и моего же созидания «мира впервые»; это сопряжение и составляет накал уникальности и неповторимости. Для Бицилли же личностное (оно же индивидуальное) есть «феноменальное обнаружение типического» (выделено нами. — Авт.), причем все то, что составляет неповторимое своеобразие единичного, отбрасывается. Каждый предмет берется с тех его сторон, которыми он представляет определенную категорию предметов, и личность являет интерес постольку, поскольку в ней выражено «вообще человеческое», ярким примером так понятой личности является мистик, который, подавив в себе все индивидуальное, представил конкретно, но во всем объеме понятие человека1.
Однако так ли пример мистика подтверждает идею типической личности? Скорее наоборот: сливаясь с всеобщим (в результате своих усилий, примером подвижничества), он никак не становится типичным представителем своего времени, не требовавшего этого подвига от всех. В противном случае христианство (имеется в виду католичество) надо представлять элитарно-подвижнической религией, что не соответствовало ее сути.
«Культура» у Бицилли редуцирована к духовному миру. «От «абстрактной» истории церкви, — пишет он, полагая под этой абстрактностью священную историю, — переходят к абстрактной истории культуры... Со свойственным ему складом ума средневековый человек, изолировав «культуру» от ее носителя, гипостазировал понятие культуры и трактовал ее проявления как самостоятельные элементы исторической жизни, отличающиеся от прочих своей большей устойчивостью»2.
Очевидно же, что не средневековый человек нечто гипостазировал, а Бицилли, причем так, что культура как творческий акт этим актом мгновенно и волюнтаристски преобразила себя в культуру как ментальность. В описании так понятой культуры сделано много существенных наблюдений, но с той очевидностью, что сделаны они сторонним исследователем культуры Средневековья, историком XX столетия, а не клириком XIII в., который ни этой идеей, ни этим понятием не пользовался.
Очевидно, что обращение к конкретности противоречит идее типизации. Это противоречие Бицилли обнаружит в книге «Место Ренессанса в истории культуры». Она представляет собой качественно иной поворот в понимании того, что есть культура, в сравнении с «Элементами...».
Во-первых, дело в ней касается не некоей аморфной идеи культуры вообще, которая рождается то ли из головы историка, то ли из «симфонической личности» исторического субъекта.
-------------------------------
1 См.: Бицилли, П. М. Элементы средневековой культуры. С. 53—54.
2 Там же. С. 187-188.
Во-вторых, культура определяется не просто через наше отношение к данной реальности, а через отношение современников к фактам, их понимание фактов, через возможность различения себя от иного, что есть самосознание. «Понять собственную «душу» — значит постичь, чем она отличается от других "душ"»1, — пишет Бицилли, стараясь в отличие от «Элементов...» избежать опасности модернизации.
В-третьих, задача культуролога, т.е. стороннего исследователя, состоит в точном анализе терминов, ибо «одни и те же термины нередко покрывают различные содержания»2. Это, разумеется, слом собственного старого теоретического аппарата, хотя Бицилли не торопится изменить отношение к Средневековью: для него оно по-прежнему только типизировано, что он связывает — совершенно неправомочно — с отсутствием проблемы языка в культуре Средних веков.
Потому столь же неправомочно считать появление проблемы языка якобы водоразделом между Средними веками и Возрождением. Однако важно, что Бицилли на эту проблему обратил внимание одним из первых медиевистов. И, как только он ее поставил, преобразилась вся трактовка идеи культуры. Отныне она для него теснейшим образом связана с идеей произведения. Он словно бы отгораживается от Средневековья: там-де «культуру» обнаруживали «Мы», а здесь — сами «они»: Данте, Петрарка, Боккаччо. Там — ментальность, бессознательное, а здесь — полный приход сознания в себя.
Такое самосознание только и можно называть культурой, ибо оно выражается в конкретности идеи, «то есть неотделимости в литературном произведении смысла от стиля, «содержания» от "формы"»3. Самосознание личности в культуре выражено в поэтике произведения, в единстве которого и в собственной речи автора укоренена полнота культуры, а также в наличии ценностных предпочтений. Именно автор творит собственный мир и собственный индивидуальный язык, с чем Бицилли связывает обретение лиризма.
Культура, в понимании Бицилли, обнаруживает себя только при соотнесенности единичных ценностей с ценностью верховной, что предполагает вечность любой культурной ценности: она «выше человека как такового», самоограничение связано с усмотрением наличия этого высшего4. Потому культура не есть рождение (что связано с установкой на новизну). Она есть возрождение5.
