Лекция2. Режимы воображения, логос и этносы
Ассиметрия между диурном и ноктюрном
Смысл различия между режимом диурна и режимом ноктюрна заключается в том, что режим диурна смерть и время ставит на противоположную от себя сторону, смотрит им в лицо и говорит, что это абсолютное зло. Таким образом, сам режим ноктюрна и стремление поступить как-то иначе, чем диурн, с проблемой смерти и времени, с точки зрения режима диурна, попадает в категорию зла. Поэтому режим диурна, борясь со всеми видами смерти и времени, борется и с самим режимом ноктюрна. Это обстоятельство, согласно социологии глубин, составляет одну из главных причин психических расстройств и культурных, социальных дисфункций. Режим диурна выносит отрицательные вещи – смерть и время – по ту сторону от себя и наделяет их монструозными чертами. Режим дня выступает против ночи и, соответственно, против того, что находится внутри ночи. Все, что находится внутри ночи, для режима дня представляет собой абсолютное зло.
Но совершенно не так все происходит, с точки зрения ноктюрна. Мы, наверное, уже можем догадаться, что здесь нет прямой симметрии. Для режима диурна ночь – это враг. А для режима ноктюрна никакого врага принципиально нет. Он стремится либо релятивизировать в драматическом комплексе архетипов эту вражду, либо вообще снять ее в мистическом нутритивном (дигестивном) режиме.
Между двумя типами архетипов, которые связаны, с одной стороны, с режимом диурна, обостряющим и разделяющим все, и режимом ноктюрна, который, наоборот, стремится, все либо релятивизировать, сделать относительной, либо от нее укрыться через мимикрию и имитацию, возникает асимметрия. И вот здесь следует высказать одно важное соображение: ночь может существовать без дня. Ночь, существует сама по себе, в ней не видно различений. Днем же все различия видны. Эта асимметрия чрезвычайно важна для того, чтобы понять структуру человеческого воображения, структуру культур, фольклора, религий, социальных, политических институтов и процессов любого масштаба – от глоабльных до региональных и локальных.
Антифраза и уменьшительность
Одной из классических крайних фигур крайнего эвфемизма в риторике является фигура антифразы. Антифраза – это когда, например, человек увидит карлика и говорит: «подрос ты здорово, продолжай в таком же духе и дальше». Вместо того, чтобы назвать карлика карликом, он называет его некарликом. Или когда человека выгнали с работы, лишили зарплаты, оставили без средств к существованию, ему говорят: «Ну, тебе повезло, теперь ты заживешь!». Вот это антифраза. Она чаще всего используется иронически.
Но в данном случае для социологии глубин неважно, почему мы называем карлика некарликом - из иронических ли побуждений или из каких-то других. Самый главный момент здесь в том, что в режиме эвфемизма, и особенно в режиме антифразы, происходит приручение отрицательных явлений.
Режим ноктюрна еще характеризуется следующей стратегией – использованием операции уменьшения, «лилипулитизации». Если в режиме диурна все приобретает гротескно огромные черты – великаны, небоскребы, то в режиме ноктюрна, напротив, все уменьшается. Это режим матери, которая держит ребенка на своих руках. Миниатюризация предметов. Например, легенда о мальчике-с-пальчике. Огромное количество сюжетов, где фигурирует что-то совсем небольшое, мужичок-с-ноготок, грибок, сучок, стручок, горошинка, дюймовочка и т.д. – характерный признак режима ноктюрна.
Также к режиму ноктюрна принадлежат уменьшительно-ласкательные суффиксы – коробочка, человечек, Вовочка, Леночка и т.д. Если вы сталкиваетесь с навязчивым употреблением уменьшительно-ласкательных суффиксов, вы имеете дело с режимом ноктюрна. И наоборот, если есть тенденция к преувеличению – чудище, человечище, волчище и т.д, это как правило верный признак диурна.
