Б. Преимущественно аффективная и социальная депривация

В приведенных опытах сенсорная и когнитивная депривации пред­ставляли, обычно, самый важный фактор. В других опытах животное ограничивается, скорее, лишь эмоционально. Речь здесь идет в первую очередь об ограничении контакта детеныша с матерью или о „модификации эмоциональных характеристик подобного контакта (поглаживание, при­касание, сосание, покачивание, ношение и т. п.). Подобные опыты ставились многими исследователями на котятах, на молодых козах и овцах, на дельфинах и т. п.

Рис. 45, 46, 47. Поведение ягнят в ситуации, возбуждающей тревожность, в присутствии матери и без нее. Один ягненок из двойни находится в экспериментальном помещении с матерью, другой из двойни находится один в другом помещении. Аппаратура в обоих помещениях одинаковая, и оба ягненка подвергаются в регулярных интервалах небольшому электрическому разряду в голень. Движения ягнят без матери очень ограничены, заторможены, «оцепеневший ягненок» держится в углу (запись А на соседнем рисунке), движения ягненка в присутствии матери являются значительно более свободными (запись Б). (Автор Н. Liddell — 1958 по любезному разрешению супруги скончавшегося автора)

Наибольшей известное чью пользуются, однако, изобретательные и ши­рокие эксперименты Г. Ф. Харлоу и его сотрудников из университета в Висконсине. Длинный ряд этих опытов с пятидесятых лет и до на­стоящего времени, производившихся во всех случаях на обезьянах Macacus rhesus, принес много стимулов для более глубокого понимания вероятных механизмов депривации у детей.

В своих первых опытах Харлоу содержал новорожденных обезьян в индивидуальных клетках с доступом к двум неживым моделям матери, из которых у одной было «тело» из проволочной сетки, тогда как у другой сетка была затянута мохнатой материей. Оказалось, что обезьянки значи­тельно больше держались за матерчатую «мать», терлись об нее, ласкались к пей больше, чем к проволочной «матери», причем даже тогда, когда их кормили через соску, помещенную на проволочной матери. Это доказывает релятивную незначимость голода и исключительную важность телесного контакта для образования связи детеныша с матерью. Харлоу доказал, что на данную связь воздействуют также другие факторы, а именно дви­жение (детеныши отдавали предпочтение качающейся матерчатой матери и качающейся постельке перед неподвижной), возможность держаться и, может быть, некоторые зрительные, звуковые и другие раздражители, Однако данные опыты доказывают, что детеныш не только притягивается к матери аффективно положительными раздражителями, которые она ему предоставляет, но что он также инстинктивно к ней обращается в ситуациях внезапного испуга. Когда перед детенышами ставили незнакомый предмет (двигающийся и бьющий в барабан медвежонок), то они в ужасе убегали и прятались где-нибудь в уголке. Однако, если вблизи находилась за­мещающая матерчатая мать, то они быстро убегали и прижимались к ней. Там они постепенно успокаивались, начинали оборачиваться к неизвест­ному, наводящему ужас предмету, затем даже приближались к нему и начинали с ним манипулировать и изучать его. Конфликт двух противо­речивых тенденций — бегства перед неизвестным и настоятельного жела­ния познать неизвестное — решался в пользу познания. Детеныши без матери замирали в уголке, тогда как детеныши с «матерью» оказывались способными отправляться в авантюрную экспедицию за познанием мира. Так как обезьянки уже подросли, а матерчатая мать была в общем не­тяжелой, то они часто в таких случаях брали ее с собой. Подобным же образом они себя вели, когда укладывали «мать» в прозрачную коробку из пластмассы.

То, что Харлоу установили наличие соотношения «жизненной уверен­ности» и мотивации в смысле стремления к познанию и учению, заставляет вспомнить об опыте с детьми, воспитывавшимися с раннего детства в дет­ских учреждениях, где вопреки среднему уровню интеллекта они в до­школьном возрасте не умеют хорошо играть, а в школьном возрасте у них отмечаются явные недостатки в школьной работе. Подобным образом ре-

акции ужаса и тревоги детенышей, лишенных материнского «портауверенности», напоминают тревожные проявления детей ил учреждения для грудных детей перед незнакомой для них крупной игрушкой в экспери­ментах М. Дамборской.