-------------------------------------
1 Бицилли, П. М. Элементы средневековой культуры. С. 4. 2 Там же. С. 11.
3 Бицилли, П. М. Место Ренессанса в истории культуры. СПб., 1996. С. 22.
4 См.: Там же. С. 199.
5 См.: Там же. С. 198-199.
Культура, таким образом, есть просветление бытия, возможное только при содействии этому просветлению творческого субъекта. Так понятая культура обнаружила себя в оппозиции не природе (где она всего лишь замещала историю), а цивилизации.
Отличительные особенности культуры и цивилизации таковы: «сфера культуры — сфера свободного творчества; а сфера быта, или «цивилизации», — сфера инерции, традиции, подражания»1. Бицилли подчеркивает, что в реальности культурный и цивилизационный планы смешаны. Их оппозиция — не антитетична, а скорее дополнительна. «Нацело отграничить культуру от «нравов» и «быта», от всего, что относится к плану цивилизации, невозможно... чем выше цивилизация, тем прочнее она укоренена в культуре, тем труднее их различить»2. Подчеркивая равноправность культуры и цивилизации, он настаивает на том, чтобы освободить культуру от цивилизации и цивилизацию от культуры, чтобы не смешивать эти разные аспекты человеческого бытия. Но это разграничение оказывается для него разграничением «сфер коллективного делания и индивидуального творчества»3. Первая сфера — цивилизация, вторая — культура. Поэтому методы исследования культуры — методы социальной психологии, постигающей «единство в душе», «жизнь духа» в конкретных проявлениях — в вещах и людях. Отделить культуру от цивилизации означает отделить то, что принадлежит индивидуальности, от того, что принадлежит безразличному, общему рассудку.
Как это осуществить? Как отличить уникальное от общего? По П.М. Бицилли, дело не в этом различении, а в трудности освоения той конкретности, что связана с культурой, т.е. со степенью подготовленности интеллекта, который, как правило, консервативен и не готов сменить привычную систему представлений на нечто новое. «Таков случай Франции, — пишет он. — Характерно, что французы оба понятия покрывают одним термином — civilisation и что именно французские историки изучают культуру в большинстве случаев лишь с точки зрения, так сказать, услуг, оказываемых ею цивилизации»4. Бытие как цивилизация и бытие как культура — это две различные точки зрения на один и тот же, цельный и неделимый материал, созданный человеческой деятельностью. «Материал, предлежащий историку культуры и историку цивилизации — один и тот же, поскольку всякий продукт человеческого делания, независимо от категории, к которой он относится, может быть культурным фактом... памятником культуры, т.е. обладать, поми-
-------------------------
1 Бицилли, П. М. Избранное. Историко-культурные работы. София, 1993. Т. 1.С. 167.
2 Там же. С. 168.
3 Там же. С. 175.
4 Бицилли, П. М. Место Ренессанса в истории культуры. С. 168.
мо своего специального назначения, и особым символическим смыслом, влагаемым в него, пусть и бессознательно, тем, кто его произвел. Трудность в том, что при исследовании здесь легко впасть в соблазн примышления таких «смыслов», как это нередко бывает с философами и историками культуры (например, Шпенглер, Кейзерлинг)»1.
Это «примышление» состоит в неготовности читать произведение именно как произведение, где соавторствуют автор и читатель, где смысл выводится за пределы текста, ничего не меняя в тексте, в обнаружении в тексте собеседующего субъекта. В таком субъект-субъектном общении обнаруживает себя человек культуры независимо от его интеллектуальных возможностей; культурным можно стать, не будучи гением, но будучи личностью, но не наоборот, здесь ситуация необратимая. Бицилли же подразумевает не это: для него сфера культуры — это сфера гения, а сфера цивилизации — сфера все того же среднего человека. Идея «среднего человека», ответственного за цивилизационные процессы, — это идея либеральной интеллигенции России начала XX в. Бицилли отличает типичного человека от среднего. Тот и другой, полагает он, должны «конструироваться» по совершенно различным меркам.
Прежде всего оба эти понятия — фикции абстрагирующей деятельности ума. Средний человек — это «знак, выражающий результат интегрирования множества однородных "малых факторов"». Тип — понятие двусмысленное: оно, с одной стороны, переносится на «среднего человека», что, с точки зрения Бицилли, «произвольно и методологически беззаконно»2, а с другой — это фиктивный носитель культурных тенденций, который создается благодаря исследованию исключительных примеров. По сути это — гений.