Бездна и чаша
Для диурна характерны также образы, которые связаны с падением. Это падение, как таковое -- особенно падение в бездну, резко вниз, вдоль отвесной стены. Мы часто видим эту ситуацию в американских фильмах. Если вы обратите внимание, в русских фильмах очень редко кто-то куда-то несется, а тем более, падает. А если вы посмотрите американские, в них обязательно кто-то да падает. Хоть раз. Либо что-то падает и бьется. Не так важно, что это, или кто это – в любом случае проявляет себя образ бессознательного. В русских фильмах, даже в сегодняшних «либеральных», очень редко предметы, а тем более люди, падают вниз, в пропасть, срываясь, скажем, с десятого этажа. А в американских все летят. Это признак катаморфности системы символов, которые работают в режиме диурна. В режиме диурна герой постоянно сталкивается с бездной. Он должен либо лететь, либо низвергнуться вниз. А вот в режиме эвфемизма бездна начинает выступать в форме чаши. Образ один и тот же. Ночь, там женское начало, как иное, нежели мужчина (или субъект). Но диурн воспринимает это как гигантскую зияющую бездну (преувеличивая), а ноктюрн уменьшает бездну до чаши.
Если кто-то кому-то дарит чашку, например, на день рождения или в качестве подарка к празднику, надо понимать, что вам дарят бездну, но бездну в режиме ноктюрна, бездну прирученную, бездну, которую ласково назвали «чашкой». То есть ее эвфемизировали, вплоть до антифразы.
То, что является объектом ужаса, ненависти и преодоления в режиме героического диурна, в режиме ноктюрна (в режиме царства матерей) представляет собой небольшие компактные предметы, которыми можно завладеть, поставить в шкаф, которые могут стать своими, и тем самым, их острота и отчужденность, опасность и риск, в них заложенные, снижаются и испаряются.
Болезнь – это здоровье
Режим эвфемизма постоянно проявляется в языке, на котором мы говорим, встречается в семантике многих понятий, которыми мы пользуемся, не задумываясь об их значении и происхождении. Вот яркий пример того, о чем идет речь, - слово «болезнь».
Слова «болезнь», «боль» произошли от слова «большой», «болий», то есть «здоровый», «полноценный», «хороший». Изначально это был эвфемизм. «Здоровьем» называли его отсутствие. Боль (страдание) названа отсутствием боли (страдания). Болезнь названа здоровьем. Это типичный эвфемизм, который стремится заручиться поддержкой противника, врага, войти в альянс с источником болезни, привести его на свою сторону, ускользнуть от жесткого героического противостояния. Оказывается, в словах, в корнях привычных русских слов сплошь и рядом наличествует прямо противоположное значение. Здесь мы сталкиваемся с субститутом понятия, которое было слишком страшным и опасным, чтобы его откровенно упоминать. Только знахари и волхвы знали такие «героические» диурнические названия болезней, которые бытовали в старорусском мире. Как, например, «огневица» (жар, лихорадка) или двенадцать сестер-демомонов (12 «трясовиц») и т.д. Поэтому все болезни имели свое собственное название. Но назывались они совокупно эвфемизмом - здоровьем. Если человек больной, значит, здоровый, то есть большой, цельный. Это одновременно и пожелание ему выздороветь и субститут собственного имени болезни.
Стокгольмский синдром
Основные образы диурна – это падение, стрела, свет, восхождение, взлет, полет. Когда мы во сне летаем или стремительно взбираемся куда-то, это означает, что нас захватывают классические образы диурна. И, напротив, в ноктюрне преобладает фигура женщины, матери, чуство комфорта, ощущение мягкости, ритмические колебания, образы воды и земли. Сюда же относятся смутные едва различимые пейзажи, и эвфемизация, уменьшение всех предметов до умаленных, безобидных, нейтральных явлений.
Различие режимов четко фиксируется на отношении к врагам. Ноктюрн испытывает к врагам неуместные в ситуации друг-враг чувства. Безразличие, невнимательность, игнорирование, иногда неуместная жалость или даже становление на их сторону (предательство, коллаборационизм). Так называемый «стокгольмский синдром» - типичное проявление режима ноктюрна.
«Стокгольмский синдром» – это ситуация, когда террористы захватывают заложников, а те в свою очередь начинают помогать террористам осуществлять их замысел. Отчасти это связано с тем, что в рамках диурна – то есть с ясным сознанием и прямолинеными чувствами -- очень сложно вынести напряжение, когда человек становится заложником злой и превосходящей его возмодности силы, способной сделать с ним все, что угодно. Для того, чтобы смягчить это состояние, заложник переходит на сторону террористов – переключая диурн на ноктюрн.