Исследования Харлоу продолжались в изучении действия социальной изоляции на последующее развитие поведения. Если детеныши воспиты­вались с матерчатыми матерями в течение 180 дней, а затем разлучались с ними на 90 дней, то при текущей тес та ни и, а также после окончания опыта ими проявлялось такое же горячее расположение, как это имело место первоначально. Следовательно, сепарация в определенном возрасте не разбила созданной эмоциональной связи. В другом опыте сравнивались три группы детенышей. Группа А воспитывалась совершенно без матерей в течение 180 дней, и только потом она получила возможность контакта

с другими детенышами на общей «спортивной площадке», доступ к которой имелся ВА двух противолежащих клеток. В группа я Б и В детеныши росли с матерчатыми матерями также в течение 180 дней, причем в первой из них возможность контакта с другими детенышами была предоставлена только потом, тогда как во второй данный контакт протекал свободно, с самого начала. Больше всего бросалось в глаза поведение группы Б. Между детенышами не было ни игр, ни коммуникации. Дело в том, что при нормальных обстоятельствах приблизительно через 90 дней собствен­ная мать перестает быть в своем эмоциональном отношении к ребенку «протективной» и становится «амбивалентной». Она их больше наказывает и отталкивает. Матерчатая мать этого делать, конечно, не может, а слишком длительное и интимное отношение к ней детеныша препятствует его со­циализации при общении со сверстниками. Оказалось, что нарушаются все виды игр, а также что игра детеныша с матерью и около нее является более бедной по сравнению с двумя другими группами. Наиболее высокий уровень контакта и совместных игр отмечался у группы В, тогда как

Рис. 50. Детеныш обезьяны резус непосредственно после того, как он был освобожден из изоляции, где жил со своего рождения до 12-месячного возраста — свернувшись в уголке клетки, прижавшись к полу, с закрытыми глазами, «держится сам за себя» всеми четырьмя конечностями. (Н. F. Harlow, American Scientist, 54/3, стр. 264, 1966-ио любезному разрешению автора и издателя).

Рис. 51. Картина группового поведения детенышей обезьяны резус, содержавшихся без матери в лабораториях профессора Харлоу (Н. F. Harlow, American Scientist 54/3, стр. 254, 1966—по любезному разрешению автора и издателя).

у группы А при хорошем уровне взаимного контакта между детенышами игра все же оставалась обедненной.

С течением времени детеныши, воспитывавшиеся когда-то без матерей в лабораториях Харлоу, достигли периода половой зрелости. Оказалось, что у особей, содержавшихся в изолированных клетках или с матерчатыми матерями без возможности контакта с другими детенышами, происходят

■

Рис. 52. Депривированные детеныши обезьян в лабораториях Харлоу

тяжелые расстройства сексуального поведения, хотя они и кажутся нор­мально развитыми. Молодые самцы характеризуются в качестве «гетеро­сексуально безнадежных». Молодые самки также держат себя отрица­тельно, причем оплодотворение осуществляется у них лишь с трудом. К своим собственным детенышам они относятся затем чрезвычайно «не по матерински». Либо детеныши их вообще не интересуют, либо они их просто грубо бьют ц отталкивают, причем тем больше, чем отчаянее детеныши стремятся добиться с ними контакта. Харлоу здесь добавляет, что на­блюдение за этими жестокими сценами превышало часто эмоционально приемлемые границы даже у опытных экспериментаторов. В отличие от этого, детеныши, у которых своевременно имелась возможность общаться со своими сверстниками, вели себя во взрослый период в этом отношении нормально, причем безразлично, протекало ли их воспитание с замещаю­щими матерями или без них.

В своих последующих работах Харлоу (196В) изучает «терапевти­ческое» воздействие контакта с другими детенышами на развитие, на­рушенное социальной изоляцией. Полная изоляция,когда детеныш со­держится в клетке совершенно один, по своим результатам не слишком отличается от частичной изоляции, когда детеныш в клетке тоже один, но у него имеется возможность видеть и слышать свою мать и остальных животных, находящихся по соседству. Если детенышам после 3 месяцев

в

полной социальной изоляции предоставить возможность контакта с жи­вотными того же возраста, то они впадают в особый эмоциональный шок, а их поведение сравнимо, скорее всего, с проявлениями детского аутизма. Постепенно они все же вступают в контакт, причем позднее достигают нормального социального и сексуального развития. Функции их интел­лекта, по-видимому, не затронуты. Если для контакта со сверстниками детенышу предоставляется возможность только после социальной изоляц-иии, продолжавшейся 6 месяцев, то недостатки в социальном поведении сохраняются в течение целых месяцев. В случае полной изоляции, про­должавшейся свыше 6 месяцев, пораженные детеныши не способны взаимо­действовать с другими .животными. В то время как особи, подвергшиеся частичной изоляции с продолжительностью до 6 месяцев, в период своей юности отличались от сверстников и взрослых своим особым агрессивным (и аутоагрессивным) поведением, которое у этого вида обезьян обычно во­обще не наблюдается, то молодые обезьяны, прошедшие полную и длитель­ную изоляцию, остаются при подобных ситуациях заторможенными, без агрессии, с тревожными запретами.

