Вероятнее всего, процесс секуляризации, начатый в эпо- ху модерна, в конечном счете ведет к исключению таких суб-
А. С. Панарин
станций, в которых можно угадать превращенную форму старых религиозных кумиров. Народ, Прогресс, Свобода, Равенство, Справедливость — все эти кумиры Просвещения имеют тот недостаток, что противоречат императиву несо- творения кумиров, который наука принимает действительно всерьез. Но тогда в чем же смысл научной деятельности и ка- ковы условия ее легитимации? Лиотар утверждает, что леги- тимацией, наиболее адекватной трезвости научного знания, является рыночная. «Старый принцип, по которому получе- ние знания неотделимо от формирования разума и даже самой личности, устаревает и будет выходить из употребле- ния. Такое отношение поставщиков и пользователей знания к самому знанию стремится и будет стремиться перенять форму отношения, которое производители и потребители товаров имеют с этими последними, то есть стоимостную форму (гагте уа1еиг). Знание производится и будет произво- диться для того, чтобы быть проданным... вместо того чтобы распространяться в силу своей «образовательной» ценности или политической значимости (управленческой, дипломати- ческой, военной). Можно представить себе, что знания будут введены в оборот по тем же сетям, что и денежное обраще- ние, и что соответствующее этому расслоение прекратит быть делением на знание/незнание, а станет, как и в случае денежного обращения, «знаниями к оплате/знаниями к ин- вестиции...»40
Постараемся эксплицировать из этого те выводы, кото- рые постмодернистский авангард пока что не рискует обна- жить. Если наука целиком превращается в производство зна- ния-товара, то какие последствия это влечет для нее самой и для всего общества? Для науки они очевидны (и опыт наших рыночных реформ это подтверждает). Рыночный статус зна- ния неминуемо влечет за собой вымывание тех его разновид- ностей, которые не приняли товарную форму и не могут слу- жить немедленной прикладной (технологической) пользе. Это касается фундаментальной науки, гуманитарного корпу- са, примыкающего к общей культуре, и всего теоретического образования. Нынешняя российская «реформа» образования убедительно это подтверждает; она уже обрекла такие отрас-
Искушение глобализмом 223
Ли, как философия, культурология, история, политология (за исключением «имиджмейкерства» и других прикладных ответвлений), на полную маргинализацию. «Рынок» под- стрекает прикладное знание к решительному бунту против фундаментального (подобно тому как богоборческий модерн некогда подстрекал науку к бунту против религии). Но не грозит ли такой бунт самоубийством самой науки, теряющей и питательную почву в лице неутилитарного творческого во- ображения, и необходимый горизонт?
А теперь обратимся к практическим последствиям этого для общества. Если знание тотальным образом превращается в товар, по определению служащий любому покупателю, то не создается ли вероятность того, что знание-товар вместе со всей прикладной наукой скупят дельцы теневой экономики и других теневых практик? В самом деле: теневая экономи- ка — самая рентабельная, здесь на единицу вложений полу- чают в десятки и даже сотни раз большую отдачу, чем в зако- нопослушной легальной экономике. Не грозит ли это циви- лизации неслыханной перспективой: полной перекупкой научного сообщества теневыми дельцами, готовыми дать максимальную цену, ибо именно теневой бизнес имеет мак- симум наличности? Еще недавно наиболее шокирующая ин- терпретация большевизма состояла в том, что люмпены взя- ли власть и благодаря ей получили возможность диктовать обществу свою волю. Теперь нас ожидает перспектива того, что криминал монополизирует знание, со всеми вытекаю- щими отсюда последствиями для нашей цивилизации. В то- талитарные времена наука по определению находилась в яв- ной или скрытой оппозиции к власти, желающей превратить ее в идеологическую служанку. Такое превращение подрыва- ло сам научный этос и мобилизовало протест, имеющий не только моральные и духовные основания, но и собственно внутринаучные, связанные с критериями научной строгости, доказательности, верифицируемости. Сегодня подобные ар- гументы из профессионального арсенала науки не срабаты- вают против криминальных заказчиков знания. В самом деле: они вовсе не претендуют на то, чтобы вмешиваться в сам процесс производства знания и исказить его идеологи-
А. С. Панарин
Ческим шумом. Напротив, криминалитет радикализует все аргументы позитивиской антиидеологической критики, це- ликом соглашаясь с тем, что знание должны быть точным, технологичным и эффективным. Здесь, таким образом, у ученых меньше оснований для внутреннего протеста, по крайней мере с точки зрения имманентных науке критериев.