Воинский диурн: укрепление «я»/разделение мира
Есть типичные психические явления, которые связаны с этими режимами. Они формируют, если говорить о патологических случаях, ряд специальных психиатрических диагнозов, которые могут быть разделены по модели диурн – ноктюрн. Если говорить о здоровых людях – это просто определенные психологические склонности.
Здесь очень важно обратить внимание на то, что, действуя в рамках режима диурна, человеческое существо разделяет окружающий мир и укрепляет собственную идентичность. То есть эго человека, его «я» становится все более и более крепким. А внешний мир все более и более разделяется на детали, фрагменты, части. Укрепляя свою собственную идентичность, человек в рамках диурна расчленяет внешний мир, практически анатомирует его. Он видит все больше и больше различий вовне и все меньше и меньше -- внутри. Человек становится волевым, эгоистичным, жестким, механистичным, рациональным. Это эгоизм не потребеления, а навязывания, эгоизм власти. Диурн не тянет к себе (это как раз лело ноктюрна), но излучает волю и приказы вовне. Люди диурна - люди активные.
Самый яркий пример – воинская каста. Воинская каста традиционных обществ, особенно древних, представляла собой классические формы режима диурна. В частности, можно вспомнить Кухулина, героя кельтских преданий, который, когда бился с врагами, то впадал в раж, уже ничего не видел перед собой, уничтожал все на своем пути. И для того чтобы его остановить, когда уже бой закончился, то, во-первых, выводили женщин, чтобы он на них посмотрел, а потом окунали его в бочку, в воду, (опять-таки режим ноктюрна). Постепенно героическое горение, властный воинственный жар сходили на нет. Вот это классический пример архетипа воина. Диурн -- это королевско-воинская направление, героический тип.
Важно отметить, что, с точки зрения психологического устройства, человек режима диурна укрепляет свое «я» и разделяет внешний мир.
Материнский ноктюрн: рассеивание «я»/склеивание мира
В режиме ноктюрна все происходит строго наоборот. Здесь происходит стремление связать внешний мир, начинает работать мистическая интуиция (поэтому называется мистическим режимом у Жильбера Дюрана). В режиме ноктюрна человек соединяет предметы внешнего мира, но при этом расчленяет собственное эго. Эго рассеивается по предметам, по вещам. Мир становится клейким, вязким, одно обязательно связывается с другим во внешнем мире. Человек становится на сторону объекта. Это развертывается в мифе, в психологии, в бытовом поведении, во снах, в языке. Внешний мир становится добрым, женским, обволакивающим, проблемы решаются заклинаниями, уговорами, часто способами «магическими», «волшебными», то есть сами собой. В основе - интуиция единства мира.
Если в режиме диурна мир раскалывается, а субъект консолидируется, то в режиме ноктюрна, наоборот, раскалывается, рассеивается субъект и склеивается мир. Он менее концентрирован на своем эго, менее рационален, менее эгоистичен. Он более готов как-то пойти навстречу другим, солидаризоваться с внешними импульсами, с компанией. Это очень социальное явление – режим ноктюрна, потому что здесь одно легко перетекает в другое. Мир соединен, человеческое «я» не слишком настаивает на себе, готово выслушать другого, готово встать на сторону другого, готово быть в каком-то смысле альтруистичным.
Эти два режима очень похожи на описание мужского и женского начал. В режиме диурна мы видим проявления мужских типов - воины, эгоисты, люди, сосредоточенные на самих себе, но расчленяющие, ломающие все вокруг. В режиме ноктюрна мы видим женскую, материнскую мягкость, понимание, любовь, интимность, деликатное и сочувственное вхождение в другого, в окружающий мир, в детей. Женщина носит ребенка в себе, поэтому у нее есть опыт того, как другое существо находится внутри нее, едино с ней.
Архетипы и анатомический пол
Дальше мы сталкиваемся с довольно неожиданным и инетересным обстоятельством. Когда социологи и психологи (в частности, однофамилец Жильбера Дюрана – Ив Дюран) стали статистически изучать структуры воображения реальных (анатомических, физиологических) мужчин и женщин, обнаружилось, что прямой связи между режимами бессознательного и полом человека, которого тестировали, не обнаружили. Оказалось, что эти образы живут сами по себе. Они пребывают в бессознательном, предопределяясь не столько полом, сколько некой внутренней логикой связи определенных символов, установок, мифологических траекторий.