Г. Ф. Харлоу и М. К. Харлоу (19Н(>) заключают свои исследования констатацией, что наиболее надежный путь к нормальному развитию пред­ставляет у изучаемых видов обезьян нормальное воспитание матерью и нормальное обшение с другими детенышами.

В последнее время появляются работы, посвященные исследованию приматов, которые проживают в природе. Я. фан Лавик-Гоодалл (1971)

Рис. 54. Детеныш шимпанзе в возрасте трех с половиной лет в типичной позиции печали и одиночества через полгода после смерти своей матери.

сообщает при этом об «естественном эксперименте», который она имела возможность наблюдать при длительном изучении группы обезьян шим­панзе в одной резервации в Танзании. В четырех случаях мать погибла. Детеныши были уже настолько зрелыми, что не находились в зависимости от матери ни в пропитании, ни в отношении непосредственной защиты. Кроме того, эти детеныши были «усыновлены» своими старшими, уже почти взрослыми братьями и сестрами. Несмотря на это, у них вскоре появились особенности в поведении, напоминающие поведение данных животных в лабораториях при опытах с социальной депривацией. Они переставали играть, становились апатичными, погружались в автоматизмы и, наконец, умирали. Автор добавляет к этому, что данные трагические последствия осиротения у молодых шимпанзе можно почти полностью отнести за счет психических лишений детенышей при потере матери.

Бесспорно, что аффективная депривация детей и молодых животных во многом имеет существенные различия и что результаты вышеприведен­ных и многих других экспериментов нельзя просто переносить в клини­ческую работу с детьми. Однако некоторые случаи тождества все же заметны, и они представляют собой обратный стимул для направленного изучения некоторых соотношений у детей. Влияние ранних депривацион­ных переживаний на последующее поведение (в противоречии с деприва­цией в более позднем возрасте) представляется по многим экспериментам в высшей степени вероятным. Ухудшение физического состояния, понижен­ная сопротивляемость к интоксикации и к инфекции, более высокая заболеваемость столь же заметны, как некоторые выраженные изменения в поведении, а также воздействие на них атарактиков. Если указанные сходства должны быть использованы также для лучшего понимания симтоматологии депривированных детей, то необходимы будут, конечно, еще дальнейшие исследования.

2. ОПЫТЫ НА ЛЮДЯХ

Недопустимо, понятно, подвергать ребенка в течение развития такой суровой экспериментальной депривации, как детеныша животных. Однако можно ставить опыты с далеко идущей сенсорной и социальной деприва-цией (конечно, сравнительно кратковременной) на взрослых добровольцах. Опыты данного типа за последние годы весьма умножились, причем от них ожидается ответ на целый ряд вопросов теории и клиники.

Непосредственные импульсом для них были некоторые данные, от­меченные в действительных жизненных условиях. Так, например, выясни­лось, что летчики, находящиеся в одночестве при дальних монотонных по­летах, воспринимают одиночество и однообразность среды как угнетающие. Недостаток вариабельных стимулов и уединение приводили в некоторых случаях даже к деперсонализации и дереализации, а иногда и к гал­люцинациям. Согласно Кларку и Грейбилу (1956), до 35% пилотов реак­тивных самолетов знакомы с этим особым чувством изоляции. Совершенно сходный опыт описывается также при ночной езде на длинных однообраз­ных автострадах, у наблюдателей радарных установок в подводных лодках, далее при одиночном заключении, а также у рабочих при весьма стерео­типной работе на конвейере. Очень интересными являются примеры по­лярных исследователей и людей, потерпевших кораблекрушение, которые месяцами жили в одиночестве в однообразной среде снежных или морских просторов. Известно описание адмирала Бирда, который прожил 6 месяцев в одиночестве в Антарктиде, и у которого после трех месяцев возникла тяжелая депрессия, или описание Алена Бомбара, проведшего 65*дней в море на искусственны* обломках, а также Кристины Риттер, сенситивно переживавшей деперсанализационные и псевдогаллюцинаторные состоя­ния полярной ночью (в данной связи следует припомнить также увлека­тельные описания «Эскимо» Велцла). Все они приводят примеры тягостных ощущений, которыми их переполняла вечная неизменность среды, от ко­торой они спасались лишь с трудом, причем нередко они уходили в на­вязчивое придерживание стереотипных видов деятельности и строго со­блюдали ежедневную рутину. К .Маллин (1960), проводивший наблюдения за жизнью 85 членов команды, изолированной в Антарктиде в течение многих месяцев, усматривает главную нагрузку в однообразии среды и в недостатке эмоционального удовлетворения посредством обычных спо-