Если наука — товар, то ее перекупят самые богатые, ко- торые постараются сделать из нее свою монополию. Внутри страны это означает постепенный переход науки, по крайней мере прикладной, на сторону олигархов, финансовых спеку- лянтов и дельцов теневой экономики. В глобальном масшта- бе — переход на стороны самого богатого в мире заказчи- ка — заокеанского. Если проанализировать то, как меняется научная тематика и направленность исследований под влия- нием системы зарубежных фондов, раздающих научные гран- ты, то сомнений у нас не останется. Например, на Украине значительная доля зарубежных грандов стимулирует тему
«русского империализма», в России — тему тоталитаризма и близкие этому культурологические темы, касающиеся тота- литарных архетипов русской культуры и менталитета. Наши либералы по-прежнему сражаются с призраком коммунис- тического тоталитаризма, просмотрев процесс становления тоталитаризма нового типа — лишенную каких-либо сдер- жек и противовесов власть спекулятивно-криминальной среды, приготовившуюся к тому, чтобы скупить все, ставшее товаром, а значит, и такой инструмент господства, каким яв- ляется научное знание.
Мафия грозит окончательно раздружить прикладную науку (в том числе прикладные отрасли гуманитаристики — социологию, политологию, этнологию и т. п.) с моралью, культурой и просвещением, затребовав только такое знание- товар, которое призвано укреплять ее финансовое, а теперь уже и политическое могущество. Попробуем заново обсудить статус таких больших субъектов, как народ, просвещение, наука. Обсудим их взаимные отношения не с позиций цен- ностного подхода, который сегодня не убеждает наш истеб- лишмент, а по критериям самого рынка, но Рынка с боль- шой буквы — как такого же большого субъекта, способного
Искушение глобализмом 225
инициировать долговременные стратегии современной ци- вилизации. Если мы станем оценивать рынок по монета- ристским меркам — как процедуру открытия источников не- медленной прибыли, нам придется вынести за скобки одно из ключевых понятий рыночной теории — накопление. Надо прямо сказать: процесс накопления невозможен при усло- вии, что Большие Субъекты отсутствуют и их место занято бесчисленным множеством малых субъектов — однодневок, преследующих свои сиюминутные цели. Накопление воз- можно и целесообразно лишь в условиях, когда существует Большой субъект, способный ставить перед собой более или менее масштабные цели и рассчитывающий на длительное историческое существование. Роль такого субъекта в куль- турной системе просвещения играл народ. Только в соотне- сенности с этим долговременно существующим коллектив- ным Субъектом становятся оправданными основные куль- турные стратегии современной цивилизации, связанные с накоплением общетеоретических знаний, развитием массо- вого образования, в том числе высшего, всевозможными авансами, выдаваемыми учащейся молодежи, от которой не требуют немедленной практической отдачи. Само собой ра- зумеется, что это тем более относится к общей культуре и воспитанию, к системе цивилизованных норм поведения, удерживающих от сомнительных практик даже в том случае, если на индивидуальном уровне они способны давать макси- мально возможную пользу.
Стоит только элиминировать народ как долговременного устойчивого исторического субъекта, способного накапли- вать достижения цивилизации не для отдельных индивидуу- мов и даже не для одного только современного поколения, а для многих поколений вперед, как все долговременные со- циокультурные стратегии нашей цивилизации покажутся бессмысленными.
Буржуазная цивилизация совершила свое экологическое преступление против жизни на земле (в том числе, разумеет- ся, и человеческой), ибо оказалась не способной оберегать и накапливать экологические блага. Она стала их расточать во имя максимально быстрой и максимально большой эконо-
Л С ГЬшрин
А. С. Панарин
мической отдачи. Отсюда — формула буржуазного производ- ства, связанная с учетом только тех его издержек, которые индивидуальный предприниматель несет как покупатель средств производства и рабочей силы. Что касается экологи- ческих издержек, то они до сих пор как правило не участвуют в процессе ценообразования и не учитываются предприни- мательским классом. Однако, если взять ряд других издер- жек, связанных с культурными, социальными и интеллекту- альными издержками производства, то они с некоторого вре- мени стали все больше учитываться. Государство навязало предпринимательскому классу систему налогов, способных покрыть эти издержки и достаточных для того, чтобы финан- сировать развитие общей цивилизационной инфраструктуры прогресса, связанной с наукой и образованием, с социаль- ным страхованием, с охраной здоровья и материнства и т. п.
Неоконсерваторы-монетаристы организовали настоящий бунт против Большого Государства с его большими налога- ми. Постмодернистские критики модерна, во всем прочем ' считающие себя непримиримыми оппонентами неоконсе- рватизма, в данном отношении оказали ему неоценимую ус- лугу. Они снабдили его аргументами, которые оказались убе- дительными для всех не только пробуржуазно (как в бывших социалистических странах), но и антибуржуазно (как на За- паде) настроенного интеллектуального истеблишмента.