Мы могли ожидать, что в тесте измерения архетипических параметров, женщины будут отвечать образами уменьшенными, смягченными, смазанными, расплывчатыми, гладкими (ноктюрн), а мужчины – резкими, изломанными, гигантскими, конфликтными (диурн). Но огромная работа, проводимая в течение 40 лет исследователями имажинэра, показала, что никакой связи между архетипами и полом нет. Образы, архетипы и режимы имеют половой характер, но к реальным полам они относятся произвольно. Это привело социологов глубин к нескольким важным выводам.
Во-первых, между этими режимами могут быть переключения. В некоторых случаях мужчины, равно как и женщины, действуют то в режиме диурна, то в режиме ноктюрна. Режим не связывается раз и навсегда ни с полом, ни с личностью. Он связан только в рамках совокупности символов, архетипов, образов и соответствующих им импульсов бессознательного. Во-вторых, сплошь и рядом женщины именно, которые социально и культурно в условиях фактического патриархата живут в режиме ноктюрна, куда их помещает социум, внутри себя носят гораздо больше героического и даже культивируют это героическое, нежели можно было бы подумать. Эта компенсаторика существенно выравнивает статистику соотношений мифологического пола и пола физиологического. И, наконец, симметричное явление можно заметить при тщательном психоанализе мужчин – многим из них чрезвычайно трудно носить социальную маску воина, и их психика тяготеет к женским архетипам. Изменение общественной морали и смягчение отношений к гомосексуалистам позволяет все большему количеству мужчин признать открыто свою нетрадиицонную ориентацию (то есть свой ноктюрн). В американской социологии публичное признание себя гомосексуалистом называется специальным термином «coming out».
Феминоиды и мускулиноиды
Чтобы корректно и систематически описать эту рассогласованность социология глубин вводит два понятия – «феминоид» и «мускулиноид». Мускулиноид – это не физиологический мужчина, а феминоид – это не физиологическая женщина. Феминоид – это женоподобная совокупность образов и знаков, это ноктюрн в его автономном состоянии, пространство и время невест и матерей, собранное в одном сконцентрированном выражении. Мускулиноид – это аналогичная, но только мужеподобная совокупность.
Мускулиноиды и феминоиды, как типы или как регитсры бессознательного, распределяются по реальным полам в очень сложном соотношении. Мы не говорим, что это происходит вопреки полу. Мы не говорим также, что это происходит произвольно. С одной стороны, есть определенные закономерности распределения типов, которые характеризуют структуры бессознательного, структуры мифологических заданностей в связи с культурой, социальностью, историей, религией, этносом и т.д. А с другой стороны, аттрибуции феминоидов и мускулинодов к физиологическому полу в разных социокультурных средах варьируются. Какая-то взаимосвязь в этой системе наличествует, но на сегодняшний момент исчерпывающих данных, которые могли бы выстроить однозначную статистическую модель этих соответствий, нет. Ясно лишь одно: пол мифологический и пол физиологический не являются автоматически тождественными практически ни в одной современной социокультурной общности.
Паранойики и маньяки диурна
Пока мы разобрали, как действуют режимы диурна и ноктюрна в относительно здоровом, нормальном существе. Но болезненная гипертрофия каждой из этих архетипических групп несет в себе психическое заболевание вполне определенного свойства.
Переразвитый режим диурна в мягкой, но уже патологической стадии влечет за собой неврозы. Так дуалистическое стремление подавляет ночные регионы бессознательного, которые атакуют сознание снизу, провоцируют невротические синдромы -- обсессии, истерии и т.д. По Юнгу, с неврозом еще можно совладать, так как рациональные ментальные системы функционируют в полную силу и способны справиться с импульсами из бессознательного. В тяжелой форме гипертрофия дируна дает паранойю. Склонность героического мифа рассекать объекты внешнего мира, разделять их проецируется на все вокруг – вплоть до внутренних состояний, и параноик опускается со своими сверхконсолидированным эго вглубь психики, где начинает вести себя по законам дня, хотя давно уже вступают в силу законы ночи. Больной начинает разделять и расчленять все окружающее (внутреннее и внешнее), вплоть до маньяков, которые расчленяют тела.