Понятие типа, как и среднего человека, для обоснования культуры вряд ли приемлемо, ибо это общее понятие, тогда как произведение культуры создается конкретным человеком (на идее конкретности настаивает сам Бицилли), обладающим, опять же по словам Бицилли, собственным голосом и требующим отклика на свой голос. Здесь возникает идея лица, проработка той самой идеи личности, о рождении которой Бицилли объявил, но оставил без теоретического внимания. И понятно почему: она требовала поворота к культурному событию и соответственно иного определения культуры.
Проанализируем одно из главных определений культуры у Бицилли. Если культура — это просветление бытия, осуществляющееся разными способами, то понятие культурных типов непротиворечиво: в Средне-
------------------------
1 Бицилли, П. М. Место Ренессанса в истории культуры. С. 168.
2 Там же. С. 167.
вековье оно осуществляется через созерцание, в эпоху Возрождения — через идею произведения, в Новое время — через идею делания, изобретения. Символом средневековой культуры является «Божественная комедия» Данте, символом Нового времени — «Фауст». Соответственно каждую эпоху представляет определенный тип человека: средневековую — человек созерцающий (homo speculative), ново временную — человек ловкий (homo faber), создавший мир техники в противовес миру природы, эпоху Возрождения — человек культуры.
Идее культуры как уникального, единственного и особенного произведения оказалась ненужной идея символа. Культура как символ и культура как произведение, столкнувшись, заставили еще раз поставить вопрос о том, что такое культура. Если главная задача историка — поиск в прошлом ключа к пониманию настоящего, а значит — к пониманию его отличия от другого, то, разумеется, понятие культурных типов способствует такому различению, но не способствует ответу на вопрос, зачем при этом понадобилось само понятие культуры, ибо идею просветления бытия можно выразить иными терминами, например теми, которые использует В.В. Вейдле (культура как символ в духе).
Вопрос, однако, необходимо было переформулировать. Идею культуры как символа Бицилли сам внес в Средневековье. Идея культуры как произведения рождена Возрождением. Противоречие или, скорее, парадокс существования двух имеющих право на жизнь идей культуры усилился констатацией их хронологического несовпадения. Каждому времени соответствует свое содержание культуры, но понятие культуры не возникает во всяком времени. В различении содержания и понятия культуры весьма важная роль принадлежит именно Бицилли.
В работе «Игнатий Лойола и Дон Кихот», входящей в книгу «Место Ренессанса...», Бицилли относит возникновение этого понятия только к началу Нового времени. Но... в таком случае культура не только не является символом, но она и не тип, а собственно культура, в противовес тому, что культурой не является. Это очевидно и самому Бицилли: «Средневековье противопоставило миру природы не мир культуры...» В Новое время миру культуры сопутствует мир цивилизации, не противостоит, а именно сопутствует, поскольку культура рассматривается как пик цивилизации1. В таком случае культура снова отождествляется с... ментальностью, от которой пытался уйти автор «Места Ренессанса...».
Это и два разных понятия, и две разные сферы жизни, что точно выразил Бицилли, мучительно шедший к различению культуры как ментальное™ и как произведения самосознающей личности. Под-
----------------------
1 См.: Бицилли, П. М. Место Ренессанса в истории культуры. С. 168.
черкнем, что в культурно-исторических исследованиях Бицилли существуют две трактовки культуры: культура в его работе по Средневековью мыслится как вечное образование, а в труде по Возрождению исключительно как феномен Нового времени, выполняющий «услуги» цивилизации.
Необходим был новый угол философского умозрения, разводящий культуру и ментальность. Исторически же сложилось так, что среди историков идея ментальности часто замещала идею культуры.
Вопросы для самопроверки
1. Что понимает под «ментальностью» П.М. Бицилли?
2. Как понимает «среднего человека» П.М. Бицилли?
3. Когда, согласно П.М. Бицилли, возникла идея культуры?
Темы для рефератов
1. Основные принципы трактовки культуры у П.М. Бицилли.
2. Противоречия внутри концепции культуры П.М. Бицилли.
3. Понятие «ментальность» в работах П.М. Бицилли.
Рекомендуемая литература
Бицилли, П. М. Место Ренессанса в истории культуры. СПб., 1996
Бицилли, П. М. Элементы средневековой культуры. СПб., 1995;