• ••• • «••«•*••■••«••-••*•••••••••«»••*•*•«>- •.-»*" ••••••• •••■•••••••-••■••••••••••■••••«'■••■•в

Рис. 55. Схема лаборатории для экспериментов с максимальным ограничением внешних раздражителей. Испытуемый, снабженный особым шлемом с впуском воздуха, свободно «парит» в подогретой жидкости. (J. Т. Shurley, Amer. J. Psychiat., 117,-1960—по лю­безному разрешению автора)

Рис. 56. Социограмма I. Положительный социально-эмоциональный выбор девочек из нормальной девятилетней школы. — Девочки в данном возрасте (8 класс) отличаются сравнительно четким отдельным выбором, чаще всего внутри классной группы, у них изосексуальный выбор (снова к девочкам), нередко дело касается взаимного выбора. Выбор помимо группы бывает редко, и он направлен исключительно на членов семьи. (Отдельные дети в группе обозначены кружками с инициалами, члены семей кружками с крестиками, остальные лица, стоящие вне группы, черными кружками.)

Рис. 57. Социограмма II. Положительный социально-эмоциональный выбор девочек из 8 класса школы при детском доме с повышенной воспитательной заботой. — Связь между двумя детьми тут отмечена лишь один раз, целый ряд детей стоит здесь совер­шенно уединенно. Значительно большее число выборов направлено вне группы, прежде всего на родителей, братьев и сестер, но и на родственников, остальных взрослых, на подружек из родного дома или вне его. Число выборов столь велико, что оно яснс документирует социальное голодание этих детей, показывая, одновременно, отсутствие направленности в их социальном выборе.

н)<—(в)

Рис. 58. Социограмма III. Положительный выбор по заданиям девочек из 8 класса основной де­вятилетней школы. — Структура выбора чет-к j очерчена. Выбор сосредотачивается око­ло нескольких (пяти) детей, признаваемых все­ми самыми способными. Исключений здесь мало. Если сравнить социо-грамму I с социограм-мой III, то можно уви­деть, что уже возникла дифференциация ролей -некоторые девочки вы­полняют роль хороших сотрудниц, другие, на­против, роли социально--эмоциональные, т. е. ро­ли любимых подружек.

собов. К числу основных признаков, поражающих при данной ситуации мужчин, относится снижение интеллектуальной энергии, нарушения па­мяти, бдительности и концентрации. Несмотря на это, большинство этих лиц при отдаленной оценке прожитого опыта ставили его весьма высоко и считали для себя вкладом, так как каждый должен «был справиться с самим собой» и реорганизовать свои интересы, склонности и позиции в смысле большей дисциплинированности, приспособляемости, терпимости и терпеливости.

Рис. 59. Социограмма IV. Положительный выбор по заданиям девочек из 8 клас­са школы при детском доме. — Структура выбора носит диффузный характер и не является четкой. Кроме од­ной девочки (К), на которую выпало 5 выборов, осталь­ные выборы распределены на всех остальных членов группы и даже помимо нее. Роли членов группы не яв­ляются, следовательно, диф­ференцированными, выбор детей носит случайный ха­рактер, будучи обусловлен, скорее, собственной неудо­влетворенной потребностью.

Рис. 61. Социограмма VI. Отрицательный выбор детей из 8 класса школы при детском доме. — Девочки из детского дома явно не соблюдают нормы, отвергающей непосред­ственную отрицательную оценку. Отрицательных выборов здесь много, и они опять преобладающим образом носят диффузный и случайный характер. Явной взаимной антипатии дело касается лишь в одном случае. Много выборов здесь снова направлено вне группы.

Рис. 60. Социограмма V. Отрицатель­ный выбор детей из 8 класса. — Структура отрицательного выбора весьма бедна — лишь выбор двух девочек направлен внутрь группы, другие три девочки делают выбор (помимо девичьей группы) мальчиков, которых группа определяет как не­дисциплинированных. Остальные 13 девочек отрицательной оценки вооб­ще не делают или ограничиваются неадресованным сообщением (не надо, чтобы с нами ездили недисциплинированные). Непосредственное отрицательное обо­значение какого-либо члена группы считается в этом возрасте уже морально неприемлемым.