Есть нормативный, нормальный диурн, а есть патологический. Неслучайно воины любят войну, ищут стычки, битвы, драки, дуэли. Архетип воина принадлежит к диурну. В здоровом случае, как правило, воин, военный – это нормальный человек, который просто тяготеет к стихии войны. В патологическом случае мы имеем садиста, маньяка, изверга, тяготеющего к убийствам, насилию, издевательству, пыткам, получающим удовлетворение от терзания чужой плоти, вскрытию, расчленению. Но архетип один и тот же, это архетип разделения, режущего меча.
Ноктюрн и шизофрения
В патологических формах режима ноктюрна, напротив, преобладают различные формы шизофрении, когда у человека распадается «я» и появляются несколько «я», они рассеиваются, дробятся, разбегаются, а мир, напротив, склеивается, связывается. Ясно видно это у эпилептиков. Перед припадком страдающие этой болезнью не могут произнести слов, они не могут разделить слога и звуки. Семейство шизофрений и эпилепсий принадлежит режиму ноктюрна, а семейство параной и в более легкой форме неврозов суть патологии режима диурна.
Три кита социологии глубин
Вот так приблизительно устроено коллективное бессознательное. Оно обладает тремя группами архетипов, фундаментальных имагинативных схем, установок, которые предопределяют траектории множества психических и социальных процессов - образование социальных институтов, структуру психики, поведенческие паттерны и т.д. Все социальное (рациональное, логическое, организованное, упорядоченное – относящееся к миру бодрствования) - государственное устройство и устройство общества – покоится на трех невидимых китах, на трех комплексах архетипов. Когда мы попадаем, например, в схему героического архетипа, то его внутренняя структура начинает нас увлекать за собой, довлеть над нашими выборами, над нашими реакциями, над нашими шагами, над созданием тех или иных социально-политических, экономических моделей. Существует автономная логика мифа диурна, автономная структура героических и постуральных архетипов.
Точно также существует столь же увлекающая, затягивающая в себя структура ноктюрна - нутритивно-дигестивных «мистических» символов и драматических символов.
Доминация одного из этих трех начал или неравное сочетание некоторых из них, или, наконец, пропорции между всеми тремя - предопределяют культуру и социум, их глубинную матрицу. Социокультурная топика, в свою очередь, предопределяет государственно-политическое и экономическое устройство. Таким образом, имея в руках такой инструмент, мы можем более глубоко и точно – многомерно - анализировать процессы, которые протекают в нашем обществе на вполне конкретном уровне. К социологическому анализу добавляется «мифоанализ» (или юнгианский психоанализ, уточненный Дюраном), что позволяет добиться кристальнно точного описания и объемной и непротиворечивой интерпретации многих явлений, представляющихся, на первый взгляд, аномалиями и неразрешимыми парадкосами.
Структура логоса
Мы начали изложение социологии глубин со схемы, где рассматривали социальный логос и миф. Сейчас мы рассмотрим эту же схему на новом уровне. Мы представляли такую схему: Логос/Мифос. Знаменатель – это мифос, но это же и имажинэр. Структура мифоса совпадает со структурой имажинэра. Структуру имажинэра мы разбили по трем группам. Теперь внимательнее рассмотрим, что такое логос?
Логос – это рациональная деятельность, которая конституирует полагает субъекты (сознание) и объекты (вещи), строго разделенные между собой, выстраивает между ними системы различных, описанных у Аристотеля отношений, укладывающихся в 4 основных закона:
· закон тождества (А=А),
· закон противоречия («A не есть не-A)»),
· закон исключенного третьего («A или не-A») и
· закон достаточного основания («A истинно, потому что есть достаточное основание B»).
Все законы логики построены на жестком приницпе разделения, расчленения, разведения пропозиций по жестко структурированной, ясно и четко увиденной схеме. Не напоминает ли вам структура логоса вообще как таковая какой-то из трех режимов бессознательного, которые мы рассматривали?
Можно не гадать, это - дневной режим, диурн. Конечно, диурн.
Итак, оказывается, что из трех групп архетипов (из двух режимов) воображения, один – дневной режим выбивается на поверхность из знаменателя и порождает логос, рациональнсоть, логические структуры. Если мы доведем до конца диайретический характер героического мифа диурна, то в пределе мы получим уже не мифос, а логос. Обратите, однако, внимание на то, что в структурной социологии является очень важным моментом: при всей близости мифологического режима диурна к логосу они не тождественны. Логос представляет собой лишь один из вариантов режима диурна. Режим диурна шире, он включает в себя иррациональное, то есть остается в первую очередь мифом. - Мифом со всеми его фундаментальными особенностями -- мифическими рассказами, символами, знаками, ролевыми заменами, повторениями, «мифемами». Логосом диурн становится только при определенных условиях и то не весь, а лишь его часть.
Логос появляется из режима диурна, из мифа, и выбирается в числитель. Ноктюрн же, как был в знаменателе, так он там и остается. Ноктюрн не поднимается вверх, и напротив, при подъеме мифа диурна остается как осадок, даже более того – заталкивается диурном еще глубже. Но, тем не менее, не весь диурн переходит в режим логоса. Часть его остается в знаменателе и развертывает свои структуры в бессознательном.
Рациональная культура, которая сложилась в Древней Греции и которая позже породила западноевропейскую цивилизацию, безусловно, вытекает целиком и полностью из режима диурна. Но изначально это была структура, воплощенная в мифах, обрядах, культах, в сложных метафизических теориях и отчасти она там и осталась. Логос в числителе и миф диурна в знаменателе – эта дробь представляет собой особый частный случай общей дроби логос/мифос. Ее более детальное рассмотрение очень поможет детальному анализу становления западно-европейской культуры и западно-европейского общества – как в философии, так и в науке, политике, обществе.
Дуалистический диурн в иранской религии
Приведем пример режима диурна, не приводящий к рационализму в европейском духе: это древне-иранская (позже зарастрийская) религия, где все жестко основано на дуализе. Эта религия, маздеизм, утверждает, что есть два бога – Ахура-Мазда (ормазд) и Ангро-манью (Ариман), они бьются не на жизнь, а насмерть. Ахура-мазда создает мир как световой порядок и иерархию, а Ангро-манью пытается его испортить. Это не удается в начале времен, но удается в конце, на последнем витке нисходящего цикла. Потом происходит финальная битва, появляется космический спаситель (Саошьянт) и власть Ахура-мазды восстанавливается.
Заметим, что древняя славянская (дохристианская) религия находилась под сильным влиянием иранской. Древними божествами славян были Чернобог и Белобог (позже Перун и Велес), которые друг с другом сражались, деля власть над двумя секторами Вселеной – дневной и ночной. В индуизме это описано как битва девов (богов) и асуров (демонов).
Сама идея жесткой борьбы двух начал – дня и ночи, относится к режиму диурна. Эта борьба отражает диурнический импульс привносить во все дуализм (меч) и устанавливать первенство, иерархию, власть (скипетр). Продолжение этого стремление ведет к логике и доминации рациональности. Но, конечно, в своем истоке этот импульс еще не является вполне рациональным. До Платона и даже до досократиков (Гераклит, Парменид), прежде чем философы начинают оперировать в категориях рационального, этому предшествуют тысячелетия мифологической подготовке – подготовление почвы развертыванием эксклюзивно диурнических мифов. Логос (и логика) появляется из мифа о диурне, в качестве одной из его возможных моделей. Сам же диурн шире, чем логос и чем рациональность.
Диурн и индоевропейцы
Исследования того, как происходило рождение рассудка из мифа, позволило ученым, социологам воображения понять и осознать глубинный процесс, развертывающийся в архаической культуре и постепенно приведший к возникновению современной цивилизации.
Во-первых, бросается в глаза то обстотяельство, что индоевропейские народы, по сравнению с другими, были приоритетно носителями мифа диурнического толка. В индоевропейской мифологии диурн и боги дневного света, чистого неба – однозначно доминировали. К индоевропейским («арийским») этносам относятся – древние германцы, кельты, славяне, греки, древние индусы, древние персы (сегодня их прямые потомки иранцы, осетины, таджики, пуштуны), скифы и сарматы, (сегодня осетины) и т.д. В Средиземноморье, считающемся колыбелью современной западной культуры, лидирующую роль играли греки и позже римляне. Среди греков наиболее чистыми индоевропйецами были ахейы. Причем до ахейцев и до собственно римлян на этой территории проживали другие народы – пеласги, микенцы, сабиняне и т.д.
Поток индоевропейских ариев с 6 тысячелетия до нашей эры начинает распространяться по всей территории Евразии (одной из древнейших стоянок ариев, кстати, было городище Аркаим, у нас в России на территории Челябинской области). Видимо именно от этой точки начался древнейший раскол среди индоевропйеских племен на протоиндусов и протоперсов.. Славяне как индоевропейский народ, в области мифов, легенд, преданий, языка имеет множество связей с этим арийским пластом, что сохранилось в эпосе, в фольклоре, в плстах бессознательного.
Индоевропейский протоэтнос (индоевропейская раса) породили разнообразные культуры, доминировавшие от западных до восточных границ Евразии. На Востоке крайняя точка - это Индия, это индоевропейская культура, где арии смешались с местным населением, но транслировала им арийские мифы и социокульутрные парадигмы.
Индоевропейские социальные институты и мифы приоритетно изучались крупнейшим европйеским антропологом и социологом Жоржем Дюмезилем. Это очень важный, ключевой для нашего курса автор. Наравне с таакими авторами как философы Рене Генон, Юлиус Эвола или социолог Луи Дюмон.
Индоевропейские народы являются приритеными носителями мифа диурна. Все плюсы и минусы, которые мы видим в режиме диурна – рациональность и паранойя, морализм и подавление, героизм и воинственность, упорядоченность и насилие – суть результаты развертывания мифологических архетипов, котрые свойственны именно индоевропейцам.
При этом интересно, что куда бы ни приходили индоевропейцы, чаще всего они сталкивались с локальными культурами ноктюрна и на них накладывались. Из синтеза культур диурна (индоевропейцы) и культур ноктюрна (местные культуры Евразийских этносов) складывались все известные нам общества, которые постепенно заложили основу современным институтам.
Дюмезиль разбирает культы Древнего Рима и показывает, что там существовало два типа божеств, изначлаьно относившихся к разным этническим группам. Верховные боги – Юпитер и Марс, боги власти/порядка (скипетр) и войны (меч) были богами собственно римлян, считавших себя потомками троянцев (Язона). Эти боги были богами высших каст жрецов светлого неба (фламены) и военной аристократии. В общеримский пантеон были добавлена и третья категория богов, изначально связанная с местным населением Лации – сабинянами. Это были боги изобилия, богаства, усепха, земли, сельскохозяйственного производства. Это были боги ноктюрна, представленные богом Квирином и символом рога изобилия (или чаши), а также богиней Фортуной.
Можно сопоставить эти две группы с двумя полами – мужским и женским. И действительно, в классической истории о похищении собинянок римлянами, вошедшей во все европейские хрестоматии изучения латыни с древних времен и остающейся там по наши дни, мы видим мужчин-римлян отбирающих себе хитростью и силой жен-сабинянок. Но эта легенда описывает скорее баланс феминоидных и мускулиноидных начал в каждой из соответствующих культур, а не собственно анатомические полы. По одной из реконструкций древних индоевропейских обществ (Й.Бахофен, Г.Вирт) жречество в них было делом исключительно женщин, жриц, пережитки чего мы видим в институте весталок. Но тип весталок и индоевропейских жриц (как в случае другой касты воинов – валькирий, амазонок или иранских «фраваши») был именно мускулиноидным. Это были женщины-мускулиноиды. И наоборот, сплошь и рядом культы Великой Матери осуществлялись жрецами-мужчинами, иногда кастратами, то есть феминоидами. Показательна в этом симысле история о подкупе предводителем сабинян Титом Татием весталки Тарпии (с помощью чего ему удалось захватить Капитолийский холм). Мужчина-феминоид (собиняниский царь Тит Татий) соблазняет женщину-мускулиноида (римскую весталку Тарпию) по логике феминоидных ценностей (богатство, деньги, материальные балага), заставляя ее отречься от мускулиноидных ценностей (честь, мораль, верность, аскеза, свет).
Режим диурна не связан, таким образом, напрямую с патриархатом и матриархатом, но связан с доминацией мускулиноидного начала. В патриархальной культуре индоевропейцев имели свое социально-религиозное место мускулиноидные женщины, и подчас, они занимали привилигированное положение в социальной иерархии.
И наоборот, бывали феминоидные культуры, такие как доарийские культуры Средиземноморья, пеласгийские культуры, карфагенская семитская культура, где был патриархат, но патриархат феминоидный, основанный, а на торговле, обмене, извлечении выгоды, то есть, на занятиях теми вещами, которые, собственно говоря, не принадлежали к занятиям, почитавшимся достойными в культуре диурна.
Из этой изначлаьнй индоевропейской модели постепенно складывается представление о европейской аристократии, которая состоит из двух высших сословий. Высшим сословием классического европейского общества вплоть до XIX -- начала XX века в России были представители светской аристократии, дворяне, потомки бояр или получившие дворянство за подвиги и славные деяния, и жреческое сословие - священники. Они представляли собой последних институциональных носителей мифа о диурне. А третье сословие, буржуа, капиталисты, а также ремесленники и примыкавшие к ним труженики и крестьяне, в индоевропейских культурах относилось к представителям ноктюрна. Мифы простонародья всегда существенно отличались от героических мифов высших сословий.
Героический эпос в русских былинах, это классическая форма издания мифа о диурне. Но если мы копнем глубже в бессознательное русского народа, то там мы встречаемся с совершенно другим регистром мифологии, с другим регистром сюжетов. Они принадлежат уже к иной области коллективного бессознательного и находятся под знаком ноктюрна, под знаком Великой Матери («мать сыра-земля»). Русские народные сказки фундаментально отличаются от русских былин и героических легенд, поскольку принадлежат к разным режимам, там действуют разные персонажи, у них разная мифологическая логика. Соответственно, это различие в устройстве бессознательного между социальными слоями и влияние разных регистров бессознательного на социально-политические институты, сказываются в полной мере не только в истории, но и в современном российском обществе.
История и география русского имажинэра
Теперь перейдем собственно к русской истории и к русской географии воображения, воображаемой географии.
Не оставляет сомнений, к какому типу принадлежит русская культура в целом с ее классическими главными темами, главными субъектами и главными моделями толкования мира. Совершенно очевидно, что русская система воображения, русский имажинэр, принадлежит к приоритетному режиму ноктюрна. Эта особенность, впрочем, не является исключительным свойством русского имжинэра среди большинства индоевропйеских народов, в целом тяготеющих к диурну. Кроме славян есть и иные арийские народы, – кельты, тохары, поздние формвы индийскоой культуры (после смешения с аборигенами Индостана – по большей части с черными дравидами), также тяготеющие к пробледанию ноктюрна. В германской и скандинавской мифологии народы ноктюрна (хлеборобы, миротворцы и колдуны) оисываются как ваны, противостоящие диурническим (воинственным, агрессивным) асам.
Германская мифология подчеркнуто диурническая, героическая, и хотя у кельтов или у славян тоже есть богатыри и герои, тем не менее, значительно больше сюжетов здесь связано с сюжетами ноктюрна – перепитии диалектики животного мира (волк, лиса, заяц, медведь), спуск в подземное царство, встреча с бабой-ягой, попадание в дремучий лес и т.д. Влиятельные женские персонажи в славянском фольклере доминируют. Это является одним из ярких признаков феминоидности культуры. Доминанта русской культуры - феминоидная так же, как и у кельтской.
При этом здесь добавляется важный момент смешения древних славянх с фино-угорскими племенами, которые жили на территории РОссии задолго до прихода славян. Сами древние славяне, возможно, в рамках всей индоевропейской культуры, все-таки были несколько ближе к феминоидам, чем к мускулуноидам (славяне – ваны, эстонцы так и называют русских до сих пор -- «вэнэ»). А те, кто жили на территориях Средне-русской возвышенности до прихода славян, то есть преимущесвтено финно-угорские племена, представляли собой чисто феминоидный тип.
Хтонические и теллурические культуры по Лео Фробениусу
Этнолог и социолог Лео Фробениус разделял все культуры на теллурические и хтонические. Это очень близкая типология к ноктюрну и диурну. Теллурическая культура – это культура горок, холмов, кургаанов, пирамид, а хтоническая - культура ям, нор, окопов, землянок. Теллурические народы организуют пространство через систему выпуклостей. Хтонические культуры копают норы, залезают туда, скрываются, прячутся, там живут и чувствуют себя прекрасно. Это – порядок вогнутустей, структура ям. Одни тянутся вверх, другие докапываются до глубин. Не верно считать, что одни «плохие», а другие – «хорошие», одни – «высшие», а другие – «низшие», это совершенно не правильно. Просто одни считают, что смысл в высоте, а другие - что смысл в глубине. Между ними резкое различие культурных архетипически<